Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 1. Фрейд, Пенфилд и Берн




Самоотвод (вместо предисловия)

 

Настоящим подтверждаю, что Я, Петровский Вадим Артурович, после непродолжительной дискуссии с самим собой, официально отказываюсь от написания Предисловия к книге Томаса А.Харриса "Я — О'Кей, Ты — О'Кей". Проще говоря, беру самоотвод.

Для будущих англоязычных читателей русского перевода с английского я должен пояснить слово "самоотвод". С пометкой "нов." (новое), сегодня оно стремительно устаревает в русском. В "Толковом словаре русского языка" Д.Н. Ушакова (М.,1940) самоотвод расшифровывается как "отвод самого себя от общественной работы с выставлением мотивов отказа" (воображаю, с каким недоумением Томас А.Харрис доискивался бы до смысла этих слов, окажись они перед его глазами…).

Ради того, чтобы написать Предисловие к книге самого Харриса, вполне можно было бы отказаться и от гонорара (и тогда эта деятельность смело могла бы быть названа "общественной работой"). Однако общественность потребовала бы от меня еще и "выставить мотивы отказа". Что ж, попробую…

В каждом из нас, — говорю я вслед за Харрисом, а тот вслед за Берном, — в каждом из нас живут три Я: "Родительское", "Взрослое", "Детское" (Р-В-Д). Они совсем не похожи друг на друга, и поэтому каждое из моих Я может придерживаться своего особого мнения.

Итак, между мной и мной только что состоялась дискуссия.

Одна часть меня превратилась в интервьюера (интервьюеры могут быть наивны по-детски, и педантичны по-родительски, но будем считать, что мой повернулся ко мне Взрослым своим Я). Другая же часть меня поочередно раскрывалась перед интервьюером то как Дитя, то как Родитель, то как Взрослый (и они, по-родственному, без обиняков комментировали друг друга).

Первая группа вопросов к Дитя.

Ну как Вам книга? В чем ее своеобразие? Что должно быть отражено, на Ваш взгляд, в Предисловии? И можно ли без него обойтись?

Дитя: "Потрясная книга! Прост-таки бесцелер! На фиг еще какие-то там предисловия?!"

(Немедленный комментарий Родителя: "Нет такого слова "бесцелер". Пишется по-другому. Вместо "на фиг!" следовало бы сказать: "представляется нецелесообразным…" На фиг — вообще неприличное выражение. Знаем мы, что там за фиговым листом. А "Предисловие" было обещано…..Обещал — умри, но исполни!…Назвался груздем, полезай в кузов!…Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с красным знаменем…")

Дитя (вдруг насупясь, и проявляя полную непоследовательность): "А вообще-то скучноватая книга. Все разжевывают как дураку. А и так все понятно. Не то что у Берна!.. Вот там, например, "попался, сукин сын" — это ПСС, а "почему это случается только со мной?" — это ПЭСТСМ. Вот это вещь!!"

Интервьюер: Спасибо!

Те же вопросы — к Родителю (как Вам понравилась книга, в чем ее своеобразие, что должно быть отражено в Предисловии, и т. п.).

Родитель: "Книга Харрису удалась. В Предисловии должны быть такие мысли:

1. Т.Харрис ближайший последователь Э.Берна, но ко многому пришел сам. Это — хорошо.

2. В пристойной манере в его книге изложены основы модного на Западе, да и у нас тоже, транзактного анализа. Совершенно отсутствуют нецензурные выражения и ненужные сокращения, которые есть у других авторов. С похвальной основательностью изложено все то, что читателю нужно знать, без чего ему совершенно нельзя.

3. Книга А. Харриса посвящена весьма актуальной проблеме….

КРАТКОЕ ДОХОДЧИВОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ*

(*Взрослый (в сторону): «Краткое, доходчивое и во всех отношениях уступающее оригинальному тексту Харриса»…)

4. Прочитайте книгу — и Вы избавитесь от вредных игр и дурных мыслей. Харрис не прячется за спину авторитетов, и в отличие от Берна, который так и не ответил нам, какая часть личности главная, прямо говорит, какая.

5. Критические соображения:

"Очень жаль, что автор…"

(Взрослый: "Обратите внимание, как сейчас торжествует Родитель: он просто пытается помочь и, как всегда, безупречен!")

Интервьюер (Родителю): "Спасибо!"

Обращаясь к Взрослому: "Не могли бы Вы…"

Взрослый: "Не затрудняйте себя. Я уловил схему. По-моему, это действительно интересная книга. Автор — будет открытием для читателя. Дар рассказчика и аналитика! Столь редко сочетающиеся академическая точность и терапевтическая нацеленность слова. Там, где у Берна — поэзия, тут — хорошая проза.

Возможно, Вас интересует, в чем состоит личный вклад Т.Харриса в теорию и практику транзактного анализа? Я думаю — это демонстрация того, что развитие личности есть изживание установки "Я не О'Кей" (кстати, согласны ли Вы с Харрисом, что состояние "Я не О'Кей" первично присуще любому ребенку?); интерпретация личностных дисгармоний в терминах Родителя, Взрослого и Дитя; обоснование идеи "освобожденного Взрослого" как вершинной цели психотерапии и воспитания; разработка взгляда на самопонимание как на ключ к освобождению от любых "игр"; разработка технологий организации собственного времени; предъявление образцов транзактной терапии супружества; реализация оригинального подхода к работе с детьми (в том числе и детьми со специальными нуждами); теологические изыскания (на тему о том, "кто исповедует Бога — Дитя или Взрослый") и многое другое".

Интервьюер: У меня еще один вопрос к Взрослому. Если Вы всерьез принимаете тезис автора книги о том, что Взрослому должна принадлежать ведущая роль, то не следует ли сделать радикальные выводы из заключительного обмена репликами?

Взрослый: "И Вы правы… А вывод напрашивается сам собой. Нет никакой надобности в моем Предисловии к книге Харриса. Те, кто слышал о Харрисе, не обязательно знает имя приглашенного комментатора; те же, кто слышал что-либо о комментаторе, наверняка и без того знают о Харрисе".

Итак — самоотвод. Все.

Предисловия не будет!

В.А.Петровский,

доктор психологических наук,

член-корреспондент Российской академии образования

 

Предисловие автора

 

В последние годы появилось множество свидетельств растущей неудовлетворенности психиатрией, вызванной ее косностью, дороговизной, спорными результатами и туманной терминологией. Многим она напоминает слепого, ищущего в темной комнате черную кошку, которой там нет. Журналы и ассоциации психического здоровья утверждают, что психиатрические методы лечения — дело хорошее, хотя и непонятно, в чем они заключаются и к чему приводят. На общественность ежегодно обрушиваются потоки слов о психиатрии, однако немного было убедительных фактов, которые бы помогли нуждающемуся в лечении человеку преодолеть карикатурное представление о психиатрах и их таинственных методах.

Неудовлетворенность все более активно выражают не только пациенты и общественность, но и сами психиатры. Я — один из них. Эта книга — результат поисков ответа для тех людей, которым нужны надежные факты, чтобы понять, как функционирует сознание, почему мы поступаем так, а не иначе, и как перестать делать что-то, если мы этого хотим. Ответ лежит в одной из самых, по моему мнению, многообещающих новаций в психиатрии, название которой — транзактный анализ. Он дал надежду людям, разочарованным неопределенностью многих традиционных видов психиатрии. Он дал новый ответ тем, кто ориентирован скорее на изменение, чем на установление порядка, людям, желающим трансформировать, преобразовать себя. Он реалистичен, поскольку ставит пациента перед фактом, что тот ответственен за все, что случится в будущем, независимо от того, что произошло в прошлом. Более того, он дает возможность личности измениться, выработать самоконтроль и самоориентацию, а также обнаружить реальность свободы выбора.

Созданием этого метода мы обязаны доктору Эрику Берну, который при разработке концепции транзактного анализа создал унифицированную систему индивидуальной и социальной психиатрии — исчерпывающую в теории и эффективную на практике. Мне посчастливилось в течение последних десяти лет работать с Берном, а также участвовать в его семинарах в Сан-Франциско.

Впервые с его новым методом лечения я познакомился в ноябре 1957 года в Лос-Анжелесе на совещании западного отделения Американской ассоциации групповой психотерапии, где он представил свой доклад под названием "Транзактный анализ — новый и эффективный метод групповой терапии" (Опубликован в American J. Psyhother. 1957. Vol.11. Это был не просто один из многих докладов, но действительно программа, которую никто не конструировал до него, имеющая точный словарь, понятный любому, кто пожелает ознакомиться с частями этой программы. Этот словарь обеспечил людям возможность говорить друг с другом о поведении и при этом понимать, что имеется в виду.

