Методы избегания вызывающих тревогу ситуаций

Многие различные образцы поведения, с помощью кото­рых наши испытуемые стремились избегать вызывающих тре­вогу ситуаций, были показаны при обсуждении приведенных выше историй болезни, и они варьировали от поведения, ко­торое в значительной степени было основано на объективной оценке реальности, подобно поведению Бесси, убегавшей в парк, чтобы избежать грубого обращения со стороны матери,

до поведенческих стереотипов, например, застенчивости, свойственной Айрин, и более сложных субъективных методов подавления и формирования симптомов. Мы не будем пы­таться перечислить эти защитные формы поведения, а только назовем их некоторые общие черты.

Было показано, что эти образцы поведения начинают дей­ствовать, когда индивид сталкивается с вызывающей тревогу ситуацией. В случае Элен, например, было замечено, что чем больше тревоги проявлялось в определенных ответах по ее тес­ту Роршаха, тем чаще она демонстрировала конкретные ме­тоды защиты — ненатуральный смех, отрицание и интеллек­туализацию; а в случае Агнессы, чем больше ее тревожило от­сутствие внимания ее друга, тем больше проявлялось ее конкретное защитное поведение, а именно агрессия и враж­дебность. Кроме того, было показано, что, когда тревога ос­лабляется, ослабляет свое действие и защитное поведение. Основание для таких явлений представляется очевидным: ко­гда индивид сталкивается с вызывающей тревогу ситуацией, начинают действовать защитные механизмы, направленные против нее. Таким образом, существовала прямая связь между наличием тревоги и наличием поведенческих механизмов избега­ния вызывающей тревогу ситуации. Но когда поведенческий механизм принимал форму психологического симптома, вы­зывающий тревогу конфликт преодолевался раньше, чем дос­тигал уровня сознания¹. В случае Брауна, например, пока су­ществовал страх заболевания раком и озабоченность психосо­матическим симптомом головокружения, факт наличия конфликта или невротической тревоги не допускался на соз­нательный уровень. Но когда конфликт и тревога стали осоз­наваться, симптомы исчезли. Таким образом, из этого приме­ра также можно сделать вывод о том (и это не противоречит предыдущему утверждению), что, когда присутствуют сим­птомы, существует обратная связь между осознанием тревоги и наличием симптомов².

Из сказанного, таким образом, следует, что при невроти-

1 В этой связи симптом можно определить как внутренний, структуриро­ванный защитный механизм, который устраняет конфликт с помощью авто­матически действующих психологических процессов.

² Такое утверждение соответствует другим положениям, изложенным в этом исследовании (гл. 3).

ческой тревоге целью защитных механизмов, симптомов и т. п. является удержание внутреннего конфликта от активиза­ции¹. Мы отмечали, что в той степени, в которой эти механиз­мы действуют успешно, индивид способен избежать столкно­вения с конфликтом. Можно привести несколько примеров: если бы Нэнси смогла удерживать в круге своего общения

¹ Следует отметить, что изложенная выше точка зрения о том, что эти образцы поведения и симптомы являются защитами от вызывающей тревогу ситуации, не согласуется с обычным утверждением в психоаналитической литературе о том, что такие образцы являются «защитами от тревоги». Если говорить точно, то защита направлена не против тревоги, а против вызываю­щей тревогу ситуации. Иногда выражение «защита против тревоги» исполь­зуется просто как описательный термин, как укороченная форма точного, но громоздкого утверждения (это тот случай, когда данное словосочетание ис­пользуется в настоящем исследовании). Но иногда такое выражение ошибоч­но используется, чтобы обозначить то, о чем там прямо говорится, а именно, что индивид несет в себе определенное количество тревоги в форме неотреа-гированного возбуждения, и именно от этого у него есть потребность себя защитить. Фрейд открыто провозгласил такую точку зрения, когда сформу­лировал свою первую теорию тревоги как неразряженного либидо. Вилоби довел эту теорию до логического совершенства, описывая тревогу как гене­рализацию нервного возбуждения, «...как если бы действовала общая ирра­диация нервного возбуждения или его переливание через край...» (цитируемое произведение, с. 466). Аномальную тревогу он описывает как возбуждение, которое генерируется, но не находит выхода в действии, до тех пор пока не произойдет существенного «прорыва» возбуждения. Если бы это было так, то в самом деле было бы верно, что индивид должен защищать себя от этого «прорыва» возбуждения. Автор считает, что такое представление возникает вследствие путаницы между неврологическими и физиологиче­скими видами тревоги и самой тревогой. Недостаток концепции осуществле­ния «прорыва» возбуждения может быть продемонстрирован на многих терапевтических занятиях, где от сильной тревоги можно освободиться, не прибегая к какому-либо явному выражению или отреагированию аффекта, и при этом может не возникнуть другого аффекта, кроме чувства спокойствия и облегчения. Облегчение наступает, когда угроза удаляется, или при невро­тической тревоге, когда существование конфликта становится для больного очевидным. Для ясности мышления по этому вопросу важно подчеркнуть, что тревоги бы не было, если бы индивид не сталкивался с определенной уг­розой; тревога продолжается не потому, что назрел «прорыв», а потому, что продолжает существовать угроза. Про людей, у которых проявляется тревога чрезмерной выраженности, будет неправильным сказать, что у них в значи­тельной степени назрел «прорыв» возбуждения, их скорее следует описывать как людей, которые чрезмерно уязвимы перед угрозой, и поэтому они часто или, возможно, даже постоянно находятся в ситуации столкновения с угро­зой. От чего индивид стремится защитить себя, так это не от самой тревоги (или «прорыва» возбуждения), а от ситуации, которая вызывает тревогу, — от угрозы, или в случае невроза — от конфликта, сопровождающего угрозы. (См. также подстрочное примечание, с. 82—83.)

только людей, относящихся к ней благосклонно, то конфликт, состоящий в том, что у нее была потребность полностью зави­сеть от других людей, но в то же самое время она считала, что на них нельзя положиться, никогда бы не возник. Если бы Элен смогла успешно отрицать или интеллектуализировать свое чувство вины, она бы избежала конфликта. Что касается сложных симптомов Брауна, то можно отметить ту же самую цель: если бы у него действительно был рак или поражение головного мозга (или он бы не сомневался в том, что они у него есть), то он мог бы: а) лечь в больницу, подчиниться ав­торитетам и получать лечение, не имея чувства вины; б) быть освобожденным от необходимости пытаться делать ответст­венную работу, для которой он не чувствовал себя адекват­ным; и в) рассчитаться со своей матерью посредством того обстоятельства, что она была бы вынуждена из-за его болезни его содержать. Таким образом, три главные составляющие его конфликта были бы устранены.

Поскольку конфликт при невротической тревоге является субъективным, механизм устранения его всегда включает в се­бя определенную форму подавления, или диссоциации какой-то сферы реальности, проявляющуюся в виде чувства или уста­новки. В противоположность поведению Бесси (убегавшей в парк), при котором принималась во внимание объективная реальность, — индивид с невротической тревогой стремится убежать от некоторых элементов внутри самого себя, и это может быть достигнуто только с помощью диссоциации этих элементов, что ведет к формированию внутренних противоре­чий. Например, когда Элен пыталась непосредственно отри­цать существование у нее чувства вины, она в то же самое вре­мя стремилась в значительной степени интеллектуализиро­вать это чувство. Эти два метода устранения чувства вины противоречивы¹. Если бы она действительно считала, что у нее нет чувства вины, у нее не было бы потребности интел­лектуализировать его (как если бы полководец, с одной сто­роны, заявлял, что не собирается вести войну, а с другой —

¹ Конкретизируя образец поведения, который включается в действие, — это непосредственная попытка подавить реально существующее чувство (от­рицание); на более глубоком уровне она осознает наличие обмана, которым сопровождается подавление, поэтому в действие вводится другой механизм, а именно интеллектуализация.

тут же собрал свои резервы и бросил бы их в сражение). Су­ществование диссоциации, которая необходима для того, что­бы устранить субъективный конфликт, и которая приводит к появлению внутренних противоречий, является одним из объяснений того обстоятельства, что защитные механизмы при невротической тревоге дают возможность достигнуть безопасности, которая постоянно подвергается угрозе, и та­кое положение никогда не дает возможности устранить кон­фликт на длительное время (как можно видеть на примере любой описанной выше истории болезни.)

При обсуждении вышеприведенных историй болезни рас­сматривалась одна поведенческая структура, направленная на защиту индивида от вызывающих тревогу ситуаций, которая, насколько известно автору, еще не описана в литературе по тревоге. Это использование тревоги самой по себе как защиты, механизма, который наблюдался в случае с Нэнси. У этой де­вушки не было эффективных защит против тревоги за исклю­чением того, что она была постоянно осторожна и вниматель­на, — другими словами, она вела себя как тревожный человек и показывала другим, что она тревожна. Ее попытка побудить других людей всегда быть благожелательно настроенными по отношению к ней (что привело бы к устранению конфликта) осуществлялась с помощью того, что она показывала другим людям, как она в них нуждается и как бы она страдала, если бы они не были настроены к ней дружелюбно. Такое поведе­ние может быть в целом описано, как если бы она говорила другим людям: «Посмотрите, как я тревожусь, — не делайте меня еще более тревожной». В тех случаях, когда быть тре­вожной и показывать тревогу — это защита от еще большей тревоги, индивид стремится избежать конфликта, демонстри­руя слабость, как если бы он считал, что другие люди не будут на него нападать, не покинут его или будут на него очень на­деяться, если они увидят, что он тревожен. Мы назовем тре­вогу, которая используется в качестве защиты, псевдотрево­гой¹. Но представляется очень сомнительным появление тако­го вида тревоги, используемой в качестве защиты, если инди-

¹ Адлер наблюдал такой метод использования тревоги, но вместо того, чтобы рассматривать его как защиту или как псевдотревогу, он свел все виды тревоги к одному знаменателю.

вид не будет в значительной степени уязвим перед истинной невротической тревогой на более глубоком уровне. Понима­ние того, что тревога используется как защита от истинной тревоги, особенно важно в психотерапии, так как защитная псевдотревога представляет собой исключение из принятого всеми общего положения о том, что тревогу следует умень­шить до того, как больной откажется от зашиты против нее¹.