Карьера русского террориста 5 глава

162__________________________ В. И. ЛЕНИН

«Наделение производителя средствами производства» есть пустая прекраснодушная фраза, затушевывающая тот простой факт, что крестьяне, будучи мелкими производи­телями в земледелии, превращались из производителей с преимущественно натураль­ным хозяйством в товаропроизводителей. Насколько сильно или слабо было при этом развито именно товарное производство в крестьянском хозяйстве разных местностей России той эпохи — это вопрос иной. Но несомненно, что именно в обстановку товар­ного производства, а не какого-либо иного, вступал «освобождаемый» крестьянин. «Свободный труд» взамен крепостного труда означал таким образом не что иное, как свободный труд наемного рабочего или мелкого самостоятельного производителя в ус­ловиях товарного производства, т. е. в буржуазных общественно-экономических отно­шениях. Выкуп еще рельефнее подчеркивает такой характер реформы, ибо выкуп дает толчок денежному хозяйству, т. е. увеличение зависимости крестьянина от рынка.

Народники видели в освобождении крестьян с землей принцип некапиталистиче­ский, «начало» того, что они называли «народным производством». В освобождении крестьян без земли они видели принцип капиталистический. Такой взгляд народники (особенно г. Николай —он) основывали на учении Маркса, ссылаясь на то, что освобо­ждение работника от средств производства есть основное условие капиталистического способа производства. Оригинальное явление: марксизм был, уже начиная с 80-х годов (если не раньше), такой бесспорной, фактически господствующей силой среди передо­вых общественных учений Западной Европы, что в России теории, враждебные мар­ксизму, не могли долгое время выступать открыто против марксизма. Эти теории со-фистицировали, фальсифицировали (зачастую бессознательно) марксизм, эти теории как бы становились сами на почву марксизма и «по Марксу» пытались опровергнуть приложение

Поскольку на деле такая замена осуществлялась, — мы увидим ниже, что эта замена шла гораздо сложнее, чем могло бы казаться с первого взгляда.

ПО ПОВОДУ ЮБИЛЕЯ______________________________ 163

к России теории Маркса! Народническая теория г. Николая —она претендовала на зва­ние «марксистской» (1880—1890 годы), а впоследствии либерально-буржуазная теория гг. Струве, Тугана-Барановского и К⁰ начинала с «почти» полного признания Маркса, развивая свои взгляды, проводя свой либерализм под оболочкой «дальнейшего крити­ческого развития» марксизма. На этой своеобразной черте развития русских общест­венных теорий с конца XIX века (и вплоть до современного оппортунизма — ликвида­торства, цепляющегося за марксистскую терминологию для прикрытия антимарксист­ского содержания) нам придется, вероятно, останавливаться неоднократно.

В данную минуту нас интересует народническая оценка «великой реформы». В кор­не ошибочен тот взгляд, что стремление обезземелить крестьян в 1861 году было капи­талистическим стремлением, а стремление наделить их землей — антикапиталистиче­ским, социалистическим (лучшие из народников в термине «народное производство» видели навязанный цензурными препонами псевдоним социализма). Такой взгляд гре­шит вопиющей антиисторичностью, перенесением «готовой» формулы Маркса («фор­мулы», применимой лишь к высокоразвитому товарному производству) на крепостни­ческую почву. В действительности обезземеление крестьян в 1861 году означало в большинстве случаев создание не свободного рабочего в капиталистическом производ­стве, а кабального (т. е. фактически полукрепостного или даже почти крепостного) арендатора той же «барской», помещичьей земли. В действительности «наделы» 1861 года означали в большинстве случаев создание не свободного самостоятельного земле­дельца, а прикрепление к земле кабального арендатора, фактически вынужденного от­бывать ту же барщину в форме обработки своим инвентарем помещичьей земли за вы­пас, за выгон, за луга, за необходимую пахотную землю и т. п.

