 |
Лхаса. Ода Сибири
|
|
|
|
Лхаса
Какие-то фанзы. какие-то брынзы
тусклые бронзы и желтые бонзы
глядят пред собою инглизы
Их Кук не ведет капитан
А ведет с кровью даже славян
Предводитель встает на карнизы
и кричит пред собою девизы
И яблоко раздора
им предлагает Лора
их медсестра на восемь человек
И расстилается пред ними гор и рек
ужасный вид Тибета
И разве не дали обета
во Лхасу войти
и на этом пути
дорога как вид винегрета
Где камень. кустарник. ледник и гора
и вечером камень и осыпь с утра
Они же идут не смолкая
оружьем поя и бряцая
И крутится их разговор
вкруг Лхасы уже с давних пор
Большая ли очень иль мелкая что ль?
Накинуть на город туманы изволь
Зашли бы мы все под туманы
В ворота вошли неузнаны
Кто мы и что мы? — европейцев отряд
иль просто ли скопище местных ребят
На уток охотиться горных
ходили в одеждах притворных
и стража смеется монахов
В тумане их вид одинаков
Но нет не прошли. желтоглазы
монахи имеют указы
и в миг* отложив свою брынзу
хватают рукою за бронзу
Мечи и мечи застучали
а ружья преступно молчали
Лежат европейцы почти
Мечта их во Лхасу войти
была недоступной мечтою.
Их пятку находят босою
и тащут* кладут в упаковку камней
и кажется что европеец злодей
И дальше живет мирно Лхаса
и запах удушливый мяса
Что знает сей город что заперто в нем?
Мы таинство это когда-то вернем
Сейчас оно заперто в Лхасе
А будет преподано в классе
Но это ужасно чтоб белый народ
все видел и знал непременно вперед
и взявши любые предметы
использовал бы их ответы
* * *
Маленькие люди — родители мои
женские груди — домики — бадьи
Ванные. столовые. вилки да ножи
|
|
|
Журналы все «Работница» серы и свежи
Еще журнал «Здоровье» — симптомы и врачи
мама моя мама — сердце подлечи!
Выкройка для блузки. Картошка мясо — хлеб
То-то избегаю этих я судеб
То-то с детства в сторону. в сторону смотрел
и подобно ворону-птице улетел
Начал потихонечку. смеялись не учли
Вот я и достукался. сам один вдали
Эх не туда бежали — юный Эдуард
Но тогда б едва ли. получился б бард
А ныне получился. фамилия нашлась
Эх что ж я не лечился. Мама не взялась
Ода Сибири
Россия солнцем освященна
Москва и зданиев верхи
Стоит в зиме непротивленна
Поди ее воспеть смоги!
и рельсы что идут повсюду
через полянные леса
и хвои синие. И груды
мехов. их длинные власа
В стране и соболь и куница
и мелкий безобразный мех
и я владею кошек всех
мечтая шкурой насладиться
То хмур то мрачен лес восточный
и грузный холм стоит Хинган
единственный сквозь лес и срочный
стремится поезд северян
Его охватывают фонари
немногие кусочки рядом
А остальное — посмотри
Все так же дремлет под нарядом
из хвой и шишек и снегов
иль летней многослойной пыли
Жильцы сибирские цедили
на переездах мало слов
Когда в щедроте ресторанной
из Магадана дикий гости*
бросает деньги добрый пьяный
(вам это видеть довелось? )
— не верьте щедрому собрату
назавтра ломит голова
Вы римлянин а он проклятый
Раз варвар он. и варвар два
Могучая лежит держава
там в прикитайской стороне
Возле Амура слева справа
живут войска на целине
Там танки сном еще объяты
ракеты спрятаны в холмах
и там китайские ребята
разведкой ползают во тьмах
Вполглаза спят мои Иваны
Казак же — белый старожил
рассказывает в меру пьяный
как он и в царскую их бил
А на востоке там эскадра
Матросы бегают в порту
В Японию глядят и правда
|
|
|
лишь адмиралу в рапорту
Японцы вроде ищут рыбу
на шкунах* небольших систем
но приглядеться коль могли бы
увидим — заняты не тем
От городов идет японских
могучий пар и твердый жар
и закрывает даже солнце
и с населением кошмар
У них подъем в литературе
Акутагава. Такубок
(Но если б были в нашей шкуре
японец вряд ли что бы мог)
Но мы вернемся под обрывы
родных восточных берегов
Иваны. Пети ищут рыбу
и ловят крабов и китов
и порт Находка. доски. доски
и крики «Майна! » — подымай
Пока же спит весь град московский
да и вообще весь старый край
Люблю Сибирь когда подумать
люблю ее призывников
идущих в армию. и чумы
ее чукчей-охотников
люблю московских переводчиц
и слово громкое бурят
ее досафовцев и летчиц
и в яркой тундре оленят
Кипят чаи. смеются чумы
Восходит солнце в стороне
но непричастен я угрюмо
и ледовито скучно мне
Я не могу их дни простые
с усмешкой брата разделить
Ведь вот стихи эти такие
журнал не может поместить
Мне нужно книжек от Бодлера
от Андре Жида и Мишо
А нет — нехороша и эра
В стране и жить не хорошо*
И если нет И. Кабакова
на выставке. а вышел срок
И нарисованного слова
«Где Петя? » я найти не смог
и коль уехали ребята
на Запады в чужую глушь
и я уеду. что же я-то!
Прощайте вы — мильены душ!
И вы — о редкие дороги!
И ты внизу — Хорезм. Памир!
И пусть к стране мы слишком строги
Уедем все. Нам чужд сей пир!
* * *
Р. Бурелли,
послу республики Венесуэла в Москве
Волоокий иностранец
исполняет дивный танец
Я теперь дружу с послом
меня в гости приглашают
меня очень принимают
мне желателен их дом
Прикасаюсь я к другому
миру странному чужому
Здесь послы. послихи. музыка. вино
Здесь икра. столы. бокалы
Если б мама увидала
Расскажу так не поверит все равно
Посол Мексики подходит
Меня за руку уводит
С послом Швеции я пью
Мне приятно. я доволен
Если б видел друг мой Коля
он ходил в нашу семью
Если б друг Золотаренко
увидал как я корректно
рассуждая среди залы я стою
он вообще бы умер сразу
и от первой моей фразы
А еще и от того как я жую
Ну и пропасть! Где же детство
Кладбищ трех со мной соседство
|
|
|
Помидоры. рыбки и ведро
И советские евреи
всех лукавей и мудрее
На источнике воды нажил добро!
Где украинской дороги
мои шелковые ноги
Близорукость безмятежность и песок
Декаденское* начало
в толстой книге воссияло
Вэ. А. Брюсов. томик толстый вниз потек
Хулиганы и цыгане
Солнце. степи. поселяне
Новые культурные дома.
Газ. арбуз. пирог. духовка
изменился я как ловко!
Я от радости такой сойду с ума!
* * *
Тканям этой оды шум
Ткани мне проникли в ум
помню красные отрезы
помню черное сукно
магазинные березы
лезут к Харькову в окно
Продавец старинный. Проседь
мне рулон сукна выносит
Разрешите? На пальто?
Я волнуюсь — кто я — кто?
Он мистически разводит
руки желтые свои
нужно место он находит
там где хватит для швеи
он сукно перерезает
моя тряпка отползает
остается их рулон
и рулона прежний сон
В старом мире все бывало
туго тряпка обвивала
бледный в зеркале стоял
мамы прихоть выполнял
Подошло! — друзья судили
и серьезно отходили
взором мерили вы русского
в ткань завернутого узкого
Юноша! сегодня день
очень памятный и тень
от него надолго ляжет
к связям с в'ещами обяжет
ты сегодня обручен
при друзьях препровожден
Продолженье кожи — ткань
Производство — Эривань
и живых людей толчки
были м'ясны и мягки
Все кто был тогда там в зале
умерли. ушли. завяли
Нас тогда был целый зал
Только мне далось. Бежал
* * *
Вечерами. вечерами
в надлежащие моменты
ветер воет. монументы
сотрясая над костями
Уж давно здесь не хоронят
и весной по всем дорожкам
возлежат одни студенты
учат тексты понемножку
Учат тексты. В небе дали
В небе фосфорные спички
И на памятник певичке
бросив куртку и сандали
надпись не читают зыбко
Хватит. Мраморна улыбка
И довольно. и довольно
Обнимают женщин больно
Кое-кто в траве решится
Сползет платье. Заголится
тело бедер. Бедер много
За стеной бежит дорога
И на ней автомобили
Вдоль деревьев рядом были
|
|
|
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Женщина в траве присела
Льется струйка прочь от тела
и белеют смутно ягодицы
Юность — юность! Насладиться
невозможно было мне тобой
Стой на кладбище — постой
Целый день большой хмельной
Выполнен в манере пятен
пахнут травы. и приятен
холодок с земли ползет
Здравствуйте фонарь — я вот!
У сирени я стою
и совсем не безобидно
Жду я женщину свою
скоро ее будет видно
От сторожки злой дымок
чешется у самых ног
Май курчавый как силен
писает у старых стен
* * *
Город сгнил. сгнили люди
Что на месте Харькова будет?
Были юноши и был пыл
Кто на месте нас себя расположил?
Какие Мотричи по садам стихи читают
Какие Басовы сюрреалистов открывают
В кафе пьет кофе ли Лимонов новый
Иль Харьков же рабочий и здоровый?
А новый Бах проходит ли теперь? Он армянин?
Наверно Поль остался там один
Еще красивый постаревший Гена
Если не умерли — сидят подняв колена
Садовые скамейки окружают памятник Шевченко
Людей на дне. Снята с вас Харьков пенка
* * *
Вот весна и после снега
запевает Генрих Гейне
Генрих Гайне. Генрих Хайне
Запевает зацветает
Вынимает он из почвы
руки ноги. руки ноги
молодой своей улыбкой
солнце бледное встречает
А была ему немилость
А теперь ему пожалте
Сколько хочет он одеждой
себя может покрывает
Милый вечный Генрих Хайне
коготки свои расправив
он не думает что будет
после лета с Генрих Гайне
|
|
|
