Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

О господстве капиталистического земледелия 17 глава




«Искра» №46, 15 августа 1903 г. Печатается по тексту

газеты «Искра»


ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ, ПОТЕРПЕВШИХ ОТ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ

Недавно вышедший новый закон, содержание которого указано в заглавии статьи, и закон о фабричных старостах, разобранный нами в предыдущем номере, представляют из себя довольно типичные образчики двух ветвей отечественного рабочего законода­тельства, выражающего ту или иную уступку духу времени. Кроме боевых реакцион­ных законов, которые у нас в чрезвычайном обилии и особенно быстро проходят через все бюрократические мытарства и которые притом особенно обстоятельно составляют­ся и особенно энергично применяются, — все остальные российские законы, касаю­щиеся рабочего класса, могут быть разделены на две группы, по их политическому ха­рактеру. Либо это законы, которые хоть в чем-нибудь, хоть на волос расширяют само­стоятельность, самодеятельность, права рабочих, — и тогда эти законы обставляются сотней и тысячей изъятий, оговорок, циркулярных разъяснений и ограничений, кото­рые все ведут, — выражаясь языком нашего проекта программы, — к «расширению или упрочению полицейско-чиновничьей опеки над трудящимися классами». Таковы законы о фабричных старостах, о фабричной инспекции вообще и т. п. Либо законы выражают собой такую уступку, которая с самостоятельностью и самодеятельностью граждан не имеет ничего общего, — и тогда самодер-

См. настоящий том, стр. 313—321. Ред.


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 327

жавное правительство выступает с несравненно большею щедростью. Так и должно, конечно, быть с точки зрения общей тактики самодержавия, с точки зрения «правильно понятых» полицейских интересов. Западноевропейские демократы, искушенные уже всяческим опытом по части борьбы с полицейским государством, давно окрестили его политику словами: пряник и плеть. Пряник — это подачки революционным классам, это — уступки экономические, имеющие целью внести раздор в эти классы, привлечь часть их на свою сторону, заставить поверить в искренность и дружелюбие буржуазно­го правительства к пролетариату. Плеть — это полицейская травля всех тех, кто не имеет сам доверия к правительству и сеет дальше недоверие, плеть — это обуздание всех тех, кто стремится к полной свободе и самостоятельности рабочего класса, его союзов, его собраний, его газет, его политических учреждений и органов.

Закон о фабричных старостах дает рабочим представительство, которое могло бы послужить им против буржуазии и правительства. Поэтому представительство так ис­кажается и стесняется, чтобы пользу из него могли извлечь только шпионы или хотя бы главным образом шпионы. Поэтому от представительства рабочих, провозглашенного законом, на самом-то деле, в практическом применении, остается, как от Тришкина кафтана, один ворот. А ворот нужен для того, чтобы за «ворот» тащить в участок зло­счастного «старосту». Наоборот, закон о вознаграждении рабочих ни малейшим обра­зом не затрагивает их политической самодеятельности, и тут можно быть, значит, по­щедрее. Тут безопаснее можно выступить в роли «реформатора», а выступить надо, ибо растущее рабочее движение надвигается все более и более грозно. Бюрократическая машина начала работать двадцать лет тому назад над законопроектом об ответствен­ности предпринимателей. Десять лет этот законопроект разрабатывали; наконец, особая комиссия его одобрила, и в 1893 году проект был опубликован и внесен в Государст­венный совет... для того, чтобы вернуться опять


328__________________________ В. И. ЛЕНИН

под сукно еще на десяток лет! «Медленнее спешить», кажется, уже было нельзя, и за­конопроект, вероятно, еще десяток-другой лет пространствовал бы по министерствам и канцеляриям, если бы рабочий класс России своим натиском не встряхнул всего само­державия.

И вот законопроект, кое в чем еще и еще раз ухудшенный, стал, наконец, законом. Для оценки этого закона сличим его с тем, что требуется в нашем проекте партийной программы: «рабочий отдел» этой программы должен быть для нас именно руково­дством в деле пропаганды и агитации. И только сличая отдельные пункты и требования нашей программы с современной действительностью и с попытками правящих классов реформировать ее, никого не обижая, — мы в состоянии будем, с одной стороны, пол­нее и конкретнее уяснять себе и массам смысл и значение нашей программы; с другой стороны, уяснять недостатки действующих законов; с третьей стороны, уяснять себе на деле, на фактах, до какой степени, при сохранении основы буржуазного строя, осужде­ны на мизерность результатов все и всяческие реформы.

Наш проект программы требует (§ 7 «рабочего отдела») установления законом граж­данской ответственности нанимателей вообще (за увечья и болезни рабочих), т. е. вся­кого, кто нанимает рабочих, всякого, кто извлекает прибыль из неоплаченного труда других, пользуясь их рабочей силой и не отвечая за гибель или порчу этого товара (ра­бочей силы) на работе. Между тем новый закон касается исключительно рабочих и служащих «в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промыш­ленности». Исключены, следовательно, рабочие сельские, ремесленные, строительные, кустари и проч. и проч. Исключено громадное большинство наемных рабочих, трудя­щихся часто при худших и более опасных условиях; например, строительные рабочие и сельскохозяйственные при машинах страдают от увечий не меньше, если не больше, чем фабричные. Чем же объяснить это исключение? Тем, что вне фабрично-заводской промышленности са-


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 329

пог еще не так жмет ногу: рабочее движение грозно проявилось только среди передо­вых слоев пролетариата, и правительство «заботится» (не о рабочих, конечно, а о по­давлении рабочих) только в этой области. Но пролетариат, поскольку он участвует в движении, т. е. сознательный пролетариат, борется не из-за польз и выгод того или иного разряда рабочих, а за весь класс, за все классы, угнетенные капиталистическим строем. Разница между реформами, которых добивается пролетариат, и реформами, ко­торые, как подачки, жалует правительство, выступает тут наглядно.

Далее. Новый закон обязывает владельцев предприятий вознаграждать рабочих только за утрату трудоспособности «от телесного повреждения, причиненного им ра­ботами по производству предприятия или происшедшего вследствие таковых работ». Наша программа требует установления ответственности не только за потерю способно­сти к труду вследствие несчастных случаев, но и вследствие вредных условий производ­ство. Новый закон, следовательно, и здесь суживает ответственность нанимателей. Всем известно, какая масса рабочих теряет способность к труду не от несчастных толь­ко случаев, не от телесного повреждения, а от болезней, вызванных вредными усло­виями производства. Никакая борьба с этими вредными условиями путем всяких пра­вил и предписаний не приводит ни к чему, если хозяева не отвечают за потерю рабочи­ми трудоспособности от болезни. И, спрашивается, какая разница по существу между тем случаем, когда машина отрезывает у рабочего ногу, и тем случаем, что рабочий от­равляется ядом фосфора, свинца, краски и т. п.? Разве медицинская паука не создала уже целого отдела болезней профессиональных, болезней, происхождение которых от вредных условий работы выяснено и доказано как дважды два — четыре? Но буржуа­зия и буржуазное правительство руководятся не логикой, не здравым смыслом, а гру­бой корыстью: за несчастные случаи придется заплатить меньше, чем за увечья плюс болезни от вредной обстановки. А все дело именно


330__________________________ В. И. ЛЕНИН

в том, чтобы заплатить поменьше, а не в «обеспечении» рабочих.

Новый закон освобождает рабочего от обязанности доказывать, что потеря трудо­способности произошла по вине капиталиста. Это — шаг вперед, по сравнению с про­шлым, несомненно. Но — русское правительство не может делать ни в чем шагов впе­ред без «но»! — но нанимателям зато позволено доказывать не только наличность зло­го умысла самого потерпевшего, но и «грубой неосторожности его (потерпевшего), не оправдываемой условиями и обстановкой производства работ». Это добавление в зна­чительной степени парализует установление действительной ответственности, а, — при известном составе наших судов из чиновников, карьеристов и буржуазных педан­тов, — может парализовать применение закона и совершенно. Что значит «грубая неос­торожность», — это совершенно неопределенно и неопределимо. Какие условия и в ка­ких пределах оправдывают грубую неосторожность и какие нет, — об этом целиком предоставлено судить усмотрению чиновников. Капиталисты всякую «неосторож­ность» рабочего всегда считают и будут считать грубой и неоправдываемой, и в доказа­тельство такого мнения капиталист всегда найдет вдесятеро больше свидетелей и «уче­ных» защитников (постоянные юрисконсульты все равно уже получают от заводов го­довое содержание!), чем рабочие. Введение в закон всего этого пункта о грубой неос­торожности есть грубая уступка фабрикантской корысти: рабочие не добровольно по­падают под машины, а всегда по неосторожности, но дело в том, что нельзя быть ос­торожным при 10—11-часовой работе среди плохо огражденных машин, в плохо ос­вещенной мастерской, среди шума и грохота, с притуплённым работой вниманием, с взвинченными непосильным напряжением нервами. При таком положении дела лишать увечного рабочего вознаграждения за грубую неосторожность — значит наказывать рабочего еще и особо за то, что он позволяет капиталистам бессовестно себя эксплуа­тировать.


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 331

Указанные пункты представляют из себя коренные и главнейшие определения ново­го закона, вполне обрисовывающие его сущность. На всех частностях мы, конечно, не можем здесь останавливаться, — укажем лишь те из них, которые наиболее характер­ны. Размер вознаграждения определяется в той или иной доле годового содержания по­терпевшего, именно пенсия должна быть не более 2/з годового содержания потерпевше­го (в случае смерти или полной утраты работоспособности). Годовое же содержание определяется на основании среднего поденного заработка (или средней поденной пла­ты чернорабочему), помноженного на 260. Это постановление содержит в себе еще це­лых три урезки размеров вознаграждения, три поблажки корысти предпринимателей. Во-первых, если даже рабочий работал 300 дней в году, его годовое содержание урезы­вается до 260 дней, — без всяких оснований, просто потому, что закон повелевает уре­зывать! Во-вторых, если даже рабочий получал лучший заработок, чем чернорабочий, все равно за основание расчета — при работе, например, в предприятиях, действующих не круглый год, — берется лишь заработок чернорабочего. Правительству очень хоте­лось бы свести всех рабочих до положения чернорабочих, — для сознательного проле­тария вытекает отсюда тот урок, что только тесное единство всех рабочих и всех чер­норабочих вместе в состоянии создать силу, способную сломить корысть капитала. В-третьих, размер средней поденной платы чернорабочему определяется на каждое трех­летие (!) присутствиями по фабричным и горнозаводским делам, без всякого участия рабочих, само собою разумеется. Рабочих это не касается, а губернаторские и жандарм­ские канцелярии, несомненно, превосходно знают рабочую жизнь и рабочие платы.

Следует отметить также, что закон обязывает владельцев предприятий давать знать немедленно полиции только о таких несчастных случаях, которые подходят под дейст­вие закона. Какие же это случаи? Когда трудоспособность утрачивается долее чем на три дня.


332__________________________ В. И. ЛЕНИН

Но кто же может знать немедленно после несчастного случая, на сколько дней потеряет рабочий трудоспособность? Правило это нелепо до смешного и дает только лазейку фабрикантам, которые в массе случаев будут освобождать себя (и будут освобождены судами) от обязанности извещать власти о каждом несчастном случае. Правда, закон постановляет, что потерпевший может требовать извещения полиции о всех безусловно случаях телесного повреждения, хотя бы и не подходящих под закон: это сказано прямо в § 20 «правил о вознаграждении потерпевших рабочих», и мы советуем настойчиво всем рабочим агитировать всеми силами за постоянное и обязательное применение это­го параграфа. Пусть рабочие настаивают, чтобы каждый потерпевший всегда и безус­ловно требовал, на основании § 20, извещения фабричного инспектора о каждом не­счастном случае; только тогда возможно хоть сколько-нибудь точное определение чис­ла несчастных случаев и изучение их причин. Мы уверены, что сознательные рабочие используют это право, но массы и массы не будут даже знать, что у них есть такое пра­во!

За неизвещение полиции о несчастных случаях и вообще за всякое несоблюдение правил нового закона владельцы предприятий подвергаются лишь денежной пене в размере от 25 до 100 рублей. Штраф этот, конечно, совершенно ничтожный, вовсе не страшный для крупных заводов (которые занимают громадное большинство фабрич­ных рабочих). В этом случае особенно наглядно видно, как необходимо осуществление § 14 нашего проекта программы, который требует «установления уголовной ответст­венности нанимателей за нарушение законов об охране труда». Грозить миллионерам сторублевыми штрафами за неисполнение закона, от которого зависит обеспечение ис­калеченного на всю жизнь рабочего, — значит издеваться над рабочим.

Одним из наиболее вредных и наиболее иезуитски составленных пунктов нового за­кона является п. 31, который предоставляет потерпевшим рабочим и членам их семей входить с владельцем предприятия в согла-


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 333

шение о виде и размере причитающегося им вознаграждения. Нечего и говорить, что эти соглашения будут, в громадном большинстве случаев, систематическим обманом и запугиванием наиболее неразвитых рабочих, знающих твердо только одно: дороговиз­ну, волокиту и пристрастность русских судов. Фабричные инспектора, которые должны свидетельствовать эти соглашения (равносильные судебной мировой сделке), будут ох­ранять при этом чьи угодно интересы, только не интересы рабочих.

Мало того, что фабричным инспекторам, которые теперь все более и более превра­щаются в простых подручных полиции, предоставляется роль «примирителей». Закон хочет даже сделать из них каких-то своеобразных судей. Закон поощряет обращение хозяев и рабочих к фабричным инспекторам для разъяснения сторонам их прав и обя­занностей, причем фабричные инспектора имеют право и собирать «все необходимые сведения», и требовать предъявления их сторонам, и приглашать врачей для освиде­тельствования. Это уже совершенно судейское дело, поручаемое подчиненным губер­натору чиновникам! И никакого порядка, никаких правил для этого суда не постанов­лено: как будет собирать сведения инспектор, как он будет — и будет ли — предъяв­лять эти сведения обеим сторонам, как он будет вести разбирательство, — все это пре­доставлено его полнейшему усмотрению. Это положительно что-то вроде дореформен­ного полицейского суда. А за необращение к фабричному уряднику (в качестве судьи) закон грозит даже известным лишением: кто не обратится до суда к фабричному ин­спектору, тот теряет право на получение с ответчика судебных и за ведение дела из­держек.

Нам остается только и тут напомнить, что социал-демократическая рабочая партия требует не таких судов, не посредничества чиновников, а учреждения промысловых судов из представителей от рабочих и хозяев поровну. Только такие суды, при полити­чески свободном строе государства, могут дать рабочим сколько-нибудь удовлетвори­тельное посредничество


334__________________________ В. И. ЛЕНИН

в деле разъяснения прав и обязанностей сторон, в деле предварительного рассмотрения жалоб и претензий по поводу вознаграждения увечных. Такие суды существуют во всех цивилизованных государствах, и даже русские чиновники еще 40 лет тому назад предлагали ввести их в России. Сорок лет тому назад была назначена комиссия для пе­ресмотра уставов фабричного и ремесленного. Комиссия издала «труды», целых пять томов, комиссия написала проекты новых уставов, комиссия высказалась за создание промысловых судов из выборных представителей, — и... и все это положили под сукно! Груды хороших пожеланий наполняют архивы бесчисленных российских канцелярий и будут наполнять до тех пор, пока рабочий класс не встряхнет всего этого хлама.

«Искра» № 47, 1 сентября 1903 г. Печатается по тексту

газеты «Искра»


СОРВАЛОСЬ!.. Ш

— Ну, а если ваши громогласные, велеречивые и пышные уверения вызовут недове­
рие именно самым своим характером?

— Я желал бы посмотреть, кто посмеет усомниться в моих словах!

— Ну, однако же, если все-таки усомнятся?

— Повторяю, что я не позволю усомниться в словах революционера, я не останов­
люсь ни перед чем, я пойду до конца, я потребую либо прямого выражения недоверия,
либо прямого отступления, я...

— А если ваше требование прямого выражения недоверия будет удовлетворено?

— Что такое?

— Если вам скажут прямо и определенно, что вам не верят?

— Я назову того, кто решится сказать это, гнусным клеветником, я буду клеймить
перед всем светом его беспримерный поступок...

— А если вам, в ответ на это, систематически начнут доказывать, что все ваше пове­
дение давно уже не позволяет относиться к вам с доверием?

— Я соберу тогда отовсюду протесты против этой братоубийственной полемики, я
обращусь ко всем с прочувствованным словом о правде-истине и правде-
справедливости, о кристальной чистоте, загрязненной нечистыми руками, о грубой и
грязной коре мелкого самолюбия, об очистительном пламени, которое


336__________________________ В. И. ЛЕНИН

наполняет мою душу беззаветным энтузиазмом, я сравню своих врагов с Понтийским Пилатом...

— А если по поводу таких речей вас сопоставят с Тартюфом?

— Тогда я потребую третейского суда!

— Вам немедленно ответят, что охотно принимают вызов и предлагают прежде все­
го согласиться о том, чтобы суд рассмотрел вопрос, имел ли ваш противник право
усомниться в достоверности ваших заявлений.

— Тогда... тогда... тогда я заявлю, что «после всего происшедшего» смешно и гово­
рить о каком-то «соглашении» между какими-то «сторонами»!

* * *

Такова была «беспримерная, — по выражению «Революционной России», — кампа­ния по делу второго апреля». Почтеннейшей газете очень не хочется, по весьма понят­ным причинам, сознаться, что эта история была действительно такова. Почтеннейшая газета прячется за целый ряд отговорок, которые нам приходится рассмотреть подроб­но.

«Революционная Россия» удивляется, во-первых, почему «вместо организованной русской социал-демократии», к которой обращались товарищи Балмашева, отвечает редакция «Искры». Товарищи Балмашева, — говорят нам, — «не имеют ответа на свое вполне определенное предложение, направленное по вполне определенному адресу».

Неверно это, господа. Вам, как и всем и каждому, прекрасно известно, что именно представляет из себя организованная русская социал-демократия, каковы именно все наши организации. За одну ночь у нас, не в пример кое-каким людям, новых организа­ций не вырастает. У нас есть комитеты партии, есть «Искра», есть ОК, который давно готовит второй съезд партии. По какому же это «определенному адресу» вы обраща­лись? По адресу второго съезда? по адресу ОК? Нет, вопреки вашим словам об опреде­ленном адресе, вы абсолютно ничем этого адреса не определили. Вы


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 337

сами отметили, что «Искра» признана большинством комитетов, и вам поэтому никто не мог ответить, кроме «Искры». Если второй съезд нашей партии признает «Искру» органом партии, тогда ответ «Искры» окажется ответом партии. Если нет, — тогда вы будете иметь дело с другим органом. Это такая простая вещь, что ее мог бы понять и шестилетний ребенок.

«Революционная Россия» «удивляется, почему вместо прямого ответа на прямое предложение товарищей Балмашева» (предложение будто бы дать возможность социал-демократии познакомиться с действительным существом дела второго апреля) «нам предлагают, чтобы они признали себя и «Искру» сторонами, между которыми после всего происшедшего возможны какие-то предварительные переговоры, «соглашения» о постановке вопроса». Итак, «Рев. Рос.» утверждает теперь, что нам предлагали не тре­тейский суд, а предлагали лишь дать возможность познакомиться. Это неверно. «Заяв­ление» в № 27 «Р. Р.» говорит буквально о «непроверенном обвинении («Искры») в клеветничестве», о проверке обвинения, о предоставлении «одному лицу, на добросо­вестность и конспиративность которого могли бы равно положиться и мы, и Централь­ный Орган (это заметьте!) русской социал-демократии, следующего ряда доказа­тельств». «Проверка обвинения», «рассмотрение доказательств» лицом, на которого полагаются и обвинитель и обвиняемый, — это не есть третейский суд? Это есть лишь предложение познакомиться?? Комики вы, господа. После того, как вы уже предложи­ли согласиться о выборе добросовестного лица, вы заявляете теперь, с неподражаемо гордым видом пойманного Ноздрева, что никакие соглашения невозможны!

«Революционная Россия» «спрашивает далее, над кем смеется «Искра», когда гово­рит о соглашении в постановке вопроса, одновременно с тем декретируя свою поста­новку и категорически заявляя, что другой постановки вопроса быть не может». Перед судом всякий категорически заявляет свое мнение и утверждает, что оно — единствен­но правильное. Вместо того, чтобы дать и свою определенную постановку вопроса, наш


338__________________________ В. И. ЛЕНИН

горделивый противник начинает хорохориться и благородные слова говорить!

Похорохорившись, «Рев. Рос.» соблаговоляет, однако, сделать несколько замечаний и о нашей постановке вопроса. По ее мнению, «Искра» прибегает к уверткам и отступа­ет. Вопрос заключается-де не в том, «что Боевая организация покушалась на право «Искры» свободно мыслить (!), оценивать со своей точки зрения политические факты и даже (sic!) внутренне сомневаться в чем бы то ни было». Это «внутренне сомневать­ся», поистине, бесподобно. «Боевая организация» так необыкновенно либеральна, что готова (теперь, после более чем годичной борьбы!) разрешить нам даже сомневаться, — но только внутренне, т. е., вероятно, так, чтобы никто, кроме самого сомневающего­ся, не знал об этом... Может быть, и «свободно оценивать» эти боевые люди разрешают нам только про себя?

«Можно подумать, — говорит «Рев. Рос», — что только отказ «Искры» подчиниться такому требованию был поводом для обвинения «Искры» в клевете». Следуют цитаты из статьи «Тартюфы революционной морали» и замечание, что «здесь говорится не о каких-то скромных и неопределенных сомнениях, а об очень нескромных и очень оп­ределенных обвинениях».

Приглашаем читателя припомнить некоторые общеизвестные факты. В № 20 «Ис­кры» (от 1 мая 1902 г.) мы оцениваем акт Балмашева, понятия не имея ни о какой бое­вой организации. Эта последняя пишет нам письмо, требуя, чтобы мотивов решения Балмашева мы искали в ее официальных заявлениях. Мы молча бросаем это письмо не­ведомой организации в корзину для ненужной бумаги. Письмо печатается в № 7 «Рев. Рос.» (июнь 1902 г.), редакция которой по поводу одного только нашего молчания во­пит уже о набрасывании тени на моральную сторону, об умалении значения акта и т. п. Мы отвечаем статьей «Вынужденная полемика» (№ 23 «Искры» от 1 августа 1902 г.), в кото-

- так! Ред.


_______________________ ЗАКОН О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ РАБОЧИХ______________________ 339

рой смеемся над сердитым Юпитером, отстаиваем свою оценку акта 2 апреля и заявля­ем, что для нас принадлежность Балмашева к «боевой организации» «более чем сомни­тельна». Тогда гг. соц.-рев., добившись от нас внешнего выражения нашего внутренне­го сомнения, поднимают истерические вопли о «беспримерном поступке» и говорят уже не больше и не меньше, как о «грязи» и об «инсинуации» (№ 11 «Рев. Рос», сен­тябрь 1902 г.).

Таковы, в самых кратких чертах, основные моменты нашего литературного спора. Человек, превосходно знающий, что противник относится к его словам с молчаливым недоверием, приступает публично с ножом к горлу, требуя открытого выражения либо доверия, либо недоверия, и, получив последнее, бьет себя в грудь и жалуется urbi et orbi, какое благородное существо и как гнусно было обижено. Что это, не ноздревщи­на? не революционное бреттерство? не заслужено было таким человеком название Тар­тюфа?

Откуда берет «Рев. Рос», что мы отступаем, не желая отвечать за статью и за статьи о Тартюфах? Из того, что в нашей постановке вопроса не включены тезисы этих ста­тей? Но разве нам предлагали суд по поводу каких-нибудь определенных статей, а не по поводу всего отношения «Искры» к уверениям «партии соц.-рев.»? Разве в самом начале заявления товарищей Балмашева в № 27 «Рев. Рос.» не цитируется именно ис­ходный пункт всего спора, — слова № 23 «Искры», что принадлежность Балмашева к «боевой организации» для нее более чем сомнительна? Смеем уверить «Рев. Рос», что мы отвечаем за все наши статьи, готовы дополнить наши вопросы для суда ссылками на любой номер «Искры», готовы доказывать перед кем угодно, что мы имели полное нравственное право и все разумные основания охарактеризовать, как Тартюфов, тех публицистов в «Рев. Рос», которые договорились до приведенных нами выше выраже­ний по поводу нашего дерзновенного сомнения в достоверности ее слов.

- на весь мир. Ред.


340__________________________ В. И. ЛЕНИН

«Отступления и увертки», на самом деле, только с чьей стороны? Не со стороны ли тех, кто теперь великодушно готов признать за нами право свободно оценивать и внут­ренне сомневаться и кто более года упражнялся в отвратительно напыщенной деклама­ции по поводу того, что «Искра» продолжала упорно сомневаться и доказывала обязан­ность всякого серьезного человека сомневаться в революционной беллетристике. Когда вы увидали, что чувствительные слова о честности высокой вызывают действительно уже смех, а не рыдания аудитории, — вам захотелось новой сенсации, и вы выступили с требованием суда. Падкая до скандала часть заграничной колониальной публики по­тирала от удовольствия руки и оживленно шепталась: «они вызвали их на суд... нако­нец-то! Теперь мы увидим». И теперь они увидели — последнюю сцену водевиля, ге­рой которого с неописуемо обиженным видом благородного человека заявил, что «по­сле всего происшедшего» невозможны никакие соглашения о постановке вопросов для суда.

Продолжайте спокойно в том же духе, господа! Но помните, что никакие потоки жалких слов не помешают нам исполнять нашу обязанность: разоблачать фразерство и мистификацию, где бы они ни проявлялись, в «программах» ли революционных аван­тюристов, в блестках ли их беллетристики, или в возвышенных предиках о правде-истине, об очистительном пламени, о кристальной чистоте и о многом прочем.

«Искра» №48, 15 сентября 1903 г. Печатается по тексту

газеты «Искра»

- проповедях. Ред.


ЗАДАЧИ РЕВОЛЮЦИОННОЙ МОЛОДЕЖИ 143 ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Редакционное заявление газеты «Студент», напечатанное впервые, если мы не ошибаемся, в № 4 (28) «Освобождения» и полученное равным образом «Искрой», сви­детельствует, на наш взгляд, о значительном шаге вперед, происшедшем в воззрениях редакции после выпуска № 1 «Студента». Г-н Струве не ошибся, когда поспешил выра­зить свое несогласие со взглядами, изложенными в заявлении: эти взгляды, действи­тельно, коренным образом расходятся с тем направлением оппортунизма, которого так последовательно и усердно держится либерально-буржуазный орган. Признав, что «только революционное чувство не может создать идейного объединения студенчест­ва», что «для этой цели необходим социалистический идеал, опирающийся на то или иное социалистическое мировоззрение» и притом «определенное, цельное» мировоз­зрение, редакция «Студента» порвала уже в принципе с идейным безразличием и тео­ретическим оппортунизмом, поставив на правильную почву вопрос о средствах рево­люционизирования студенчества.

Правда, с ходячей точки зрения вульгарного «революционизма», идейное объедине­ние студенчества не требует цельного миросозерцания, а исключает таковое, идейное объединение обозначает «терпимое» отношение к различного рода революционным идеям, предполагает воздержание от решительного признания одного какого-либо оп­ределенного круга идей, одним


342__________________________ В. И. ЛЕНИН

словом, идейное объединение, с точки зрения этих мудрецов политиканства, предпола­гает некоторую безыдейность (конечно, прикрытую более или менее искусно избитыми формулами о широте взглядов, о важности единства во что бы то ни стало и немедлен­но и т. д. и т. п.). Довольно благовидным и, с первого взгляда, очень убедительным до­водом в пользу такой постановки вопроса служит всегда указание на тот общеизвест­ный и неоспоримый факт, что в студенчестве есть и не могут не быть весьма различные группы по их политико-социальным взглядам, а поэтому требование цельности и опре­деленности миросозерцания неминуемо оттолкнет некоторые из этих групп, — следо­вательно, помешает объединению, следовательно, вызовет раздоры, вместо дружной работы, следовательно, ослабит силу общего политического натиска и т. д. без конца.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...