 |
Глава 2. Анализ особенностей перевода повтора в художественных произведениях
|
|
|
|
В данной главе рассматриваются результаты исследования ряда работ касающихся изучения лингво-стилистических особенностей перевода повтора в художественном тексте. Для анализа авторами Иванчикова Е.А., Куликова З. П., Максимов С.Е., Скребнев Ю.М. [14; 23; 26; 39] были выбраны произведения Р.Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» [4], У.Коллинза «Лунный камень» [19] и «Женщина в белом» [18], а также Л.Кэрролла «Алиса в стране чудес» [24].
Среди наиболее значимых результатов можно отметить следующие.
На уровне стилистического синтаксиса можно выделить употребление простого повтора с целью создания эмоциональной атмосферы:
But Jonathan Livingston Seagull, unashamed, stretching his wings again in that trembling hard curve - slowing, slowing, and stalling once more - was no ordinary bird [47].
Но Джонатан Ливингстон, который, не стыдясь, вновь выгибал и напрягал дрожащие крылья - все медленнее, медленнее, и опять неудача, - был не какой-нибудь заурядной птицей [4].
Особая структура художественного текста требует более внимательного подхода к процессу перевода: «подбор адекватного эквивалента зависит от контекстного окружения данного элемента не в меньшей степени, чем от его собственного, системно-имманентного значения» [6,с.61].
Примеры анафоры мы видим в произведении Р. Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»:
"Why, Jon, why?" his mother asked. "Why is it so hard to be like the rest of the flock, Jon? Why can't you leave low flying to the pelicans, the albatross? Why don't you eat? Son, you're bone and feathers!" [47].
Почему, Джон, почему? - спрашивала мать. - Почему ты не можешь вести себя, как все мы? Почему ты не предоставишь полеты над водой пеликанам и альбатросам? Почему ты ничего не ешь? Сын, от тебя остались перья да кости [4].
Рамочная конструкция первого предложения и анафоры всего высказывания практически без изменений воспроизводятся переводчиком с целью точного воспроизводства авторского стиля и смысла.
|
|
|
Воспроизводство анафоры в переводе мы также видим в следующем примере:
But no, he thought. I am done with the way I was, I am done with everything I learned. I am a seagull like every other seagull, and I will fly like one [47].
«Но нет, - подумал он. - Я отказался от жизни, я отказался от всего, чему научился. Я такая же чайка, как все остальные, и я буду летать так, как летают чайки» [4].
Аналогично, повтор в сказке Л. Кэрролла «Приключения Алисы в Стране Чудес» реализуется в стилистической фигуре анафоры.
Will you, won’t you, will you, won’t you, will you join the dance?you, won’t you, will you, won’t you, won’t you join the dance? [50.
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс? [24].
“You an old, Father William”, the young man said,
“And your hair has become very white:yet you incessantly stand on your head…” [50].
- Папа Вильям, - сказал любознательный сын, -
Голова твоя вся поседела,
Но здоров ты и крепок, дожив до седин…» [24].
Как видно из текстов перевода, выполненных С. Маршаком и Д.Орловской, анафорический повтор отсутствует, что объясняется требованием адекватности и рифмовки переводческого образца.
“I’ve tried the roots of trees, and I’ve tried banks, and I’ve tried hedges”, the Pigeon went on without attending to her; “ but these serpents! There is no pleasing them!” [50].
- Корни деревьев, речные берега, кусты, - продолжала Горлица, не слушая.
Ох, эти змеи! На них не угодишь! [24].
В тексте оригинала анафорический повтор “I’ve tried” и повтор союза “and” как бы замедляют речь героини, а в переводе Н. Демуровой этот вид повтора не используется, речь Горлицы убыстряется, переводчику важно подчеркнуть ее волнение, переживание.
“The reason is” said the Gryphon, “that they would go with the lobsters to the dance. So they got thrown out to sea. So they had to fall a long way. So they got their tails fast in their mouths. So they couldn’t got them out again” [50].
Дело в том, - сказал Грифон, - что она очень любит танцевать с омарами. Вот они и швыряют ее в море. Вот она и летит далеко-далеко. Вот хвост у нее и застревает во рту - да так крепко, что не вытащишь [24].
|
|
|
Анафорический фразовый повтор в английском тексте “So they (got)” передается в русском переводе анафорическим лексическим повтором слова «вот». Переводчик пытается имитировать простоту речи глупого Грифона. Кроме того, этот герой очень любит поболтать и рассказывает Алисе много разных небылиц. Повтор слова «вот» замедляет его речь, сцепляет предложения и приготавливает читателя к долгим историям, которые Грифон поведает главной героине сказки.
Рамочная конструкция реализуется в следующем примере:
Short wings. A falcon is short wings! That's the answer! What a fool I've been! All need is a tiny little wing, all I need is to fold most of my wings and fly on just the tips alone! Short wings! [47].
Короткие крылья. Короткие крылья сокола. Вот в чем разгадка! «Какой же я дурак! Все, что мне нужно, - это крошечное, совсем маленькое крыло; все, что мне нужно, - это почти полностью сложить крылья и во время полета двигать одними только кончиками. Короткие крылья! [4].
В текстах зачастую присутствуют адъективные (повтор прилагательных), субъективные (повтор существительных), глагольные лексические повторы.
“Curiouser and curiouser!” - cried Alice [50].
«Все страньше и страньше! - вскричала Алиса. [24].
Прилагательное “curious” («любопытный», «странный») используется в оригинальном тексте в необычной форме сравнительной степени “curiouser”, что противоречит правилам английского языка. Однако переводчик использует в языке перевода также не характерную для русского языка степень сравнения прилагательного «страньше», тем самым стараясь передать сильное волнение Алисы в эпизоде, когда она, откусив пирожок, начинает очень быстро расти.
“The Duchess! The Duchess! Oh my dear paws!my fur and whiskers!” [50].
- Ах, Герцогиня! Герцогиня! Бедные мои лапки!
Бедные мои усики! [24].
“Sure, it’s an arm, yer honour!
An arm, you goose!” [50].
Рука, конечно, ваша честь!
Дубина, какая же это рука? [24].
Субстантивные лексические повторы как и в оригинальном тексте, так и в тексте перевода выделяют те или иные компоненты в высказывании, то есть играют усилительно-актуализационную роль.
He swallowed, knowing that if his wings unfolded at that speed he'd be blown into a million tiny shreds of seagull. But the speed was power, and the speed was joy, and the speed was pure beauty [47].
Он прекрасно понимал, что если его крылья раскроются на такой скорости, то он, чайка, будет разорван на миллион клочков... Но скорость - это мощь, скорость - это радость, скорость - это незамутненная красота.
|
|
|
Многократное повторение слова speed - скорость как в языке оригинала, так и в переводе, подчеркивает значимость данного понятия для героя Р.Баха.
It felt like being hit with a board. His knees went weak, his feathers sagged, there was roaring in his ears. Centered for shame? Impossible! The Breakthrough! They can't understand! They're wrong, they're wrong! [47].
Его будто ударили доской! Колени ослабели, перья обвисли, в ушах зашумело. Круг Позора? Не может быть! Прорыв! Они не поняли! Они ошиблись, они ошиблись! [4].
Повтор восклицания they're wrong! - они ошиблись! Свидетельствует о глубине и значимости происходящего для героя, переживающего разочарование и шок от непонимания окружающих.
Аналогичные примеры мы видим в произведении Л.Кэрролла:
She went on growing and growing… [50].
Она все росла и росла… [24].
“Sure then I’m here! Digging for apples, yer honour!”
“Digging for apples, indeed!” said the Rabbit angrily [50].
- Я тут! Яблочки копаю, ваша честь!
Яблочки копаю! - рассердился Кролик [24].
Переводчик сохраняет глагольный повтор, так как необходимо передать интенсивность, продолжительность и экспрессивность действия.
Лексические и фразовые повторы выполняют еще одну важную функцию - эстетическую. Повторяющиеся элементы активизируют восприятие читателя и реализуют эстетические установки писателя.
Таким образом, лексические и фразовые повторы могут создавать иронию (“curiouser and curiouser” - «страньше и страньше»; “an arm, yer honour! - An arm, you goose!” - «Рука, ваша честь!» - «Дубина, какая же это рука?») и раскрывать авторский замысел произведения, поскольку повтор всегда что-то добавляет, уточняет и экспрессивно подчеркивает.
В последующем примере, отобранном из романа У. Коллинза «Лунный камень», повторяется фразеологический оборот make a clean breast of it (ничего не скрывать, всё выложить на чистоту). Пожилой дворецкий Габриэль Беттередж пытается вывести горничную Розанну Спирман на разговор по душам. У. Коллинз мастерски выстраивает речь своего персонажа:
«Come, come, my girl! … I'm your friend--and I'll stand your friend, even if you have done wrong. Make a clean breast of it, Rosanna--make a clean breast of it!» [51].
|
|
|
Повтор слова ‘come’, словосочетания ‘your friend’ и ФЕ ‘make a clean breast of it’ используется в целях замедления повествования. Кроме использования повтора, созданию умиротворенного доверительного тона способствует обращение к девушке по имени ‘Rosanna’, ‘my girl’ (девочка моя). Обратимся к переводу данного отрывка на русский язык М. Шагинян:
Полно, полно, милая моя, - сказал я… Я ваш друг и останусь вашим другом, даже если за вами есть какой-нибудь грешок. Будьте откровенны со мной, Розанна, будьте откровенны! [19].
В данном примере мы видим как авторский повтор «come, come» переводчик заменяет ситуативным эквивалентом «полно,полно».
Происходит воспроизводство рамочной конструкции с одинаковым началом и концом фразы: make a clean breast of it - будьте откровенны.
Переводчик воспользовался описательной конструкцией «будьте откровенны» и добавил компонент «со мной» к концу начальной ФЕ.
Воспроизводя рамочную конструкцию языка оригинала, переводчик не только передал доверительную атмосферу разговора, но и сделал её более камерной за счет добавления компонента «со мной». Выбор именно утвердительной описательной конструкции при переводе данного отрывка является удачным, так как приведенная в словаре антонимическая описательная конструкция «ничего не скрывать» нарушила бы всю атмосферу диалога. Известно, что просьбы, построенные c иcпoльзoвaниeм частицы «не» выполняются реже, чем те, которые не имеют данной отрицательной частицы. Отметим, что героиня романа Розанна согласилась рассказать все откровенно.
Своеобразным видом повтора является синонимический повтор. Сущность его заключается в том, что для выражения одной и той же мысли используются синонимические единицы.
Рассмотрим пример синонимического повтора на примере того же романа У.Коллинза. Синонимичными стали фразеологизмы be on thorns (терзаться желанием) и be on fire (проявляющий рвение):
As it was, I only bounced upon my chair. My seat was on thorns, and my soul was on fire to speak but I held my tongue, and let Papa go on [51].
В данном отрывке рассказчик горел желанием поскорее предложить своему хозяину кандидатуру на место учителя рисования, но вынужден был ждать, когда хозяин закончит свою мысль. Данный синонимический фразеологический повтор, сопровождающийся синтаксическим параллелизмом, выражает увеличение силы эмоций рассказчика, однако авторский приём не был отражен при переводе:
Но я только подпрыгнул на стуле. Я сгорал желанием высказаться, но прикусил язык и дал папе кончить [19].
Несмотря на наличие в переводящем языке фразеологизма сгорать желанием, данный перевод не совсем удачен, так как, во-первых, один из фразеологизмов опущен, во-вторых, в переводе не наблюдается синтаксического параллелизма, следовательно, не сохранена атмосфера нетерпения.
|
|
|
Примеры повторов можно также встретить в романе «Женщина в белом» У.Коллинза.
Герой романа профессор Песка, покинув Италию «из-за политики», стремится превратиться в настоящего англичанина, чтобы «выказать благодарность стране, где он обрел убежище и средства к существованию». Он одевается как истинный англичанин. Он ведет себя как истинный англичанин. Он говорит, по его мнению, как истинный англичанин:
Подцепив несколько общеупотребительных слов, непонятных ему, он щедро разбрасывал их где придется и нанизывал одно на другое в восторге от их звучания [18].
Среди его излюбленных выражений встречаются: my good dears (вместо ‘my worthy friends’), course-of-course (вместо ‘of course’), Right-all-right! (вместо ‘all right’), My-soul-bless-my-soul! (вместо ‘Bless my soul!’), Deuce-what-the deuce! (вместо ‘What the deuce!’) Постоянное повторение искаженной формы словосочетаний рождает комический эффект (ту же роль играют и речевые ошибки).
Для нас особый интерес представляют последние два выражения, так как они являются контекстуально трансформированными фразеологическими единицами. Фразеологизмы Bless my soul! (Господи помилуй!) и What the deuce! (Что за черт!?) посредством редупликации превращаются в сложные слова My-soul-bless-my-soul и Deuce-what-the deuce. Очевидно, что данный тип трансформации встречается крайне редко, так как он является особенностью речи определенного человека.
Рассмотрим трансформированную фразу My-soul-bless-my-soul:
1. Now mind! I teach the sublime Dante to the young Misses, and ah! - my-soul-bless-my-soul! - it is not in human language to say how the sublime Dante puzzles the pretty heads of all three! [52].
. So the Papa says, 'I have got a letter from my friend, the Mister; and he wants a recommend from me, of a drawing-master, to go down to his house in the country.' My-soul-bless-my-soul! when I heard the golden Papa say those words, if I had been big enough to reach up to him, I should have put my arms round his neck, and pressed him to my bosom in a long and grateful hug! [52].
. Can your friend produce testimonials - letters that speak to his character?' I wave my hand negligently. 'Letters?' I say. 'Ha! my-soul-bless-my-soul! I should think so, indeed! [52].
. Is four golden guineas a week nothing? My-soul-bless-my-soul! only give it to me - and my boots shall creak like the golden Papa's, with a sense of the overpowering richness of the man who walks in them! [52].
. «My-soul-bless-my-soul!» cried the Professor, in a state of the extremest bewilderment. «What on earth is the matter?» [52].
В данном случае фразеологический повтор - средство создания образа героя.
Рассмотрим перевод данных отрывков на русский язык:
. Я преподаю дочкам язык божественного Данте. И, помилуй меня, господь, нет слов, чтобы передать, как труден божественный Данте для этих трёх хорошеньких головок! [18].
. Итак, папа говорит: «Я получил письмо от моего друга мистера такого-то, он просит меня рекомендовать учителя рисования к нему, в его имение». Клянусь честью! Когда я услышал эти слова, я был готов броситься к нему на шею, если бы мог до неё достать, чтобы прижать его к сердцу! [18].
. «<…>Может ли ваш друг представить рекомендации?» Я небрежно помахал рукой. «Рекомендации?! - говорю я. - Господи боже, ну конечно.
. Разве четыре гинеи в неделю не деньги? Господи боже ты мой! Дайте их мне, и мои сапоги будут скрипеть так же, как у Золотого папы, который подавляет всех своим богатством [18].
. О святой боже! - вскричал профессор, крайне озадаченный. - В чем дело? [18].
Как видим, в оригинале четко просматривается авторское намерение придать речи Песка комичность через нагромождение одинаковых неверных выражений и скорость, которая графически передается посредством написания фразы через дефис. В переводе практически невозможно обнаружить ничего из вышесказанного: теряется повтор, теряется форма написания, теряется эксцентричность персонажа. Одинаковые выражения переводятся по-разному, что абсолютно не соответствует авторской идее. Конечно же, при таком переводе русский читатель не обнаружит оригинальности речи персонажа, которая непременно возникнет у английского читателя.
То же самое произошло и с трансформированной фразеологической единицей Deuce-what-the deuce: переводы разнятся (Громы небесные!, черт побери, черт возьми и др.) Своеобразный момент речи персонажа не нашёл своего отражения в переводе.
В некоторых предложениях мы замечаем разногласия в тексте-оригинале и переводе, а именно: используются другие типы повтора, или это явление вообще отсутствует в тексте-переводе.
He learned more each day. He learned that a streamlined high-speed dive could bring him to find the rare and tasty fish that schooled ten feet below the surface of the ocean: he no longer needed fishing boats and stale bread for survival. He learned to sleep in the air, setting a course at night across the offshore wind, covering a hundred miles from sunset to sunrise. With the same inner control, he flew through heavy sea-fogs and climbed above them into dazzling clear skies... in the very times when every other gull stood on the ground, knowing nothing but mist and rain. He learned to ride the high winds [47].
Каждый день он узнавал что-то новое. Он узнал, что, придав телу обтекаемую форму, он может перейти в скоростное пикирование и добыть редкую вкусную рыбу из той, что плавает в океане на глубине десяти футов; он больше не нуждался в рыболовных судах и в черством хлебе. Он научился спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с берега, и мог пролететь сотни миль от заката до восхода. С таким же самообладанием он летал в полном морском тумане и прорывался сквозь него к чистому, ослепительно сияющему небу... в то самое время, когда другие чайки жались к земле, не подозревая, что на свете существует что-то, кроме тумана и дождя. Он научился залетать вместе с сильным ветром далеко в глубь материка и ловить на обед аппетитных насекомых [4].
Как видно из данного примера, переводчик сохраняем смысл исходной фразы, однако, опущение стилистики языка оригинала, лишают переводной текст ритма, заданного автором. Анафора Р.Баха He learned усиливает значимость нового для героя, свидетельствует о его жажде к исследованиям и открытиям. В переводном тексте идет лишь простое перечисление событий, без акцента на процессе научения Джонатана.
Следует отметить, что если при переводе на русский язык чаще всего используется перевод при помощи эквивалента, прием частичного и полного опущения.
В связи с вышеизложенным, можно сделать вывод о том, что передача ритма оригинального произведения при переводе художественного текста возможна лишь при условии четкого понимания переводчиком композиционно - стилистических особенностей оригинала, функции экспрессивных элементов в тексте и учете различий между языком оригинала и языком перевода, а также условий способных создать в языке перевода ритм, функционально соответствующий ритму подлинника.
Выводы по второй главе
Во второй главе рассмотрены подходы к анализу способов перевода повтора сделанные авторами [14,23, 26, 39].
Анализ способов перевода повторов с английского языка на русский Произведенные исследования позволили обнаружить примеры перевода анафор, эпифор, рамочных конструкций, лексических и синтаксических повторов. Встречаютились примеры полностью тождественного повтора, а также сложного лексического повторения, при котором лексические единицы в исходном и переводном тексте имеют общую основу, но формально не тождественны.
Следует отметить, Исследователи отмечают, что виды применяемых в тексте перевода повторы не всегда соответствуют видам повтора в тексте оригинала.
Показано что фразеологический повтор во многих его проявлениях рассчитан на эмоциональный эффект. Фразеологический повтор - явление творческое, следовательно, и перевод таких преобразований должен быть творческим, К сожалению, можно сказать, что переводчики не всегда уделяют достаточное внимание правильности перевода фразеологического повтора с английского на русский язык.
Также отмечаются разногласия в тексте-оригинале и переводе, т.е. использование других типов повтора, отсутствие повторения в тексте-переводе.
Отмечено существование случаев, когда переводчик не считает нужным сохранение типов связи, а пытается творчески использовать потенциал явлений, представленных в русском языке. Это не только способствует лаконичности передачи информации посредством сохранения ее смысла, но и в некоторой степени облегчает понимание текста и установление семантических связей между его компонентами.
|
|
|
