 |
Крест сам по себе не благотворит. На него необходимо посмотреть глазами Христа
|
|
|
|
Да, бывает так, потому что крест сам по себе не благотворит. На него необходимо посмотреть глазами Христа, взглядом Христа, чтобы на тебя повеял этот ветер Христа на Кресте. Надо подойти близко к Нему, когда Он там, на Голгофе, и взять дыхание от Его дыхания, от Распятого. Надо дышать вместе с Ним, настроиться на ритм Его сердца, Его мира, Его мудрости, Его святости. И тогда обязательно произойдет что-то хорошее.
В противном случае, вероятно, произойдет то, что рассказал мне мой друг, 85-летний монах, в минуты откровения. Его слова заставили меня полюбить его еще больше. Он сказал:
– Поверь мне, каким я был, когда я поступил в монастырь, таким я и остался. С теми же страстями, с теми же ошибками, с теми же слабостями, с тем же характером.
Он не обманывал, это не было смиреннословием, и я видел это. Я высоко оценил честность моего друга, потому что он не изображал несуществующей святости, не играл в святого, не притворялся святым, он говорил правду. Конечно, это не было абсолютной правдой, потому что за свою жизнь он сделал определенные шаги, изменился в хорошую сторону, изменился со Христом, но он сказал слова, которые говорили о многом.
Я посмотрел: в монастырском храме на стенах висят иконы, и когда монахи заходят в храм, то целуют их один раз утром, второй раз – после «Всякое дыхание», целуют перед тем, как причаститься, когда идут на вечерню, перед началом Повечерия, то есть 7–8 раз в день. Смотришь на ноги Господа, на руки Святой Богородицы, краска облупилась, и говоришь:
– Столько поцелуев, столько объятий! Неужели этот поцелуй, эта ласка ничего не изменили в тебе? Неужели они не изменили тебя, не смягчили, не сделали смиреннее?
|
|
|
Может быть, это и не сделает тебя смиреннее. Все зависит от того, как ты подойдешь к святому, к Пресвятой Богородице, к Господу. Если, например, ты целуешь икону, думая про себя:
– У меня все хорошо, я стал богат. Я имею в виду, что я душевно богат и ни в чем не нуждаюсь. И теперь целую икону, чувствуя себя достойным делать это.
Если продолжишь в том же духе и не поймешь свое реальное состояние, не увидишь истину в себе, то сойдешь с ума. Не обманывай себя, скажи правду, скажи, что ты чувствуешь, о чем думаешь, что представляешь себе, к чему стремишься. Если сумеешь по-настоящему разглядеть себя и согласишься с этим, то смиришься и не сойдешь с ума.
Один человек написал мне и попросил о помощи, потому что у него были помыслы, которые сводили его с ума, и он хотел покончить жизнь самоубийством. Я ответил ему очень просто. Я начал свое письмо так: «Неужели ты не понимаешь, что ты нормальный человек? Прежде чем стать святым, ты должен понять, что такое человек. Человек несет в себе абсолютно все».
– Но это болит, – написал он мне.
– Конечно, это крест, поэтому я тебе и говорю – это крест самопознания, крест, благодаря которому видишь свое «я».
Но больше всего его поддержала моя фраза о том, что я сам часто чувствую себя также.
– И вы?
– Да, и я! И многие другие люди, не только я, но и святые об этом говорят, пишут об этом в своих книгах, обсуждают это, исповедают это, принимают это.
– Но это невозможно, чтобы человек думал и чувствовал такое, – ответил он мне. – Чтобы хотеть, например, совершить зло. Возможно ли, чтобы мать подумала что-то плохое о своем ребенке? Чтобы ей пришло на ум – как помысл, как безумная мысль – что-то плохое о нем или о своем муже?
Надо взять эти мешки с нечистотами, положить их перед Христом и сказать Ему: – Вот, Господи, это я! Прости меня! Любишь ли ты меня таким, какой я есть?
Но ведь это мысли, которые о чем-то свидетельствуют, а именно о том, что «в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя». Эти мысли говорят нам о том, что любой человек измучен внутренними противоречиями. Но Церковь не означает ли святость? Да, святость видеть свою реальную природу, реальное тление, которое существует в тебе. Надо примириться с этим. Надо взять все эти мешки с нечистотами, положить их перед Христом и сказать Ему:
|
|
|
– Вот, Господи, это мое подлинное изображение, это я! Прости меня, Господи! Любишь ли ты меня таким, какой я есть?
Вот так надо говорить. Что ты начинаешь приукрашивать, скрывать? Правду о нашей душе? Поэтому ты и мучаешься. Поверь, в конечном итоге, огромное счастье скрывается в раскрытии нашего истинного «я». И заключается оно не в том, чтобы раскрыть его, а в том, что ты все-таки осмеливаешься это сделать.
Я даже написал этому человеку: «Все мы кипим в одном и том же казане, все мы думаем тоже самое, все мы одинаковые».
Все очень просто. Достаточно вспомнить, как ты исповедуешься. Тогда ты поймешь, кто ты на самом деле (если ты, конечно, не святой, я не знаю). Но в последний раз, когда ты исповедовался, неужели говорил о святых вещах, о нетварном свете? Ну-ка, расскажи, каким был нетварный свет, когда ты видел его в последний раз? Ты его не видел? Понятно. Я тоже его не видел. Но я говорю об этом, потому что некоторые люди, глядя на нас, иногда сильно пугаются, изумляются и создают себе совершенно ложную картину. Смотри, какой-то молодой человек слушает тебя и говорит:
– Ой, здесь все совершенны, что мне делать? Если я приоткрою свою душу и расскажу все, что я чувствую, то все они убегут отсюда! Они святые!
Нет, они не святые. Они по-другому называются, так их назвал Христос, а не я:
лицемерами, фарисеями, лжецами.
Мы все время пытаемся делить людей на категории, и строим наши отношения соответственно этому. «Эти люди – хорошие, а те – плохие, мы правы, они не правы», – думаем мы, но приходит Христос, смотрит, взяли ли мы друг друга за руки, получается ли из этого слово «единство». Он говорит нам:
– Вы, хорошие и плохие, помните ли вы молитву, которую Я произнес на Елеонской горе? Похоже, плохие лучше об этом помнят, потому что подают свои руки и говорят: «Мы скитальцы и оскверненные». А вы, хорошие, можете ли подать им свои руки? Подайте свои руки, вы, хорошие, чистые, святые!
|
|
|
– А-а-а! – говорит тот, другой. – Я не могу прикоснуться к тебе!
И тогда Христос говорит:
– Отче Небесный, прошу Тебя, чтобы все они были едино!
Чтобы все стали любящими, соединенными, побратимыми. Чтобы отдалились от людской злобы, не от самих людей, а от их пороков.
Христиане говорят, что они хоть и в миру, но живут в другом мире. Но это не означает, что, поскольку я христианин, я очищен, а все остальные находятся в грязи. Наоборот, это я погряз глубже всех, я и есть самый окаянный грешник. Почему? Вот, например, позавчера я слышал, как один мой сосед кричал и ругался с другим соседом. Он хулил и позорил себя, показал себя во всей красе. Да, это правда. А я, в отличие от него, все держу в себе. Мой дом прибран, ничего не видно в моей гостиной, все тщательно скрыто под ковриком, но когда поднимаешь ковер, то видишь прилепленные к полу жевательные резинки, потушенные сигареты, непристойные картинки, всякую всячину! Вот что происходит в душах всех людей. Это и есть наш крест. Осмелишься ли поднять ковер и посмотреть, что происходит внутри тебя, осмелишься сказать это самому себе?
Один священник рассказал мне, как он пытается изменить мнение, которое сложилось о нем у других людей. Люди думают, что вся традиция Церкви собрана в нас, что мы ее носители, что лучшее, что существует и циркулирует – это мы. Но это не соответствует действительности. По крайней мере, для меня. Я не являюсь аутентичным проявлением традиции.
|
|
|
