Протекционизм в заметках «Северной почты» как отражение политики правительства

Основной курс и то, что более твердо отстаивал министр внутренних дел, О. П. Козодавлев, и что так явно отразилось в статьях «Северной почты» - это вопрос жесткого протекционизма русских промышленных товаров.

Последствия континентальной блокады, установленной с осени 1807 года имели для Российской империи, в частности для ее экономики, очень тяжелые последствия. Торговые связи с Англией, бывшей главным рынком для русских экспортных товаров и основной страной-поставщиком пряжи, колониальных товаров, фабрикантов, были насильственно прерваны. За пятилетие (1802-1806 гг.), предшествующее континентальной блокаде, Россия ежегодно вывозила в Англию 91% экспортного льна, 80% щетины, 77% сала, 73% пеньки, 71% железа, 43% фламского полотна и 42% пшеницы.^[10] Никакая другая европейская страна не могла в то время заменить английский рынок. Паралич русского экспорта и недостаток рынков сбыта привел к резкому снижению цен на экспортные товары (30-40%) и подорожанию импортных, а также к падению как вексельного курса, как и курса ассигнаций.

Ситуация осложнялась еще и тем, что импортные товары продолжали поступать на русский рынок в силу их транспортабельности, в отличие от русских. Также, в силу того, что французская промышленность нуждалась в некоторых английских товарах, Наполеон после издания Трианонского тарифа стал широко прибегать к системе лицензий, разрешая привоз определенных английских товаров во Францию.^[11]

В этих тяжелых условиях, когда остро встал вопрос торговом балансе, о собственной развитой промышленности, в «Северной почте» появляется одна небольшая заметка в 25 номере за 1810 год, за 11 месяцев до издания Положения о нейтральной торговле на 1811 г.: «Недавно вышло в свет весьма любопытное сочинение, в коем описывается средства, употребляемые Англичанами для вознаграждения недостатка в разных произведениях, который претерпевают они со времени закрытия для них Портов на твердой земле… Желательно, чтобы по примеру Англичан, столь неусыпных в изыскании средств заменять иностранные товары собственными произведениями, и прочие Европейские нации прилагали равное старание обходиться без товаров Английских».

Эта заметка очень явно отражает главные тенденции «Северной почты» – обходиться без импортных товаров, заменяя их произведениями собственной промышленности, что и воплотилось в итоге в выработанном М. М. Сперанским тарифе, получившем название «Положения о нейтральной торговле на 1811 г.». Вскоре после его издания в русские порты пришло до 200 английских кораблей под нейтральным флагом для закупки русского сырья.^[12]

Влияние более строгой запретительной системы, установленной «Положением о нейтральной торговле», на развитие русской промышленности было, бесспорно, благотворным. Оно единодушно подчеркивается современниками. В брошюре «Ответ русского гражданина на вопрос, полезно ли заводить в России и распространять мануфактуры» указывается, что благодаря Положению, «несмотря на трудные и безденежные времена, заведено множество малых и больших фабрик, которые теперь снабжают нас многими из тех вещей, кои прежде надобно было получать из других земель». Наконец, в записке Московского купеческого общества о причинах упадка торговли в России было подчеркнуто, что с изданием «Положения о торговле на 1811 год многие из купечества обратились на устроение вновь фабрик и мануфактур. В краткое время существования сей запретной системы количество фабричных заведений значительно умножилось; изделия начали приходить в совершенство, и цена оным постепенно уменьшаться». А сам Козодавлев писал: «Тариф 1811 года имел на наши домашние сего рода (бумажные) мануфактуры то благодетельное влияние, что они вдруг умножились и усилились в такой степени, как того в столь короткое время едва можно было ожидать… С 1811 г. токмо начали (шелковые фабрики) процветать действительно и быстрыми шагами достигать своего усовершенствования… Существование фабрик тонких сукон можно считать настоящее токмо с 1811г.»^[13]

Все это усилило стремление Наполеона начать войну с Россией, но война закончилась крушением бонапартистского режима во Франции и освобождением народов Европы от наполеоновской тирании. Скоро начинается Венский конгресс, на котором, помимо вопроса о восстановлении европейских границ, обсуждается вопрос о торговле. Под давлением европейских держав Россия должна будет пересмотреть твои тарифы, и пустить европейские товары на свои рынки.

Внутри страны это вызвало широкие обсуждения нового тарифа, от которых «Северная почта» не осталась в стороне. В номере 86 за 1814 год помещена обширная «Выписка из партикулярного письма», рассказывающая о том, что во Франции тоже идут споры касательно тарифа.

«У нас здесь все ожидают издания нового Тарифа, составлением которого Правительство теперь неусыпно занимается. Палата Депутатов имела по сему случаю многократные собрания, и каждый почти лист Монитера наполнен жаркими прениями членов ее о сем важном для Государства предмете. Теперь внимание их в особенности обращено на железо, как на одну из важнейших отраслей нашей промышленности. Статья сия при Правлении Наполеона была запущена до невероятной степени. Но король наш, желая паки оживотворить оную, препоручил Палате Депутатов войти в прилежное о сем предмете рассмотрение. Все единодушно желают, дабы сия полезная и необходимая отрасль промышленности нашей приведена была в самое цветущее состояние, но в способах к достижению сей цели мнения членов Палаты неодинаковы».

Далее в «Выписке» представлены четыре точки зрения на данную проблему.

«Одни полагают, что по причине совершенного упадка и бездействия многих железных заводов и фабрик в Государстве нам нельзя теперь еще обойтись без иностранного железа, и необходимость сия заставляет разрешить ввоз оного. Но дабы не потерпело от того добывание сего металла в нашем Государстве, то можно ограничить ввоз иностранного железа и стали возвышением на сии предметы пошлин до известной степени. Мера сия, по мнению их, произвела бы самые полезные последствия. От сего в скором времени умножилась бы в нашем отечестве выработка собственного железа; многие горны и плавильни, стоящие теперь праздно, паки начали бы действовать; собственный продукт вошел бы в равновесие с иностранным, и ввоз сего последнего сам собою умножился бы», – однако мы знаем, что Козодавлев не раз выступал против высоких тарифов, обосновывая это тем, что они только подстегнули бы контрабандную торговлю.

«Иные члены Палаты напротив того полагают, что со стороны торговли вернейший и надежнейший способ доставить благоденствие Государству, заключается в вывозе сколько возможно большего количества собственных произведений в чужие Владения, и в допущении сколько возможно меньшего количества изделий иностранных ко ввозу в Государство. Принять сие правило за основание, они утверждают, что для поддержания и умножения наших железных заведений необходимо нужно, ввоз иностранного железа всех родов вовсе запретить. Если, мнят они, случайно учинившееся прекращение привоза к нам сего металла могло существовать более 20 лет, без отягощения для жителей, то для чего бы Правительству не утвердить не утвердить сие законом навсегда? Неужели выработка железа у нас от сего уменьшиться? Неужели ограничиться в нашем отечестве надобность в сем необходимом продукте? И даже если бы такое постановление и возвысило цену на сталь, железо и чугун, то пусть лучше будет издержано десять франков внутри Государства, нежели десять су вне оного: ибо сии десять су пропадают безвозвратно; десять же франков, обращаясь в Государстве, питают и оживотворяют жителей оного. И так разрешение ввоза во Францию иностранного железа, с какими бы ограничениями ни было, обратится во вред казне, и послужит к отягощению народа и к разрушению важнейшей ветви нашей промышленности: ибо никакое ограничение не воспрепятствует иностранцам наводнить сим металлом наше Государство, а может быть найдется и такая отважная нация, которая, для подорвания железных мануфактур наших, решиться в начале пожертвовать даже потерю талера на квинталь железа, дабы потом года через два сделать нас должниками ее на многие миллионы талеров. Тогда все железные заведения наши разрушатся, заводчики и фабриканты подвергнутся неминуемому разорению, а чужестранцы на счет наш будут обогащаться, и проч.».

Третьи, выступающие за совершенную свободу импорта, обосновывают это следующим: «…закон, воспрещающий или ограничивающий ввоз железа, вместо желаемой пользы произвел бы токмо монополию на сей металл; а всякая монополия, обогащая одних монополистов, вредит свободе и благосостоянию людей, кои оною не занимаются… И так, дабы извлечь Государственную пользу и благосостояние из промышленности народной, надлежит произвести соревнование в ремеслах и мануфактурах страны той, с ремеслами и мануфактурами иностранными; что не иначе как свободною торговлею достигается», – эта точка зрения практически полностью схожа с позицией русских дворян-фритредеров.

«Наконец некоторые из членов Палаты объявили мнение, которое можно назвать средним между упомянутыми», – и самым правильным, по мнению автора статьи. Они соглашаются в необходимости запретить ввоз железа, что поддержать собственные заведения. «…но запрещение сие… не должно быть учинено навсегда, а токмо на известное число лет. Сие мнение тем основательное, – поясняет автор, выражая и позицию «Северной почты», – что оно может быть приложено и ко всем мануфактурным заведениям вообще. Всякая мануфактура и всякое новое заведение в начале учреждения никак не может производить изделий, равняющихся добротой и достоинством с изделиями того же рода, выработанными на фабриках давно уже существующих, и имевших время усовершенствоваться. Посему дабы одобрить и поддержать новые такие заведения, надлежит запретить ввоз иностранных изделий сего рода до тех пор, пока отечественное заведение не укорениться, и не возьмет своей силы: ибо в противном случае иностранные совместники, чтобы подорвать вновь открывшуюся у нас промышленность, могут нарочно некоторое время продавать изделия свои по самым низким ценам, хотя бы то им и в убыток было. Напротив того, когда внутренние мануфактурные заведения укореняются, тогда и разрешение ввоза иностранных изделий не в силах будет подорвать оные; но послужить еще к возбуждению в них соревнования, и потому к усовершенствованию их».

Абсолютно созвучна с этой статьей заметка из Воронежа, помещенная в номер 94 за тот же год. Автор ее рассказывает о Воронеже, как об одном из первых городов фабричного сукноделия, навязанного Петром Первым. Автор, якобы не очень разбирающийся в политической экономии, после разговора с местными фабрикантами, «перестал сомневаться в пользе мануфактур». Они упомянули, к его убеждению, один случай из истории Испании, которая после открытия Америки имела очень много золота, а иностранные торговцы убеждали испанцев, что с такими богатствами им вовсе не надо трудиться, а они сами будут за плату делать им все необходимое: одежду, обувь и другие продукты ремесла. «…а между тем фабрики у них уничтожились, ремесла перевелись, хлебопашество пришло в совершенный упадок… В несколько лет в Испании ничего не осталось, и само золото, как неверный друг, помаленьку и по какому-то непонятному для тогдашних Испанцев влечению, ушло наконец также в царство промышленности и мануфактур…». В «Северной почте» этот пример приводится не один раз.

Далее собеседник автора выражает свое недоумение по поводу некоторых членов французской Палаты депутатов, которые «сердятся на Тариф, коим предполагается запретить ввоз иностранных товаров, и кричат против него изо всей силы. Такой Тариф, однако поистине есть застава, удерживающая монету, как беспаспортного беглеца из отечества. Мне кажется, что если не таковой Тариф, как некоторые Государства то доказывают на опыте, то пришлось бы им проститься и с остальными сокровищами, которые уцелели от бывшего до сего великого переселения монеты за границу. Не понимаю такой щедрости и великодушия к иностранцам!» – недоумевает собеседник. «Возможно ли не удивляться, что целые народы, забывая пользу отечественную, последний серебряник отдают за произведения чужой промышленности, и еще ропщут, когда им сие запрещают?».

Первый шаг к изменению таможенной политики был сделан в 1816 году «По восстановлении свободных политических и торговых сношений с европейскими державами, - гласил текст Манифеста Александра I, - рассудили мы за благо, для пользы общественной допустить некоторые перемены в запретительной торговой системе» и «разрешить привоз разных иностранных товаров, запрещенных по последнему о торговле положению, оставляя, впрочем, на некоторые остальные предметы запрещение в своей силе».

Новый тариф, в которым были сделаны значительные отступления от запретительной системы, был опубликован 31 марта 1816 года. В нем, правда, по-прежнему были запрещены к привозу: железо в деле, бумажные изделия, кружева, ленты, обувь, платки, позументные товары, полотна, помада, фаянсовая и хрустальная посуда, тонкое черное сукно, грубые сукна, чай (по западной границе), многие шелковые и шерстяные ткани, шляпы, экипажи и пр. Но и были разрешены к привозу писчебумажный товар, миткаль и другие некрашеные бумажные ткани, простейшие сорта шелковых тканей, недорогой бархат, батист, шерстяные ткани среднего качества, готовое платье, ковры, одеяла, сортовое железо и пр. Все эти товары были обложены в 25% к стоимости. На сырье и жизненные припасы были установлены пошлины, соответствовавшие пошлинам 1797 года, на вина – более высокие. Неценовые пошлины были определены в серебряной валюте, но дрлжны оплачиваться ассигнациями по курсу дня.^[14]

Правительство для успокоения промышленников обещало сохранить запрещение на ввоз иностранных товаров по новому сокращенному списку на 12 лет со дня издания тарифа. Однако это обещание не было выполнено.^[15]

А «Северная почта» продолжает твердо отстаивать позиции протекционизма и наотрез отказывается видеть в России только земледельческое, аграрное будущее.

«Некоторые из Сочинителей мною читанных ныне книг и брошюрок, говоря об Англии, Ирландии, Франции и России, утверждают, что для сей последней земли, то есть для отечества нашего, невыгодна собственная внешняя торговля, для России невыгодно свои отпускные товары возить на собственных своих кораблях, ниже привозить потребные для ней иностранные товары. Для России выгоднее, по мнению сих Писателей, предоставить то и другое иноземных торговцам. – Чего право не скажет французский Писатель о России!» – иронизирует автор статьи, совершенно обескураженный такими тезисами. «Всем известно и опытом доказано, что сверх других важных выгод и морская сила Государства приходит в совершенство особенно тогда, когда купеческий флот снабжает ее искусными мореходами, а береговые жители, единственно от долговременной службы на купеческих кораблях, становятся способными для служения во флоте».

На доводы таких писателей, что с умножением количества выращиваемого хлеба возрастет и потребность в нем, «ибо тогда родилось бы в десять раз больше число людей, кои сей хлеб употребляли бы в пищу», автор статьи пишет: «По сию пору нам известно, что с приумножением числа рук размножаются и способы к пропитанию чрез рачительнейшее возделывание земли, или посредством новых отраслей досужества, или же чрез переселение в другие страны; словом, известно было, что по мере умножения народа умножается и хлеб и другие средства к его пропитанию, но чтобы наоборот по мере умножения количества хлеба, увеличилось и число рождающихся людей для потребления всего того хлеба – сие таинство, в цепи причин и действий природы не было еще никому известно, и вся честь открытия принадлежит сему Автору», – заключает автор статьи.