Трансформация геополитической ситуации на Кавказе в начале XXI в.

В начале XXI в. в 2003-2005 годы динамично меняется геополитическая ситуация в Кавказском регионе. Объективно такие крупные трансформации содержат в себе в виде преформизма или уже реализующих тенденций как новые угрозы безопасности или усиление прежних, так и новые формы конструктивного сотрудничества в преодолении внешних и внутренних противоречий, новые импульсы социального развития. Реализация возможных негативных или позитивных сценариев развития событий определяется сложным взаимодействием различных факторов, среди которых субъективным является спoсобность реалистично воспринимать происходящие изменения, предвидеть долговременные последствия своей текущей политики и умение эффективно распоряжаться ресурсами-играет ведущую роль.

Необходимо сначала остановиться на деструктивных и конфликтогенный факторах, определяющих характер современной геополитической ситуации на Кавказе.

Устойчивым геополитическим фактором является радикальный исламизм, превратившийся в ведущую идеологическую форму антироссийского сепаратизма и терроризма. Радикальный исламизм идеологически и материально инспирирован главным образом неправительственными структурами арабских и других мусульманских стран при определенной поддержке их спецслужб и спецслужб других государств. Он имеет на юге России, практически во всех национальных республиках, устойчивую социальную базу, воспроизводимую в условиях многолетнего социально-экономического кризиса, социальной бесперспективности и коррумпированности властных структур. На юге России международный терроризм выступает исключительно в форме псевдоисламского радикализма, сетевая структура которого очень удобна для манипулирования силами, весьма далекими от панисламистских утопий и идеалов. Как геополитическая реальность фактор исламского радикализма присутствует все пятнадцать лет существования постсоциалистической России и является фоновым. Повышение эффективности госуправления и силовых структур в профилактике экстремизма и подавление немногочисленных террористическиз групп поддержке общества, особенно исламской уммы, и при условии преодоления экономического кризиса в регионе, в первую очередь в Чечне, несомненно, снимут остроту проблемы. Нельзя полностью отрицать внешнее влияние, но необходимо признать, что основные предпосылки экстремизма на псевдорелигиозной почве лежат, в первую очередь в проблемах внутреннего развития. Более того, постоянное педалирование и мифологизация масштабов угроз со стороны международного терроризма решать тактические внешнеполитические задачи, сами являются конфликтогенным фактором, закрепляя в массовом сознании стереотипы неэффективности борьбы с этим злом российских структур и отвлекая ресурсы государства от решения действительно ключевых вопросов Каспийско-Черноморского региона, как геополитических, так и геоэкономических. Следовaтельно, задачей текущей аналитики, политико-правовой практики и науки становится четкое различение «имиджа» международного терроризма, реального сoциального феномена, и его четкая концептуализация.

Не менее устойчивым фактором является проблема непризнанных государств Южного Кавказа.

Очевидность нелегитимности распада СССР, превращение формальных административных границ в государственные (в контексте их довольно произвольной кройки в советский период) все это стало причиной обострения проблемы этнической и национально-государственной идентичности. Все союзные и бывшие автономные республики являлись по составу населения полиэтничными, поэтому распад большого советского социально-политического пространства, ослабление государственных и других социальных институтов, углубляющийся экономических кризис, не имеющий аналогов для условий мирной ситуации, подтолкнули этническую мобилизацию, формирование этнонационалистов, этнократических режимов.

На территории Северного Кавказа этноэтатистские и сепаратистские настроения не вышли за пределы артикуляции аморфных проектов созданиях новых субъектов РФ: различных казачьих республик, объединения адыгов, карачаевцев с балкарцами. Создания ногайского государственного образования, Лезгистана и др., которые были сепаратистскими или ирредентистскими по отношению к субъектам Российской Федерации, но не к самой России. Правда, исключение составляет Чечня, где сепаратисты при поддержке международных террористических организаций и стоящих за ними спецслужб некоторых государств, пытались выйти их состава Российской Федерации. Отличие Ичкерии от других непризнанных государств постсоветского пространства в том, что сепаратисты, во-первых, никогда не составляли среди чеченцев больше четверти населения, и во-вторых, Ичкерия не ограничивалась попыткой построения этнократического государства, ориентируясь на экспансию под теократическими лозунгам на Кавказ и юг России.

Не могут не затрагивать интересы и обеспечение безопасности России непризнанные государства Южного Кавказа, такие как Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах. Южная Oсетия и Абхазия непосредственно граничат с Россией и большая часть их населения имeет российское гражданство.

Непризнанные государства Южного Кавказа возникли вследствие распада СССР, дискриминации национальных меньшинств в миниимпериях Азербайджана и Грузии, шовинистической политики утвердившихся в них этнократических режимов. Южные Осетины, абхазы и армяне Нагорного Карабаха в ходе гражданских войн с метрополиями отстояли свой внутренний суверенитет на основе практически всеобщего самоопределения в форме этнонациональных государств. В результате этих граждaнских войн, которые принесли огромные жертвы всем этническим группам, и в реальности напоминали этнические чистки непризнанных государств от представителей титульных нaродов бывших метрополий. Большинство беженцев стали жертвами и заложниками политики своих правящих этнократических элит.

Кровь многочисленных гражданских войн, является едва ли преодолимым барьером в ближайшем будущем для выработки модели мирной реинтенрации непризнанных государств в сoстав бывших метрополий.

Несмотря на то, что Южная Осетия, Абхазия, Нагорный Карабах не имеют международного признания, состоялись как внутренне легитимные государства, причем в значительно большей степени, чем, по крайней мере, Грузия. Южная Oсетия обладает ограниченными и скудными экономическими ресурсами, но, несмотря на это они смогли создать стабильные политические и социальные институты. На сегодняшний день, Южная Осетия имеет де-факто отношения и связи с другими государствами, друг с другом и с неправительственными организациями, является угрозой безопасности и создает хроническую напряженность для всего региона в связи с неопределенным статусом «непризнанного» квазигосударства. Это приводит к трудностям в обеспечении безопасности, стабильности и прав человека в подобных государственных образованиях.

В этих условиях теоретически привлекательным является включение бывших метрополий и непризнанных государств в более крупное социально-политическое пространство, где этнонациональная идентичность и интересы отошли бы на второй план при гарантиях безопасности и улучшения экономической ситуации.

В современных условиях построение такого социально-политического пространства возможно под эгидой США, НАТО или ЕС, правда, восстановление интегрирующей роли России на всем Кавказе будет невозможно в связи с конкуренцией между этими акторами. Логика экспансии и мирового лидерства атлантического блока не позволяет ему остановиться в рамках собственной идентичности и реального сотрудничества с Россией в интересах стабильности региона.

Независимо от идеологических обоснований западных проектов вытеснения России с Кавказа в XVIII-XX вв., и, может быть, случайных аналогий с современностью, о которых можно было бы и забыть. Дело в современной политики: формирование из «грантоедов» в странах Южного Кавказа псевдодемократических застрельщиков «цветных революций», которые, как показали события в Киргизии, не всегда полностью управляемы и могут вылиться в неконтролируемый хаос;

Одним из важных показателей, который подтверждает антироссийских характер акций на Кавказе со стороны западных государств и политологов в отношение отечественной модели федерализма, сводится к упрекам на недостаточные права субъектов Российской Федерации, особенно Чеченской Республики и в тоже время западные партнеры выражают неприятие проектов федерализации Украины или Грузии и квалифицируют их как сепаратистские.

В этом контексте деструктивную роль в регионе играет политика США независимо от того, какая стратегическая цель преследуется ее республиканским руководством - господство или лидерство в современном многополярном мире. США постоянно дестабилизирует ситуацию в регионах под предлогом борьбы с авторитарными режимами, международным терроризмом и имеют непосредственное влияние на ситуацию на юге России (Ирак, Балканы, Украина, Закавказье). Это вполне объяснимо, что проникновение США на Южный Кавказ определяется геоэкономическими интересами, которые выражаются в стремление к контролю над энергетическими ресурсами Каспия и соответствующими коммуникациями и геостратегическими целями. Создание военных баз США в Азербайджане и Грузии никак не свидетельствуют о намерение США вести борьбу с международным терроризмом и объективно угрожают интересам и безопасности Рoссии, несмотря на все заверения в обратном американских официальных лиц, подпитывают деструктивные силы данного региона. Данные угрозы со стороны США и подконтрольного им НАТО являются опосредованными, так как прямой военный конфликт Российской Федерации и США в ближайшие время представляется маловероятным.

Конфликтогенный потенциал, нарастающей активности в регионе проявляется в давлении на Россию через руководство Грузии с целью вывода с ее территории российский военных баз. Все это провоцирует конфликты вокруг непризнанных государств - Южной Осетии, Абхазии, процессы, которые напрямую резонируют в южнороссийских субъектах, а также в Джавахети, где компактно проживают армяне, экономические интересы и безопасность которых были связаны с российской военной базой.

В этом же ряду стоит деятельность американских спецслужб и связанных с ними международных фондов по подготовке нелегитимных «цветных» государственных переворотов по типу грузинского и украинского для смены режимов в Азербайджане и Армении на полностью проамериканские. Пока создать в этих государствах достаточно эффективное «доминантное» меньшинство не удается, в отличие от того, как это произошло в Тбилиси, Аджарии и на Украине (совсем маргинальными являются такие группы в Абхазии и Юго-Осетии), но потенциально подобный вариант развития событий возможен и неизбежно будет сопровождаться антироссийской, по крайней мере, риторикой.

Главная цель политики США в Каспийско-Черноморском регионе нацелена на подрыв политического и экономического сотрудничества России с Китаем и Ираном, которое является важнейшим условием стабильного развития региона.