Технология реализации преобразований

Столыпину приходилось реализовывать свою программу в условиях острого социального конфликта. Правительство осознавало, что проведение широкомасштабных преобразований возможно лишь при условии широкого общественного консенсуса. Для его достижения оно было готово к диалогу со всеми рационально мыслящими общественными силами. Программа реализовывалась в форме конкретных законодательных инициатив. Их правительство выносило на обсуждение как представительных учреждений, так и различных общественных кругов: дворянских собраний, предпринимательских союзов, деятелей местного самоуправления, ближайшего окружения императора. Сам Столыпин неоднократно встречался с членами Государственной думы и Государственного совета, выступал на пленарных заседаниях палат, убеждал императора в необходимости принятия того или иного решения. Премьер-министр стал инициатором созыва Совета по делам местного хозяйства, в котором выборные представители органов местного самоуправления вели диалог с чиновниками министерства об общем правительственном курсе, касающемся земств и городов (на примере конкретных законопроектов).

Конечно, Столыпин отдавал себе отчет в том, что успех политики преобразований зависит от отношения к нему Николая II. Будучи убежденным сторонником монархии, впитавший в себя многовековые семейные традиции долга и преданности верховной власти, совпадающие в его представлении с преданным служением самому государству, Столыпин был искренне убежден в том, что царь, созывая народное представительство, готов пойти на диалог с обществом и совместно с ним разрешать острые социальные конфликты. В первое время Николай II не скрывал своего восторга от Столыпина. Так, в письме к матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, он писал: «Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю». Об интенсивности встреч с премьер-министром свидетельствует дневник Николая II. Он принимал Столыпина соответственно: в 1906 г. – 34, в 1907 г. – 44, в 1908 г. – 29, в 1909 г. - 23, в 1910 г. – 23, в 1911 г. - 17. Время наиболее частых встреч падает на 1906-1907 гг., когда одновременно решались две органически переплетенные друг с другом проблемы: подавление революции и проведение реформ. После решения отрицательной задачи – подавления революции - число встреч сокращается, и это становится уже устойчивой тенденцией.

Столыпин стал понимать, что царь пошел на реформу политической системы не по своим внутренним убеждениям, а под давлением революции, что его представления ориентированы не в будущее, а в прошлое, что он не намерен развивать и углублять идеи, заложенные в Манифесте 17 октября 1905 г., и конструктивно сотрудничать с Государственной думой. Тем менее, вплоть до 1909 г. Николай II безоговорочно поддерживал Столыпина в его реформистских начинаниях. Однако возникшие между ними расхождения постепенно стали приводить к «сбою» реформ.

Николай II был весьма сложной и противоречивой фигурой, зачастую действовал под давлением внешних влияний, которые, в данной конкретной ситуации, могли идти от самых разных источников. В зависимости от колебаний предпочтений в ближайшем окружении императора менялось не только настроение царя, но и происходили смещение приоритетов в его «широком» и весьма расплывчатом мировоззрении. Николай II не видел себе достойного места в системе либеральных правовых и институционных ценностных координат, предпочитая править страной «как встарь». После инцидента с неутверждением Николаем II правительственного законопроекта о штатах Морского Генерального штаба в отношениях между царем и Столыпиным вкралось некоторое недопонимание. Николаю II явно не понравилась самостоятельная позиция премьер-министра, который решил уйти в отставку. В письме к Столыпину 25 апреля 1909 г. Николай II впервые «указал премьеру его место»: «О доверии или недоверии речи быть не может. Такова моя воля. Помните, что мы живем в России, а не за границей или в Финляндии, и поэтому я не допускаю и мысли о чьей-либо отставке… Предупреждаю, что я категорически отвергаю вперед Вашу или кого-либо другого просьбу об увольнении от должности».

Прекрасно осознавая крайнюю опасность «откатных» тенденций в высших придворных сферах и правоконсервативных политических кругах, Столыпин пытался, как мог, препятствовать этой негативной тенденции. Однако после так называемого парламентского кризиса в марте 1911 г., когда Столыпин вновь демонстративно подал в очередную отставку и по существу вынудил царя принять свой ультиматум, его отношения с Николаем II дали «трещину». Вследствие этого инцидента у Николая II еще более укрепилась мысль о неизбежности расставания с некогда любимым министром.

Изменения в настроениях царя чутко улавливались придворной камарильей и правоконсервативными силами, которые немедленно усилили по всему периметру борьбу с премьер-министром, обвиняя его в стремлении узурпировать власть. Они правомерно считали, что правительственный курс реформ разрушит традиционный уклад социально-политической жизни, при котором их возможность влиять на решения государственной власти была практически не ограничена.

Непросто складывались взаимоотношения Столыпина с правоконсервативными партиями типа Союза русского народа. Хотя они и получали поддержку и финансовые вливания от правительства, однако взаимное сближение практически исключалось. Правоконсервативные силы отрицательно относились к попыткам Столыпина ликвидировать сословные перегородки, сформировать гражданское общество и правовое государство, создать новый средний класс, преобразовать церковный приход, ввести всеобщее начальное образование. Сходную позицию занимала и ведущая организация – Совет съездов объединенного дворянства, а также некоторые иерархи Православной церкви, огульно обвинявшие Столыпина в попытках подорвать ее господствующее положение.

 По-разному восприняли назначение Столыпина на пост министра внутренних дел либеральные и леворадикальные общественные и политические круги. В глазах леворадикальной общественности бывший саратовский губернатор уже давно представал в образе «душителя революции», «реакционера» и «погромщика», «крепостника-помещика» и «махрового националиста», с которым следует продолжать вести беспощадную борьбу вплоть до его физического уничтожения путем организации террористических актов. Для либеральной общественности фигура Столыпина на первых порах представлялась не столь однозначной. Либералы консервативного толка допускали возможность вступить с ним в диалог и лишь после прояснения его политических позиций принимать то или иное решение. Левое крыло либеральной оппозиции с самого начала отнеслось к Столыпину с явным недоверием, считая столыпинские реформы тактическими уловками или полумерами и настаивая на необходимости демонтировать всю сложившуюся политическую систему. При этом, они также не отрицали возможности диалога с правительством по широкому кругу текущих и перспективных проблем. Кроме того, сказывалось и традиционное для российской интеллигенции неприятие государственной власти как таковой. Так, например, Л. Н. Толстой в своих письмах в Столыпину подверг нелицеприятной критике не только введение военно-полевых судов, земельную реформу, но и весь внутриполитический правительственный курс. В конечном счете эта полемика привела к разрыву многолетних отношений семейств Столыпина и Толстого.

Земские деятели, представлявшие преимущественно крупное землевладение, боялись утратить власть на местах и сопряженный с ней высокий социальный статус. Ликвидация старых сословных институтов (волостного суда, уездных предводителей дворянства, земских начальников) перекрывала каналы монопольного влияния поместного дворянства на все сферы местной жизни. Недаром уже в конце 1907 – начале 1908 г. поместное дворянство начало фронтальное наступление на Столыпина.

В свою очередь, крупную торгово-промышленную буржуазию, привыкшую получать дотации из казны, «сверхприбыль» от реализации своей продукции, не устраивала попытка Столыпина переложить на нее определенную часть финансовых издержек, в частности, в ходе реализации пакета социальных реформ. Представители торгово-промышленной буржуазии в Государственной думе, пользуясь поддержкой разного рода монопольных группировок и корпораций, блокировали принятие в Думе социальных рабочих проектов.

Прекрасно осознавая отношение к его политике различных социальных групп и политических сил, Столыпин стремился максимально задействовать административный и финансовый ресурсы при реализации пакета реформ. Однако он понимал, что одного административного ресурса и энтузиазма его единомышленников явно недостаточно для достижения поставленных целей. Поэтому он предпринимал неоднократные попытки привлечь на свою сторону умеренные либеральные круги.

Известно, что после издания в одностороннем порядке по 87 ст. нового избирательного закона 3 июня 1907 г. премьер фактически отрезал себе путь для сотрудничества с либеральной оппозицией, сделав ставку на консервативно-либеральные круги общества, прежде всего в лице думских фракций октябристов и умеренных националистов. Третьиюньская избирательная система предусматривала создание в III Думе многолетнего «октябристского центра», с помощью которого Столыпин и рассчитывал ускорить прохождение правительственных законопроектов через представительные учреждения. Лидер партии «Союз 17 октября» и ее думской фракции А. И. Гучков, питавший личную симпатию к премьеру, высоко ценивший его государственный ум и непреклонную волю, вплоть до марта 1911 г. оказывал Столыпину неизменную поддержку. После «мартовского инцидента», связанного с вопросом о введении земства в западных губерниях, отношения между октябристами и Столыпиным испортились, и премьер попытался привлечь на свою сторону группу умеренных националистов.

Итак, деятельность Столыпина на посту министра внутренних дел протекала в условиях острой борьбы между сторонниками самых разных моделей преобразования страны. Премьер-министр, умело использововавший предшествующий опыт деятельности на постах предводителя дворянства и губернатора, выработал собственную политическую линию и планомерно проводил ее в жизнь.

Вместе с тем, у Столыпина были трудности и «внутреннего» порядка. Помимо объективных факторов, оказывавших тормозящее влияние на проведение столыпинских преобразований, имели место определенные технологические просчеты. Несмотря на неоднократные и настойчивые попытки добиться единства действий министерств и ведомств в реализации реформистского курса, Столыпину так и не удалось преодолеть «разнобой» в действиях их руководителей, которые к тому же не всегда разделяли до конца позицию премьера. Имея, как известно, право личного доклада царю, отдельные министры располагали вполне реальными возможностями тормозить реформы. Не была до конца преодолена и асинхронность в ходе разработки в министерствах и ведомствах законопроектов и представление их на обсуждение в Совет министров и в Думу, что приводило к тому, что действительно крупные проекты «тонули» в так называемой законодательной «вермишели».

Столыпину пришлось столкнуться с такими трудностями, как финансовое и кадровое обеспечение реформ. Несмотря на динамичный рост государственного бюджета, все же ощущалась нехватка средств для проведения именно крупномасштабных преобразований, которые должны были реализовываться фактически одновременно, ибо были логически увязаны в единую «цепочку» друг с другом. Огромные ассигнования (4, 5 млрд. руб. ) шли на реорганизацию армии и флота, «пожирая» значительную долю всех бюджетных средств. Пришлось буквально «с колес» решать и кадровую проблему.

Думается, Столыпиным не в полной мере использовались средства массовой информации для доведения до широкой общественности замысла правительственного курса. Хотя правительственные СМИ вели пропаганду реформ, разъясняли их содержание и направленность, однако все же их совокупные усилия были малоэффективны. Информация не всегда оперативно доходила до общества и особенно – до широких масс населения. В условиях масштабных преобразований требовались нестандартные пропагандистские ходы, учитывающие то обстоятельство, что значительная часть населения (особенно в деревне) была неграмотна. Однако «подлежащие ведомства» не утруждали себя продумыванием методики всестороннего идеологического обеспечения программы преобразований.

Будучи выходцем из высших кругов российского общества, Столыпин, хотя и прослужил много лет уездным и губернским предводителем дворянства в западных губерниях, а затем сравнительно короткий срок в должности саратовского губернатора, не до конца учитывал адаптационные возможности трудовых масс к глобальным преобразованиям, инертность массового сознания. Низкий жизненный и культурный уровень значительной части населения, отсутствие широкой системы распространения правовых и политических знаний стали тормозом объективно назревших преобразований, требующих, с одной стороны, глубокого осознания их необходимости, а с другой - наличия определенных стартовых возможностей для включенности народа в их осуществление. Традиционному массовому сознанию гораздо ближе были эмоциональные популистские лозунги леворадикальных партий. Массы не могли в полной мере понять, что столыпинские реформы, рассчитанные на длительный переходный период, не могут дать сиюминутного эффекта в плане улучшения жизни. Оставаясь государственно мыслящим и ответственным политиком, Столыпин, в отличие от лидеров леворадикальных партий, отвергал демагогию и популизм, сознавая эфемерность, а главное – аморальность беспочвенных, объективно не обеспеченных, обещаний. Он предпочитал говорить правду, какой бы она ни была.