Обучение высших обезьян «разговаривать»

Хотя и кажется очевидным, что шимпанзе обычно не сооб­щают друг другу об объектах, которые удалены от них во вре­мени и в пространстве, но вполне может быть, что их можно научить этому. Если бы мы знали о том, до какой степени че­ловекообразные обезьяны способны использовать различные особенности языка, мы, вероятно, смогли бы кое-что узнать и о наших собственных способностях.

В семье Келлогов (Kellog, Kellog, 1933) дома жила шимпан­зе по имени Гуа. Они утверждали, что она научилась понимать 95 слов и фраз, когда ей было 8 мес., т. е. примерно столько же, сколько их сын Доналд, который был на три месяца старше.

Для проверки способностей Гуа ей давали карточку, на кото­рой были изображены 4 картинки. Другая шимпанзе по имени Элли жила в доме с людьми и научилась немного понимать речь. Ее научили некоторым жестам, которые соответствова­ли определенным словам в языке амеслан. Она была способ­на, услышав произнесенное слово, делать правильный знак (Fonts et al., 1976). На основе других экспериментов, которые проводились на горилле (Patterson, 1978) и собаке (Warden, Warner, 1928), было высказано предположение, что эти живот­ные способны сформировать связь между звуками и зритель­ными сигналами.

Некоторые ученые попытались изучить, до какой степени приматы могут произвольно управлять звуками, которые они издают. В одном из опытов макак-резус должен был на вклю­чение зеленого света «лаять», а на включение красного — «вор­ковать». Обезьяны научились правильно производить эти зву­ки, чтобы получать пищевое подкрепление (Sutton, 1979). Оран­гутан научился издавать три различных звука, чтобы получать пищу, питье или возможность контактировать с хозяином (Laidler, 1978), а шимпанзе научилась лаять, чтобы побудить чело­века поиграть с ней (Randolph, Brooks, 1967). В качестве конт­роля шимпанзе научили начинать игру с женщиной-экспери­ментатором двумя различными способами: прикасаясь к ней, когда она оказывалась лицом к обезьяне, и издавая воркующие звуки, когда женщина стояла к обезьяне спиной. На основе этих экспериментов пришли к заключению, что обезьяны в опреде­ленных пределах способны осуществлять произвольное управ­ление над издаваемыми ими звуками. Если с ними не проводить специальной тренировки, то они, скорее всего, не будут подра­жать звукам, которые слышат, даже в том случае, когда живут вместе с людьми, в семейной обстановке (Kellog, 1968). Одна­ко тот факт, что они с готовностью подражают действиям че­ловека, наводит на мысль, что звуки — это не то средство, ко­торое готовы были бы освоить человекообразные обезьяны, что­бы использовать его для общения, выходящего за пределы их обычного ограниченного репертуара (Passingham, 1982).

Как только стало ясно, что речь не является необходимой составляющей языка и что способность издавать звуки или отвечать на них не обязательно связана с ответом на вопрос: «Способно ли животное овладеть языком?» — сразу открылся путь для исследования языка с помощью манипулирования зрительными символами (Gardner, Gardner, 1969; Premack, 1970). Гарднеры начали работать с одной обезьяной шимпан­зе по имени Уошо; они обучили ее языку амеслану, в котором слова представлены в виде жестов пальцев и руки. Уошо обуча­лась с 11 мес. до 5 лет и за это время освоила 132 знака (Gardner, Gardner, 1975). Уошо самостоятельно научилась комбиниро­вать эти знаки в цепочки из 2-5 слов. Первыми такими ком­бинациями были «открой» и «дай сладкого» (Gardner, Gardner, 1971). После этого у Гарднеров были еще две обезьяны шим­панзе. Они обучались с самого рождения и делали это гораз­до быстрее, чем Уошо. Фаутс (Fouts, 1975) также обучал шим­панзе. А Паттерсон (Patterson, 1978) научил одну гориллу ис­пользовать знаки, производимые кистью руки, и отвечать на голосовые команды, которые подавались на английском язы­ке. Террейс (Terrace, 1979) со своими сотрудниками научил шимпанзе по имени Ним Чимпски пользоваться языком амес­лан; в течение всего эксперимента они тщательно расшифровы­вали каждый знак, который делал Ним, и каждую комбинацию знаков.

Примак (Premack, 1976, 1978) научил шимпанзе по имени Сара читать и писать. Для этого он использовал цветные пласт­массовые жетоны различной формы, которые символизирова­ли слова. По своей конфигурации эти жетоны никак не напоми­нали те вещи, которые они символизировали. Они располага­лись на вертикальной магнитной доске, и Сара могла отвечать на вопросы, помещая на эту доску соответствующие фигуры. Сара освоила 120 пластмассовых символов, хотя ее никто не заставлял осваивать столь обширный словарь (Premack, 1976). Она могла выполнять команды и отвечать на вопросы, исполь­зуя комбинации из нескольких символов. По этой методике Примак и его коллеги обучали и других шимпанзе.

Дьюэйн Румбо (Duane Rumbaugh, 1977) применяла другой метод обучения. Она использовала искусственную граммати­ку, названную «йеркиш» (Jerkish) (Glasersfeld, 1977). Шим­панзе по имени Лана научилась оперировать клавиатурой компьютера, с помощью которой на экран выводились символы слов. Компьютер был запрограммирован таким образом, что­бы распознавать, соответствует ли правилам грамматики ис­пользование этих символов или они употребляются непра­вильно; в соответствии с этим Лана получала подкрепление. Преимущество этого подхода к обучению заключалось в том, что Лана имела возможность общаться с компьютером в лю­бое время дня, а не ожидать установленных часов эксперимен­та. И другие шимпанзе также научались общаться друг с дру­гом с помощью метода, основанного на использовании компью­тера (Savage-Rumbaugh et al» 1978; 1980).

Оценивая результаты этих экспериментов, необходимо иметь в виду и тот факт, что шимпанзе могут обманывать. Они спо­собны использовать непроизвольные намеки, которые могут допускать экспериментаторы, или могут просто научиться по­следовательности трюков подобно тому, как это делают живот­ные в цирке.

В 1978 г. Гарднеры проводили эксперименты с Уошо в та­ких условиях, когда сами экспериментаторы не знали ответа на вопрос, предлагаемый обезьяне. Уошо должна была назвать объект, показываемый на слайде, делая соответствующий знак находящемуся рядом человеку, который не мог видеть этого слайда. Второй экспериментатор мог видеть жесты Уошо, то­гда как сама Уошо его не видела; при этом экспериментатор не видел слайдов. Уошо должна была назвать 32 предмета, каж­дый из которых ей показывали четыре раза. Она дала правиль­ные ответы на 92 из 128 вопросов. Подобные тесты проводи­лись и на некоторых других шимпанзе, которые были объек­тами этих исследований (Rumbaugh, 1977; Premack, 1976; Patter­son, 1979).

Вполне возможно, что шимпанзе научаются тому, что они должны делать при получении определенных сигналов, точно так же, как цирковые животные обучаются тому, что им сле­дует делать в ответ на соответствующие сигналы дрессировщи­ка. Чтобы определить, понимают ли шимпанзе смысл знаков и символов, которыми они манипулируют, необходимо прове­сти такой эксперимент, где обезьяне пришлось бы называть предметы в ситуации, отличающейся от той, где происходило научение. В этом плане было проведено множество различных опытов (например, Gardner, Gardner, 1978; Savage-Rumbaugh et al., 1980), результаты которых показали, что шимпанзе на са­мом деле способны называть предъявляемые предметы. Более того, иногда обезьяны делали это спонтанно. Так, например, Ним делал знак собаки, когда видел живую собаку или ее изоб­ражение или когда слышал собачий лай (Terrace, 1979).

Существуют определенные доказательства того, что шим­панзе могут постигать смысл слов, т. е. что они на самом деле способны употреблять названия различных объектов. Однако их способности не столь очевидны, когда дело касается многих других аспектов языка человека, которые представляют интерес, прежде всего при оценке когнитивных способностей шим­панзе. Особый интерес представляет вопрос о том, способны ли шимпанзе вводить в свой репертуар новые (не выученные ранее) «сообщения». Этот вопрос представляется важным и для оценки танца пчел (...).

По-видимому, иногда шимпанзе создают новые фразы. Со­общалось, в частности, о том, что Уошо выдумала слово «candy drink», («сладкое питье») для обозначения арбуза, а лебедя назвала «water bird», т. е. водяной птицей. Однако такие слу­чаи трудно интерпретировать, поскольку существует возмож­ность, что кажущееся новым использование слова является лишь результатом простой генерализации. Например, Уошо научили знаку цветка, когда показывали ей настоящий цветок. Она освоила этот знак, но пользовалась им не только в отно­шении цветка, но и в отношении аромата табака и запахов кух­ни. Возможно, что Уошо связала этот знак с запахом цветка и генерализовала его на другие запахи (Gardner, Gardner, 1969). Другая проблема состоит в том, что шимпанзе иногда созда­ют новые комбинации слов, которые выглядят как не имеющие никакого смысла. Любимой пищей Нима были бананы, и он часто комбинировал это слово с другими словами, такими, как питье, щекотание и зубная щетка. Хотя и можно предположить, что «banana toothbrush» («банан» — «зубная щетка») — это тре­бование банана и зубной щетки, чтобы почистить зубы после съедания банана, но это предположение кажется маловероят­ным, поскольку банан и зубная щетка никогда не оказывались в поле зрения обезьяны в одно и то же время и Ним никогда не просил тех предметов, которых он не мог видеть раньше (Ristau, Robbins, 1982). По-видимому, такие причудливые комбинации: слов представляют собой пример игры словами, которая напоминает подобную игру у детей. Экспериментаторы заметили, что Уошо делала знаки и сама себе, кода играла одна, почти так же, как дети разговаривают сами с собой.

Таким образом, мы можем сказать, что попытки научить шимпанзе и других человекообразных обезьян различным ти­пам человеческого языка имели ограниченный успех. Вероят­но, человекообразные обезьяны способны достичь в этом лишь уровня маленького ребенка. Вполне возможно, что различие между человекообразными обезьянами и человеком — это все­го лишь различие в интеллекте. Однако вполне вероятной представляется и гипотеза о том, что люди обладают каким-то врожденным аппаратом для освоения языка. Эту мысль первым высказал Хомски (Chomsky, 1972). Во всяком случае, опи­санные здесь эксперименты с человекообразными обезьянами определенно открыли нам такие их способности, о которых мы раньше и не подозревали, и существенно приблизили нас к по­ниманию когнитивных возможностей этих животных.