II. Психотерапия и педология

 

1) Психофизиология и педагогика Марксистская педагогика может развернуться лишь посую радикального пересмотра всей человеческой психофизиологии.

Как бы несокрушимы ни были наши социально-экономические и политические доводы и лозунги, реакционные психофизиологические учения будут противопоставлять быстрому темпу социального развития «медленный темп эволюции человеческого организма» (психики тож), будто бы препятствующий осуществлению наших революционных чаяний. Здесь на помощь нашим противникам явятся и учение о наследственности (и так и этак толкуемое), и учение о конституциях, и прочие теории, настойчиво доказывающие незыблемость человеческих навыков, тугоподвижность их нового опыта.

А так как капиталистический строй с его динамизирующим, революционирующим влиянием на массы человеческих организмов представляет собою явление «нового опыта» и так как рабочее движение и развивающаяся пролетарская революция — продукты «совсем, совсем новые», вполне, значит, «очевидно», что «в психофизиологии ваши революционные предположения никакого подтверждения не находят». «Даже совсем наоборот».

Где уж тут говорить о героической борьбе, о новом, творческом коллективистическом, классовом сознании, когда «невежественные» и «вырождающиеся» пролетарии заражают друг друга наследственной некультурностью и эгоизмом, наследственными явлениями вырождения и прочими историко-биологическими, «вполне неумолимыми» неприятностями, с которыми, конечно, творческого и боевого переворота никак не сделаешь.

Недаром так старательно (и до сих пор) ученые социо- и психоневрологи (Лебон, Тард, Ковалевский и др., между ними и наш белогвардейский современник, «социолог» П. Сорокин) объясняли все революционные «пакости» массовой стадностью, дикостью, разгулом зверских инстинктов, сумасшествиями после войн и голодовками. От такой «психофизиологической подоплеки» революции — истории человечества, конечно, не поздоровится.

Из подобных толкований очевидно, что пролетарская революция должна «неминуемо» пойти по стопам старых, «больных» революций, да еще углубив и «осквернив» их больную подпочву в такой же степени, в какой современная действительность сложнее феодальной и послефеодальной, революции коих (крестьянские, кромвелевская, 1789 г., Коммуна и др. ) были ведь «совсем, совсем больные».

Ясно, что современная психофизиология (педология тож) всемерно пользуется учением о медленном развитии новых телесных навыков и всячески предостерегает от «сокрушительных революционно-новшеских экспериментов». Недаром контрреволюционная «социология» так часто стала последнее время кивать в сторону «аполитической», «нейтральной», «объективной» физиологии, отыскивая там бесспорные доводы в пользу медленности социального темпа. При таком подходе динамической, диалектической, марксистской педагогики, конечно, не построишь.

В предыдущей статье было в общих чертах указано, что учением об условных рефлексах эта тугоподвижность человеческой психофизиологии не только не подтверждается, но наоборот, уясняется чрезвычайная, благоприобретаемая за последние века изменчивость человеческой личности под давящим влиянием нового социального опыта, что, конечно, является основной проблемой марксистской педагогики. Социальный динамизм человеческого тела глубочайшим образом подтверждается и другой областью психофизиологического знания, так называемой «психотерапией», конечно, если в эту область проникает марксистский «микроскоп».

2) Психотерапия, учение о психоневрозах.

«Психотерапия» как организованная область психофизиологического медицинского знания возникла сравнительно недавно. Праотцом ее является учение о так называемом гипнозе или внушении. История психотерапии такова.

При болезненных и целебных изменениях человеческого организма врачи часто улавливали тесную связь между протекавшими в теле физиологическими процессами и психическими явлениями. Отмечалось сильное влияние чувствований, воображения на человеческое тело. Этим обстоятельством пользовались жрецы, сознательно применявшие влияние религиозных эмоций при своих лечебных манипуляциях, к этому же средству фактически прибегали и донаучные гипнологи — знахари, маги, чародеи, шарлатаны, магнетизеры, действовавшие не столько на болезнь непосредственно, сколько на «воображение» больного, а через воображение, путем влияния эмоций, и на самый болезненный процесс.

Долго фигурировали попытки объяснения этих чудес то мистическими, внечеловеческими силами, то особой таинственной целебной мощью, заложенной в целителе-чудодее. Пользовались гипнозом и врачи, долго так и не уяснившие себе истинной сущности лечебного эффекта этого средства. Искали причин и в астрофизике (Мэсмер), и в физике (Бред, Фария), и в физиологии (Шарко).

После сложных блужданий в этом вопросе выяснилось, наконец, что сущность гипнотических явлений заключается не в чудесных токах гипнотизера, не в надземной силе и даже не в физических свойствах гипнотизирующего света и звука (обычно при гипнозе усыпляли, заставляя смотреть на блестящую точку или слушать однообразный звук). Оказалось, что гипноз — это только внушение, т. е. создание путем психического общения с гипнотизером в объекте такого душевного состояния, такой эмоции, такого представления, при котором приказания гипнотика выполняются беспрекословно.

У объекта гипноза создается представление о том, что изменения, какие внушает ему гипнотизер, действительно осуществились, — соответствующие внушенные явления, ввиду «властной силы представления», сейчас же выступают на сцену. Внушают человеку, что он — генерал, царь, и он ведет себя, как генерал, как царь. Внушают ему, что у него расстройство желудка, и на сцене настоящие явления желудочного расстройства или, во всяком случае, соответствующее внешнее поведение.

С лечебной целью врачи внушали больным аппетит, бодрое настроение, уничтожение нервных припадков, хорошее пищеварение, и внушения очень часто выполнялись, так как у больного создавалось твердое эмоциональное представление (вера) об осуществлении приказа. Бернгейм, Ветерстранд, Форель и другие крупные ученые гипнологи внушали с врачебной целью появление менструаций, предписывали к определенному сроку наступление аборта (где это было медицински необходимо), внушением обезболивали хирургические операции, и приказы сплошь и рядом выполнялись.

Внушение создавало у объекта, у больного (гипнотика, медиума) «самовнушение », которое и вызвало в организме нужные явления. Оказалось, таким образом, что гипноз, внушение — это только самовнушение, регулируемое умелым руководителем (гипнотизером). Дело не в гипнотизере, не в его силе, а во влиянии самовнушения гипнотика.

Далее выяснилось, что тот же психофизиологический эффект, который вызывался самовнушением в результате внушения, великолепно появлялся и без всякого внушения, путем непосредственного самовнушения. Все влияние воображения, веры, чувствований (даже возникающих самостоятельно, без гипнотических, внушающих воздействий) на органические функции гипнология свела целиком тоже к самовнушению. Характерно, что чем дальше гипнология углублялась в этот вопрос, тем больше выяснилось гигантское значение внушения (самовнушения тож) для физиологического функционирования.

Гипнозом сплошь и рядом улучшались самочувствие и аппетит туберкулезных больных (Ветерстранд, Молль и др. ), чем создавался целебный перелом в критическом течении болезни; гипнозом устранялись неукротимые рвоты беременных, тяжелые желудочно-кишечные расстройства (О. Розенбах и др. ); Шарко внушением устранял даже ряд серьезных симптомов, наслоившихся на такой тяжелой болезни, как спинная сухота (конечно, симптомы, непосредственно вытекавшие из органических изменений спинного мозга, гипнозу не поддавались), и т. д. и т. д.

Надо было найти пределы влияния самовнушения, — до каких же возможностей способны они были (внушения тож) изменять физиологические состояния человека? В результате выяснилось, что самовнушению (внушению) уступают только лишь такие болезненные состояния, которые самовнушением ж и созданы, либо же подобные «уступки» оказываются чрезвычайно летучими.

Подобные болезненные самовнушения могли накопляться исподволь, незаметно для больного, в течение ряда лет, и лишь постепенно создавали всю серию болезненных явлений. Быстрое же их устранение (не всегда, конечно, быстрое) объяснялось бурной эмоциональной встряской, глубоким и острым целебным самовнушением, резко прорывавшим всю длительно и хитро сплетенную сеть болезненных самовнушений. Итак, не внушение, а самовнушение.

