Жанрово-стилевое новаторство и философско-этическая проблематика басен И.А.Крылова.

Крылов застал русскую басню в тот период, когда в ней закончился спор о путях дальнейшего развития между классицистами (Д.И. Хвостов) и сентименталистами (И.И. Дмитриев). Написав свои первые басни («Дуб и Трость», «Старик и трое молодых», «Разборчивая невеста»; 1805), Крылов пришел к И.И. Дмитриеву и попросил прочитать их. Дмитриев отдал басни в печать. Поступок Крылова был явным свидетельством тому, что он – сторонник басни «поэтической», идущей от Федра и Лафонтена, а не «прозаической», восходящей к Эзопу и Лессингу. Сам жанр басни Крылов мыслил не как оживляющий дидактический пример в устном философском или нравственном споре, а в духе рассказа, выдержанного либо в виде эпического повествования, либо в виде драматической сценки, т. е. ставил перед собой в первую очередь художественные цели, а на основе их приходил к моральному выводу. Однако это касалось прежде всего жанра, а не стиля басни. В своем языке Крылов опирался на сохранившиеся славянизмы, на разговорную речь и не столько на просторечие («народное красноречие»), сколько на «руссизмы», на идиоматические народные выражения (идиомы). Крылов положил в основу «басенного слова» не мертвый книжный церковно-славянский язык и не разговорный язык образованного дворянства, не «головные», умозрительные законы, требующие разрыва с речевым современным ему общением или с русской речевой традицией, а нечто реальное – живые речевые формы «народного толка».

Для правильного понимания крыловских басен существенно также, что баснописец не отказывался от нравоучительности и не сводил басню к сатире. Басня Крылова может быть и комической, и вполне серьезной.

Басни Крылова невозможно разделить по темам на философские, социальные, нравственные, бытовые. Они выразили мудрость народа, а мудрость сопротивляется подобным операциям – в ней неразрывно спаяны разные аспекты. Особняком стоят только басни об Отечественной войне 1812 г., объединенные событием, а не темами и проблемами.

Крылов делает вывод, что всякие идеи, оторванные от жизненного опыта, безумны и всегда готовы обернуться глупостью и злом. Крылов таким образом дал свое толкование послереволюционных событий и причин кризиса просветительской мысли. Он сделал вывод, что воззрения просветителей целиком субъективны. Значит, всякое преобразование, навязанное умозрительными идеями, не нужно и пагубно («Лягушки, просящие Царя»).

Идеи, не основанные на жизненном опыте и призывающие к разрушению, к разрыву с традицией, с привычными формами правления и государственного устройства, гибельны («Безбожники»).

у Крылова отчетливо просматривается антитеза истинного просвещения, с одной стороны, и невежества, а также ложного просвещения – с другой. Однако это еще ничего не говорит о роли науки и знаний в обществе, о том, какое место сознательной воле, субъективным усилиям отведено в исторической жизни. Крылов сочинил «басню в басне», когда мораль представляет собой не афористически краткий и энергичный вывод, а пространный рассказ, в котором дается разрешение философского спора – нужны или не нужны науки, нужны или не нужны ученые в государстве.

В басне утверждается, что само просвещение – благо, и тот, кто не ищет истины, обедняет себя и обрекает на невежество и духовную нищету. Другая крайность – дерзкие умы, которые противопоставляют свою гордыню реальному положению вещей и действуют по личному произволу. Иначе говоря, своеволие человеческой мысли искажает понятие о просвещении, науке и оборачивается «безумием», гибельным для самого гордеца и для других людей. Басня направлена против «дерзких умов», ввергающих человечество в пучину насилия, бедствий и зла. Нет сомнения, что Крылов держал а памяти послереволюционную историю Франции. Но басня Крылова заключает в себе и более широкий смысл: она осуждает всякий «дерзкий ум», не считающийся с реальностью. Крылов прав, когда он порицает умозрительные теории. Он прав и в том случае, когда некий «дерзкий ум» навязывает свою волю народам, презирая их. Крылов убежден, что любое насилие становится в конечном итоге злом. Отсюда было недалеко до того, чтобы всякую теорию, зовущую к новым, более совершенным общественным отношениям, объявить ложной и абстрактной. К чести Крылова, он такого шага не сделал. Он снял просвещение с недосягаемого пьедестала, на который его поставили блестящие мыслители XVIII в., и установил над ними контроль повседневной жизни, позволивший защитить полезную науку от бесполезных умствований.

В итоге своих размышлений Крылов отверг «головные» теории и увлекающиеся ими «дерзкие» умы. Тем самым он держится эволюционных взглядов на историю. Но это только одна сторона медали.

рационально, посредством разума, понять историю нельзя, ибо неизвестно, какой смысл заключен в совокупной деятельности людей и какую цель она преследует, а также почему совершается именно таким, а не иным путем.

Поскольку Крылов понимал историю как деятельность всего народа и русское государство как социальный итог истории, то само движение общества, по его мнению, совершается усилиями всех людей, независимо от их сословной принадлежности, имущественного достатка или профессии.

Крылов отверг абсолютное значение Разума в жизни, какое придали ему просветители. Он отверг и то пренебрежительное отношение к обыкновенной, эмпирической действительности, которое было у просветителей, противопоставивших ей разумный идеал. Если просветители считали, что история движется противоречием, возникающим из антитезы просвещения непросвещенности, то, с точки зрения Крылова, это насквозь умозрительное, субъективное представление, поскольку в мире есть противостояние живой, естественной жизни и жизни ложной, искусственной, в которой господствуют не филантропическая доброжелательность и альтруизм, а эгоистические интересы. Оно-то и есть пружина исторического развития. Крылов – враг всяких крайностей, которые он понял как ограниченность, смешную попытку встать над многообразной и богатой действительностью, навязать ей свою грубую и плоскую оценку, втиснуть ее в круг сугубо личных эгоистических понятий. Все крайности мыслятся и умозрительными и субъективными идеями, а всякое преувеличение неприемлемо, потому что оно односторонне. Так он понимает мужицкий «здравый смысл», «золотую середину». Это касается и социальных отношений, и государственной политики, и бытовой среды, и литературы.

баснописец ввел в литературу «мужицкий» взгляд на вещи. Хотя ему были близки и правда народная, и правда личностная (Крылов самостоятельно изучил сочинения французских просветителей и переводил их), он, часто вопреки своим личным убеждениям, отдавал предпочтение народному воззрению и подавлял в себе гуманистические представления, усвоенные из книг. Во многих баснях идеи мудрецов-философов побиваются народным разумом. Это, однако, не значит, что Крылов целиком оправдывал народный «здравый смысл», иногда выступавший в его баснях темным и непросветленным. Но если ему приходилось выбирать между самым банальным народным «здравым смыслом» и гуманными представлениями, изложенными в мудрых книгах, он почти всегда склонялся на сторону народа. Народный, «мужицкий» взгляд на те или иные действия и поступки и взгляд просвещенного человека, по мнению Крылова, резко разошлись, и между правдой народа и правдой личности, между морально народной и моралью личной возникло трагическое противоречие.

 

«Мужицкий» взгляд на действительность – вот то новое, что внес Крылов в современную ему эстетическую мысль и в литературу. Это обусловило его необычный подход ко всем бытовавшим тогда философско-эстетическим и художественным воззрениям от классицизма до романтизма включительно. Этим же определено своеобразие его басен и его новаторство в жанре басни.

Жанр басни под пером Крылова заметно изменился. В нее вошло такое глубокое философское, этическое, социальное содержание, которое было под стать комедии или роману. Крылов решал в басне задачи национального масштаба и серьезного литературного значения. Басня благодаря Крылову стала жанром, сравнимым с большими и «важными», как тогда говорили, литературными формами.

В баснях Крылова ожила национальная история, отлившаяся в проясненные баснописцем национальные моральные нормы, и русская нация в них нравственно осознала себя. Раздвигая содержательные границы басни, фабулист не выходил за пределы жанра и не превращал басню в сатиру, в лирическое стихотворение или в бытовую новеллу. Крылов использовал внутренние возможности жанра, не нарушая его строения и строго соблюдал законы, согласно которым басня состоит из морального поучения и рассказа. Он не отказывается от морали в пользу рассказа или от рассказа в пользу морали, а сохраняет и живой рассказ, комедийную сценку и нравоучительность. Поэтому басня Крылова – это художественное произведение, в котором закреплен способ народного мышления, сохраняющий признаки простодушно-лукавого, не прямого проникновения в суть вещей, и сгусток народной мудрости, и эпический рассказ, и драматический эпизод, в котором персонажи действуют самостоятельно, в соответствии с их характерами. Через их непосредственные отношения проступают зримые черты того общества, в котором они обитают. В свою очередь, этот мир в их поведении и их устами выносит себе приговор. Басня Крылова не столько указывает на порок, сколько показывает его.

Не изменяя классических басенных правил, Крылов перестраивает соотношение между рассказом и моралью, наполняет рассказ живописными подробностями, создает характеры персонажей и образ рассказчика.

Свою личную позицию Крылов скрывает, преподнося ее как мнение самого народа, возникшее в его историческом опыте. Конечно, такое сокрытие умышленное и художественно рассчитанное: Крылов дает возможность говорить и действовать самим басенным персонажам, но так освещает конфликт и такие моральные следствия извлекает из него, что читатель догадывается об участии мысли писателя. Однако, даже произнесенная от лица рассказчика-баснописца, она не предстает только его личным мнением. Нравственному выводу придана форма пословиц, поговорок, воспроизводящих мнения «молвы» или напоминающих их. Моральные сентенции снова возвращаются в ту же народную среду, в ту же житейскую практику, из которой они изошли. Все это доказывает, что Крылов решительно избегал «теоретической» субъективности и стремился представить свои басни как объективный результат познания, извлеченного из жизненного опыта народа.

Установка на эпичность, на объективность исключала непосредственное «присутствие» автора. Не выявляя себя как автора, Крылов выдвигает на первый план рассказчика, который всегда находится рядом с персонажами, как бы «входит» в них, проникается их чувствами. Оттого он судит о них не понаслышке, а вскрывает их лицемерную и жестокую мораль.

Рассказчик притворно доверяется персонажам и серьезно изъясняет мотивы их поведения. Он дает выговориться зверям и людям, совершить те или иные поступки. Он беспристрастно передает их точки зрения, но его мнимое простодушие подрывается полным посрамлением персонажей, которое проистекает из рассказа. И тут обнаруживается, что простота рассказчика лукава. На самом деле он знал заранее, к чему приведет его рассказ. Неожиданность рассказа относится только к персонажам. Рассказчик же всегда «себе на уме». Он отлично знает достоинства и слабости своих персонажей, их ухищрения и уловки, которые от него не могут укрыться и не могут его обмануть. Персонажи всегда обманывают только себя. При этом рассказчик может шутить и с читателем, опять-таки притворно делая вид, будто намерен рассказать что-то ему известное и знакомое, но неожиданно приводя к совершенно иному, более глубокому и точному знанию. Эти приемы у Крылова чрезвычайно разнообразны. У него нет строгой обязательности: мораль может вполне согласоваться с рассказом, а может не совпадать или противоречить ему. Часто рассказчик доверчиво повторяет мнение «молвы», но сквозь подчеркнутое простодушие, что само по себе уже подозрительно, непременно проступает откровенное лукавство.

Новаторство Крылова в жанре басни раздвинуло широкие дали перед русской литературой, обозначив и облегчив путь к реализму, к созданию общенационального литературного языка и многосторонних типических характеров.

20.Проблема самозванства и особенности конфликта трагедии А.С.Пушкина «Борис Годунов». Противоречивая роль «народного мнения» в пьесе. Жанрово-стилевое новаторство трагедии.

И Борис прекрасно осознает значимость этой силы: Годунов пытается расположить к себе народ, он «отворил им житницы», «сыскал работы», но, убедившись в том, что народ все-таки не любит его, Борис находит этому объяснение:

Живая власть для черни ненавистна, Они любить умеют только мертвых.