Поскольку крестьянин действительно, а не номинально только, освобождался от крепостных отношений (суть их: «отработочная рента», т. е. работа наделенного

164__________________________ В. И. ЛЕНИН

землей крестьянина на помещика), постольку он вступал в обстановку буржуазных об­щественных отношений. Но это действительное освобождение от крепостнических от­ношений шло гораздо сложнее, чем народники думали. Борьба сторонников обезземе­ления и сторонников «наделения» выражала тогда зачастую лишь борьбу двух крепо­стнических лагерей, спор о том, выгоднее ли для помещика иметь арендатора (или «от­работочного» крестьянина) вовсе без земли или «с наделом», т. е. прикрепленного к месту, привязанного клочком земли, с которого нельзя жить и на котором приходится искать «заработков» (= идти в кабалу помещику).

И, с другой стороны, несомненно, что, чем больше земли получили бы крестьяне при освобождении, чем дешевле бы они ее получили, тем быстрее, шире, свободнее шло бы развитие капитализма в России, тем скорее исчезли бы остатки крепостнических и ка­бальных отношений, тем значительнее был бы внутренний рынок, тем обеспеченнее развитие городов, промышленности и торговли.

Ошибка народников состояла в том, что они брали вопрос утопично, абстрактно, вне отношения к конкретной исторической обстановке. Они объявляли «надел» базой са­мостоятельного мелкого земледелия: поскольку это верно, постольку «наделенный зем­лей» крестьянин становился товаропроизводителем, попадал в условия буржуазные. На деле же слишком часто «надел» был так мал, так обременен чрезмерными платежами, так неудачно для крестьянина и «удачно» для помещика отмежеван, что «надельный» крестьянин неминуемо попадал в положение безысходной кабалы, оставался фактиче­ски в крепостнических отношениях, отрабатывал ту же барщину (под видом аренды за отработки и т. п.).

Таким образом, в народничестве таилась двоякая тенденция, которую марксисты и характеризовали тогда же, говоря о либерально-народнических взглядах, либерально-народнической оценке и т. д. Поскольку народники прикрашивали реформу 1861 года, забывая

ПО ПОВОДУ ЮБИЛЕЯ______________________________ 165

о том, что «наделение» реально означало в массе случаев обеспечение помещичьих хо­зяйств дешевыми и прикрепленными к месту рабочими руками, дешевым кабальным трудом, постольку они опускались (часто не сознавая этого) до точки зрения либера­лизма, до точки зрения либерального буржуа или даже либерального помещика; — по­стольку они объективно становились защитниками такого типа капиталистической эво­люции, которая всего более отягощена помещичьими традициями, всего более связана с крепостническим прошлым, всего медленнее, всего тяжелее от него освобождается.

Поскольку же народники, не впадая в идеализацию реформы 1861 года, горячо и ис­кренне отстаивали наименьшие платежи и наибольшие, без всякого ограничения, «на­делы», при наибольшей культурной, правовой и прочей самостоятельности крестьяни­на, постольку они были буржуазными демократами. Их единственным недостатком было то, что их демократизм был далеко не всегда последователен и решителен, при­чем буржуазный характер его оставался ими несознанным. У нас, между прочим будь сказано, даже и по сю пору самые «левые» социал-народники понимают нередко слово «буржуазный» в указанном сочетании, как нечто вроде... «политики», тогда как на са­мом деле термин буржуазная демократия есть единственно точная, с точки зрения мар­ксизма, научная характеристика.

Эта двоякая, либеральная и демократическая, тенденция в народничестве вполне яс­но наметилась уже в эпоху реформы 1861 года. Мы не можем здесь останавливаться подробнее на анализе этих тенденций, в частности на связи утопического социализма со второй из них, и ограничимся простым указанием на различие идейно-политических направлений, скажем, Кавелина, с одной стороны, и Чернышевского, с другой.

Если бросить общий взгляд на изменение всего уклада российского государства в 1861 году, то необходимо признать, что это изменение было шагом по пути превраще­ния феодальной монархии в буржуазную монархию.

166__________________________ В. И. ЛЕНИН

Это верно не только с экономической, но и с политической точки зрения. Достаточно вспомнить характер реформы в области суда, управления, местного самоуправления и т. п. реформ, последовавших за крестьянской реформой 1861 года, — чтобы убедиться в правильности этого положения. Можно спорить о том, велик или мал, быстр или мед­ленен был этот «шаг», но направление, в котором этот шаг последовал, так ясно и так выяснено всеми последующими событиями, что о нем едва ли может быть два мнения. Подчеркнуть же это направление тем более необходимо, чем чаще приходится слышать в наше время непродуманные суждения о том, будто «шаги» по пути превращения в буржуазную монархию делаются Россией чуть ли не в самые последние годы.

Из двух указанных тенденций народничества демократическая, опирающаяся на сознательность и самодеятельность непомещичьих, нечиновничьих и небуржуазных кругов, была крайне слаба в 1861 году. Поэтому дело и не пошло дальше самого ма­ленького «шага» по пути превращения в буржуазную монархию. Но эта слабая тенден­ция существовала уже тогда. Она проявлялась и впоследствии, то сильнее, то слабее, как в сфере общественных идей, так и в сфере общественного движения всей порефор­менной эпохи. Эта тенденция росла с каждым десятилетием этой эпохи, питаемая каж­дым шагом экономической эволюции страны, а следовательно, и совокупностью соци­альных, правовых, культурных условий.

Через 44 года после крестьянской реформы и та и другая тенденция, которые в 1861 году только наметились, нашли себе довольно полное и открытое выражение на самых различных поприщах общественной жизни, в различных перипетиях общественного движения, в деятельности широких масс населения и крупных политических партий. Кадеты и трудовики, — понимая тот и другой термин в самом широком смысле, — прямые потомки и преемники, непосредственные проводники обеих тенденций, обри­совавшихся уже полвека тому назад. Связь между 1861 годом и событиями,

ПО ПОВОДУ ЮБИЛЕЯ______________________________ 167

разыгравшимися 44 года спустя, несомненна и очевидна. И то обстоятельство, что в те­чение полувека обе тенденции выжили, окрепли, развились, выросли, свидетельствует, бесспорно, о силе этих тенденций, о том, что корни их лежат глубоко во всей экономи­ческой структуре России.

Нововременский писатель Меньшиков выразил эту связь крестьянской реформы с событиями недавнего прошлого в следующей своеобразной тираде: «61-ый год не су­мел предупредить девятьсот пятого, — стало быть, что же кричать о величии реформы, столь жалко провалившейся?» («Новое Время» №12512 от 11 января, «Ненужный юбилей»).

Меньшиков нечаянно затронул этими словами крайне интересный научно-исторический вопрос, во-первых, о соотношении реформы и революции вообще, а во-вторых, о связи, зависимости, родстве общественно-исторических направлений, стрем­лений, тенденций 1861 и 1905—1907 годов.

Понятие реформы, несомненно, противоположно понятию революции; забвение этой противоположности, забвение той грани, которая разделяет оба понятия, постоянно приводит к самым серьезным ошибкам во всех исторических рассуждениях. Но эта противоположность не абсолютна, эта грань не мертвая, а живая, подвижная грань, ко­торую надо уметь определить в каждом отдельном конкретном случае. Реформа 1861 года осталась только реформой в силу крайней слабости, бессознательности, распылен­ности тех общественных элементов, интересы которых требовали преобразования.

От этого так сильны были крепостнические черты в этой реформе, от этого так мно­го в ней бюрократически уродливого, от этого так безмерны были те бедствия, которые причинила она крестьянству. Крестьянство наше страдало гораздо больше от недоста­точного развития капитализма, чем от капитализма.

Но эта реформа, оставшаяся реформой в силу слабости известных общественных элементов, создала, несмотря на все препятствия и препоны, условия для

168__________________________ В. И. ЛЕНИН

дальнейшего развития этих элементов, — условия, расширившие ту базу, на которой старое противоречие разыгрывалось, расширившие круг тех групп, слоев, классов насе­ления, которые могли сознательно принять участие в «разыгрывании» этих противоре­чий. Поэтому вышло так, что представители сознательно враждебной либерализму де­мократической тенденции в реформе 1861 года, казавшиеся тогда (и долгое время спус­тя) беспочвенными одиночками, оказались на деле неизмеримо более «почвенными», — оказались тогда, когда созрели противоречия, бывшие в 1861 году в состоянии почти зародышевом. Участники реформы 1861 года, смотревшие на нее с реформистской точки зрения, оказались более «почвенны», чем либеральные реформисты. История на­всегда сохранит память о первых, как о передовых людях эпохи, — о вторых, как о лю­дях половинчатых, бесхарактерных, бессильных перед силами старого и отжившего.

Народники проповедовали всегда в своих теориях, начиная с 1861 года (а их пред­шественники еще раньше, до 1861 года) и затем в течение более полувека, иной, т. е. некапиталистический, путь для России. История вполне опровергла эту их ошибку. История вполне доказала, — и события 1905—1907 годов, выступления разных классов русского общества в то время особенно наглядно подтвердили, — что Россия развива­ется капиталистически и что иного пути ее развития быть не может. Но плох был бы тот марксист, который из этой же истории полувека не научился бы до сих пор тому, в чем состояло реальное значение этих облеченных в ошибочную идеологию полувеко­вых стремлений осуществить «иной» путь для отечества.

Сравнение 1861 года с 1905—1907 годами яснее ясного показывает, что это реальное историческое значение народнической идеологии состояло в противоположении двух путей капиталистического развития: одного пути, приспособляющего новую, капита­листическую Россию

Возможно, здесь допущена опечатка; по смыслу следовало бы: «не смотревшие». Ред.

ПО ПОВОДУ ЮБИЛЕЯ______________________________ 169

к старой, подчиняющего первую второй, замедляющего ход развития, — и другого пу­ти, заменяющего старое новым, устраняющего полностью отжившие помехи новому, ускоряющего ход развития. Программы кадетов и трудовиков, как программы либе­ральная и демократическая — при своей непоследовательности, иногда запутанности и бессознательности обеих программ — рельефно выразили это развитие реальных путей, которые находятся оба в рамках капитализма, которые проводятся в жизнь неуклонно в течение более полувека.

И теперешняя эпоха особенно настоятельно требует от нас отчетливого понимания условий того и иного пути, ясного представления о двух тенденциях 1861 года и об их дальнейшем развитии. Мы переживаем дальнейший сдвиг всего уклада российского государства, еще один шаг по пути превращения в буржуазную монархию. Этот новый шаг, столь же неуверенный, столь же колеблющийся, столь же неудачный, столь же не­состоятельный, как прежде, ставит перед нами старые вопросы. Какой из двух путей капиталистического развития России окончательно определит ее буржуазный уклад, этого история еще не решила: не исчерпали еще себя те объективные силы, от которых зависит решение. Нельзя предусмотреть, каково будет это решение наперед до опыта всех трений, столкновений, конфликтов, которые составляют жизнь общества. Нельзя предусмотреть наперед, какова будет равнодействующая тех двух тенденций, которые дают себя знать с 1861 года. Но можно — и должно — добиться ясного сознания той и другой тенденции, добиться того, чтобы марксисты (и в этом одна из их задач, как «ге­гемонов» в хаосе распада, разброда, маловерия и преклонения перед минутным успе­хом) внесли свою деятельность — в эту равнодействующую — не в виде минуса (вроде ликвидаторства и вообще всякого беспомощного ковылянья за тем или иным упадоч­ным настроением), а в виде плюса, в виде отстаиванья интересов всей эволюции в це­лом, ее коренных и самых существенных интересов.

170__________________________ В. И. ЛЕНИН

Представители демократической тенденции идут к своей цели, постоянно колеблясь и попадая в зависимость от либерализма. Противодействие этим колебаниям, разруше­ние этой зависимости — одна из важнейших исторических задач марксизма в России.

«Мысль» № 3, февраль 1911 г. Печатается по тексту

Подпись:В. Ил ьин журнала «Мысль»

«КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕФОРМА» И ПРОЛЕТАРСКИ-КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Юбилей, которого так опасалась монархия господ Романовых и по поводу которого так прекраснодушно умилялись российские либералы, отпразднован. Царское прави­тельство отпраздновало его тем, что усиленно сбывало «в народ» черносотенные юби­лейные брошюры «Национального клуба», усиленно арестовывало всех «подозритель­ных», запрещало собрания, в которых можно было ожидать речей хоть сколько-нибудь похожих на демократические, штрафовало и душило газеты, преследовало «крамоль­ные» кинематографы.

Либералы отпраздновали юбилей тем, что пролили паки и паки слезу о необходимо­сти «второго 19-го февраля» («Вестник Европы»⁸⁰), выразили свои верноподданниче­ские чувства (царский портрет на первом месте в «Речи»), поговорили о своем граж­данском унынии, о непрочности отечественной «конституции», о «гибельной ломке» «исконных земельных начал» столыпинской аграрной политикой и т. д., и т. п.

Николай II в рескрипте Столыпину заявил, что как раз завершением «великой ре­формы» 19 февраля 1861 года является столыпинская аграрная политика, т. е. отдача крестьянской земли на поток и разграбление кучке мироедов, кулаков, зажиточных му­жиков и отдача деревни под начало крепостникам-помещикам.

И надо признаться, что Николай Кровавый, первый помещик России, ближе к исто­рической истине, чем

172__________________________ В. И. ЛЕНИН

наши прекраснодушные либералы. Первый помещик и главный крепостник понял — вернее: усвоил себе из поучений Совета объединенного дворянства — ту истину клас­совой борьбы, что «реформы», проводимые крепостниками, не могут не быть крепост­ническими по всему своему облику, не могут не сопровождаться режимом всяческого насилия. Наши кадеты, и наши либералы вообще, боятся революционного движения масс, которое одно только способно стереть с лица земли крепостников-помещиков и их всевластие в русском государстве; и эта боязнь мешает им понять ту истину, что, пока крепостники не свергнуты, никакие реформы — и особенно аграрные реформы — невозможны иначе, как в крепостническом виде, крепостнического характера и способа проведения. Бояться революции, мечтать о реформе и хныкать о том, что «реформы» на деле проводятся крепостниками по-крепостнически, есть верх низости и скудоумия. Гораздо больше прав и гораздо лучше обучает русский народ уму-разуму Николай II, наглядно «дающий» на выбор: крепостнические «реформы» или свергающая крепост­ников народная революция.

19-ое февраля 1861 года было крепостнической реформой, которую наши либералы могут подкрашивать и изображать «мирной» реформой только потому, что революци­онное движение в России было тогда слабо до ничтожества, а революционного класса среди угнетенных масс вовсе еще не было. Указ 9 ноября 1906 г. и закон 14 июня 1910 года суть крепостнические реформы такого же буржуазного, — как и реформа 61-го года, — содержания, но либералы не могут представить ее «мирной» реформой, не мо­гут так легко начать подкрашивать ее (хотя они и начинают уже, например, в «Русской Мысли» это делать), ибо можно забыть одиночек революционеров 1861 года, но нельзя забыть революции 1905 года. В 1905 году родился на Руси революционный класс — пролетариат, который сумел поднять и крестьянскую массу на революционное движе­ние. А когда революционный класс родился в какой-либо стране, он не может быть по­давлен никакими преследованиями,

«КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕФОРМА»__________________________ 173

он может погибнуть лишь с гибелью всей страны, он может умереть лишь победивши.

Припомним основные черты крестьянской реформы 61-го года. Пресловутое «осво­бождение» было бессовестнейшим грабежом крестьян, было рядом насилий и сплош­ным надругательством над ними. По случаю «освобождения» от крестьянской земли отрезали в черноземных губерниях свыше Vs части. В некоторых губерниях отрезали, отняли у крестьян до 7з и даже до ²1ь крестьянской земли. По случаю «освобождения» крестьянские земли отмежевывали от помещичьих так, что крестьяне переселялись на «песочек», а помещичьи земли клинком вгонялись в крестьянские, чтобы легче было благородным дворянам кабалить крестьян и сдавать им землю за ростовщические цены. По случаю «освобождения» крестьян заставили «выкупать» их собственные земли, причем содрали вдвое и втрое выше действительной цены на землю. Вся вообще «эпо­ха реформ» 60-х годов оставила крестьянина нищим, забитым, темным, подчиненным помещикам-крепостникам и в суде, и в управлении, и в школе, и в земстве.

«Великая реформа» была крепостнической реформой и не могла быть иной, ибо ее проводили крепостники. Какая же сила заставила их взяться за реформу? Сила эконо­мического развития, втягивавшего Россию на путь капитализма. Помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства. Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России. Крестьянские «бунты», возрастая с каждым десятилетием перед освобождением, заставили первого помещика, Александра II, признать, что луч­ше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу.

«Крестьянская реформа» была проводимой крепостниками буржуазной реформой. Это был шаг по пути превращения России в буржуазную монархию. Содержание кре­стьянской реформы было буржуазное, и это

174__________________________ В. И. ЛЕНИН

содержание выступало наружу тем сильнее, чем меньше урезывались крестьянские земли, чем полнее отделялись они от помещичьих, чем ниже был размер дани крепост­никам (т. е. «выкупа»), чем свободнее от влияния и от давления крепостников устраи­вались крестьяне той или иной местности. Поскольку крестьянин вырывался из-под власти крепостника, постольку он становился под власть денег, попадал в условия то­варного производства, оказывался в зависимости от нарождавшегося капитала. И после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых старых странах Европы целые века.

Пресловутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разукрашенная на­шими либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок. Либералы так же, как и крепостники, стояли на почве признания собственности и власти помещиков, осуждая с негодованием всякие рево­люционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой вла­сти.

Эти революционные мысли не могли не бродить в головах крепостных крестьян. И если века рабства настолько забили и притупили крестьянские массы, что они были не­способны во время реформы ни на что, кроме раздробленных, единичных восстаний, скорее даже «бунтов», не освещенных никаким политическим сознанием, то были и то­гда уже в России революционеры, стоявшие на стороне крестьянства и понимавшие всю узость, все убожество пресловутой «крестьянской реформы», весь ее крепостниче­ский характер. Во главе этих, крайне немногочисленных тогда, революционеров стоял Н. Г. Чернышевский.

19-ое февраля 1861 года знаменует собой начало новой, буржуазной, России, вырас­тавшей из крепостнической эпохи. Либералы 1860-х годов и Чернышевский суть пред­ставители двух исторических тенденций, двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до

«КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕФОРМА»__________________________ 175

нашего времени определяют исход борьбы за новую Россию. Вот почему в день пяти­десятилетия 19-го февраля сознательный пролетариат должен отдать себе возможно более ясный отчет в том, какова была сущность обеих тенденций и каково их взаимо­отношение.

Либералы хотели «освободить» Россию «сверху», не разрушая ни монархии царя, ни землевладения и власти помещиков, побуждая их только к «уступкам» духу времени. Либералы были и остаются идеологами буржуазии, которая не может мириться с кре­постничеством, но которая боится революции, боится движения масс, способного свергнуть монархию и уничтожить власть помещиков. Либералы ограничиваются по­этому «борьбой за реформы», «борьбой за права», т. е. дележом власти между крепост­никами и буржуазией. Никаких иных «реформ», кроме проводимых крепостниками, никаких иных «прав», кроме ограниченных произволом крепостников, не может полу­читься при таком соотношении сил.

Чернышевский был социалистом-утопистом, который мечтал о переходе к социа­лизму через старую, полуфеодальную, крестьянскую общину, который не видел и не мог в 60-х годах прошлого века видеть, что только развитие капитализма и пролетариа­та способно создать материальные условия и общественную силу для осуществления социализма. Но Чернышевский был не только социалистом-утопистом. Он был также революционным демократом, он умел влиять на все политические события его эпохи в революционном духе, проводя — через препоны и рогатки цензуры — идею крестьян­ской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей. «Крестьянскую реформу» 61-го года, которую либералы сначала подкрашивали, а потом даже прослав­ляли, он назвал мерзостью, ибо он ясно видел ее крепостнический характер, ясно ви­дел, что крестьян обдирают гг. либеральные освободители, как липку. Либералов 60-х

о ι

годов Чернышевский назвал «болтунами, хвастунами и дурачьем», ибо он ясно видел их боязнь перед революцией, их бесхарактерность и холопство перед власть имущими.

176__________________________ В. И. ЛЕНИН

Эти две исторические тенденции развивались в течение полувека, прошедшего после 19-го февраля, и расходились все яснее, определеннее и решительнее. Росли силы ли­берально-монархической буржуазии, проповедовавшей удовлетворение «культурной» работой и чуравшейся революционного подполья. Росли силы демократии и социализ­ма — сначала смешанных воедино в утопической идеологии и в интеллигентской борь­бе народовольцев и революционных народников, а с 90-х годов прошлого века начав­ших расходиться по мере перехода от революционной борьбы террористов и одиночек-пропагандистов к борьбе самих революционных классов.

Десятилетие перед революцией, с 1895 по 1904 год, показывает нам уже открытые выступления и неуклонный рост пролетарской массы, рост стачечной борьбы, рост со­циал-демократической рабочей агитации, организации, партии. За социалистическим авангардом пролетариата начинало выступать на массовую борьбу, особенно с 1902 го­да, и революционно-демократическое крестьянство.

В революции 1905 года те две тенденции, которые в 61-м году только наметились в жизни, только-только обрисовались в литературе, развились, выросли, нашли себе вы­ражение в движении масс, в борьбе партий на самых различных поприщах, в печати, на митингах, в союзах, в стачках, в восстании, в Государственных думах.

Либерально-монархическая буржуазия создала партии кадетов и октябристов, снача­ла уживавшиеся в одном земско-либеральном движении (до лета 1905 года), потом оп­ределившиеся, как отдельные партии, которые сильно конкурировали (и конкурируют) друг с другом, выдвигая вперед одна преимущественно либеральное, другая преимуще­ственно монархическое свое «лицо», но которые сходились всегда в самом существен­ном, в порицании революционеров, в надругательствах над декабрьским восстанием, в преклонении перед «конституционным» фиговым листком абсолютизма, как перед знаменем. Обе партии стояли и

«КРЕСТЬЯНСКАЯ РЕФОРМА»__________________________ 177

стоят на «строго конституционной» почве, т. е. ограничиваются теми рамками деятель­ности, которые могла создать черная сотня царя и крепостников, не отдавая своей вла­сти, не выпуская из рук своего самодержавия, не жертвуя ни копейкой из своих «века­ми освященных» рабовладельческих доходов, ни малейшей привилегией из своих «бла­гоприобретенных» прав.

Тенденции демократическая и социалистическая отделились от либеральной и раз­межевались друг от друга. Пролетариат организовался и выступал отдельно от кресть­янства, сплотившись вокруг своей рабочей с.-д. партии. Крестьянство было организо­вано в революции несравненно слабее, его выступления были во много и много раз раздробленнее, слабее, его сознательность стояла на гораздо более низкой ступени, и монархические (а также неразрывно связанные с ними конституционные) иллюзии не­редко парализовали его энергию, ставили его в зависимость от либералов, а иногда от черносотенцев, порождали пустую мечтательность о «божьей земле» вместо натиска на дворян-землевладельцев с целью полного уничтожения этого класса. Но все же, в об­щем и целом, крестьянство, как масса, боролось именно с помещиками, выступало ре­волюционно, и во всех Думах — даже в третьей, с ее изуродованным в пользу крепост­ников представительством — оно создало трудовые группы, представлявшие, несмотря на их частые колебания, настоящую демократию. Кадеты и трудовики 1905—1907 го­дов выразили в массовом движении и политически оформили позицию и тенденции буржуазии, с одной стороны, либерально-монархической, а с другой стороны, револю­ционно-демократической.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: