 |
Анна Снегова. Мой Огненный Пёс Семаргл. Пролог.
|
|
|
|
Анна Снегова
Мой Огненный Пёс Семаргл
(городское славянское фэнтези)
Аннотация:
Если ты начинающий маг и ходячее недоразумение, а тебя ставят в пару опытному волшебнику, которого ты жутко раздражаешь - в этом мало приятного. Даже если твой напарник - загадочный и симпатичный, и в него невозможно не влюбиться. Но если к тому же вам на руки вешают магические браслеты, передающие эмоции одного другому, и теперь он может читать тебя, как открытую книгу... да ещё заставляют жить в одной комнате... ситуация существенно осложняется!
Но теряться некогда - ведь по всей Москве начинают твориться странные и пугающие события. А значит, разбираться с новым напарником и своим бедовым сердцем будем одновременно с расшифровкой древних тайн полузабытой славянской мифологии...
Моему мужу – с любовью…
Пролог.
Тропы. Мы прокладывали их так долго, каждый свою. И в снежной заверти, липнущей к ногам. И — совсем редко — наискосок по цветочному лугу. И в осенних листьях, что втаптывали в грязь так безжалостно.
И вот так случилось, что наши с тобою тропинки неожиданно сплелись в одну...
Москва,
2018 год.
Пятница, 26 октября
- Слышал, у тебя скоро появится Хвост?
- Да. Бесит.
- Почему?
- А что хорошего? Двадцать четыре часа в сутки таскаться с какой-то незнакомой девчонкой! Она к тому же младше меня на год.
- Тём, ты же помнишь, зачем это? Какие будут последствия, если ты откажешься? Не для тебя — для неё.
- То-то и оно, иначе я бы никогда в жизни не согласился.
- А вообще, это же всего на две недели. Как-нибудь перетерпишь.
- Слушай, Стас, а у тебя с Хвостом вроде неплохие отношения. Он тебя, по-моему, даже не раздражает. Как ты так умудрился? А ведь этого Хвоста прицепили к тебе на постоянной основе. Если бы я так попал — точно плюнул бы на всё, развернулся и уехал домой. Какими бы последствиями не пугали.
|
|
|
- Да не ври хоть сам себе — никуда бы ты не уехал. В отличие от меня, бессовестного, тебя твоя совесть крепко держит за горло. Это как голос - или есть, или нету. Если нету, то можешь, конечно, петь, но слушать тебя будет без смеха только шампунь в ванной. А если есть — то хоть затыкай себя наглухо пробкой, где-то внутри какая-то жилка станет дрожать, не давать покоя.... А мне с моим Хвостом повезло, наверное, просто. Олежка парень мировой — тихий, спокойный, незаметный. Сидит себе за книжками день-деньской, и не видно его, и не слышно.
- Да уж. Тебе легко говорить. А ну как мне попадётся какая-нибудь безмозглая болтушка, которая будет сутками по телефону трындеть? Я ж повешусь!
- Хм... Если ждешь от меня сочувствия — не дождёшься. Мне бы твои проблемы! Так, ладно, давай-ка шаг ускорим. Скоро темнеть начнет, тени стали гуще. Мне уже как-то стрёмно на них наступать.
- Пока безопасно. Я их чую за километр. Навьи еще не скоро посмеют выползти.
Двое семнадцатилетних юношей медленно брели по аллее. Один - высокий и темноволосый, хмурый, с внимательным взглядом карих глаз. Другой — пониже ростом, худощавый смазливый блондин. Заходящее солнце роняло последние лучи на осыпающийся, уютно шуршащий сквер. Они мягко золотили листву, но гасли резко, будто залетели ненароком в черную дыру, стоило им упасть на тени меж деревьев. Тени пульсировали и едва заметно отставали от движения ветвей на ветру.
Суббота, 27 октября
Это случилось на исходе первой недели, за которую Кира научилась бояться любых водных поверхностей, включая чашки с чаем. Лужи она тоже теперь обходила стороной, особенно те из них, что выглядели как провал в небо. Мерно покачивающиеся в них облака в любой момент могли смениться картиной куда менее умиротворенной.
|
|
|
Возвращая мысленно оторванные листы календаря, Кира уже с трудом могла поверить, что понедельник начинался как обычно.
Привычная до скрипа зубов, облепленная мокрым листопадом Москва. Обычное утро ученицы десятого класса – щуплой ботанички в очках и с толстой тёмной косой. Застенчивой романтичной девчонки шестнадцати лет от роду.
Она мчалась в туалет, пытаясь удержать жгучий поток слёз. Учитель за её спиной монотонно отчитывал хулигана под дружный смех аудитории. Сегодня у Антона новая идея — набросал ей за шиворот шелухи от семечек.
В туалете, отделанном надколотой белой плиткой, было пусто и холодно. Сильно дуло из распахнутой форточки. Кира открыла воду и оперлась обеими руками о края раковины — стала просто смотреть, как в сливе образуется прозрачный водоворот. Слёзы крупными горячими каплями срывались с ресниц и падали вниз. Там смешивались с водой, что пахла хлоркой и невезением, и утекали куда-то в бесконечность. Можно было надеяться, что горечь слёз смоет горечь с души, но так почему-то не получалось. Странная тоска заставляла плечи поникнуть. Обида? Одиночество? Беспомощность? Злость на себя за то, что никак не хватает смелости дать отпор? Пожалуй, всё сразу.
Больше всего расстраивало Киру то, что она не могла ни с кем поделиться. На самом деле у неё была по-настоящему дружная и счастливая семья. Родители очень любили старшую дочь, но сейчас все их мысли были заняты младшенькой Алиской, которой ещё не исполнилось и годика. И вообще, в семье было пятеро детей. Помимо крошки Алисы и тринадцатилетнего Егора есть еще близнецы-трёхлетки Тима и Тома — маленькие дьяволята. Поэтому надоедать родителям, которые и так крутятся, как могут, целые сутки, Кира не давала себе морального права.
«Вот и страдай теперь в одиночестве, дура! » - в очередной раз мысленно дала себе пинок. - «Соберись, тряпка! »
Кира стала мысленно проговаривать, что она должна была сказать обидчику, как отреагировать на ситуацию. Как всегда, находилась масса блестящих вариантов, но все — постфактум. В нужный момент заготовленных слов в голове почему-то не оказывалось.
|
|
|
И тут наступила мёртвая тишина.
Как будто всё вокруг накрыли стеклянным колпаком.
Ветер терзал осыпающиеся клёны за окном — без единого шороха. Вода текла без малейшего плеска. Даже биение пульса в ушах будто прекратилось.
Наверное, ребёнок в утробе матери слышит больше звуков.
А потом вода вдруг перестала убегать и очень быстро заполнила раковину до самых краёв. Перетекающие через край ручьи заструились вниз, немые.
Кира попыталась отдёрнуть руки, но они приросли к холодной эмали. И этот холод стал проникать в неё саму, пытаясь добраться до сердца. Вытащить из неё, забрать у неё что-то важное, чего сама о себе ещё не знала.
В голове ни одной мысли. Надо что-то сделать, но что? Ближе, ближе... Из глубины водоворота стала подниматься чернота. Скоро коснётся дрожащих мокрых пальцев...
Пронзительно зазвенел звонок с урока, вспоров колдовскую пелену тишины до того, как она успела окончательно поглотить Киру.
Девушка резко, как утопленник, вдохнула и отпрянула. Посмотрела на ладони — на них остались красные отметины там, где прижимала их к краям раковины.
А вода уже вновь с тихим журчанием лилась из крана, мирно утекала в слив. Лужи исчезли. На полу — абсолютно сухо. В форточку ворвался шум дождя и запах мокрой земли.
«Наваждение! Это какое-то наваждение... »
Кира дрожащей рукой закрутила кран и на подгибающихся ногах выскочила в коридор. Скорее на урок, к нормальной жизни!
Она ещё не знала, что нормальная жизнь для неё уже кончилась.
Всю неделю вокруг Киры творилась какая-то чертовщина.
Падали предметы, к которым она собиралась прикоснуться. Из теней по углам доносился едва различимый шёпот, а в завывании ветра слышались отзвуки тихого смеха.
Кофе пропадал из чашки до того, как она к нему прикасалась. Иногда, наоборот, вода появлялась ниоткуда и шариками, как в невесомости, начинала парить вокруг головы.
А если Кира пристально всматривалась в какую-нибудь водную поверхность, то вскоре замечала, как в глубине начинает шевелиться чернильная мерзость. Клубы темноты, что так настойчиво стремились выбраться наружу, наводили ледяной ужас.
|
|
|
Окружающие, кажется, ничего странного не замечали. И Кира продолжала молчать. Может быть, боялась, что её посчитают сумасшедшей. А может - малодушно надеялась, что всё само собой прекратится, если делать вид, что ничего не происходит.
Так продолжалось ровно до сегодняшнего дня, до субботы.
В школе — выходной, и Кира надеялась, что сможет отсидеться дома и получить хоть один спокойный день за эту сумасшедшую неделю. Надежды разбились как хрупкое стекло в руках ребёнка.
Кира услышала тонкий плач маленькой сестрёнки в соседней комнате. Он всё усиливался, в нём пробивались отчаянные нотки.
«Странно, почему мама не подходит? »
Внезапная тревога толкнула в спину, и Кира бросилась к сестре.
Малышка, разметав пухлые ручки и ножки, дрыгала ими в воздухе и захлёбывалась от плача.
«Почему никто не слышит? Оглохли все, что ли? » - успела подумать Кира, а потом все мысли будто ветром сдуло из головы, когда она увидела...
Ночник на стене слабо мерцал. Комната утопала в мягком полумраке.
А на краю колыбельки сидела маленькая девочка ростом с ожившую куклу. Вся как будто в тени, не разобрать ни черты лица, ни во что одета. Во что-то длинное, вроде ночной сорочки или сарафана. Она болтала ножками, оставляя в воздухе размытый серый след, и тихо что-то напевала.
«В дочки, либо в сестрички возьмите меня, люди добрые…» - услышала Кира в голове слова.
Маленькая Алиса продолжала дрыгать ручонками, будто хотела прогнать гостью. Кира усилием воли заставила себя сделать шаг вперёд на немеющих ногах. Тень предостерегающе прижала палец к губам и потянула призрачную руку к ребёнку...
Дверь в комнату распахнулась с громким стуком. Чья-то сильная рука отбросила Киру с дороги.
Высокая фигура шагнула вперёд, человек сказал несколько слов, которые показались и понятными, и непонятными одновременно. Ослепительная вспышка света — и полумрак комнаты распался на яркие полосы, резкие тени стремительно бросились прятаться по углам.
Мужчина наклонился к колыбели, подхватил пищащего младенца, затем быстро обернулся и сунул его в руки сестре. Малышка тут же принялась слюнявить кулачок и притихла.
Кира успела понять, что видит этого человека в первый раз в жизни. Высокий, худой, в длинном бежевом плаще и заляпанных грязью ботинках. Тонко вылепленные черты лица, широкие брови вразлёт над лихорадочно сверкающими глазами, орлиный нос, жёсткие складки вокруг рта. Тёмные курчавые волосы с проседью.
|
|
|
Незнакомец тут же отвернулся от Киры. Нашарил в кармане плаща и бросил в тень горсть какого-то песку. Девочка, сидевшая на краю колыбели, широко разинула рот и издала резкий, пронзительный крик, от которого тут же заложило уши. Крик вибрировал на самой резкой ноте. Так, что кровь в венах готова была закипеть.
Мужчина сделал шаг, загородив своей спиной Киру с Алисой. Дальнейших его манипуляций Кира уже не разглядела. Мигнула лампочка на потолке и снова погасла. Дрогнули стены. Раздался гулкий удар, как будто соседи сверху уронили пианино. И тут же всё закончилось. В комнате сами собой зажглись все лампы — от трёхрожковой потолочной до ночника и настольной, заливая комнату со всех сторон ярким электрическим светом.
Незнакомец устало плюхнулся прямо на то, что осталось от белого пушистого ковра, достал из кармана клетчатый, видавший виды платок и принялся утирать пот со лба.
- Ч-ч-что это было? - непослушными губами спросила Кира. Алиса на её руках уже мирно посапывала.
- Крикса.
- Что?
- Крикса. Если простыми словами — дух не родившегося ребёнка. То, что получается, когда делают аборт, а их в России каждый год сотни тысяч делают... Тоскуют, бедные, по людскому теплу и всему несбывшемуся, вот и пытаются дотянуться до живого человека. Только не приведи Боже это у них получится... К счастью, далеко не каждая крикса может пробить барьер между Навью и Явью.
Незнакомец внимательно смотрел на Киру и читал выражения на её лице.
- Ой, а кто вы?... - спохватилась девушка.
Мужчина с трудом поднялся, опираясь на колени и встал прямо напротив Киры.
- Гораздо важнее выяснить, кто ты. И как можно скорее. Потому что, дорогая, это именно ты приманила криксу в свой дом.
«Как же так получилось? »- эта мысль не давала покоя Кире всю дорогу. Она молча смотрела, как за стеклом в темноте мелькают фонари, ярко освещённые окна и витрины. Кира сидела на переднем сидении большой чёрной машины. Её уверенно вёз по ночной Москве куда-то на северо-запад тот самый недавний незнакомец. Теперь Кира знала о нём чуть больше, чем ничего. Что у него странное имя – Энгельс, которое ему дал отец, старый коммунист, и такое же странное отчество, и у него есть жена Маргарита. Что он доктор исторических наук и преподает на истфаке МГУ. Терпеть не может пробки, электронные книги и отходить куда-то дальше нескольких метров от своего письменного стола.
И что, если она не хочет, чтобы всякая чертовщина продолжала угрожать её семье, Кира должна покинуть дом. Перевестись в школу на другом конце Москвы и жить под крылом Энгельса Владленовича в общежитии с группой других подростков, таких же, как она, оторванных от семьи и привычного окружения.
«Как же так получилось? »
На заднем сидении трясётся сумка с вещами, наскоро, за пять минут собранных.
«Как же так получилось? »
Память услужливо подсовывает картины двухчасовой давности. Вот мама заходит в комнату и берёт у Киры из рук мирно посапывающий комочек. Почему-то совсем не удивляется ни незнакомому человеку в доме, ни отвратительным грязным следам от ботинок на кремово-белом ковре. Тут же соглашается, что Кире просто необходимо учиться в музыкальной школе-интернате. И что совершенно ничего страшного, что домой отпускают только на каникулы. И да, им бесконечно повезло, что Энгельс Владленович нашел возможность лично заехать, чтобы подписать у родителей необходимые документы и подвезти новую ученицу до общежития. Да-да, и поспеши, Кирочка, не заставляй ждать учителя, собирай скорее вещи... Не забудь ноты и учебник сольфеджио... Звони почаще....
«Как же так получилось? » - одинокая слезинка скатилась по щеке.
Машина проехала вдоль осыпающегося сквера, мягко зарулила во двор, освещённый фонарями. Ночную тишину нарушал звук шуршащих по листьям шин.
Шестиэтажное белое здание с одним подъездом, окружённое решётчатым забором. Ворота с кодовым замком. Притормозив у них, Энгельс Владленович повернулся к Кире и заговорил, наконец, после долгого молчания:
- Каждый раз теряюсь, что сказать в такой ситуации. Всем поначалу очень трудно понять и принять то, что происходит. Хотя, если честно, я и сам-то до сих пор далеко не всё понимаю. В ближайшее время, когда ты освоишься, мы поговорим в более спокойной обстановке, и ты сможешь задать все вопросы, которые у тебя накопились.
Кира сцепила руки на коленях и, потупившись, слушала.
- Эх, не получаются у меня с девчонками разговоры... Надо бы, конечно, Риту отправлять, да у неё не та ситуация сейчас... Ну так вот. Времени сейчас нет на долгие объяснения, надо скорее под крышу, там побезопаснее. Уже ночь, я и так сильно рисковал, когда тебя забирал в такое неподходящее время суток.
Если в двух словах — в общежитии сейчас, кроме меня и жены, проживает пятеро ребят разного возраста. С тобой уже шестеро. Так получилось, что каждый из вас... как бы это сформулировать... Ну ладно, скажем так, наделен прискорбной способностью как магнит притягивать к себе разных опасных сущностей из Нави… Иного мира. Их называют навьями. Так вот, некоторые ребята уже развили в себе определённые умения, помогающие этих самых навьев отгонять. Но слабые новички, вроде тебя, ещё этого не могут, поэтому находятся под смертельной угрозой, когда они одни или рядом никого знающего нет. Причём, поверь мне, опасность может возникнуть внезапно, когда и где угодно. Однако мы нашли выход — пока слабые набираются сил, за ними закреплен Защитник из ребят постарше. Самое главное, запомни крепко-накрепко - Защитник и подопечный должны находиться рядом постоянно, практически ежеминутно.
Кира удивлённо подняла взгляд на Энгельса.
- Знаю, звучит дико, но... Это единственный способ защитить вас, новичков. Я... Мы... уже пытались по-другому. Не получилось. - Взгляд Энгельса заволокло дымкой, он был обращён внутрь, к каким-то нелёгким воспоминаниям. Плотно сжатые губы побелели.
- Поэтому ты со своим Защитником будешь ходить в одну школу, не отставать от него ни на шаг. Жить, есть и спать тоже будете в одной комнате, поскольку навьи чаще всего приходят именно по ночам. И это не обсуждается!
На этих словах, видимо устав от щекотливого разговора или желая избежать неудобных вопросов, Энгельс поспешил выйти из машины. Схватил с заднего сидения сумку, помог Кире выбраться. Набрал несколько цифр на кодовом замке, открыл ворота и пропустил девушку вперёд.
Кира, помедлив секунду, сделала шаг. Двор был освещён одинокими звёздами фонарей, но они совсем недалеко отгоняли упрямую ночную тьму, которая толпилась по углам, норовила подступить поближе, задушить в объятиях. Окна здания погружены были уже в мирный сон, лишь на пятом этаже нервно светились три окна.
Жёлтые кленовые листья слиплись под ногами в сплошной ковёр. Их, наверное, никто и никогда не подметал. Налетевшим порывом ветра взметнуло горсть лиственной шелухи и понесло куда-то. Кира повернула голову и увидела в стороне смутные очертания спортивной площадки. Турник, баскетбольное кольцо, какие-то перекладины.
Именно там, в сумраке среди теней, она разглядела ещё одну тень и вздрогнула, но не от страха. Трепет ожидания, недоверчивого робкого любопытства охватил Киру, когда она разглядела, что это не призрак, а живой человек. Скрестив руки на груди, незнакомец пристально её рассматривал. Он был в тени, а она, стоя под фонарём, напротив, была вся как на ладони. Кира тут же почувствовала себя очень неуклюжей и глупой со своим старым серым пальтишком, толстыми очками и растрёпанной косой.
- А, Артём! Иди познакомься, - негромко позвал Энгельс. Видимо, был уверен, что его услышат.
Фигура не шелохнулась.
- Что, наконец-то и мне Хвост прицепите? - низкий глухой голос был наполнен отчётливой неприязнью.
Кира невольно поёжилась. Она ощущала себя всё более неуютно и бросила неуверенный взгляд на Энгельса.
Тот сердито нахмурил брови и повысил голос:
- Это Кира, твоя подопечная и твоя ответственность с той самой секунды, как её нога ступила за ворота!
Ответом было молчание.
Энгельс явно начинал закипать:
- Через пять минут жду в кабинете. И пошевеливайся!
- У меня еще семь кругов.
Незнакомец отвернулся и невозмутимо продолжил пробежку.
Просторная комната с большим панорамным окном вся была заставлена книжными шкафами. Запах старой бумаги пьянил. Кабинет явно одновременно служил и библиотекой.
Кира нерешительно остановилась перед широким письменным столом — тёмное дерево, зелёное сукно, канцелярский беспорядок. Она робела, не осмеливалась сесть в необъятное кожаное кресло, на которое ей указал Энгельс Владленович.
Зелёные как мох шторы мягкими складками свисали до самого пола. Настольная лампа под светлым абажуром давала приглушённый свет, создавая уютную, почти домашнюю атмосферу.
Энгельс Владленович устало плюхнулся напротив, выдвинул скрипучий ящик, достал что-то и бросил на стол.
С легким звоном тонкая, в сантиметр шириной, согнутая в незамкнутую окружность полоска металла легла на деревянную поверхность.
- Вот. Надень.
- С... Спасибо.
Кира осторожно взяла со стола браслет. Розоватая медь, тронутая временем, была покрыта сложным орнаментом, который складывался в переплетающихся животных и птиц.
- А что это?
- Парные браслеты. Один для тебя, другой я уже отдал Артёму. Кстати, они ужасно древние, дошли к нам из седых глубин веков. Найдены при раскопках в скифских курганах и до недавнего времени пылились в музейной витрине. Так что вещь редкая, береги!
- Обязательно!.. Такой красивый... А зачем?..
- Понятия не имею, как это работает, но они поддерживают связь между носителями. То есть вы с Защитником отныне соединены на эмоциональном уровне, даже если не находитесь рядом. Я сам такой не ношу, но наши ребятишки, которые здесь живут, говорят, что, надев его, ты чувствуешь всё то же, что и напарник. Таким образом, если тебе будет грозить опасность, Защитник моментально ощутит твой страх и примчится. Гм, в идеале, конечно...
Кира решилась и надела браслет.
Прикосновение металла к коже неожиданно не было холодным. Браслет словно прильнул тёплым боком к руке, лёг на запястье плотно, будто находился там всегда. Тусклая розовато-коричневая медь озарилась приглушённым серебряным сиянием. Оно мерцающим ореолом воспарило вокруг браслета, распространилось примерно на два сантиметра и замерло лёгкой дымкой.
«Как красиво... »
Она стояла несколько долгих мгновений, прислушиваясь к ощущениям.
И тут что-то толкнуло её прямо в сердце. Как будто собака ткнулась носом в бок.
Девушка покачнулась и резко повернула голову.
Артём стоял там, уставившись на свою правую руку, которую он держал тыльной стороной запястья вверх. Браслет на ней светился голубым.
Кира внезапно увидела его совсем близко, в паре шагов от себя. Высокий, поджарый, как дикий волк. Карие глаза смотрят удивлённо и пристально, длинные тёмные волосы, мокрые после пробежки, прилипли к шее, крохотный берёзовый листок в них запутался... Кира увидела и отметила каждую мимолётную черту. Он словно заполнил собой всё пространство комнаты для неё.
А ещё она узнала, что сейчас Артём поднимет взгляд на неё, за секунду до того, как он это сделал. Волна эмпатии затопила её и чуть не сбила с ног.
«Смятение, раздражение, злость, и где-то в глубине ещё что-то… Что же это…» Она почти поняла, но тут он шагнул вперёд и резко схватил Киру за руку.
Поднёс её совсем близко к лицу и стал внимательно разглядывать Кирин браслет.
Две полоски меди, оказавшись рядом, засветились ярче. Серебряный и голубой свет смешались, их отблески мягко ложились на лицо Артёма, играли в его тёмных волосах.
Он медленно склонил голову и коснулся носом тыльной стороны Кириного запястья.
Кира вздрогнула.
Потянул носом воздух, вдыхая запах её кожи.
- Ччто ты…
- Артём! - окрикнул его Энгельс. Кира совсем забыла, что в комнате есть ещё кто-то.
- Я просто хочу запомнить, как она пахнет. Раз уж я теперь её Защитник. - глухо ответил тот.
«Дождём... И листопадом... Пожалуй, её запах мне не неприятен. Но как же бесит вся эта ситуация! »
Кира попыталась выдернуть руку, но он держал крепко.
А потом поднял на неё глаза, и она увидела в них жёсткое, отчуждённое выражение.
- В моей комнате ничего не трогать. Увижу, что хоть одна вещь сдвинулась на миллиметр — прибью на месте!..
Артём бросил её руку, резко развернулся и вышел из кабинета.
Кира ошарашенно смотрела ему вслед, прижав запястье к груди.
Энгельс тяжело вздохнул со страдальческим выражением и поднял глаза к потолку.
- Не обращай внимания. Перебесится. Пойдём, отнесём твои вещи в комнату. Пора тебе отдохнуть. А завтра уже устроим более подробную экскурсию и познакомим со всеми.
За окнами просторного холла чернела тревожная, ветреная ночь, но длинные коридоры заливал жёлтый электрический свет. В них было пусто и очень тихо. Шлёпанье по линолеуму Энгельса и Киры эхом отдавалось от стен, выкрашенных светло-голубой краской. И вдоль каждой — двери, двери, двери... Но, кажется, за ними никого не было. Прямо-таки ощутимо веяло пустыми помещениями. Люди ушли оттуда, оставив лёгкую грусть покинутого места. Видимо, здесь действительно когда-то было вузовское общежитие.
И только когда они дошли, наконец, до конца коридора на втором этаже, что вёл направо, в воздухе появился жилой запах. Что-то трудно уловимое, мимолётное, неопределимое словами, что давало ясно знать — здесь живут. Ощущение заполненности пространства.
Энгельс постучал, не дождался ответа и распахнул деревянную дверь под табличкой с номером «222». Горел приглушённый свет, но в маленькой комнате никого не было. И всё же это была другая пустота - пустота бережно обжитого места, берлоги, которую покинул вышедший на охоту зверь.
Светлые обои, по углам две узкие кровати, разделённые письменным столом. Над ним окно — выходит на ночной сквер, форточка плотно закрыта. В изножье каждой кровати узкий платяной шкаф. В левом углу у двери маленький холодильник. На стенах — полки для книг, заставленные в два ряда. На полу – круглый ковёр с коричневым узором. Прямо из комнаты можно попасть в туалет и маленькую душевую комнату.
Кровать слева застелена синим покрывалом, на нём — небрежная стопка книг и тетрадей, на подушке — плеер с массивными наушниками.
- Ну, осваивайся! Думаю, вы быстрее найдёте общий язык, если такой скучный дядька, как я, не станет мешаться под ногами. Гм... и насчёт Артёма... Не смотри, что он такой ершистый, - я ему твою жизнь доверяю смело и безоговорочно. И ты тоже можешь ему доверять. Ну всё, я пошёл... Гм... Если что, мы с Ритой тремя этажами выше. Этот бирюк специально выбрал себе нору подальше от остальных. Ну да ладно – уверен, вы подружитесь!
С этими словами Энгельс плюхнул на пол сумку с Кириными вещами и торопливо вышел. С видимым облегчением, и лицо у него было при этом, как у человека, который покончил с неприятным и крайне хлопотным делом.
Кира прижала озябшие ладони к горящим щекам. Она до сих пор не уверена была в реальности всего происходящего с нею. Весь вечер она словно брела сквозь тягучий дурманящий сон, который никак не хотел заканчиваться.
Она поняла вдруг, что действительно очень и очень сильно устала. Поэтому, наконец, осмелилась присесть на краешек незанятой кровати справа, на которую кто-то предусмотрительно положил стопку нового постельного белья. От смущения она не находила себе места и не думала даже приступать к разбору тех немногих вещей, которые успела впопыхах набросать в сумку.
Секунды сплавлялись в минуты, а в комнате по-прежнему стояла звенящая тишина.
Браслет на руке пульсировал. Вихрь незнакомых, чужих эмоций беспрепятственно врывался Кире под кожу и там со скоростью лесного пожара распространялся по всему телу. Она почти физически ощущала потоки ветра на своем лице, запах осенних листьев под ногами, дрожала от едва сдерживаемой злости на кого-то, кто столь бесцеремонно вторгся в тщательно оберегаемый, закрытый от всех внутренний мир. Это её ярость или его? Кира уже не могла различить...
Артём вернулся через час, когда стрелки на часах близились к полуночи. С ним в комнату ворвался уличный холод. Не глядя на новую соседку, он без единого слова смахнул вещи со своей кровати прямо на пол, улёгся, не раздеваясь, поверх покрывала, отвернулся к стене и уснул.
Кира просидела несколько минут неподвижно, пытаясь унять бешеное сердцебиение, а потом, тоже как была в уличной одежде, юркнула под плед и отвернулась к стене, укрывшись почти с головой. Правую руку она прижимала к животу, чувствуя, как постепенно браслет успокаивается, кожа под ним перестаёт пульсировать, а мятущиеся чувства и эмоции сменяются умиротворённым покоем. Только тогда она смогла, наконец, унять и свою внутреннюю дрожь, которая не отпускала весь вечер. Постепенно озябшие ноги стали согреваться и Кира поняла, что тоже погружается в глубокий сон.
«Он сказал мне такие грубые слова… А его взгляд… Такой жёсткий и чужой! Но прикосновение… было очень тёплым».
|
|
|