Но этого мало. Развитие психологии, анализ законов психического функционирования не смогли удовлетвориться подобными далеко не исчерпывающими толкованиями самовнушения, — искали более глубоких психологических корней этих самовнушений.

Швейцарский ученый П. Дюбуа утверждал, что в основе самовнушения лежит легковерие человека, власть веры, чувствований в нем над критическим анализом, над интеллектом, недостаток воли, ущербленная моральная полновесность. Этим обстоятельством Дюбуа объяснял все самовнушения, как болезненные, так и целебные. При критической и моральной твердости, по мнению Дюбуа, не будет почвы для больных самовнушений, не будет тем самым нужды и в целебных самовнушениях.

С лечением путем внушения Дюбуа боролся самым яростным образом, доказывая, что гниль гнилью лечить нельзя. Внушение, плодя легковерие, базируясь на эмоциях, а не на интеллекте, развращает больного, разрыхляет и без того хрупкую его волю, создавая в дальнейшем лишь новый фонд тех же, да еще усугубившихся, болезненных самовнушений, ибо для печальных самовнушений и грустного легковерия в жизни всегда больше материала, чем для легковесного же оптимизма.

Методу внушения Дюбуа противопоставил лечение организованными психическими, педагогическими влияниями (психотерапия[120], радикальным интеллектуальным и моральным перевоспитанием больного[121]. Лишь здоровым миросозерцанием, здоровым чувством исчерпывающей моральной ответственности можно излечить наклонность к слабоумной самовнушаемости. Гипнология, как мы видим, была перевернута Дюбуа вниз головой. Болезненные явления, устраняемые путем внушения, как оказывается, возникли в результате недостаточности миросозерцания больного, и самый эффект внушения, внушаемость человека являются, по Дюбуа, результатом той же идеологической недостаточности[122].

По стопам Дюбуа другой психотерапевт, германский, Марциновский, написал даже особую брошюру — «Нервность и миросозерцание»[123], где указывал на то, что нервность пронизывает собою сейчас все физиологические функции человека, нарушая не только нервно-психические, но и общие процессы (это неизбежно, так как нервная система — жизненный стержень тела), и что основной причиной современной нервности является «дезорганизация миросозерцания», каковое и следует в первую голову пользовать, «лечить», если мы хотим устранить основу болезни.

Характерно, что о психической, «психогенной»[124] природе нервных и многих общих заболеваний пишут в последние десятилетия не только неврологи, которым, конечно, с психикой постоянно по пути, но и специалисты многих других, самых разнообразных областей, а им-то, казалось бы, до психики мало дела.

Так, известный русский специалист по внутренним болезням, проф. А. Яроцкий, выпустил книгу «Идеализм как физиологический фактор», в которой доказывал, что основой здоровья является «идеалистический оптимизм» и что человек живет постольку, поскольку у него хватает этого оптимизма. Яроцкий требует при лечении затянувшейся болезни (всякой, не только нервной: легочной, почечной и других) энергичнейшего воздействия на миросозерцание больного, так как именно в изъянах последнего ищет он одну из главных причин длительности заболевания[125].

В том же духе высказывается и ряд других, часто очень крупных клиницистов, кроме этих соображений, никакого иного отношения к психологии не имеющих: Штрюмпель, Розенбах, у нас — Боткин, Усов и т. д. и т. д.

Штрюмпель, например, настаивает на том, что психический момент как побуждающий к заболеванию должен быть учтен не только в большей половине нервных болезней, но и в доброй половине симптомов даже при общих заболеваниях. Подобная формулировка захватывает сейчас постепенно все медицинские круги.

Один из крупнейших французских неврологов-органистов (опять интересно, что не одни психиатры-фанатики «психизма» это высказывают, но и большие специалисты «органических» областей неврологии), проф. Дежерин, находит причину «психоневрозов» (т. е. обрисованных выше многочисленных болезненных отклонений «идеологического», «психогенного», «самовнушенного» и т. п. происхождения) в эмоции беспокойства, столь характерной для современного неустойчивого миросозерцания и бытия. Выправление миросозерцания, идеологическая вправка больного в социальное бытие для Дежерина — основа психотерапии.

К чему, скажут мне, распространяться обо всех этих чисто медицинских вещах, да еще крепко попахивающих ядреным идеализмом или, во всяком случае, дуализмом? Какое отношение имеют они к марксизму вообще и к марксистской педагогике (педологии) в частности? А вот какое.

Появление в конце XIX и первой половине XX века огромной научной, да еще клинической (т. е. строго практической, экспериментальной) области, посвященной каким-то мало исследованным, очень подвижным, даже подчас летучим изменениям тела, пронизывающим собою, однако, все органы, все функции, уже само по себе представляет большой культурный интерес. Но этого мало. То, что подобные изменения каким-то образом связаны с человеческими чувствованиями, переживаниями, что наука начинает искать корень их в «идеологической», т. е. по-нашему, социальной, неустойчивости человека, это, конечно, для марксиста более чем интересно.

До сих пор мы слышали, что организм болеет от плохой пищи, скверного воздуха, грязной воды, от инфекции, наследственности и прочего, но болезней «от идеологии», да еще истолковываемых так не философами-спецами, а клиницистами-биологами, от подобной, совершенно новой постановки вопроса марксист, конечно, не может уйти, так как в ней скрывается богатейший материал для социального подхода к психофизиологии, — подхода, от которого, быть может, обеими руками отмахнутся вышеупомянутые почтенные клиницисты (разные «идеологии» бывают), но это уже их дело.

Наука о внушении породила, как мы видели, обширнейшую науку о распространеннейших у человека болезнях, возникающих вследствие самовнушения (аутосуггестиопатии[126]). Болезни самовнушения были сведены к болезням миросозерцания, или, по-нашему (пока), к болезням социально-идеологической неустойчивости. Этим болезням или болезненным явлениям приписывается огромное значение для человеческой физиологии, так как они проникают всюду, составляя подчас большую половину всех болезненных явлений в организме вообще. Основной их особенностью, по мнению психотерапевтических школ, является их благоприобретенность, возникание их путем недостаточного самовоспитания и устранимость их в результате общего его перевоспитания[127]. Психоневрозы[128] — болезни, излечимые психотерапией, утверждают и Дюбуа, и Дежерин. Запомним это.

Оригинальнейший, но и путаный психопатолог современности, Зигмунд Фрейд, пошел еще дальше. Психоневрозы для него — болезни, обусловленные отвлечением нервной энергии организма[129] на нерациональные физиологические пути. Такая болезнь вырастает, по Фрейду, в результате несовпадения личных влечений человека (по Фрейду — преимущественно половых, но это методологически совершенно не обязательно) с условиями его воспитания и жизни. Ущемленная, заторможенная или извращенная в своем направлении энергия, не используемая на питание и возбуждение нужных физиологических областей, оттекает к другим функциям, являясь излишним, ненужным для них возбудителем или тормозом, что и вызывает соответствующие болезненные явления в организме.

Характерно, что выздоровление, по Фрейду, наступает в результате «сублимации» [130], заключающейся в том, что человек, судорожно замкнувшийся от общества в своем мирке (комплекс[131]), снова соединяется с обществом нравственно-творческими нитями и превращает энергию, уходившую прежде на питание чувственных и прочих грубых, запутанных влечений, в социально-творческий процесс: в художественную, научную, общественную деятельность и т. д. Иным языком и давая более глубокий биопсихологический анализ, Фрейд в итоге все же договаривается до тех же обоснований психоневроза, что и вышеупомянутые психотерапевты: психоневроз — результат нерационального социального воспитания (или самовоспитания); выздоровление — социально-творческое, «социально-идеологическое» перевоспитание, приспособление[132].

Кстати, надо указать, что попытки «внутри психологического» анализа сущности гипнотического влияния, проделанные в последние десятилетия, ярко освещают ту же социальную природу этого странного, казалось бы, почти таинственного, «подсознательного» процесса. Для покойного русского гипнолога Ф. Е. Рыбакова гипноз наступает в результате эмоции внешнего влияния (т. е., по-настоящему, социального, — социально-этического, социально-идеологического влияния), производимого одним человеком, гипнотизером, на другого (гипнотика). По Фрейду, гипноз наступает в результате имеющего особый смысл подсознательного «переноса» в лечении больного на личность врача и отсюда своеобразной подчиненности больного врачу (внушаемость), или, по-нашему, врач является носителем социальных тяготений больного, олицетворением социальной среды, влияния которой на больного заменяются тем самым внушающим приказом врача[133]. Таким образом, мы видим, что старая гипнология и новейшая психотерапия подали в этом вопросе друг другу руку. Самовнушение, психоневроз — явления социального неприспособления; внушение, психотерапия — социальное перевоспитание, реорганизация социальной установки.

Сейчас мы можем, наконец, разделаться с идеалистическими и дуалистическими понятиями, то и дело попадавшимися нам по пути анализа психотерапевтических и гипнологических учений и, понятно, грубо раздражавшими мозг всякого грамотного марксиста. Нужны ли эти понятия и как бы их заменить?

«Влияние самовнушения, воображения, представлений, чувствований на физиологические функции» (по учениям гипнологических школ); «влияние недостаточной умственной, моральной и волевой воспитанности на физиологические функции» (Дюбуа); «неустойчивая или недоброкачественная идеология» как причина заболевания (Марциновский, Яроцкий); «эмоция беспокойства» как основная пружина психоневрозов (Дежерин), — не содержат ли в себе подобные понятия при всей их методологической сомнительности и запутанности чего-то единого и глубоко истинного? По ходу изложения частично то единое уже до известной степени выявилось; попытаемся его сейчас систематизировать.

Никто из грамотных гипнологов не возражает теперь против утверждения психотерапевтов, что внушение действует путем самовнушения, что внушаемость строится на чувстве подчиненности, на «вере», вообще на чувстве, а не на знании, даже на особом ограничении сознания, вызываемом нарочно, специально для цели гипнотического сеанса. Это с одной стороны.

С другой стороны, вполне ясно, что подобная податливость к сужению сознания, к легковерию, к самовнушаемости и пр. действительно возможна лишь при основательной неорганизованности психо-физиологического аппарата, которая и понимается психотерапевтом как идеологическая неорганизованность, — «умственная», «волевая», «моральная», неустойчивость, недостаточность, делающая человека предрасположенным к потере критического контроля, к сужению сознания и легковерной внушаемости (самовнушаемости).

Эта первично-приобретенная идеологическая недостаточность в конце концов представляет собою неприспособление человека к жизни именно и исключительно в области взаимоотношений между людьми (идеология — выражение социальных взаимоотношений), в области социальных контактов [134]. В результате неблагоприятного сочетания социальных и личных обстоятельств (сочетания не фатального, устранимого, так как психоневроз теоретически всегда излечим) у человеческого организма развивается нерациональная социально-контактная установка, которая в дальнейшем и является источником работы больного «воображения», внушаемости и пр.

Внушая, убеждая, идеологически перевоспитывая, психотерапевт лишь рационализирует, улучшает эту неудачную социально-контактную установку, делая человека более приспособленным к социальным взаимоотношениям. Удается ли это или нет в классовом обществе, когда психотерапевт обычно содержит сам в себе вполне определенную классово-контактную установку, вопрос другой, — важно лишь, что научно, теоретически это считается вполне осуществимым («психоневроз излечим»).

Итак, разлитые по современному человеческому организму, сгущенные и углубленные психоневротические, «психогенные» явления есть не что иное, как лично благоприобретенная, воспитанная данным организмом (а потому и устранимая перевоспитанием) нерациональная, неблагоприятная социально-контактная установка: система нерациональных условных рефлексов социального контакта.

Психотерапия же, как и внушение, — попытка рационализации, перевоспитания этой установки: не отдельных представлений, не изолированных чувствований, но всей установки организма в целом, всей системы непосредственных взаимоотношений его с другими человеческими организмами, т. е. исправление и всех тех психо-физиологических функций, которые от неудачной установки прежде пострадали: угасание нерациональных условных рефлексов социального контакта и воспитание новых, рациональных. Идеализм, дуализм при подобной постановке вопроса исчезают полностью, и вся эта сложная плеяда психоневротических явлений переводится на точный, биологомонистический язык учения о рефлексах.

Попытаемся наконец расшифровать весь этот громоздкий и, как извне кажется, слишком специальный материал. О чем говорит он? Что дает он педологии?

1) Полуторастолетние изыскания гипнологов, психотерапевтов и других клиницистов вскрыли наличность в человеческом организме огромного фонда благоприобретенных болезненных телесных навыков, зарождающихся в развивающихся в процессе личной жизни организма (условные рефлексы) и устранимых с помощью особых методов воздействия на организм (вызывание угасания болезненных условных рефлексов и воспитание взамен их новых, здоровых).

2) Эти благоприобретенные навыки охватывают собой все функции человеческого тела, проникая не только в так называемые «чистые» нервно-психические процессы (монизм знает, что «чистых» процессов в организме нет), но и глубоко пронизывая собою дыхательную, сердечно-сосудистую, пищеварительную, внутренне-секреторную область, накладывая на них свой сложнейший, отчетливый отпечаток. Смотри любую классическую психотерапевтическую или гипнологическую книгу: Дюбуа, Дежерин, Цбинден, Фрейд, Ветерстранд, Молль и др., — они представляют собою неисчерпаемый клинический резервуар по заболеваниям всех органов и функций.

 

3) Клиническая и общая практика непреложно, в порядке исторического своего развития (гипнология, Дюбуа, Дежерин, Фрейд, Павлов и др. ) установила, что все понятия о так называемых самовнушениях, воображении, влиянии эмоций на телесные функции, интеллектуальной недовоспитанности и прочие попытки теоретически охватить этот тип заболевания в конечном итоге сводятся к одному: организм оказывается социально («идеологически») неприспособленным в результате несовпадения его врожденных влечений с социальной средой.

Отсюда его недовоспитанность, «идеологическая неустойчивость» больного, отчужденность от общества, отсутствие оптимизма и пр. Иными словами, организм в результате неудачных педагогических условий получает нерациональную социально-контактную установку, выявляющуюся во всех его функциях, поскольку современный человеческий организм во всех, даже интимнейших, своих участках насквозь пронизан социально-контактными элементами.

4) Психотерапия, настаивая на излечимости этих болезней путем идеологического перевоспитания (по-нашему, созданием рациональной социально-контактной установки), тем самым категорически подтверждает их благоприобретенную природу, обнажая в этом факте богатейший социальный динамизм человеческой физиологии, сложнейшую его личную изменчивость под влиянием непосредственных социальных условий, могущих как болезнетворно подкопаться под добрую половину психофизиологических функций, так и исцелять социогенно заболевшие функции.

Итак, человеческий организм далеко не столь тугоподвижен, как этого хочется реакционной биологии. Если в XX веке появляется огромная, богатейшая по содержанию научная область, специально изучающая сложнейшую благоприобретенную социальную динамику человеческого организма, и работает притом вполне самостоятельными методологическими путями (психотерапия развивалась совершенно независимо от учения о рефлексах, которое, как мы видели[135], дает особые методы для изучения социальной динамики организма), — значит, нашего полку прибыло. Хотят ли этого психотерапевты или нет, пытаются ли они идеалистически обосновать природу подобных явлений и методы их изучения (Яроцкий, Дюбуа, Фрейд), нам это безразлично. Нам ценен лишь практический материал, который открывают их изыскания, материал же этот насыщен сложнейшей социогенной динамикой человеческого организма, богатейшими воспитуемыми и перевоспитуемыми его возможностями, т. е. как раз тем, что революционной, динамической, диалектической педагогике марксизма требуется прежде всего[136].

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: