Задача I: Принятие реальности утраты

ЗАДАЧИ ГОРЕВАНИЯ

Когда кто-то умирает, даже если смерть ожидалась, всегда возникает мысль, что это не случилось. Первая задача горевания – столкнуться лицом к лицу с реальностью того, что этот человек мертв, что он ушел и не вернется. Частично принятие этой реальности состоит в том, что человек осознает невозможность воссоединения, по крайней мере в этой жизни. Поисковое поведение, о котором так много писали Боулби и Паркс, имеет прямое отношение к решению этой задачи. Многие перенесшие утрату обнаруживают, что они стали звать умершего человека, и/или иногда принимают за него других людей. Они могут идти по улице, поймать взгляд человека, напоминающего им умершего, а потом вспомнить: «Нет, это не мой друг. Мой друг на самом деле мертв». Джоан Дидион (Didion, 2005) пережила это после смерти мужа и написала об этом опыте в своей книге «Год магического мышления».

Противоположностью принятия утраты является неверие благодаря отрицанию того или иного рода. Некоторые люди отказываются верить в реальность смерти и в ходе процесса горевания застревают на первой задаче. Отрицание может практиковаться на нескольких уровнях и принимать разные формы, но чаще всего отрицаются либо факты, связанные с потерей, либо значение утраты, либо ее необратимость (Dorpat, 1973).

Отрицание связанных с утратой фактов может варьироваться по степени от легкого искажения до полной картины бреда. Странные примеры отрицания с помощью бреда – это те редкие случаи, когда переживающий утрату несколько дней хранит тело умершего в доме, прежде чем сообщит кому-то о смерти. Гардинер и Притчард (Gardiner & Pritchard, 1977) описывают шесть случаев такого необычного поведения; лично я видел два случая. Наблюдаемые люди были либо явно психотическими, либо эксцентричными и замкнутыми личностями.

Скорее может случиться, что человек проходит через то, что Джеффри Горер называет «мумификацией»; то есть сохранением вещей умершего в полном порядке на случай его/ее возвращения. Классическим примером является королева Виктория, которая после смерти своего супруга принца Альберта изо дня в день оставляла на виду его одежду и бритву и часто ходила по дворцу, разговаривая с ним. Родители, потерявшие ребенка, часто оставляют детскую комнату в том виде, в котором она была до его смерти. Сразу после смерти близкого человека это достаточно типично, но если это продолжается годами, это можно считать отрицанием. Примером скорее искажения, чем бреда, может быть человек, который видит покойного в одном из своих детей. Это искаженное мышление может уменьшить интенсивность переживания утраты, но оно редко бывает удовлетворительным, и оно затрудняет принятие реальности смерти.

Другой способ, которым люди защищаются от реальности, - отрицание значения утраты. Потеря может им казаться менее значительной, чем на самом деле. Часто можно слышать слова вроде: «Он не был хорошим отцом», «Мы не были близки», «Я не скучаю о нем». Некоторые люди сразу же выбрасывают одежду и другие вещи, напоминающие о покойном. Удаление всего, напоминающего о покойнике, - это противоположность мумификации, оно минимизирует утрату. Как будто оставшиеся в живых защищают себя, удалив любые предметы, которые столкнули бы их лицом к лицу с реальностью потери. Нередко это случается после травматичной смерти. У одной женщины, с которой я беседовал, муж был госпитализирован с легким заболеванием, но его оставили в больнице, и он там умер. Она едва смогла дождаться, когда наступит весна и исчезнут его следы на снегу. Это поведение не совсем обычно; часто его причиной бывают конфликтные отношения с умершим (смотрите терапевтические интервенции в главе 6, чтобы получить дополнительную информацию о влиянии на горюющего конфликтных отношений с умершим).

Еще один способ отрицания полного значения утраты– «выборочное забывание». Например, Гарри потерял отца в возрасте 12 лет. С годами он блокировал в уме воспоминания об отце, даже его зрительный образ. Когда он впервые пришел на психотерапию, будучи студентом колледжа, он даже не мог воскресить в памяти его лицо. В ходе терапии он смог не только вспомнить внешность отца, но даже чувствовать его присутствие, когда его награждали во время церемонии по случаю окончания учебы.

Некоторые люди препятствуют выполнению задачи I, отрицая факт необратимости смерти. Хорошим примером является история, рассказанная несколько лет назад в телевизионном шоу «60 минут». Там говорилось о женщине среднего возраста, домохозяйке, потерявшей мать и 12-летнюю дочь во время пожара. В течение первых двух лет она днями твердила то вслух, то про себя: «Я не хочу, чтобы вы были мертвы, я не хочу, чтобы вы были мертвы, вы не будете мертвыми». Ее терапия частично заключалась в достижении признания того, что они мертвы и никогда не вернутся.

Другая стратегия заключается в отрицании того, что смерть – это конец; эта стратегия основывается на религиозной вере в загробную жизнь и возможность общения с умершими. Надежда на воссоединение с умершим человеком – нормальное чувство, особенно в первые дни и недели после потери. Тем не менее, ставшая хронической надежда на такое воссоединение уже не является нормальной. Паркс (Parkes, 2001) отмечает:

«Может показаться, что спиритуализм помогает переживающим утрату в поиске умершего, и семь человек из участников моих исследований, переживающих утрату, действительно посещали сеансы спиритуалистов. Их реакции были смешанными: одни чувствовали, что установили некоторый контакт с умершим, а несколько других были напуганы. В целом этот опыт их не удовлетворил, и никто не стал регулярным участником собраний спиритуалистов» (pp. 55–56).

Недавно была опубликована интересная работа об истории спиритуализма и его современном состоянии в США и Великобритании. Автор провел интервью с несколькими людьми, посещавшими собрания спиритуалистов. Хотя поначалу многие из них посещали эти собрания, пытаясь убедиться, что покойнику сейчас хорошо, или услышать его слова, или получить от него совет, большинство респондентов продолжали посещать собрания, потому что разделяли ценности этой группы и чувствовали единство с ней (Wallis, 2001).

Принятие реальности утраты требует времени, так как оно связано не только с ее интеллектуальным признанием, но и с эмоциональным принятием. Многие неопытные консультанты этого не понимают и слишком фокусируются на интеллектуальном признании утраты, игнорируя ее эмоциональное принятие. Переживающий утрату может интеллектуально осознавать необратимость потери задолго до того, как чувства позволят ему признать эту информацию правдой. Одна женщина, посещавшая мои группы для переживших утрату, каждое утро, просыпаясь, протягивала руку и ощупывала ту сторону кровати, где раньше спал муж, чтобы почувствовать, что он там. Она знала, что его там нет, но надежда на то, что он там окажется, сохранялась через 6 месяцев после его смерти.

Легко поверить, что любимый человек все еще в отъезде, или что его опять положили в больницу. Одна медсестра, чья пожилая мать легла в больницу на шунтирование, видела мать обездвиженной среди трубок и прочего медицинского оборудования. Когда мать умерла, ей еще несколько месяцев казалось, что мать по-прежнему в больнице, что ее готовят к операции, и что поэтому мать не поздравила ее с днем рождения. Она говорила об этом людям, когда они спрашивали ее о матери. Мать, чей сын погиб в аварии, отказывалась верить, что он мертв, предпочитая думать, что он находится в Европе, где провел прошлый год.

Реальность причиняет боль в моменты, когда человек хочет взять телефон, чтобы о чем-то рассказать любимому человеку, и в этот момент вспоминает, что он не ответит на звонок. Родителю, потерявшему ребенка, требуется много месяцев, чтобы сказать: «Мой ребенок умер, и я никогда больше его не увижу». Они могут увидеть игру детей на улице или школьный автобус и сказать себе: «Как я мог забыть, что мой ребенок умер?»

Когда человек решает задачу I, вера и неверие чередуются. Крапп, Дженовезе и Крапп (Krupp, Genovese & Krupp, 1986) хорошо это сформулировали, написав:

«Временами горюющие, кажется, находятся во власти реальности и ведут себя так, как будто вполне осознают, что умершего больше нет, а временами они ведут себя иррационально, охваченные фантазией, что когда-нибудь снова будут вместе. Гнев, направленный на потерянного любимого человека, на себя, на тех, кто кажется виновником смерти, и даже на доброжелателей, которые напоминают о реальности утраты, - универсальная характеристика горюющего (p. 345).

Другая форма неверия – то, что Эйвери Вайсман (Weisman, 1972) называет «средним знанием». «Среднее знание» - термин экзистенциальной философии, означает одновременное знание и незнание. Вы можете наблюдать это явление у некоторых смертельно больных пациентов, которые и знают, и не знают, что они умирают. Подобным образом, переживающий утрату может верить и не верить в одно и то же время.

Хотя работа над первой задачей горевания требует времени, традиционные ритуалы (такие, как похороны) помогают многим горюющим продвигаться в сторону принятия. Те, кто не присутствовал на похоронах, могут нуждаться в других внешних подтверждениях реальности смерти. Это особенно сложно в случае внезапной смерти, особенно если оставшийся в живых не видел тело умершего. В нашем Гарвардском исследовании детей, переживших утрату, мы обнаружили значимую связь между внезапной потерей супруга и сновидениями о том, что он жив, в первые месяцы после его смерти. Возможно, видеть умершего во сне живым – это не столько исполнение желания, сколько способ психики убедиться в реальности смерти с помощью контраста, возникающего, когда человек просыпается после такого сна (Worden, 1996).