Проблема психоаналитической терминологии состоит в том, что многие слова несут различную смысловую нагрузку для каждого из нас. Слово "эго", например, означает различные вещи для разных людей. Фрейд разработал детальные определения и с тех пор ими оперирует почти каждый психоаналитик. Но эти громоздкие конструкции едва ли помогают пациенту, особенно если он не умеет достаточно хорошо читать, чтобы следовать инструкциям. Теоретики даже не пришли к согласию относительно значения понятия "эго". Размытые трактовки и сложные теории больше мешают, чем помогают процессу лечения. Герман Мелвилл заметил, что "человек истинной науки пользуется немногими трудными словами, и то, если ни одно другое не подходит, тогда как дилетант от науки думает, что изрекание трудных слов способствует пониманию сложных вещей". Словарь транзактного анализа является точным инструментом лечения, поскольку он понятным языком определяет реально существующие предметы и переживания, которые реально испытывают реально существующие люди.

Метод транзактного анализа особенно подходит для групповой терапии, может устранить несоответствие между потребностью в лечении и навыками профессионалов, выполняющих его. Возросшая за последнюю четверть века популярность психиатрии способствовала возникновению ожиданий, далеко превосходящих нашу способность удовлетворить их. Непрерывный поток психологической литературы, будь то публикации в психиатрических журналах или в популярном "Ридерс дайджест", с каждым годом усиливал эти упования. Однако разрыв между ними и возможностью излечения, казалось, увеличивался. Оставался открытым вопрос — как сделать психоанализ массовым.

Призыв к психиатрии удовлетворить эту потребность выразил Майк Гормэн, исполнительный директор Национального комитета по борьбе с психическими заболеваниями, в обращении к ежегодному заседанию Американской психиатрической ассоциации, состоявшемуся в Нью-Йорке в мае 1965 года.

Из небольшой секции, включавшей в 1945 году 3000 психиатров, к 1965 году выросла крупная профессиональная организация, насчитывающая 14 тысяч членов. Неизбежно она оказались вовлеченной в решение основных проблем нашего времени. Никто из Вас не может больше прятаться в своей частной приемной под картиной, изображающей Фрейда, посещающего Уорчестер, штат Массачусетс, в 1909 году.

Я считаю, что психиатрия должна создать "доступный" язык, очищенный от профессионального жаргона и пригодный для обсуждения универсальных проблем нашего общества. Я понимаю, что это очень трудная задача. Это означает отказ от удобного и привычного языка и поворот к более живому диалогу. Как ни трудна эта задача, она должна быть выполнена, чтобы голос психиатрии был услышан.

Меня обнадеживают последние работы ряда молодых психиатров, которые демонстрируют здоровое отвращение к растрачиванию всей профессиональной жизни на лечение 10–20 пациентов в год.

Типично замечание доктора Мелвина Сабшин: "Возникает вопрос, может или нет психиатрия выполнять новые функции, используя традиционные навыки, стандартную методологию и нынешний опыт. Мой ответ на этот вопрос — нет. Я полагаю, что так невозможно создать адекватной основы новым функциям и формам".

Психиатрия должна признать, что она не в состоянии удовлетворить требования психологической и социальной помощи, исходящие от бедняков, неуспевающих школьников, неудовлетворенных рабочих, страдающих клаустрофобией жителей наших перенаселенных городов и многих, многих других.

Светила психиатрии все более задумываются о новой роли, которую их наука должна сыграть в ближайшие десятилетия, объединившись с другими науками о человеке в разработке новых программ обучения тысяч и тысяч профессионалов психогигиены, которые нам понадобятся, если мы хотим достигнуть цели, провозглашенной президентом Кеннеди в 1963 году в его историческом послании о психическом здоровье.

Транзактный анализ позволил создать такие программы с использованием "доступного" языка, очищенного от технического жаргона и пригодного для обсуждения универсальных проблем нашего общества. Более 1000 профессионалов уже обучено этому методу в штате Калифорния, и этот метод быстро распространяется в других частях страны и за рубежом. Около половины этих специалистов — психиатры. Вторую половину составляют врачи других специальностей, психологи, работники социальных служб, медсестры, педагоги, администраторы, священники и юристы. Транзактный анализ используется при групповом лечении во многих больницах Калифорнии, тюрьмах и молодежных институтах. Он все чаще используется в семейном консультировании, при коррекции поведения подростков, в церковном консультировании, а также по меньшей мере в одном заведении для умственно отсталых (Лорелл Хилл в Сакраменто).

Основной причиной, почему Транзактный анализ позволяет сократить разрыв между потребностью в лечении и его получением, является то, что наиболее эффективно он работает в группах. Это скорее преподавание и обучение, чем исповедывание или археологическое изучение подвалов психики. В моей частной психиатрической практике этот метод сделал возможным лечение больных в количестве, превышающем прежнее число пациентов в четыре раза. В течение последних 25 лет моей работы в качестве психиатра — при лечении пациентов и в руководстве большими организационными программами — ничто так не волновало меня, как происходящее сейчас в моей практике. Одним из наиболее значительных достижений транзактного анализа является обеспечение пациентов инструментом, который они сами могут использовать. Эта книга разъясняет его назначение каждому. Не обязательно быть "больным", чтобы извлечь из нее пользу для себя.

Большая награда — видеть людей, начинающих изменяться с первого часа лечения, улучшение их состояния и освобождение от тирании прошлого. Основания для оптимизма дает уверенность, что сделанное однажды можно повторить. Если отношения между двумя людьми можно сделать творческими, полноценными и свободными от страха, из этого следует, что они могут быть такими же и для трех и для ста, и я уверен — такими можно сделать отношения в больших социальных группах, даже в масштабе целой нации. Глобальные проблемы — насилие, отчаяние, а о них ежедневно кричат газетные заголовки — по сути являются проблемами индивидуумов. Если индивидуальность может измениться, может измениться и ход мировых событий. Эта надежда стоит того, чтобы ее поддержали.

Я хочу поблагодарить ряд людей за их помощь в написании этой книги. Появлением этой книги я более всего обязан моей жене Эми, чье умение писать и феноменальное мышление облекли в эту окончательную форму содержание моих лекций, исследований, прошлых заметок, наблюдений и формулировок, многие из которых мы разработали совместно. Плоды ее философских, теологических и литературных изысканий пронизывают всю книгу, а глава о моральных ценностях является ее оригинальным вкладом. Я также высоко ценю работу моих секретарей: Беверли Флеминг и Конни Дреури, подготовивших машинописный текст и проверивших копии рукописи. Приношу благодарность Алисе Биллингс, Мэррилу Найдигу, Джен Ли, Марджори Маршалл и Джен Рут за их ценную помощь, моим детям за их восхитительный вклад.

Выражаю благодарность моим коллегам, присоединившимся ко мне в деле основания Института транзактного анализа: д-ру Гордону Хэйбергу, д-ру Эрвину Эйхорну, д-ру Брюсу Малшаллу, преподобному Дж. Виверу Хессу и Джону Саддайну, а также директорам, присоединившимся к нашей работе по мере расширения Совета института ТА; настоятелю Фремонтской Пресвитерианской церкви в Сакраменто и консультанту по вопросам образования Принстонской духовной семинарии преподобному Роберту Р. Фер-гюсону; д-ру Джону Кэмпбеллу, руководителю департамента антропологии университета Нью-Мехико; Джеймсу Брауну; Эрику Бьорку за его мудрые и ценные комментарии; д-ру Форду Льюису, священнику Первой унитарной общины в Сакраменто, чья преданность истине и сопереживание служили мощным источником вдохновения; д-ру Элгону Трубладу, профессору философии из Эрлэм-колледжа, за важную новую информацию, полученную от него; епископу Джеймсу Пайку, теологу Центра изучения демократических институтов в Санта-Барбара, за его заразительный энтузиазм и любезную помощь; в особенности же двум людям, которым я обязан годами обучения и вдохновения — доктору Фриде Фромм-Райхман и доктору Гарри Стак Салливану, в семинаре которого я впервые услышал понятие "межличностная транзакция". И, наконец, спасибо всем моим пациентам, чьи размышления составили немалую часть этой книги. Именно по их просьбе я ее и написал.

Институт транзактного анализа

Сакраменто, Калифорния.

Июнь, 1968 г.

 

Примечание

 

Эту книгу важно прочитать от начала до конца. Если последние главы прочесть раньше первых, в которых определяется метод и терминология транзактного анализа, то читатель не только не поймет в полной мере значение последующих глав, но наверняка сделает ошибочные выводы.

Главы 2 и 3 особенно важны для понимания всего того, что излагается дальше. Для читателей, имеющих непреодолимое желание читать книгу с конца, я хочу подчеркнуть, что пять слов, встречающихся на протяжении всей книги, имеют специфические значения, отличающиеся от привычных. Эти слова — "Родитель", "Взрослый", "Дитя", "О'кей" и "Игры".

 

Глава 1. Фрейд, Пенфилд и Берн

 

Я противоречу себе. Я — огромен.

Я содержу в себе множества.

Уолт Уитмен

 

На протяжении веков представление о природе человека по крайней мере в одном аспекте было постоянным: человек неоднороден. Наиболее часто это выражалось в признании двойственности его природы. Это представление находило отражение в мифологии, философии и религии. И все это рассматривалось как противоречие между добром и злом, низшей природой и высшей, внутренним миром человека и внешним. Сомерсет Моэм писал: "Бывает, я с недоумением рассматриваю некоторые черты моего характера. Я осознаю, что состою из нескольких личностей, и что личность, главенствующая в данный момент, неизбежно уступит место другой. Но которая из них реальна? Все или ни одна из них?"

История свидетельствует, что человек может стремиться к добру и достигать его, что бы ни понималось под добром. Моисей расценивал благо главным образом как справедливость, Платон видел его сущность в мудрости, Иисус — в любви. Все они были едины в том, что эта добродетель, как бы она ни понималась, постоянно чем-то подтачивалась, разрушалась в человеческой природе, находившейся в непрерывной борьбе с чем-то иным. Но с чем?

В начале XX столетия на сцене появился З.Фрейд и эта загадка стала предметом нового изучения — научного исследования. Его заслугой было создание теории о существовании в нашем бессознательном непримиримых разногласий. Противоборствующим сторонам были даны имена: под Сверх-Я стали подразумевать силу, ограничивающую и контролирующую Оно (инстинктивные стремления), а Я выступало судьей, действующим согласно очевидным собственным интересам. Мы многим обязаны Фрейду за его тяжкий труд первооткрывателя, заложившего теоретический фундамент наших современных построений. На протяжении многих лет ученые и клиницисты развивали, систематизировали и дополняли его теорию. И все же внутренний мир остается необъяснимым. Вероятно, сотни томов, пылящихся на полках, и комментарии психоаналитиков не дали нужного ответа тем людям, для и о которых они написаны.

Однажды я стоял в фойе кинотеатра по окончании показа кинофильма "Кто боится Вирджинии Вулф?" и слышал ряд комментариев людей, только что его посмотревших: "Я опустошен!", "А я хожу в кино, чтобы сбежать из дома", "Зачем надо показывать такое?", "Я ничего не понял. Вероятно, для этого надо быть психологом". У меня создалось впечатление, что многие из этих людей покинули кинотеатр недоумевая, что же на самом деле происходило, но в то же время будучи уверены, что там была какая-то информация, но они не способны воспринять ее в понятных терминах их повседневных "забав и игр".

Нас не устраивают формулировки типа фрейдовского определения психоанализа как "динамической концепции, которая сводит психическую жизнь к взаимодействию побуждающих и контролирующих сил". Такое определение и его бесчисленные вариации могут быть полезны профессионалам, но какая польза от них людям, которые испытывают страдания? Джордж и Марта в пьесе Эдварда Олби использовали обжигающие, проникающие до глубины души короткие слова, которые были точны и попадали в цель. Вопрос состоит в следующем: можем ли мы как психотерапевты поговорить с Джорджем и Мартой так же ясно и точно о том, почему они действуют и страдают так, а не иначе. Можем ли мы стать не только искренними, но и полезными благодаря тому, что нас понимают? "Говорите нормальным языком! Иначе я не могу понять ни единого вашего слова". Таково распространенное отношение к тем, кто считает себя экспертами в области психологии. Разработка психоаналитических идей с использованием специальных терминов отдаляет их от простого человека. В результате впечатления людей обычно выражаются в многословных и поверхностных разглагольствованиях с такими выводами: "В конце концов это — единственный выход" — без понимания того, что может быть иначе.

В некотором смысле одной из причин отчуждения сегодня является затрудненность общения между специалистами и неспециалистами. Космос принадлежит астронавтам, понимание поведения человека — психологам и психиатрам, законодательная деятельность — конгрессменам, а вопрос, заводить ли ребенка — теологам. Все эти явления достаточно понятны, тем не менее проблема непонимания продолжает оставаться серьезной и требует формирования языковых средств, способных отразить достижения науки.

В области математики попытка решить эту проблему выразилась в развитии "новой математики", которая сейчас преподается в начальных школах по всей стране. Новая математика — не столько новый способ исчисления, сколько способ представления математических идей; она не только отвечает на вопрос "что?", но и на вопрос "как?". Так что радость открытия, связанного с полетом на Луну или использованием компьютера, не останется исключительно достоянием ученых, но становится доступна всем, стремящимся к знанию. Наука математика не нова, но способ ее преподнесения — новый. Мы бы поставили себя в затруднительное положение, если бы до сих пор использовали вавилонскую, египетскую или латинскую систему исчисления. Стремление творческого использования математики привело к созданию новых способов систематизации числовых понятий. Современная новая математика поддержала этот творческий взлет. Мы приветствуем и ценим достижения мысли, воплотившиеся в древних системах, но уже не используем эти менее эффективные ныне методы.

Такова и моя позиция относительно транзактного анализа. Я уважаю усилия психоаналитиков-теоретиков прошлого. В этой книге я надеюсь показать новый способ представления старых идей и способ ясного изложения идей современных. Это не есть отрицание или принижение трудов прошлого, а скорее средство получить неоспоримые данные, для чего старых методов, по-видимому, недостаточно.

Однажды к старому фермеру, чинившему ржавую борону, подошел серьезный молодой человек, который продавал новое руководство по охране почвы и методам ведения сельского хозяйства. После учтивой и убедительной речи молодой человек спросил фермера, не желал бы тот купить эту книгу. На это старик ответил: "Сынок, я на своей ферме не делаю и половины того, что, как я знаю, надо бы делать".

Цель этой книги — не только познакомить с новыми данными, но и ответить на вопрос — почему люди живут не столь хорошо, насколько, как они знают, могли бы. Люди догадываются, что специалисты многое могут объяснить в поведении человека, но это, похоже, не оказывает ни малейшего влияния на их заботы, семейные конфликты или на капризы их детей. Можно, конечно, обратиться с вопросом в журнал или газету, но будет ли ответ достаточно серьезен и в то же время прост, чтобы действительно послужить новым ответом на наболевшие вопросы о проблемах поведения? Можно ли таким образом получить информацию истинную и полезную одновременно?

Поиски истины до недавнего времени были ограничены относительно поверхностным знакомством с тем, каким образом человеческий мозг накапливает информацию и как эта информация извлекается из памяти, посредством которой прошлое тиранит — и одновременно обогащает — нашу сегодняшнюю жизнь.

Нейрохирургия с зондированием

Проверка любой гипотезы обусловлена наблюдаемыми фактами. До недавнего времени было очень мало известно о функционировании мозга в процессе познания, особенно о том, как и посредством каких из 12 миллиардов клеток мозга осуществляется функция памяти. Какое количество информации может быть удержано? Может ли она исчезнуть? Является ли память обобщающей или специфичной? Почему у одних память лучше, а у других хуже?

Одним из выдающихся исследователей в этой области является доктор Уайлдер Пенфилд, нейрохирург из университета Мак-Гилл в Монреале. В 1951 году он начал получать неординарные факты, подтверждающие и меняющие сформулированные ранее теоретические концепции. Во время операций на мозге при лечении пациентов с фокальной эпилепсией Пенфилд провел серию экспериментов, в которых раздражал височную долю коры головного мозга электрическим током, проходящим через гальванический зонд. В течение нескольких лет он собирал данные о реакциях на такое стимулирование. В каждом случае пациент, находящийся под воздействием местной анестезии, во время исследования коры головного мозга полностью сохранял сознание и способность говорить с Пенфилдом. В ходе этих экспериментов Пенфилд услышал удивительные вещи.

Поскольку эта книга является практическим руководством, а не научным трактатом, я хочу разъяснить, что последующий материал из исследований Пенфилда — единственный материал технического характера в этой книге — включен в первую главу потому, что он, по моему мнению, является научным основанием всего того, о чем будет сказано далее. Факты убеждают: все, отразившееся в нашем сознании, детально фиксируется памятью, накапливается в хранилищах мозга и может быть воспроизведено.

Пенфилд обнаружил, что с помощью стимулирующих электродов из памяти пациента можно извлечь явные картины прошлого. Переживание, вызванное таким образом, прекращается при удалении электрода и может повториться при его вторичном использовании. Он приводит следующий пример:

Первый случай с С. Б. После стимуляции в точке 19 — в первую извилину правой височной доли — он сказал: "Там было пианино, и кто-то на нем играл. Знаете, я слышал песню". При вторичном стимулировании этой точки без предупреждения он сказал: "Кто-то говорил с кем-то", и он назвал имя, но я не мог понять его… Это было как сон. Точка была стимулирована в третий раз, также без предупреждения. Последовал ответ: "Да, "О Мари, о Мари!" — кто-то поет это". После четвертой стимуляции он объяснил, что это была песня из некой радиопрограммы. При стимуляции точки 16, во время введения электрода в нужный участок, он сказал: "Что-то возвращает память. Я вижу здание компании "Севен-Ап". Булочную Харрисона". Затем его предупредили об очередной стимуляции, но электрод не вводили. Он отвечал: "Ничего".

В другом случае пациентка Д.Ф. при стимуляции точки в верхней части правой височной доли услышала характерную популярную песню как бы в оркестровом исполнении. Повторные стимуляции репродуцировали ту же музыку. Когда электрод закреплялся на этом участке, она напевала мелодию и слова одновременно с музыкой, которую слышала.

Пациент Л.Г. испытал переживание "чего-то", что, по его словам, случалось с ним прежде. Стимуляция другой точки височной доли вызвала у него образ человека, прогуливающегося с собакой по дороге вблизи его загородного дома. Другая женщина услышала голос, который она не совсем разобрала при первоначальной стимуляции височной извилины. Когда же электрод был вторично водворен приблизительно в ту же самую точку, она услышала голос, четко зовущий: "Джимми, Джимми". Джимми было уменьшительное имя молодого человека, за которого она недавно вышла замуж.

Одним из важных выводов Пенфилда было то, что электрод вызывает конкретные воспоминания, а не смешанные или обобщенные образы.

Другой вывод заключался в том, что реакция на электрод была непроизвольной:

Под принудительным воздействием зонда в сознании пациента воспроизводились знакомые переживания независимо от того, хотел он заострять на них внимание или нет. В его голове звучала песня, которую он, наверное, слышал когда-то; он чувствовал себя включенным в некоторую ситуацию, которая развивалась именно так, как это ранее имело место в действительности. Перед ним разворачивалось действие знакомой пьесы, в которой он был и актером, и зрителем.

Вероятно, наиболее важным открытием явилось то, что фиксированы во всех подробностях оказались не только прошлые события, но и чувства, связанные с ними. Событие и вызванное им чувство связаны в мозгу столь прочно, что невозможно вызвать одно без другого.

Пенфилд сообщал в докладе:

Испытуемый вновь переживает те же эмоции, которые однажды вызвала у него некоторая ситуация, а на уровне сознания он использует те же интерпретации, верные или ложные, которые у него возникли при исходном переживании. Таким образом, вызванные воспоминания не являются точным фотографическим или фонографическим воспроизведением прошлых событий. Это воспроизведение того, что пациент видел и слышал, чувствовал и понимал.

Воспоминания, вызванные событиями нашей повседневной жизни, в большинстве своем — такого же рода, как и те, что вызывались искусственно в исследованиях Пенфилда. В любом случае пробужденные образы было бы более точно назвать воссозданными переживаниями, нежели воспоминаниями. В ответ на стимул личность моментально оказывается в прошлом: "Я — там!" Эта реальность может длиться долю секунды или много дней. Следуя за переживанием, человек может сознательно вспомнить, что же действительно было. Последовательность непроизвольных воспоминаний такова:

1) пробуждение переживания (спонтанное, непроизвольное чувствование),

2) сознательное воспоминание (намеренное размышление о прошлом событии, ожившем в переживании).

Многое из того, что пробуждается в переживании, мы не можем вспомнить!

Два следующих сообщения пациентов демонстрируют, каким образом стимуляция в настоящем пробуждает прошлые чувства.

Сорокалетняя пациентка рассказала, что однажды утром, проходя по улице мимо музыкального магазина, она услышала музыку, навеявшую на нее непреодолимую меланхолию. Она почувствовала себя во власти тоски, которую не могла объяснить и сила которой была почти непереносима. Ничто в ее сознании не могло объяснить этого. После описания ею этого чувства, я спросил, не было ли чего-то в ее детстве, о чем эта песня могла напомнить. Она сказала, что не видит никакой связи между песней и грустью. Позднее, через неделю, она позвонила мне и сказала, что продолжала напевать эту песню снова и снова. Внезапно нахлынуло воспоминание, в котором она "увидела свою мать, сидящей за пианино, а себя слушающей, как мать наигрывала эту песню". Мать пациентки умерла, когда той было пять лет. Смерть матери вызвала тяжелую депрессию, которая длилась очень долго, несмотря на все старания семьи помочь ей перенести ее привязанность на тетю, которая приняла роль матери. Она никогда не вспоминала, что слышала эту песню, и не помнила игры своей матери вплоть до того времени, когда она оказалась около музыкального магазина. Я спросил, не освободило ли ее это воспоминание от депрессии. Она сказала, что природа ее чувств изменилась. Чувство грусти при воспоминании о смерти матери все еще оставалось, но не было того непреодолимого отчаяния, которое она испытывала прежде. Первоначально возникло переживание, зафиксированное в момент смерти матери. В тот миг пациентка снова почувствовала себя пятилетней девочкой, а затем пробудившееся воспоминание стало осознанным чувством.

Положительные эмоции пробуждаются во многом сходным образом. Все мы знаем, как аромат, звук или мимолетное видение могут вызвать несказанную радость, иногда столь быстротечную, что она проходит почти незаметной. До тех пор, пока мы не сосредоточим на этом внимание, мы не можем вспомнить, где раньше мы ощутили этот аромат, звук или видение. Но чувство в этом случае — реально.

Другой пациент рассказал такой случай. Гуляя в парке в Сакраменто, он внезапно ощутил запах извести и серы, который обычно раздражает нас, когда белят стволы деревьев. У него же этот запах вызвал великолепное, беззаботное, радостное чувство. Выявить исходную ситуацию оказалось для него проще, поскольку переживание было приятным. Это была та же побелка, которой, бывало, покрывал яблони ранней весной его отец. Для нашего пациента, когда он был маленьким мальчиком, этот запах был связан с приходом весны и всеми маленькими радостями, переживаемыми им на открытом воздухе после долгой зимы. Как и в случае с первым пациентом, сознательное припоминание своего переживания слегка отличалось от всплеска того истинного чувства, которое он ранее испытывал. Сначала он не сумел полностью уловить непроизвольное перенесение в прошлое, где он испытал это мимолетное чувство. А затем это было уже скорее переживание переживания, нежели чувство само по себе. Это иллюстрирует еще один вывод Пенфилда: запись в памяти сохраняется даже после того, как субъект потерял способность осознанного воспоминания:

Воспоминание, извлеченное из височной доли головного мозга, сохраняет мельчайшие подробности первоначального переживания. Когда оно в такой форме поступает в сознание пациента, переживание кажется присутствующим в настоящем, возможно потому, что оно так упорно навязывается вниманию, и только когда оно угаснет, человек способен осознать его как воспоминание о прошлом.

Вывод, который подсказывают эти открытия, заключается в том, что наш мозг функционирует как высококачественное записывающее устройство, фиксирующее все, что произошло с нами с момента рождения, а возможно даже и до рождения. Процесс хранения информации в мозгу является, несомненно, химическим процессом, включающим не до конца изученные механизмы обработки и кодирования данных. Возможно, аналогия с записывающим прибором несколько упрощена, тем не менее она вполне позволяет объяснить процесс запоминания. Важным моментом является то, что как бы запись ни была сделана, ее воспроизведение отличается высокой точностью.

Всякий раз, когда нормальный человек произвольно обращает внимание на что-то, — говорит Пенфилд, — он в то же время записывает это в коре головного мозга каждого полушария.

Эти записи последовательны и непрерывны.

При внедрении электрода в участок коры, отвечающий за память, он может вызвать образ, но образ, как правило, не статичный. Он меняется в зависимости от того, каким он п

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...