 |
Чингисхановские гекзаметры. Далекое
|
|
|
|
Чингисхановские гекзаметры
ходить бы… пойти из Москвы вон
и идти все идти и деревни. а куда
неизвестно. и тихой походкой. мышиные
шорохи слыша. европейскую часть покидая.
и в азиатскую глядя. и ветви Аральского
моря. и черные южные зимы. калмыки
татары узбеки. и все кто нерусское ест.
и важно смотреть а они иногда розовеют.
от этого взора. Прохожий сулит тишину…
Поднять бы огромный весь сброд.
На Европу повесть. и тихие мысли питая
с верблюда следя продвиженье без пушек.
без армий а силами мирных кочевий.
прекрасных французов достичь. и окончить
их сонную жизнь.
…трещали курятники. бабы теряли опилки.
и ровно мы лезли через плетни и заборы.
в Америку даже все ровно и ровно
черноголовые дети мои. все ламы тибетцы тангуты
чечены ингуши и дали. татары в дыму.
и простецкие русские люди.
и то что уродствами раньше назвалось — лицо
испитое. разгульные серые ноги — красивым
теперь почиталось орлом.
Мы взяв Византию. сквозь Грецию
скорым пробегом. в пути обрастая. и шлюпки
беря. корабли. в Италию двинем.
чумой заразим Апеннины.
все реки достав. и выпив до дна
до безумных нагих пескарей…
Вперед мои чада! Верблюда менял на
машину — которая где-то в лесах поломалась
везут нас в Америку злые на нас пароходы
и первые гости робки… но украдкой. все
больше нас здесь прибывает. Уже наши злобно
дерутся. без денег берут. и без девок не хочут
идти. Уже наши люди. набив наплевав. обнаружив.
густые тропинки в полях. прокатились
по этой земле. и толпою вновь влились
в родные места. не узнав их. где даже трава
появилась. и стали. и спят.
Обошел их вокруг
И померял. * и очи я вытер сухою бандитскою
|
|
|
тряпкой. и я им сказал — хорошо!
* * *
Тепло за городом заразно
идет забор однообразно
и пыль зеленая лежит
чего-то воздух говорит
и на манер гусиной школы
повсюду выросли глаголы
внимать. исследовать. просить
потрогать. скушать и вкусить
Тепло за городом. крапива
сорняк красивый несчастливо
большая грязная река
два-три унылых старичка
да юношей компанья громких
воображающих что здесь
для них преграда вряд ли есть
однако очень даже ломких
Они кричат. кричат и пьют
А девушки у них поют
могучий тост веселой жизни
о нет не ртами — животом
большими новыми плечами
красивым задом и ногами
довольно толстыми притом
Здесь гражданин один печальный
и ноги моющий в реке
второго быстренько увидит
ничком лежащего в песке
и по его затылку судя
то этот тоже гражданин
воображает что все люди
иные. он такой один
Они вдвоем разговорятся
устало ноги побегут
устало плечи поклонятся
на станцию они придут
Чтоб не вступать в излишни тренья
в углу укромное сиденье
они успеют выбирать
и станут путь обозревать
А путь такой. довольно легкий
немного даже и смешной
Идут постройки. огороды
заборы целою семьей
Под дубом мальчики играют
Рыбак на воду поплевал
чего-то бабы здесь копают
мужик куда-то побежал
Сидела пара на пригорке
мужчина груди ей давил
А ей приятно. и смеялась
что поезд мимо проходил
Покинем этот поезд — братья
и так уж длинен мой рассказ
Наверное* мог бы увидать я
в приятелях — печальных вас
В заг'ороде любое место
Ну Клязьму. Водники. Сер-бор.
поэту ж мне неинтересно
чтоб был конкретным разговор
* * *
В такое пикантное утро
хорошо бы съесть что-нибудь пикантное
например устрицу или лягушку
Что-нибудь маленькое разрезать
на микроскопические дольки
В такое изумительно пикантное
|
|
|
неестественное утро
и какие-нибудь серебряные щипчики
совсем не плохо могут сверкать
когда деревья перегружены снегом
прямо на зеленой листве
когда многие ветки отломаны
а в судьбе Марьи Петровны 22-х лет
произойдут значительные изменения
— Подайте нам что-нибудь маленькое и красное
говорил изящный эстет
в изношенной шапочке
Далекое
Листья платана в знойной Одессе
Гимназистка с ужасом на улицу
При помощи шерсти клубка между ног
Трение. жжение. судорога. поток…
Гимназистка! пришла это бабушка
куда деть румянец — судорожный взор
убегает к подруге. а голова кружится
клубок тут шерсти падает на пол
Обнаружена. поймана. схвачена. наказана
Бита за преступление по рукам
Четырнадцать лет. заниматься обязана
а не прикасаться к заветным местам
Скатерть льняная. узор довольствия
синие стекла вечернего тепла
В диване она ощутила спокойствие
и дрему печальную там нашла
Протянула руку. ей дали пирожное
простили. поговорили. подошли поцеловать
лежит. и уж вечер. романом растревожена
пытается руку под одеяло запускать
За нею следили! Выговор. волосы
Развевающиеся мамы при ходьбе
папа деликатно не входит не вмешивается
половое созревание где-то в тебе
Видение пьяных мужчин расстегнутых
Великие памятники мужскому органу
летом квартиры углы вогнуты
а ноги голые и речи дерганые
* * *
Е. Щ.
И речки и холмы да-да
это все да
это все да
и речки и холмы да-да
проходят медленно назад
В карете шелковый шнурок
О отведи головку в бок! *
Не видно мне красивой этой рощи!
уже сентябрь уже листы
и засыпающая ты
а за каретой ветер шарф полощет.
уже карета так тепла
жаровню милая зажгла
И в пределы наступающей осени
мы влетаем. мы прошлое бросили
холодеют черные дубы
ты сошла
и их листья потрогала
спотыкаясь сказала «Ах много я
просидела! нога затекла! »
В этих жутких и страшных ботиночках
на любимой прекрасной ноге
в этих шляпах шнурках и резиночках
я люблю тебя Боже мой — где…
и речки и холмы да-да
это все да
это все да
и речки и холмы да-да…
* * *
Е. Щ.
Хотишь куплю шампанского
|
|
|
французского-британского
Хотишь поедем в город ночевать
А если тебе скушненько*
то я спою немножечко
и покачаю легкую кровать
Все дождик идет на даче
и тянется тьма вековая
сестра моя белокурая
и мать моя полуседая
— видишь они тебе рады
Как они тебя встречали
Прямо под сильный дождик
с поцелуями выбегали
Хочешь пойду я вечером
да и убью кого-то
Ну а кого — ты выбери
станция за поворотом
Хочешь куплю шампанского
— девочка ты зеваешь
После зевания этого
быстренько засыпаешь
А я гляжу с вниманием
на своего кумира
может быть что прикажется
мне из сонного мира
* * *
Этот грустный щемящий напев
но далекому старому стаду
и пастушек печальных не надо
этих брошенных мраморных дев
и отбилось от рук. убежало в лес
моцартово копытами насвистывая
и за ними углубился пес
книгу цветов перелистывая
и волочась сзади плача скользя
зацепляясь длинными платьями
этим пастушкам уже нельзя
и вместе с рукопожатьями
шальной и черной сырой земли
на это старинное преданье
должно быть немедленно порчу навели
некоторые глубокие зданья
которые виднелись в сквозном лесу
озябли пастушки. уже осень
и были приглашены. шубки на весу
им поднесли — просим!
это их граф молодой пригласил
и по просьбе старого графа
они поели из легких сил
и пса угостили «Аф-фа! »
На замке блещет каждое стекло
белая зима не страшна им
Снегу снегу в Германии намело
так в Италию приглашаим!
Весь их состав — трое иль две
и там живут на приволье
Неаполь. валяются на траве
и виноград. и фриволье
Молодой граф знает чудеса
древности им показывает
каждая пастушка длинная коса
на ночь ее завязывает
Намечается свадьба одной и другой
а убежавшее стадо
медленно идет по тропе лесной
качается над тропой. так надо…
и когда заиграют легкий мотив
словно листья западают мелкие
Улыбнутся они — граф некрасив
но зато одарит безделками
Граф хорош граф молодец!
У замка камни старинные
|
|
|
совсем не плох и граф-отец
хотя речи ужасно длинные
итак* они живут живут живут
от старости груди обливают водой холодной
часы по соседству ужасно бьют
забыла пастушка что была свободной
* * *
Хоронили сочинителя
Хороша была весна
Пришла девочка в калошках
очень плакала она
Закрывалась ручкой слабою
долго плакала она
не смогла стать русской бабою
да купить ему вина
волосы его поглаживать
обнимать его сама
от могилы отгораживать
не давать сойти с ума
Впереди и май и майское
впереди на сколько лет?
а его уж дело райское
там зимы и вовсе нет
Хоронили рано сочинителя
по Москве ходившего в руках
В качестве участника и зрителя
он писал что существует — ах!
заново им названа печально
милая земельная судьба
Всех таких и быстро и нахально
закрывают тесные гроба
* * *
Сам ушедший сумасшедший
Был бежавший пострадавший
Я вам дам небес долину
Пальму локон и маслину
Пусть и ветер там гуляет
Виноградник распушает
Виноградник становится толст и рыж
Из него выбегает стриж
И показывается хмурое лицо
Позже — другое. В конце концов
И третье выходит из глубины
Невзрачные руки. Белые штаны
Мутнеет. и вечер уж близко
От солнца осталось чуть-чуть диска
Скрипнула бочка — воду привезли
Может быть рядом — может вдали
И кто это слышал — ты или я?
А может преданьем богата семья?
И там где раскатистые просторы
Были пустые зеленые горы
И добровольно в этих горах
Живал только ветер. и жил только страх
А я по земле никогда не ходил
Прекрасную дружбу с тобой не водил
* * *
Я не забыл своих юности дней
Маленьких дев и усталых коней
О Украина! О поле!
В тысячеглазых предутренних снах
Ты говорила присутствует страх
Что ж! говори поневоле…
Я не забыл своих юности дней
Харьковски-скроенных старых полей
Перед дождем пробежало
Это животное серой травой
Небо! — великое небо — постой!
…шпаги плаща и кинжала…
Я ли виновен что вишня цвела
Что похоронной процессия шла
Радость! О радость познанья!
Я Ливингстона украдкой читал
За англичанином молча шагал
«Бой! повторите заданье!.. »
А Александры Васильевны гроб
Тихо тогда выносили
Мама мне книгу подсунула чтоб
Сын не увидел бы смерти в лоб
Сколько напрасных усилий!
О Украина в смертельном дожде
Я все мечтаю на руки к тебе
Некогда молча вернуться
Сын лицезреющий матери глаз
О разве будет причудливый час
Разве опять окунуться?
* * *
Вот хожу я по берегу моря — холмистое чрево бугрится
вспоминают глаза мои бедный наряд мой тюркский
|
|
|
Не туда я пошел в своем стремлении гордом
Стал я страшный человек сообразно причудам
Что я мыслил потопить. что использовать думал
и какую-то весну встретить в облике юном
но как старый помещик покидающий усадьбу
Я гляжу с придыханием в горле бессердечно
Все я бросил и на рукописи серые бросил
поменял все на рукописи серые сразу
поманили меня только буквы буквы
а уж весь я побежал. застучали ноги
Не поднять мне у окна тяжести взгляда
И по сонному пути домой не вернуться
Уж мою кровать давно родители убрали
ничего там не стоит. пустое только место
И шагами гигантскими неподходящими
он измеряет берег моря повымерший
после отлива остаются формы разные
черепные. костяные. игольчатые
И эти формы встрепенутся. к морю бросятся
не догнать уж его вам. не старайтеся
А я шляпу в песок позаброшу выброшу
бледнолицый мой костюм разведу крылом
Пропадай ты грусть тоска моя чернильница
Начинайся день постыл плодовита моя семени
Черепные. в панцирях и игольчатые
формы жизни молодой невозвратные…
* * *
Ах родная родная земля
Я скажу тебе русское — «бля»
До чего в тебе много иных
молодых и нагих
Так зачем же тебе я — урод
народившийся из темных вод
подколодных ночных берегов
городов
Так зачем я тебе от стены
Где всегда раздвигали штаны
Где воняет безмерно мочой
Так зачем я тебе городской
Краснощеких возьми деревень
У них поросль растет каждый день
Я зачем тебе с тонким лицом
Со здоровым носись подлецом
Отвечает родная земля
— Ты назад забери свое «бля»
Только ты мне и нужен один
Ты специально для этих равнин
Ты и сделан для этой беды
для моей для травы-лебеды
И для шепота ржавых ножей
Я ищу бедной груди твоей
Но за службу такую плачу
Твое имя свиваю в свечу
и горит же она все горит
тебя всякий из русских простит
И поймет все поймет
шапку снимет и слезы прольет
* * *
Е. Щ.
Этим утром открывшийся год!
Я спешу тишиной насладиться
Озирается грозная птица
Разбираясь во пламени вод
Где начало земным китам!?
Разве нам интересно это
Мы с тобою пройдем по следам
По увядшим печально цветам
Незабвенного нашего лета
И с тех пор как гвоздики цветут
не спеша между нас полевые
убедился я: мы роковые
и к подножию двое придут
Мы умрем! мы умрем! мы умрем!
Разумеется милая вместе
Ты пойдешь к жениху. я — к невесте
незабвенным летающим днем
Разумеется милая вместе
Ты и я под единым лучом
С высоты опрокинутым в травы
нет то не были наши забавы
этим старым морщинистым днем
прижимаясь друг к другу умрем
То оказывается не забавы!
|
|
|