В течение всей трагедии Годунов презрительно называет народ «чернью», часто (особенно ярко это проявилось в монологе «Достиг я высшей власти») говорит о народе: «они», «им», «их», противопоставляя местоимение единственного числа первого лица и местоимение множественного числа третьего лица: «они ж меня, беснуясь, проклинали», «они ж меня пожаром упрекали», «я злато рассыпал им». Автор подчеркивает одиночество царя: Борис оставлен боярами, умирая, он советует сыну доверять Басманову и Шуйскому, не зная, что именно эти люди предадут его.

Основное внимание поэт уделяет нравственным мучениям Бориса — трагедии «несчастной совести». В Годунове борются два человека: цареубийца и справедливый, «добрый государь», ласковый отец и детоубийца.

Борис вступает в спор со своей честью. В кульминационной сцене трагедии Борис делает выбор окончательный: царь не дозволяет открыть святые, по словам патриарха, мощи убиенного царевича Димитрия для спасения русской земли от интервентов, чтобы обезопасить себя, не дать еще одного повода обвинить себя. Кроме социального конфликта в трагедии ясно виден конфликт двух культур: исконно русской и западной, принесенной интервентами. А. С. Пушкин противопоставляет чистому, высокому чувству Ксении расчетливую любовь Марины; искреннюю тягу к знаниям Феодора и образованность самозванца, щеголяющего знаниями латыни; скромному Пимену польского священника, советующего Лжедмитрию лгать народу; да и всему патриархальному устройству русского быта шикарные балы в доме Мнищека.

Таким образом, в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» отразилась не только занимавшая автора проблема народа и власти, но и конфликт двух культур, двух стихий, двух цивилизаций.

Отличительной чертой композиции «Бориса Годунова» является решительный разрыв с правилами классицизма. Пушкин смело нарушает три единства, типичные для трагедии классицистов; время действия охватывает период в восемь с лишним лет, место действия — не только дворец, но и площадь, и монастырская келья, и корчма, и поле сражения; даже не только Русь, но и Польша; действие не объединяется вокруг центрального героя и единой интриги, чем нарушается единство действия, как оно понималось классицистами.

Основное столкновение в трагедии — это борьба за престол Бориса и Самозванца, борьба, в которую втянуты различные общественные силы. Сам Пушкин говорит об этом так: «Меня прельщала мысль о трагедии без любовной интриги, но, не говоря уже о том, что любовь весьма подходит романтическому и страстному характеру моего авантюриста, я заставил Дмитрия влюбиться в Марину, чтобы лучше оттенить её необычайный характер».

Любовь в трагедии лишь одно из средств характеристики героев, но не пружина, движущая события. В трагедии — широкий охват жизни изображаемой эпохи, результатом чего явилось необычайно большое количество действующих лиц (около шестидесяти), притом из самых различных социальных слоев: царь, бояре, дворяне, патриарх, монахи, казаки, люди разных национальностей: русские, поляки, немцы, французы.

Вместо обычного деления на действия (по правилам классицизма—пять) пушкинская трагедия разбита на сцены (23), всё время меняющие место действия. Это чередование сцен дано в порядке последовательности или по контрасту. Так, например, в первых трёх сценах даны разговоры о Борисе: в первой — двух бояр во дворце, во второй — народа на Красной площади, в третьей — «всей Москвы» на Девичьем поле. Четвёртая же сцена — контраст и в то же время как бы итог предшествующим: избранный народом Борис обращается с торжественной речью к патриарху и боярам, и затем краткий разговор Шуйского с Воротынским снова возвращает нас к их беседе в первой сцене и выразительно характеризует их обоих и Бориса.

Новизной в построении, обусловленной идейным содержанием, является введение в качестве основного действующего лица народа. Поэтому-то, в противоположность трагедиям классицистов, у Пушкина трагедия начинается и заканчивается без Бориса и Самозванца, казалось бы, главных действующих лиц. Следует отметить, что, верный правде жизни, Пушкин нарушил и ещё одно правило классицизма — чистоту жанра: он соединил в своей трагедии и трагические, и бытовые, и комические сцены.

По принципам реализма построены и образы трагедии. Взамен одностороннего изображения человеческого характера, свойственного писателям классицизма, Пушкин даёт широкую и разностороннюю зарисовку внутреннего мира своих героев.

Пушкин часто обращался к русской истории, ее самым острым и драматичным страницам. В трагедии Борис Годунов поэт воскресил минувший век во всей его истине. Автору удалось достигнуть небывалых вершин в искусстве драмы... Его персонажи исторически верны, они действуют и рассуждают в соответствии со своим временем и характерами.

Борис Годунов обрисован Пушкиным всесторонне. Он прекрасный отец, желающий счастья своим детям, справедливый и заботливый правитель, думающий о благе народа, но почему же везде он терпит поражениеНет счастья его детям:

Я, может быть, прогневал небеса,

Я счастие твое не мог устроить.

Безвинная, зачем же ты страдаешьговорит он дочери.

А ты, мой сын, чем занятЭто чтоИ в государстве много недовольных. Борис приходит к выводу, что народу ненавистен любой царь.

Живая власть для черни ненавистна,

Они любить умеют только мертвых.

В самом воздухе витает обвинение, что Годунов убийца царевича Дмитрия. Бояре не решаются высказать это царю, им есть что терять, они хотят любыми средствами спасти свои привилегии, местничество, близость к трону.

В народе же постоянно бродит недовольство своим униженным положением, подчиненностью вся и всем. Порой оно выливается в бунты, заканчивающиеся ничем. Правители умеют вовремя остановить народ, умаслить его не столько действенными мерами, сколько сиюминутными подачками и посулами. Шуйский очень хорошо объясняет Борису сущность народа.

Пушкин в трагедии Борис Годунов очень точно определил и показал народный характер. Вечно недовольные существующей властью, люди готовы подняться на ее уничтожение и бунтуют, вселяя ужас в правителей, и только. А в результате сами же остаются обиженными, так как плодами их победы пользуются бояре и родовитые дворяне, стоящие при троне государя.

Умудренный опытом, Борис понимает, что не стоит правителю искать любви у масс. Он должен лишь быть справедливым, заботящимся о благе государства, а всем угодить невозможно, всегда найдутся обиженные и недовольные.

Это основная мысль трагедии Борис Годунов. России необходима крепкая власть, но не замешанная на крови, а иначе все рассыплется в прах таков неумолимый закон жизни.

Пушкин показывает, что движущей силой истории является народ, и он же всегда остается в проигрыше. Плодами его труда пользуются правители, выскочки и проходимцы. Они всплывают из небытия и уходят, а народ безмолвствует, так как не в силах что-либо изменить самостоятельно, а истинных героев, самоотверженных борцов за всеобщее счастье нет, они, может быть, появятся позже. Пока же народу остается ждать, терпеть, надеяться теперь... на Лжедмитрия.

21. Место и значение романтизма в творчестве А.С.Пушкина. Предромантические тенденции в лирике 1817-1820 гг. Поэма «Руслан и Людмила».

У Пушкина взгляды на романтизм вполне соответствовали духу его романтического творчества. Большинство замечаний и высказываний Пушкина о романтизме относится к 1824-1825 годам, когда были завершены или завершались южные поэмы (в 1824 году были написаны “Кавказский пленник” и “Бахчисарайский фонтан”, в октябре того же года были закончены “Цыганы”).

 

Пушкин часто подчеркивал свое несогласие с наиболее распространенными определениями романтизма. Он писал друзьям: “Сколько я ни читал о романтизме, все не то.”[5]

Взгляды Пушкина на романтизм были прежде всего антиклассическими. Пушкин высмеивал и осуждал тех, кто пишет “по всем правилам парнасского православия

 

Пушкин-романтик изображает исключительные, чаще всего контрастные психологические состояния, непохожие на пошлую уравновешенность среднего человека. В романтической лирике Пушкина нарисованы или “могучая страсть”, подчиняющая все переживания и поступки человека, или душевная охладелость. То же мы находим в южных поэмах Пушкина. В “Кавказском пленнике” Черкешенка- “страстная дева”, полная “восторгов сердца”. Ей противопоставлен Пленник, который погубил “ страстями сердце”, стал “жертвою страстей”. Он почти совершенно охладел душой. В “Бахчисарайском фонтане” Заремой владеют “порывы пламенных желаний”, она “для страсти рождена” и говорит “языком мучительных страстей”. Но тут же нарисован образ разочарованного героя- татарского хана Гирея. Он ещё в начале поэмы “скучает бранной славой”, а после смерти Марии приходит к полному унынию. В “Цыганах”, вершине романтизма Пушкина, “ всюду страсти роковые”. Поэт подчёркивает, что “ послушной душой” Алеко “играли страсти”. Играют они и Земфирой, и её любовником – молодым цыганом, и её матерью Мариулой. Но в поэме действует также охладевший герой – старый цыган, которому после любовной катастрофы “постыли... все девы мира”. Постараемся же теперь разобраться в этом лучше, на конкретном художественном материале романтических произведений Пушкина.

 

Романтическая лирика

И всё же самые яркие и смелые лирические произведения Пушкина 1820-1824 годов - это стихотворения романтические. Их пронизывает идея человеческой свободы. Пушкина- романтика возмущало не только отсутствие свободы в самодержавном государстве, его отталкивала душевная мелкость общественных верхов.

 

И всё же на первый план у Пушкина-романтика выдвигалась тема любви с её принципиальным психологизмом. Поэтому в любовных произведениях блистательнее всего была развёрнута его философия страстей и резче всего проявилась его убеждённость в том, что романтический поэт должен жить в стихии яркой, напряжённой страсти.

В любовной лирике Пушкина огромная эмоциональная сила переживаний поэта в большинстве случаев разрывает упорядоченность художественных форм. Стиль становится динамичным, остро экспрессивным и даже “разорванным”.

Вся эта поэзия страстей и бесстрастия имела художественной целью раскрыть психологический. внутренний мир личности и воссоздать её образ. Но перед романтиками стояла и другая задача: отказываясь от традиций “классической” поэзии, они стремились нарисовать индивидуальный образ нации. Эту задачу решил романтик Пушкин.

 

В лирических стихотворениях Пушкина -романтика, изображающих жизнь разных народов, нет соответствующих пейзажей или же они не имеют почти ничего национально характерного. Нет пейзажей в стихотворениях “Гречанка верная!”, “Гречанке” (упоминается лишь достаточно абстрактное “небо Греции священной”), “Чёрная шаль” (упоминаются лишь “дунайские волны”, куда раб убийцы бросил мёртвые тела). И в “русских” произведениях Пушкина мало национальных пейзажных образов. Дать описание жизни разных народов на фоне соответствующих национальных пейзажей Пушкину удалось лишь в южных поэмах. Зато в пушкинской романтической лирике есть великолепные “личностные” пейзажные стихотворения, рисующие экзотическую природу и вместе с тем проникнутые глубоким и тонким психологизмом. Эти стихотворения связаны не с изображением какой-либо национальной среды, а с переживаниями самого поэта, с его восприятием жизни.

А. С. Пушкин работал над поэмой «Руслан и Людмила» три года, и в 1820 году она была закончена. Произведение представляет собой как бы соединение старины, русской истории со временем А. С. Пушкина. Действительно, здесь много исторических элементов, например описание пира у князя Владимира. «Там русский дух, там Русью пахнет», — говорит автор. Много былинных мотивов и в описании приключений Руслана. Да и сам Руслан похож на русского богатыря: добрый, верный в любви, смелый и отважный. Всюду, где это возможно, он борется со злом.

Но образ Людмилы — это образ девушки времен самого Пушкина; она мила, кокетлива и немного беспечна.В поэме много сказочных персонажей и предметов: злой волшебник Черномор, говорящая голова, шапка-невидимка, добрый мудрец Финн.

Главный смысл поэмы заключен в победе добра: злые деспотические силы, мешающие счастью и любви, терпят поражение. Светлое начало жизни побеждает темное и мрачное. Свет, счастье и радость на стороне молодости и любви.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: