Возможные уровни теоретического знания

Проблемы социально-психологической теории, ее разновидностей, уровней, удельного веса не являются простыми для американской социальной психологии, развивающейся в русле неопозитивистской методологии. Как уже отмечалось, состояние этого вопроса значительно изменяется в последние годы. Если период становления экспериментальной ориентации породил ярко выраженный нигилизм по отношению к теории, то позже все чаще начали раздаваться призывы к необходимости ее разработки. Существует ряд фундаментальных работ, специально исследующих эти вопросы. Это уже названные «Теории в социальной психологии» М. Дойча и P. Kpaycca [Deutsch, Krauss, 1965] и «Теории социальной психологии» М. Шоу и Ф. Когтанцо [Shaw, Costanzo, 1970].К ним примыкает хрестоматия «Классические вклады в социальную психологию», изданная Э. Холландером и П. Хантом [Hollander, Hunt (eds.), 1972]. В пятитомном «Руководстве по социальной психологии» Г. Линдсея и Э. Аронсона проблемам теории посвящена значительная часть первого тома. Довольно скрупулезно вопрос об основных течениях теоретической мысли в американской социальной психологии исследован в работе Д. МакДэвида и Г. Харари «Социальная психология: индивиды, группы, общества» [McDavid, Нагагу, 1968].

Мера озабоченности авторов названных исследований судьбами социально-психологической теории в США весьма различна, как и вообще различна мера внимания, уделяемая разными исследователями данной проблеме. Однако все названные здесь работы защищают идею необходимости пропорционального развития двух сфер научного знания — теоретическую и экспериментальную. В этом проявляется новизна подхода по сравнению с 20-ми годами XX в., когда в этом соотношении наблюдался значительный перекос. Бурное развитие экспериментальных методик в тот период породило определенную позицию: интерес к теории не просто снизился, но всякий, кто продолжал интересоваться ею, рисковал вызвать сомнение в своей личной компетентности. Популярность экспериментального метода, эмпирических оснований научного исследования (факт, сам по себе имеющий положительное значение в истории науки) переросла в воинствующую антитеоретическую позицию. Пафос экспериментальной ориентации социальной психологии выражался в необходимости выработать альтернативу спекулятивному, кабинетному подходу первых социально-психологических работ. Но как справедливо замечают Дойч и Краусс, «революция против кабинетного теоретизирования привела многих социальных психологов не только к тому, что они покинули свои кабинеты, но и к тому, что они вообще перестали теоретизировать» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 214].

Реальная ситуация, сложившаяся в то время в науке, как будто бы способствовала такому пренебрежению к теории. Экспериментальные работы, в частности благодаря усилиям К. Левина, настолько в более выигрышном свете представляли образ социальной психологии как науки, особенно по сравнению с умозрительными построениями конца XIX в., что возникло (тоже довольно часто встречающееся в истории науки) смещение акцентов в оценке теоретического знания: опровержение «плохой» теории (точнее, спекулятивного знания) стало отождествляться с необходимостью отвержения теории вообще. Если учесть, что в это время в американской психологии прочно утверждается господство бихевиоризма, немало способствовавшего приданию психологии «респектабельного» вида, то легко понять, что распространение подобной атеоретической позиции среди исследователей имело под собой определенные основания, коренящиеся прежде всего в той общей интеллектуальной атмосфере, которая была характерна для США в начале XX в. Любопытно, что полемика вокруг вопроса об отношении к теориям совпала с другой дискуссией — относительно статуса социальной психологии в системе психологических и социологических дисциплин.

Пограничный характер социальной психологии порожден как спецификой ее предмета, так и особенностями ее происхождения. Как известно, наряду с практическими потребностями общества, вызвавшими к жизни эту дисциплину, большое значение имела и сама логика развития научного знания. Ко времени выделения социальной психологии в самостоятельную науку целый ряд областей научного знания испытывал необходимость апелляций к ней. В общем ряду антропологии, языкознания, этнографии, криминологии особое место, конечно, занимали психология и социология. Тот любопытный факт, что первые руководства по социальной психологии были написаны одновременно психологом и социологом, весьма многозначителен. В американской социальной психологии до сих пор с особой остротой обсуждается вопрос о двойственном статусе социальной психологии. Т. Ньюкому принадлежит высказывание о том, что в США практически существует две социальные психологии — «социологическая социальная психология» и «психологическая социальная психология» [Ньюком, 1984, с. 16]. В русле полемики о судьбах социально-психологической теории это представление привело к своеобразной постановке вопроса.

Каждый из разработанных здесь принципов, взятый сам по себе, в его неабсолютизированном виде, может и не вызвать сомнений. Это относится к таким принципам, как уважение к точным данным, необходимость совершенствования математических процедур, требование строгого построения и проверки выдвигаемых гипотез. Однако сущность позитивистской методологии заключается не в том, что здесь выдвигаются эти принципы, а в том, что каждый из них абсолютизируется и тем самым исключается какой бы то ни было иной образ науки, кроме науки, построенной по моделям точного знания, прежде всего по модели физики. На этой основе возникает «культ метода», что в значительной степени снижает интерес к содержательной стороне знания. В контексте социальной психологии это означает, что требование «респектабельности» науки, предполагающее прежде всего точность и строгость выводов, полученных в эксперименте, оборачивается переключением внимания исследователя лишь на формы человеческого поведения при отказе (или при недооценке) от исследования его сущности. По справедливому утверждению многих критиков, это приводит к переоценке значения контролируемого лабораторного эксперимента и к отрицанию необходимости исследования социального поведения в естественных условиях. Хотя свет ярче и видимость лучше, несомненно, в лаборатории, однако «знания должны добываться даже и тогда, когда препятствия велики и свет тускл, если социальные психологи хотят содействовать пониманию человеческих проблем своего времени» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 216].

При анализе этого методологического движения внутри социальной психологии нельзя абстрагироваться от социального фона, на котором оно происходит. Усиление позиций прагматизма и позитивизма в США в 20-е и 30-е годы было своеобразным ответом на запросы, которые американское буржуазное общество адресовало наукам о человеке, будь то психология, социология или уже набирающая силу в качестве самостоятельной дисциплины социальная психология. Требование разработки способов управления человеческим поведением, его предсказания, стремление к получению «немедленных» рекомендаций, обеспечивающих сиюминутный выигрыш для бизнеса, пропаганды или армии, как будто наиболее полно реализовывалось при проведении исследований в ключе философских принципов прагматизма и позитивизма. В таком контексте атеоретичность исследователя начинала представляться особого рода ценностью, она как бы гарантировала меру его действительного включения в решение ad hoc проблем.

Исключением в обрисованной здесь ситуации, как она складывалась в американской социальной психологии 20-30-х годов, явилась деятельность К. Левина. Эмигрировавший из Германии в1933 г., Левин быстро выдвинулся в качестве ведущего психолога в США. Основанный им Центр по изучению групповой динамики при Массачусетском технологическом институте (позднее при Мичиганском университете) предпринял целую серию блестящих экспериментальных исследований, относящихся к собственно предмету социальной психологии, что дало основание американским авторам почти единодушно рассматривать Левина как центральную фигуру именно в социальной психологии. Но наряду с развертыванием, утверждением, развитием практики экспериментального исследования в социальной психологии Левин оставался и крупным теоретиком. Хотя разработанная им теория поля [Левин, 2000] и вызывает ряд серьезных возражений, тем не менее она оказала большое влияние на развитие американской социально-психологической мысли. Имя Левина обычно называют не только в связи с укреплением позиций экспериментальной практики в социальной психологии, его упоминают и как крупнейшего, причем последнего, теоретика данного масштаба. Считается, что после смерти Левина в 1948 г. происходит существенное изменение в отношении к возможностям построения сколько-нибудь общих теорий в социальной психологии вообще.

Возможность существования «большой теории», или «всеохватывающей теории», наряду с теориями меньшей степени общности неоднократно высказывалась как в психологии, так и в социологии. Так, идея «теоретического синтеза», предложенная Толменом и Халлом, была своего рода заявкой на построение «большой теории» в психологии [см.: Ярошевский, 1974, с. 196]. С другой стороны, в социологии такая претензия была сформулирована Т. Парсонсом при построении «теории социального действия» [см.: Андреева, 1965, с. 269]. Как мы видели, в области собственно социальной психологии на роль «большой теории» предлагались, хоть и неявно, теоретические идеи К. Левина. Мечта о «большой теории» отражает, очевидно, объективную потребность науки найти какие-то более или менее общие закономерности для той сферы реальности, которая представляет собой объект исследования данной научной дисциплины. Вместе с тем неудача с построением такого рода теорий приводит исследователей к поиску каких-то промежуточных уровней обобщения.

В социальную психологию также проникает идея необходимости построения так называемых теорий среднего ранга, впервые разработанная в 40-х годах XX в. в американской социологии Р. Мертоном. Хотя сама по себе мысль о том, что уровень теоретического знания с точки зрения широты и глубины охвата определенной области реальности может быть различным, не явилась слишком оригинальной, Мертон дал ей тщательное методологическое обоснование. Кроме того, ему принадлежит заслуга точной оценки ситуации, сложившейся в социологии, и попытки классифицировать реально существующие здесь теории. С этой точки зрения Мертон предложил выделить в структуре социологии три уровня знания: общие, так называемые всеохватывающие теории, теории среднего ранга (СНОСКА: Укоренившийся русский перевод этих теорий как «теорий среднего ранга», строго говоря, не передает точное содержание, вкладываемое Мертоном в это понятие. Гораздо ближе к нему немецкий перевод — «Mittlerer Reichweite Theorien», т.е. «теории среднего радиуса действия». В нем схвачена мысль Мертона, что предложенные им теории представляют собой средний уровень не только в смысле широты предлагаемых обобщений, но и с точки зрения объема той сферы социальной реальности, с которой имеет дело теория.) и эмпирические обобщения, получаемые непосредственно в эмпирических исследованиях. Таким образом, «средний ранг» теории — это некоторый средний уровень обобщений, выступающий как посредник между малыми рабочими гипотезами, развертывающимися в изобилии в повседневных образцах исследования, и «всевключающими спекуляциями» [Merton, 1957, р. 5—6]. По мысли Мертона, в социологии бесполезно искать какие-то общие закономерности, относящиеся к социальному поведению вообще, но гораздо продуктивнее описать теоретически его отдельные стороны, области. На основании предложения Мертона в американской социологии 50-х годов был разработан целый ряд частных социологических теорий. В известном смысле эти теории начали отождествляться с определенными предметными областями социологического знания: стали говорить, например, не только о «социологической теории семьи», но просто о «социологии семьи» (соответственно и о «социологии города», «социологии деревни», «социологии образования», «социологии молодежи» и т.д.). И хотя в обосновании Мертоном логико-методологического статуса теорий среднего ранга есть много спорного, в частности в плане интерпретации промежуточного уровня обобщения с позиций структурно-функционального анализа, сама идея о необходимости такого рода теорий является весьма приемлемой. Она в значительной степени способствовала преодолению в американской социологии той пропасти, которая образовалась между практикой эмпирических исследований и теоретическими построениями.

С некоторым запозданием идея необходимости теорий среднего ранга проникла и в социальную психологию, которая в известном смысле уподобилась мольеровскому герою г-ну Журдену, который, не зная того, оказывается, всю жизнь «говорил прозой». Большинство теорий, возникших в социальной психологии после Левина, довольно единодушно было объявлено именно теориями среднего ранга. Примерами таких теорий называют теорию фрустрации-агрессии Миллера и Долларда, теорию когнитивного диссонанса Фестингера, теорию конкуренции и кооперации Дойча, теорию социальной власти Картрайта и Френча и др. И если в настоящее время в американской социально-психологической мысли вновь обозначился некоторый поворот в сторону интереса к теории, он реализуется прежде всего как интерес к построению именно теорий среднего ранга, ппчто, впрочем, не исключает продолжения дискуссий и о судьбе общей теории. Позже мы еще вернемся к тому, что конкретно это означает для судеб социальной психологии.