Три цикла групповой фантазии при президентах эйзенхауэре и кеннеди

Избирательные кампании Эйзенхауэра и Кеннеди, как и избирательные кампании вообще всех кандидатов в президенты, были насыщены эдиповыми групповыми фантазиями о том, что «подающие надежду» стараются «добиться благосклонности» и в конце концов «завоевать сердце» группы. Даже не погружаясь в подробный анализ символики их избирательных кампаний, можно почувствовать, что вокруг их избрания создалась какая-то особая атмосфера, что большие ожидания нации по их поводу стали причиной приписывания им «харизматических» лидерских черт, благодаря чему этих двух президентов в большей степени идеализировали в качестве «мужей» материнской группы, чем всех остальных. По американским политическим традициям победившего кандидата показывают по телевидению и в газетах чаще всего в момент, когда он обнимает жену, а не когда он жмет руку кандидату на пост вице-президента или организатору избирательной кампании. (Снимки чаще всего делаются с высоты трех футов от пола, а эдилов комплекс относится к возрасту пяти лет.) И конечно же, первые несколько недель после избрания этих лидеров характеризовались как «любовь с народом», «медовый месяц», полный надежд и ожиданий. Группа в роли матери - это и невидимый наблюдатель, и главный приз во всех политических действиях, а вопрос, кто добьется группы в роли матери - лидер или оппозиция - является подоплекой повседневной политики.

Разумеется, популярность американских президентов тщательно определяет Институт общественного мнения, проводя в масштабах нации опросы о доверии людей к лидеру. Постоянное снижение популярности лидера после его выборов, составляющее часть моей психогенной теории - это нормальный процесс, без которого не обходится ни один президентский срок. Во всех трех графиках я добавил вертикальную черту, отмечающую аналогичный для всех графиков момент, который, по моим наблюдениям, становился поворотной точкой - военная групповая иллюзия, переходящая в период параноидного коллапса: Тайваньский кризис. Ливанский кризис и Кубинский ракетный кризис. Как можно видеть на графиках, в каждом случае доверие нации к лидеру на некоторое время восстанавливалось после того, как предпринимались групповые иллюзорные действия, но потом снова падало.

Хотя три групповые иллюзии были связаны с военными передвижками и с риском войны, во всех трех случаях как-то удавалось избежать открытого насилия, и намек на объяснение можно найти в том факте, что и Эйзенхауэр, и Кеннеди были поздними сыновьями. Как показал Ирвин Харрис,40 самой короткой и наименее кровопролитной в истории Америки войной оказалась та единственная, которой руководил поздний ребенок - испано-американская война под руководством Мак-Кинли. Во всех остальных случаях нация выбирала своим военным лидером героического первого сына, воспитанного с типично родительской позиции, а не более миролюбивого позднего ребенка, с которым общались как с равным. Хотя то, каким по счету родился в семье лидер, вряд ли может служить гарантией мира или войны, данные, которые приводит Харрис, несомненно, статистически значимы.

В этом разделе главы я собираюсь привести подборку подвергнутых фантазийному анализу документов и ими проиллюстрировать. как давление национальной групповой фантазии на Эйзенхауэра и Кеннеди стало причиной трех кризисов, которые играли роль группового иллюзорного выхода из повторяющейся ситуации потери доверия к лидеру. Из всех президентов, чьи публичные выступления я изучал с точки зрения фантазийного анализа, Эйзенхауэр отличается несравненно более спокойным стилем речи, чем все остальные. Доля фантазийного содержания в его выступлениях обычно очень низка - одно фантазийное слово на тысячу, по сравнению с другими президентами, у которых этот показатель в десять раз выше. Его спокойствие нагоняло скуку на репортеров, но оно успокаивающе действовало на страну и помогло ему стать единственным за полвека президентом, сумевшим избежать войн и опасных конфронтации. Эйзенхауэр прекрасно осознавал последствия групповых фантазийных проекций на свою личность и на пресс-конференциях отвечал на тревожные вопросы репортеров в таком духе: «Тот или иной незначительный инцидент меня не смутит. Меня больше напугало мнение экспертов по вопросу мира и войны, так что этого я не боюсь».41 Своей способностью маневрировать в самый разгар того, что другие называли «кризисом», он как бы подшучивал над нацией, но это была, тем не менее, наиболее зрелая черта его в качестве лидера.

Победа Эйзенхауэра на выборах с подавляющим числом голосов помогла ему окончить Корейскую войну, оставаясь при этом «сильным» лидером в начале 1953 г. Даже когда у русских в августе 1953 г. появилась ядерная бомба - пожалуй, самое важное из всех «реальных» событий 50-х гг. - Эйзенхауэр сумел сохранить относительное спокойствие, отвечая на пресс-конференции на тревожные вопросы следующим образом:

«Не стоит никого в этом мире до смерти пугать... напуганные люди неспособны к разумным решениям. Поэтому следует осознать нашу собственную силу - силу свободного мира, силу Америки - и в то же время взвесить опасности и риск».42 Полный фантазийный анализ этой пресс-конференции, от которой многое зависело, начинается с официального отклика Эйзенхауэра на известие о ядерной бомбе, содержащего небольшое количество фантазийных слов типа «война-смерть», но очень скоро в его речи начинает отмечаться стандартная символика «напряженности» и «ломки», свойственная стадии «трещины»:

30.09.53 г.: сердце... напряженность... война... война... война... смерть... смерть... утечка... утечка... утечка... в мельнице... напряженность... сломанный... сломанный... сломанный... напряжение у преграды... ломать.43 В начале 1954 г. Эйзенхауэр, несмотря на снижение своей популярности с 75% в предыдущие шесть недель до 65%, продолжал относительно спокойно реагировать на давление конгресса, пытавшегося навязать военное вторжение в Индокитай. Когда в апреле Франция действительно попросила Америку направить помощь. Эйзенхауэр ошеломил всех, заявив, что это невозможно без официального объявления войны конгрессом!

Даже после майского поражения в Дьенбьенфу Эйзенхауэр указал, что остальной Индокитай не рухнул, «как карточный домик». Адмирал Рэдфорд на это ответил, что мы должны сбросить на Вьетнам атомную бомбу, а «Ныосуик» возвестил, что «американским руководством достигнут критический момент послевоенной эры».44 Заголовками наподобие «Западный альянс дает трещину, политические деятели, похоже, беспомощны» или «Администрация Эйзенхауэра шагала осторожно, малейшая ошибка может стать политически роковой» пресса нагнетала ощущение грядущего краха групповой фантазии и доверия нации к фантазийному лидеру. Усиливались нападки на попытки Эйзенхауэра мирно договориться с Россией, а за кампанией Маккарти по «ослаблению коммунизма» все следили с одобрением и восхищением.

В конце 1954 г. популярность Эйзенхауэра упала до низшей точки. Некоторые конгрессмены боялись, что Америка окажется «в атомном тупике с коммунизмом», а некоторые сенаторы начали ратовать за военную блокаду Китая в отместку за обстрел нескольких крошечных островков в открытом море. На пресс-конференции 2 декабря Эйзенхауэр впервые стал интенсивно использовать символику «параноидного коллапса»:

2.12.54 г.: война... война... провал... уничтожение... оскорбительный... гнев... фрустрация... как следует выругаться... война... война... веселье... война... война... гнев... возмущение.., война... война... война... война... война... война... война... жесткий... любовь... застрелить. Большая часть этого фантазийного языка на пресс-конференции 2 декабря относится к комментариям Эйзенхауэра для корреспондентов, которые следует привести полностью, поскольку в них выражено удивительно четкое понимание того факта, что истоки фантазии войны - в национальном настроении, и цель ее - восстановительная:

«У нас есть две линии поведения, и я хотел бы сказать несколько слов лично от себя: во многих отношениях самая легкая линия поведения для президента, для администрации - это усвоить себе резкий, дерзкий, почти оскорбительный тон. Президент испытывает точно такой же гнев, такое же возмущение, такое же чувство, близкое к фрустрации, что и другие американцы, и прежде всего его тянет как следует выругаться.

Но я хочу, чтобы все поняли, что человек, взявший на себя ответственность за дела государства, уже не может давать волю таким чувствам; он должен подумать о последствиях. Итак, это был бы самый легкий путь, но такое поведение приводит к войне. А теперь давайте подумаем о войне. Когда нация вступит в войну, автоматически произойдет объединение народа. Если мы возьмем на себя беды и тревоги, связанные с войной, нация по традиции построится в колонны и пойдет за лидером. Наша задача, таким образом, сводится к тому, чтобы просто понять это. что и означает выиграть войну. Сейчас нация начинает буквально переполняться рвением, вы можете почувствовать это повсюду. Это фактически смешение разных вещей - дела и веселья. Великий Ли сказал: «Хорошо, что войны так ужасны; иначе мы бы слишком к ним пристрастились...»45 Благодаря четкому осознанию этого давления, направленного на вступление в войну, в которой нация объединилась бы и очистилась, Эйзенхауэр мастерски нашел выход из фазы параноидного коллапса в конце 1954 г. Начал он с того, что обратился к конгрессу со специальным военным посланием, в котором запросил полномочия военного времени, удовлетворив таким образом потребность в высвобождении фантазии насилия. Однако, выступая с публичным заявлением о «готовности к борьбе», в тон с выступлениями Джона Фостера Даллеса, угрожавшего Китаю атомной бомбой (Даллес заявил перед Национальным советом безопасности, что «существует по крайней мере равная вероятность того, что Соединенным Штатам придется вступить в войну и применить атомное оружие»46), Эйзенхауэр в то же время эвакуировал войска с островов в Тайваньском проливе, чего и хотел Китай! Групповая иллюзия, что Америка наконец-то повела себя с кем-то «жестко», была получена с помощью одних лишь слов и военной возни, а Эйзенхауэр сумел направить враждебность нации за пределы страны ив то же время рассчитывал, что Китай не ответит на военные маневры. На следующий день Эйзенхауэр и Даллес угрожали Китаю атомной бомбой, а Даллес, фанатик холодной войны, у которого голова кружилась от успеха военного маневра, заявил, что у китайцев «голова кружится от успешного курса агрессивного фанатизма», подобного курсу Гитлера, и что Китай «опаснее и провоцирует войну больше», чем даже Советский Союз47 Пресса принялась еще дальше развивать фантазию насилия, возвещая в заголовках, как «Ньюсу-ик»: «Рождение политики», «На боевые посты» или «Размышления Айка о войне», или рассуждая о нашем вероятном стремительном броске в мировую катастрофу.48

После эвакуации войск с островов пресса ожидала возмездия китайцев за наши фантазии насилия («война может быть через несколько недель»), но на самом деле все по-прежнему было спокойно. «Ньюсуик» объявил, что противник «трепещет», и популярность Эйзенхауэра начала взбираться на новый пик. Поскольку страна в фантазийном отношении вернулась на стадию «сильного лидера», отпала необходимость делать кого-либо представителем своего параноидного гнева, и Маккарти исчез из центра внимания прессы.

После переизбрания Эйзенхауэра в конце 1956 г. его сила в качестве лидера снова начала истощаться, но когда обострился ближневосточный конфликт, а русские послали войска в Восточную Европу, он еще мог вторично удержать Америку от военного Вмешательства, поскольку фантазийный язык в национальных средствах массовой информации находился еще на довольно устойчивом уровне. Например, когда Китай вновь обстрелял Куе-май и Мацу, еженедельники помещали об этом событии крохотные статьи, едва удостоивая вниманием столь остро стоявший незадолго до того вопрос о применении атомной угрозы. В середине 1957 г. в статьях под заголовками «Популярность Айка -скольжение вниз?» вновь стал фигурировать язык, свойственный состоянию коллапса и нарастающего гнева, только на этот раз гнев проецировался на Россию - «Ньюсуик» на первой странице поместил историю о хрущевском «Скандале в Кремле», о воображаемом «взрыве» и «чистке кадров» в Москве.49 В свою очередь, Соединенные Штаты изображались «В боевом настроении», но когда в октябре 1957 г. Россия запустила спутник, американская вера в собственные «ценности» была полностью подорвана. Мы «шагнули в новую эру» благодаря «завоеванию красных», и страна предалась мазохистской оргии на тему «унизившей» нас победы русских в «мировой войне науки».50 Унижение исходило от проецируемого критического суперэго, в буквальном смысле материализованного в русском спутнике, как писал портландский «Орегонец», «честно говоря, ужас берет от того, что этот спутник таращится на нас сверху»51 «Такого единства цели на Западе не было со второй мировой войны»52, - обнадеживала пресса, но через несколько месяцев, в начале 1958 г., стали возникать сомнения в «единстве цели», пресса вопрошала: «Интеллектуальный вызов: готовы ли мы к нему?», и, наконец, вернулась к главному вопросу: «Сердимся на Айка?»53

К маю эти постоянные параноидные послания уже настолько повлияли на Эйзенхауэра, что по стилю своей речи он начал приближаться к прессе. Фантазийный анализ его обращения на обеде для Республиканского национального комитета начинается с образа некой «злой силы», которая «вырисовывается» перед Америкой:

6.05.58 г.: угроза... злая сила... враждебный... разрушение... взрывоопасный... уничтожить... убить... смертельная угроза... связаны по рукам... дезинтеграция... ослабление... волна... отбросить назад... стрелять... война... война.54

Поскольку на международной арене в то время было довольно спокойно, начался поиск группового иллюзорного выхода из ситуации параноидного коллапса. Через три недели случились два незначительных происшествия, которые и стали искомым спусковым крючком. Первый - это драка, устроенная в Венесуэле демонстрантами, угрожавшими Никсону во время его визита в страну. Эйзенхауэр направил туда американские войска «на случай, если полиция Венесуэлы не сможет его защитить». Второй и более важный произошел в Ливане; несколько обычных уличных демонстраций против своего проамериканского президента. На эти два происшествия американцы отреагировали так, будто не слышали об уличных акциях протеста, происходивших ранее, а «Ньюсуик» озаглавил статью об этих инцидентах: «Взрывная волна: глобальный кризис ударил и по США».55 Высвободились эмоции такой силы, что ими оказались заражены и другие страницы еженедельника: обычная для «Ньюсуик» статья о статусе. Аляски получила заголовок «Сердце Аляски забилось быстрее. Царит ожидание решительного часа», а заголовок статьи о заурядном расследовании в конгрессе «Мания в Вашингтоне» был вынесен на обложку.56

В течение недели Эйзенхауэр направил эту «ударную волну, от которой быстрее бьется сердце», в русло военной акции: он направил в тихий тогда Ливан американскую морскую пехоту - акция, которая, по словам Питера Лайона, официального биографа Эйзенхауэра, сильно удивила продавцов мороженого и пляжников, принимавших солнечные ванны на тихом побережье страны».57 Согласно сообщениям прессы. Америка «ступила на грань войны» потому, что «интервенция не так рискованна, как бездействие, чреватое катастрофой». Огромное облегчение испытала нация, когда «катастрофа, с минуты на минуту грозившая разразиться, была предотвращена».58 И как нетрудно было предсказать, рейтинг Эйзенхауэра снова возрос.

Однако к тому времени, как на пост президента стал претендовать Джон Ф. Кеннеди, популярность Эйзенхауэра опять стала снижаться, и Кеннеди смог победить на выборах благодаря антиэйзенхауэровской программе, в которой обещал «снова привести Америку в движение». Избрав Кеннеди с имиджем борца, Америка тем самым провозгласила, что с нее довольно миротворческих попыток пятидесятых годов. Если возникали новые границы, которые следовало завоевывать, то американцам надо было еще найти «новых индейцев», чтобы было с кем сражаться, так что оставался еще маленький вопрос - против кого Америка хочет «направить свое движение». Значительная часть символики «новых границ», которые следует завоевывать, отражает глубинные чувства отчаяния и одиночества, ведь они составляют часть символики границы - изолированного аванпоста с очень слабой связью с цивилизацией - удачного символа поведения Америки в тот период, зачастую варварского, нецивилизованного. Итак, депрессивные пятидесятые сменились маниакальными шестидесятыми - десятилетием, породившим угрозу ядерного Холокоста, самую долгую из американских войн, которая явилась отражением маниакального личностного содержания, и, наконец, обширнейшую экономическую экспансию, невиданную еще в мировой истории. Такое чередование депрессивных и маниакальных периодов национальной групповой фантазии - явление, хорошо известное политологам59 (до сих пор, однако, избегавшим давать ему рациональное объяснение) - нация испытала на себе сразу же после избрания Кеннеди. Решения действовать «висели в воздухе» уже в самом начале президентского срока Кеннеди, они нашли отражение в мегаломании мессианского образа, который проецировался на нового президента.

Фантазийная символика в прессе и на пресс-конференциях Кеннеди обнаруживала гораздо более стремительное движение к стадии краха, чем обычно, - возможно, этому способствовал провал операции по вторжению на Кубу (в то же время Кеннеди не смог бросить туда американские войска, потому что групповая фантазия в начале его срока находилась еще на слишком стабильной фазе, не было еще необходимого группового гнева, который мог бы высвободиться). Возможно, первоначальные великие ожидания по поводу Кеннеди были на самом деле защитой от жестокого отчаяния, и в таком случае следовало ожидать быстрого разочарования и потери доверия в течение всего одного года. Как бы то ни было, в концу августа первого года руководства Кеннеди, когда русские возвели Берлинскую стену, фантазийный язык прессы уже достиг стадии параноидного коллапса, и Кеннеди отреагировал тем, что отправил на действительную военную службу резервистов и направил на Фридрихштрассе американские танки. Пресса снова объявляла, что «мы стоим на грани войны». Карикатуры на обложках некоторых еженедельников намекали, что ООН распадается, сообщалось, что школьники видят по ночам кошмары атомного уничтожения, начались Великие дебаты по поводу бомбоубежищ, а «Ю-Эс ньюс» начал регулярно печатать статьи на тему: «Война - ее вероятность сегодня».60

Чувства Америки, связанные с состоянием параноидного коллапса, на этот раз проецировались на Россию, о которой вдруг начали говорить, что ее «тянет во все стороны», что «в Кремле крупные неприятности», что она «в состоянии напряжения и неопределенности и как будто отягощена каким-то бременем».61 В этот период, в первые месяцы 1962 г., пресса высказывалась о Кубе очень мягко. Русские войска и техника уже были на острове, но этот общепризнанный факт, казалось, никого не заботил, а статья под названием «Взгляд Фиделя Кастро на Кубу изнутри» показывала лишь фотографии счастливых кубинцев и русских в плавательных бассейнах.62 Кеннеди сам сказал тогда Бену Брэдли, что русские войска и техника на Кубе представляют для нас небольшой интерес, ибо мало чем отличаются по значению от присутствия наших собственных войск в Турции:

«Президент сказал, что присутствие семнадцатитысячных советских войск на Кубе, в 90 милях от США, рассматривают как отдельный факт, но ситуация меняется, если знаешь, что в Турции размещены двадцатисемитысячные войска США, причем у самой границы Советского Союза. Он предупредил меня, что эту информацию разглашать не следует... для него было бы политическим самоубийством приравнивать эти две силы. «Политически неблагоразумно истолковывать проблемы Хрущева только в таком ключе», - сказал он спокойно».63 Однако внутренние групповые фантазийные чувства краха, гнева и параноидного страха, которые испытывались в этот момент, не могли долго оставаться беспредметными. Рейтинг Кеннеди снижался быстро, а каждый новый номер «Ю-Эс ньюс» объявлял о «крахе» какой-либо из враждебных наций - Китая, России, Восточной Германии, всегда обязательно с типичным параноидным ощущением сверхъестественной жути: «Тайна Хрущева: что кроется за спокойным тоном Кремля?», «Растущая тайна хрущевского спокойствия - готовит ли он скрытую западню?» 64

Такого рода параноидные подозрения не могли больше подавляться. На Кубе или в России не произошло ничего существенно нового, но фантазийный анализ пресс-конференции Кеннеди в июле 1962 г. выявляет скрытый язык, совершенно отчетливо сообщающий о наступлении коллапса (хотя единственным событием, которое могли представить как «бедственное», было голосование по medicare):

23.07.62 г.: опасность... опасность... ныряет... бедственный... сточная труба... сточная труба... ослабший... хаос... хаотичный... опасный... взрыв.65

Чувства хаоса и гнева не могли больше сдерживаться, и Кеннеди неожиданно «обнаружил», что на Кубе тысячи русских, и те же самые 90 миль расстояния внезапно стали казаться провокацией. В начале сентября Кеннеди предупредил Хрущева, чтобы тот не присылал на Кубу «наступательное вооружение», и дополнительно призвал на действительную службу 150000 резервистов, хотя знал, что на Кубе имеется лишь «оборонительное вооружение» в виде обычных установок «земля-воздух» (SAM) с радиусом действия 25 миль. Средства массовой информации получили, наконец, «психотический инсайт», благодаря которому теперь знали, за счет какой страны будет найдено иллюзорное решение; до сих пор Куба практически отсутствовала на их страницах, теперь же обложки запестрели такими статьями, как:

«Война на Кубе? Война на Кубе, между США и Россией, все ближе - Советский Союз имеет военную базу с передовым оснащением у самого берега Флориды». 66

На самом деле в это время на Кубе не было никаких наступательных русских ракет (как показывает тщательное воссоздание засекреченного ранее материала, в сентябре у США не было ни доказательств, ни даже оснований подозревать наличие на Кубе русских наступательных ракет), и самое большее, что могла предположить пресса, - это присутствие поблизости русских ракетоносных подводных лодок. Разведка самолетами U-2 давала отрицательные результаты, как и другие наблюдения ЦРУ, однако жребий был брошен, и страна двигалась к групповому трансу. 17 сентября собралась секретная объединенная комиссия по международным отношениям и вооруженным силам, чтобы обсудить резолюцию, дающую президенту полномочия силой предотвращать создание Россией военной базы на Кубе. Полный фантазийный анализ этого долгого заседания выявляет истинное настроение нации до обнаружения русских наступательных ракет:

17.09.62: нападение... нападение... слабеть... нападение... вторжение... вторжение... умереть... стерпеть... страх... возведение... блокада... блокада... война... вторгнуться... крах... потерпел крах... крах... падать... возведение... сила... блокада... блокада... блокада... война... война... война... блокада... война... колючки... огонь... гореть… сердце... нападение... война... бои... бой… Холокост… сердитый... сердце... покрывать... опасность... угроза... опасность... нос к носу... горячий... горячий... война... война... блокада... блокада... война... блокада… война... блокада... блокада… война... воина... война... война... страх... страх... война... блокада... блокада… блокада-война... блокада... война... блокада... война… война-война... война... война... война… война… блокада… блокада... война... война... война... блокада… удушить... запутанный... война... война... война… сражение... обстрел... погиб… погиб… война… цыпленок и яйцо.67 Напечатанный в «Ю-Эс ныос» обзор мнения американского народа тоже был исполнен сильных выражений, в единственный вопрос, который, судя по всему, остался без ответа, - это следует ли Америке объявить блокаду Кубы или вторгнуться на остров без предупреждения: «Вторгнуться и вышвырнуть русских вон... Нам надо что-то предпринять… Наступило время пресечь разгул этого изменника и его красной банды. Надо устроить полнейшую блокаду Кубы… используя весь арсенал имеющихся в нашем распоряжении средств, вычистить это процветающее гадючье гнездо... Куба уподобилась раку. Если русских придется убивать, то они сами на это напросились» 68

Лишь 14 октября, спустя целый месяц, после частичной блокады, осуществленной под давлением прессы и большинства конгресса, требовавших полной военной блокады и/или вторжения, пилотом самолета U-2 была обнаружена гипотетическая русская база наступательных ракет. 69 Наконец-то Америка получила «объективное основание» для своей групповой иллюзии. Не то чтобы вновь обнаруженные русские ракеты грозили изменить баланс сил - каждый, от Кеннеди до любого военного, был согласен, что вызов чисто психологический. Как недавно выразился Юджин Ростоу, бывший вице-секретарь государства: «Почему нас так взволновал Кубинский ракетный кризис? Ведь ракеты были и на советских подводных лодках. Кроме того, США можно было обстрелять ракетами и из самого Советского Союза, а также с бомбардировщиков. Но кубинский эпизод заслуживает изучения тем, что тогда мы были готовы туда отправиться. В стране царил гнев и ощущение угрозы, и это было крайне опасно».70

«Психотический инсайт», будто кубинские ракеты представляют для Америки невыносимую угрозу, которую следует немедленно устранить военными действиями, а не дипломатическими мерами, подразумевает наличие по крайней мере двух основных иллюзорных элементов - рациональных обоснований, каждое из которых требует от Кеннеди явной лжи по отношению к американской публике. Во-первых, он заявил, что Америка вынуждена прибегнуть к военным действиям, поскольку переговоры займут время, а ракеты в это время могут прийти в боеготовность - это и само по себе опасно для Америки, и ослабит позицию Кеннеди на переговорах. Такое рациональное обоснование оказывается лживым в свете рассекреченного недавно сообщения ЦРУ, из которого становится ясно: не позднее чем 22 октября Кеннеди знал, что ракеты уже находятся в состоянии боеготовности, и он просто солгал американской публике, утверждая обратное.71 Так что не было причин для спешки, для волнительных военных столкновений в открытом море с советскими судами - не было, если не считать, конечно, потребностей групповой иллюзии. #page#

Второе рациональное обоснование, необходимое для поддержания иллюзии, заключалось в отсутствии приемлемого варианта взаимного соглашения при той игре в кошки-мышки, в которую играли две страны и которая неизбежно должна была закончиться обменом ядерными ударами. На самом же деле Хрущевым был предложен прекрасный вариант соглашения: Россия уберет свои ракеты с Кубы ори условии, что Америка уберет свои ракеты из Турции, от советских границ, К тому времени правительство уже признало американские ракеты в Турции совершенно бесполезными, а Кеннеди несколькими месяцами раньше даже намекал на возможность их одностороннего устранения, поэтому с точки зрения американских интересов такое соглашение было бы очень даже разумным, Эдлай Стивенсон предлагал такое решение ExComm-группе еще до предложения Хрущева, 20 октября, но многие сочли его «трусом», и это обвинение преследовало его до конца работы в ООН. 72 Раз уж целью было военное унижение иллюзорного врага, то любое мирное решение посчитали бы «трусостью». Реальная значимость ракет в Турции была столь невелика для членов ЕхСопип-группы, что в ходе обсуждения многие из них высказались в поддержку, как сказал один историк, «безумной схемы... сначала разоружить ракеты в Турции и известить об этом Советский Союз, затем бомбардировать точки размещения советских ракет и вторгнуться на Кубу».73 Такой сценарий, по которому сначала решается проблема, а потом происходит насильственное вторжение, несомненно, разоблачает иллюзорную мотивацию всей затеянной истории!

Столь сильно было влияние группового транса, что, когда Кеннеди сказал американцам о невозможности принять предложение России обменяться ракетами, вся страна поверила в это без вопросов, предпочитая рисковать десятками миллионов жизней. Лишь 16 процентов населения страны было против военных действий при всем том, что трое из пяти считали, что «обстрелы» в таком случае неизбежны, а каждый пятый полагал, что это приведет к третьей мировой войне. При опросах общественного мнения ответы в основном звучали так: «Давно пора было» или «Нас слишком долго притесняли». Такое настроение нации сделало Кеннеди чрезвычайно щедрым на военные угрозы. Он не только готовился к вторжению и сосредоточил на юге Флориды четверть миллиона людей и 180 кораблей, но и 156 готовых к пуску ICBM, а также, по словам офицера военно-воздушных сил, обязанностью которого в тот момент было передавать американские послания, отправил в Россию сообщение об этом:

«В послании говорилось, что у США есть 1300 ядерных ракет, и названы они в честь советских городов, на которые наведены. [Генерал] Киган утверждает, что в момент, когда Никита Хрущев на своей черноморской даче получил это послание (через несколько часов после его отправления), у него был с визитом один офицер с Ближнего Востока. Этот офицер потом сказал, что Хрущев побледнел. На столе стояло четыре телефона, и он пытался звонить по всем сразу, вызывая Москву. В тот же день русские корабли повернули назад».74 Военное «унижение» Хрущева со стороны Кеннеди, долженствовавшее привести к смещению русского лидера и предпринятое Кеннеди для того, чтобы самому не подвергнуться унижению, длилось, тем не менее, слишком короткий промежуток времени, чтобы полностью удовлетворить потребность американского гнева в эмоциональном очищении. Хотя мне и не вполне ясно, в чем конкретно в данном случае состояло надлежащее очищение эмоций, пресса явно недоумевала по поводу быстроты случившегося и вопрошала, действительно ли Америка «победила». «Ю-Эс ньюс» задавал волнующие каждого вопросы: «Обойдется ли теперь без настоящей войны? Мир вдруг снова стал спокоен... Великие вопросы: почему он спокоен? что бы это значило?»75 Рейтинг популярности Кеннеди, резко подпрыгнувший во время кризиса, скоро снова упал до предыдущего уровня, и открытые нападки на него возобновились с полной силой. Сказывалось недостаточное эмоциональное очищение. Результаты опроса общественного мнения в масштабах нации преподносились под такими заголовками: «Большая головоломка: странное настроение Америки сегодня. Люди сбиты с толку и не знают, чему верить... причудливое настроение...»76 Это-то «странное настроение» и побуждает меня предположить, не могло ли убийство Кеннеди в конце года, связанное в уме Освальда с Кубой, быть в некотором смысле актом, выполненным по поручению нации, пусть даже мы никогда и не узнаем истинных мотивов Освальда.77 Вспомнив газеты, полные нападок на Кеннеди за то, что он чересчур мягко поступил с Кубой, как раз в то время, когда тот отправлялся в Даллас, вспомнив его утверждение после ракетного кризиса, что, если бы не военные перемещения, «не миновать было бы импичмента», так и хочется задать вопрос: насколько американский фантазийный гнев способствовал его смерти? И каким образом групповая фантазия осуществилась через помраченный рассудок больного убийцы?

После убийства Кеннеди очередной американской групповой иллюзией была, несомненно. Вьетнамская война. Когда в 1964 г. доверие к Джонсону начало неудержимо снижаться, страх по поводу «неминуемого краха» стал настойчиво проецироваться на «гибнущую империю Хрущева»,78 и появились точь-в-точь такие же карикатуры,79 что и приведенные на иллюстрации 1 карикатуры Хэрблока «коллапсного» содержания, изображавшие дверь в кабинет президента, которая ломается от давления снаружи. Немного спустя во Вьетнаме начали воевать первые американские войска. Более того, Никсон, которому война досталась от предшественника, тоже начал вскоре (в 1969 г.) получать от страны послания о коллапсе, придумал им же самим так названную «Теорию безумца»: «с виду иррационален... с пальцем на ядерной кнопке»,80 и оккупировал Камбоджу, тем самым погрузив Америку в еще одну групповую иллюзию. Однако, я не хотел бы здесь приводить документальные свидетельства того, как месяц за месяцем развивались эти два цикла групповой фантазии, приведшие к войнам во Вьетнаме и в Камбодже, ведь они повторяют все ту же схему военной групповой иллюзии, которую мы уже подробно разбирали, а предпочел бы проанализировать один-единственный за последние 25 лет пример, когда президент попытался выйти из ситуации краха своей популярности путем мирных переговоров. Хотя мы и видели выше, как Эйзенхауэр использовал мирную эвакуацию войск с принадлежавших Китаю островов, чтобы предстать перед нацией героем и восстановить доверие к себе, эта акция все же таила в себе опасность - ведь это был, в конце концов, военной маневр. Тот единственный случай за рассматриваемый здесь 25-летний период, когда президент успешно восстановил доверие к себе исключительно путем мирных усилий - это организованная Джимми Картером в Кэмп-Дэвиде встреча в верхах по Ближнему Востоку.

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: