Постановка вопроса марксом

При поверхностном сравнении письма Маркса к Бракке от 5 мая 1875 года и рас-

оо

смотренного выше письма Энгельса к Бебелю от 28 марта 1875 года может показать­ся, что Маркс гораздо более «государственник», чем Энгельс, и что различие между взглядами обоих писателей на государство очень значительное.

Энгельс предлагает Бебелю вовсе бросить болтовню о государстве, изгнать совер­шенно слово государство из программы, заменив его словом «община»; Энгельс заяв­ляет даже, что Коммуна не была уже государством в собственном смысле. Между тем Маркс говорит даже о «будущей государственности коммунистического общества», т. е. как будто бы признает необходимость государства даже при коммунизме.

Но подобный взгляд был бы в корне неправилен. Ближайшее рассмотрение показы­вает, что взгляды Маркса и Энгельса на государство и его отмирание вполне совпада­ют, а приведенное выражение Маркса относится именно к этой отмирающей государ­ственности.

Ясно, что не может быть и речи об определении момента будущего «отмирания», тем более, что оно представляет из себя заведомо процесс длительный. Кажущееся разли­чие между Марксом и Энгельсом объясняется различием тем, которые они себе брали, задач, которые они преследовали. Энгельс ставил задачей наглядно, резко, в крупных штрихах показать Бебелю всю нелепость ходячих (и разделявшихся Лассалем в нема­лой степени) предрассудков насчет государства. Маркс только мимоходом касается этого вопроса, интересуясь другой темой: развитием коммунистического общества.

Вся теория Маркса есть применение теории развития — в ее наиболее последова­тельной, полной, продуманной и богатой содержанием форме — к современному капи­тализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма.

___________________________ ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ__________________________ 85

На основании каких же данных можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма?

На основании того, что он происходит из капитализма, исторически развивается из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рож­дена капитализмом. У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому га­дать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естество­испытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидно­сти, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении ви­доизменяется.

Маркс прежде всего отметает прочь ту путаницу, которая Готской программой вно­сится в вопрос о соотношении государства и общества.

«... Современное общество, — пишет он, — есть капиталистическое общество, которое существует во всех цивилизованных странах, более или менее свободное от примеси средневековья, более или менее видоизмененное особенностями исто­рического развития каждой страны, более или менее развитое. Напротив того, «современное государство» меняется с каждой государственной границей. В прусско-германской империи оно совершенно иное, чем в Швейцарии, в Англии совершенно иное, чем в Соединенных Штатах. «Современное государство» есть, следовательно, фикция.

Однако, несмотря на пестрое разнообразие их форм, различные государства различных цивилизованных стран имеют между собой то общее, что они стоят на почве современного буржуазного общества, более или менее капиталистически развитого. У них есть поэтому некоторые общие существенные признаки. В этом смысле можно говорить о «современной государственности» в противополож­ность тому будущему, когда отомрет теперешний ее корень, буржуазное общест­во.

Вопрос ставится затем так: какому превращению подвергнется государствен­ность в коммунистическом

86___________________________ В. И. ЛЕНИН

обществе? Другими словами: какие общественные функции останутся тогда, ана­логичные теперешним государственным функциям? На этот вопрос можно отве­тить только научно; и сколько бы тысяч раз ни сочетать слово «народ» со словом «государство», это ни капельки не подвинет его разрешения...»⁸⁹

Высмеяв таким образом все разговоры о «народном государстве», Маркс дает поста­новку вопроса и как бы предостерегает, что для научного ответа на него можно опери­ровать только твердо установленными научно данными.

Первое, что установлено вполне точно всей теорией развития, всей наукой вообще, — и что забывали утописты, что забывают нынешние оппортунисты, боящиеся социа­листической революции, — это то обстоятельство, что исторически, несомненно, должна быть особая стадия или особый этап перехода от капитализма к коммунизму.

ПЕРЕХОД ОТ КАПИТАЛИЗМА К КОММУНИЗМУ

«... Между капиталистическим и коммунистическим обществом, — продолжает Маркс, — лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой про­летариата...»⁹⁰

Этот вывод покоится у Маркса на анализе той роли, которую играет пролетариат в современном капиталистическом обществе, на данных о развитии этого общества и о непримиримости противоположных интересов пролетариата и буржуазии.

Раньше вопрос ставился так: чтобы добиться своего освобождения, пролетариат должен свергнуть буржуазию, завоевать политическую власть, установить свою рево­люционную диктатуру.

Теперь вопрос ставится несколько иначе: переход от капиталистического общества, развивающегося к комму-

___________________________ ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ__________________________ 87

низму, в коммунистическое общество невозможен без «политического переходного пе­риода», и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата.

Каково же отношение этой диктатуры к демократии?

Мы видели, что «Коммунистический Манифест» ставит просто рядом два понятия:

Тт

«превращение пролетариата в господствующий класс» и «завоевание демократии». Иа основании всего изложенного выше можно точнее определить, как изменяется демо­кратия в переходе от капитализма к коммунизму.

В капиталистическом обществе, при условии наиболее благоприятного развития его, мы имеем более или менее полный демократизм в демократической республике. Но этот демократизм всегда сжат тесными рамками капиталистической эксплуатации и всегда остается поэтому, в сущности, демократизмом для меньшинства, только для имущих классов, только для богатых. Свобода капиталистического общества всегда ос­тается приблизительно такой же, какова была свобода в древних греческих республи­ках: свобода для рабовладельцев. Современные наемные рабы, в силу условий капита­листической эксплуатации, остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им «не до демократии», «не до политики», что при обычном, мирном течении событий большинство населения от участия в общественно-политической жизни отстранено.

Правильность этого утверждения всего нагляднее, может быть, подтверждается Гер­манией именно потому, что в этом государстве конституционная легальность продер­жалась удивительно долго и устойчиво почти полвека (1871—1914), а социал-демократия за это время гораздо больше, чем в других странах, сумела сделать для «использования легальности» и для организации такой высокой доли рабочих в поли­тическую партию, как нигде в свете.

Какова же эта наиболее высокая из наблюдавшихся в капиталистическом обществе доля политически сознательных и деятельных наемных рабов? Один миллион членов партии социал-демократов — из 15 миллио-

В. И. ЛЕНИН

нов наемных рабочих! Три миллиона профессионально организованных — из 15-ти миллионов!

Демократия для ничтожного меньшинства, демократия для богатых, — вот каков демократизм капиталистического общества. Если присмотреться поближе к механизму капиталистической демократии, то мы увидим везде и повсюду, и в «мелких», якобы мелких, подробностях избирательного права (ценз оседлости, исключение женщин и т. д.), и в технике представительных учреждений, и в фактических препонах праву соб­раний (общественные здания не для «нищих»!), и в чисто капиталистической организа­ции ежедневной прессы и так далее и так далее, — мы увидим ограничения да ограни­чения демократизма. Эти ограничения, изъятия, исключения, препоны для бедных ка­жутся мелкими, особенно на глаз того, кто сам никогда нужды не видал и с угнетенны­ми классами в их массовой жизни близок не был (а таково девять десятых, если не де­вяносто девять сотых буржуазных публицистов и политиков), — но в сумме взятые эти ограничения исключают, выталкивают бедноту из политики, из активного участия в демократии.

Маркс великолепно схватил эту суть капиталистической демократии, сказав в сво­ем анализе опыта Коммуны: угнетенным раз в несколько лет позволяют решать, какой именно из представителей угнетающего класса будет в парламенте представлять и по­давлять их!⁹²

Но от этой капиталистической демократии, — неизбежно узкой, тайком отталки­вающей бедноту, а поэтому насквозь лицемерной и лживой, — развитие вперед не идет просто, прямо и гладко, «ко все большей и большей демократии», как представляют дело либеральные профессора и мелкобуржуазные оппортунисты. Нет. Развитие впе­ред, т. е. к коммунизму, идет через диктатуру пролетариата и иначе идти не может, ибо сломить сопротивление эксплуататоров-капиталистов больше некому и иным путем нельзя.

А диктатура пролетариата, т. е. организация авангарда угнетенных в господствую­щий класс для подавле-

___________________________ ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ__________________________ 89

ния угнетателей, не может дать просто только расширения демократии. Вместе с гро­мадным расширением демократизма, впервые становящегося демократизмом для бедных, демократизмом для народа, а не демократизмом для богатеньких, диктатура пролетариата дает ряд изъятий из свободы по отношению к угнетателям, эксплуатато­рам, капиталистам. Их мы должны подавить, чтобы освободить человечество от наем­ного рабства, их сопротивление надо сломить силой, — ясно, что там, где есть подав­ление, есть насилие, нет свободы, нет демократии.

Энгельс прекрасно выразил это в письме к Бебелю, сказав, как вспомнит читатель, что «пролетариат нуждается в государстве не в интересах свободы, а в интересах по­давления своих противников, а когда можно будет говорить о свободе, — не будет го­сударства»⁹³.

Демократия для гигантского большинства народа и подавление силой, т. е. исключе­ние из демократии, эксплуататоров, угнетателей народа, — вот каково видоизменение демократии при переходе от капитализма к коммунизму.

Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов (т. е. нет разли­чия между членами общества по их отношению к общественным средствам производ­ства), — только тогда «исчезает государство и молено говорить о свободе». Только то­гда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий. И только тогда демократия начнет отмирать в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталистического рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей капиталистической эксплуатации, люди по­степенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячеле­тиями повторявшихся во всех прописях, правил общежития, к соблюдению их без на­силия, без принуждения, без подчинения, без особого апп ар am а для принужде­ния, который называется государством.

90___________________________ В. И. ЛЕНИН

Выражение «государство отмирает» выбрано очень удачно, ибо оно указывает и на постепенность процесса и на стихийность его. Только привычка может оказать и несо­мненно окажет такое действие, ибо мы кругом себя наблюдаем миллионы раз, как лег­ко привыкают люди к соблюдению необходимых для них правил общежития, если нет эксплуатации, если нет ничего такого, что возмущает, вызывает протест и восстание, создает необходимость подавления.

Итак: в капиталистическом обществе мы имеем демократию урезанную, убогую, фальшивую, демократию только для богатых, для меньшинства. Диктатура пролетариа­та, период перехода к коммунизму, впервые даст демократию для народа, для боль­шинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Комму­низм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она пол­нее, тем скорее она станет ненужной, отомрет сама собою.

Другими словами: при капитализме мы имеем государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим и притом большинства меньшинством. Понятно, что для успеха такого дела, как систематическое подавление меньшинством эксплуататоров большинства эксплуатируемых, нужно крайнее свиреп­ство, зверство подавления, нужны моря крови, через которые человечество и идет свой путь в состоянии рабства, крепостничества, наемничества.

Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Осо­бый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подав­ление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов дело на­столько, сравнительно, легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле. И оно совместимо с распространением демократии на такое

___________________________ ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ__________________________ 91

подавляющее большинство населения, что надобность в особой машине для подавления начинает исчезать. Эксплуататоры, естественное дело, не в состоянии подавить народа без сложнейшей машины для выполнения такой задачи, но народ подавить эксплуата­торов может и при очень простой «машине», почти что без «машины», без особого ап­парата, простой организацией вооруженных масс (вроде Советов рабочих и солдатских депутатов — заметим, забегая вперед).

Наконец, только коммунизм создает полную ненадобность государства, ибо некого подавлять, — «некого» в смысле класса, в смысле систематической борьбы с опреде­ленной частью населения. Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие экс­цессы. Но, во-первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает деру­щихся или не допускает насилия над женщиной. А, во-вторых, мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть экс­плуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрет и государство.

Маркс, не пускаясь в утопии, определил подробнее то, что можно теперь опреде­лить относительно этого будущего, именно: различие низшей и высшей фазы (ступени, этапа) коммунистического общества.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: