«Летом нам бассейн отраден плеском брызг!.»
«Летом нам бассейн отраден плеском брызг!.. »
Летом нам бассейн отраден плеском брызг! Блещет каждая из впадин плеском брызг! Томным полднем лень настала: освежись — Словно горстью светлых градин — плеском брызг! Мы на пруд ходить не станем, окропись — Вдалеке от тинных гадин — плеском брызг! Ах, иссохло русло неги, о, когда Я упьюсь, лобзаний жаден, плеском брызг? И когда я, бедный странник, залечу Жар больной дорожных ссадин плеском брызг? Встречи ключ, взыграй привольно, как и встарь, (О, не будь так беспощаден! ) плеском брызг!
«Несносный ветер, ты не вой зимою…»
Несносный ветер, ты не вой зимою: И без тебя я сам не свой зимою! В разводе с летом я, с теплом в разводе, В разводе с вешней бирюзой зимою! Одет я в траур, мой тюрбан распущен, И плащ с лиловою каймой зимою. Трещи, костер из щеп сухих. О, сердце, Не солнце ль отблеск золотой зимою? Смогу я в ларчике с замком узорным Сберечь весну и полдня зной зимою. Печати воск — непрочен. Ключ лобзаний, Вонзись скорей в замок резной зимою! Разлуке кровь не утишить; уймется Лишь под могильною плитой зимою!
«Когда услышу в пеньи птиц: Снова с тобой!? …»*
Когда услышу в пеньи птиц: «Снова с тобой! »? И скажет говор голубиц: «Снова с тобой! »? И вновь звучит охоты рог, свора собак, И норы скрытые лисиц: «Снова с тобой! » Кричит орел, шумит ручей — все про одно, — И солнца свет, и блеск зарниц: «Снова с тобой! » Цветы пестро цветут в лугах — царский ковер — Венец любви, венок цариц — «Снова с тобой! » Опять со мной топаза глаз, розовый рот И стрелы — ах! — златых ресниц! Снова с тобой!!
Зову: «Пещерный мрак покинь, о Дженн! сильно заклятье! Во тьме, в огне, одет иль обнажен! сильно заклятье! Я снял печать с дверей твоих пещер, тайные знаки; К моим ногам ползи, как раб согбен! сильно заклятье! Стань дымом, рыбой, львом, змеей, женой, отроком милым: Игра твоих бесцельна перемен. Сильно заклятье! Могу послать тебя, куда хочу, должен лететь ты, Не то тебя постигнет новый плен. Сильно заклятье! Не надо царства, кладов и побед; дай мне увидеть Лицом к лицу того, кто чужд измен. Сильно заклятье! О факел глаз, о стан лозы, уста, вас ли я вижу?! Довольно, Дженн, твой сон благословен. Сильно заклятье! »
«Он пришел в одежде льна, белый в белом!.. » [80] *
Он пришел в одежде льна, белый в белом! «Как молочна белизна, белый в белом! » Томен взгляд его очей, тяжки веки, Роза щек едва видна: «Белый в белом, Отчего проходишь ты без улыбки? Жизнь моя тебе дана, белый в белом! » Он в ответ: «Молчи, смотри: дело Божье! » Белизна моя ясна: белый в белом. Бело — тело, бел — наряд, лик мой бледен, И судьба моя бледна; белый в белом!
«Он пришел, угрозы тая, красный в красном…»
Он пришел, угрозы тая, красный в красном, И вскричал, смущенный, тут я: «Красный в красном! Прежде был бледнее луны, что же ныне Рдеют розы, кровью горя, красный в красном? » Облечен в багряный наряд, гость чудесный Улыбнулся, так говоря, красный в красном: «В пламя солнца вот я одет. Пламя — яро. Прежде плащ давала заря. Красный в красном. Щеки — пламя, красен мой плащ, пламя — губы, Даст вина, что жгучей огня, красный в красном! »
«Черной ризой скрыты плечи. Черный в черном…»
Черной ризой скрыты плечи. Черный в черном. И стоит, смотря без речи, черный в черном. Я к нему: «Смотри, завистник-враг ликует, Что лишен я прежней встречи, черный в черном! Вижу, вижу: мрак одежды, черный локон —
Черной гибели предтечи, черный в черном! »
«Каких достоин ты похвал, Искандер!.. »*
Каких достоин ты похвал, Искандер! Великий город основал Искандер! Как ветер в небе, путь прошел к востоку И ветхий узел разорвал Искандер! В пещеру двух владык загнав навеки, Их узы в ней заколдовал Искандер! Влеком, что вал, веленьем воль предвечных, Был тверд средь женских покрывал Искандер. Ты — вольный вихрь, восточных врат воитель, Воловий взор, луны овал, Искандер! Весь мир в плену: с любви свечой в деснице Вошел ты в тайный мой подвал, Искандер. Твой страшен вид, безмолвен лик, о дивный! Как враг иль вождь ты мне кивал, Искандер? Желаний медь, железо воль, воитель, Ты все в мече своем сковал, Искандер. Волшебник светлый, ты молчишь? вовеки Тебя никто, как я, не звал, Искандер!
«Взглянув на темный кипарис, пролей слезу, любивший!.. »*
Взглянув на темный кипарис, пролей слезу, любивший! Будь ты поденщик, будь Гафиз, пролей слезу, любивший! Белеет ствол столба в тени, покоя стражник строгий, Концы чалмы спустились вниз; пролей слезу, любивший! Воркует горлиц кроткий рой, покой не возмущая, Священный стих обвил карниз: пролей слезу, любивший. Здесь сердце, путник, мирно спит: оно любовью жило: Так нищего питает рис; пролей слезу, любивший! Кто б ни был ты, идя, вздохни; почти любовь, прохожий, И, бросив набожно нарцисс, пролей слезу, любивший! Придет ли кто к могиле нег заросшею тропою В безмолвной скорби темных риз? пролей слезу, любивший.
«Я кладу в газэлы ларь венок весен…»*
Я кладу в газэлы ларь венок весен. Ты прими его как царь, венок весен. Песни ты сочти мои, — сочтешь годы, Что дает тебе, как встарь, венок весен. Яхонт розы — дни любви, разлук время — Желтых крокусов янтарь — венок весен. Коль доволен — поцелуй, когда мало — Взором в сердце мне ударь, венок весен. Я ошибся, я считал лишь те сроки, Где был я твой секретарь, венок весен. Бровь не хмурь: ведь ящик мой с двойной крышкой, Чтоб длинней был календарь, венок весен!
Май-июнь 1908
Всадник*
Гансу ф. Гюнтеру
Дремучий лес вздыбил по горным кручам
Зубцы дубов; румяная заря, Прогнавши ночь, назло упрямым тучам В ручей лучит рубин и янтаря. Не трубит рог, не рыщут егеря, Дороги нет смиренным пилигримам, — Куда ни взглянь — одних дерев моря Уходят вдаль кольцом необозримым. Все пламенней восток в огне необоримом.
Росится путь, стучит копытом звонкий О камни конь, будя в лесу глухом Лишь птиц лесных протяжный крик и тонкий Да белки бег на ствол, покрытый мхом. В доспехе лат въезжает в лес верхом, Узду спустив, младой и бледный витязь. Он властью сил таинственных влеком. Безумен, кто б велел: «Остановитесь! » И кто б послу судьбы сказал: «Назад вернитесь».
Заграждены его черты забралом, Лишь светел блеск в стальных орбитах глаз, Да рот цветет просветом густо алым, Как полоса зари в ненастный час. Казалось, в лес вступил он в первый раз, Но страха чужд был лик полудевичий И без пятна златых очей топаз. Не преградит пути оракул птичий, — «Идти всегда вперед» — вот рыцаря обычай.
Уж полпути от утра до полудня Светило дня неспешно протекло. Как и всегда, в день праздничный иль будни, К зениту вверх стремит свой бег оно, Туманна даль, как тусклое стекло, Вдруг конь храпит, как бы врага почуя, Трубит рожок, неслыханный давно, И громкий крик несется, негодуя: «Ни с места, рыцарь, стой! Тебя давно уж жду я! »
Блестящий щит и панцирь искрометный Тугую грудь приметно отмечал, Но шелк кудрей, румянец чуть заметный Девицу в нем легко изобличал, И речь текла без риторских начал: «Браманта — я! самцов я ненавижу, Но миру дать вождя мне дух вещал. Ты выбран мной! Пусть враг! теперь увижу, Напрасно ли судьба влекла меня к Парижу!
Сразись со мной! тебе бросаю вызов! О, если б был ты встречных всех сильней! Желанен мне не прихотью капризов, Но силой той, что крепче всех цепей. Возьми меня! Как звонок стук мечей! Паду твоей! О, сладость пораженья! Вот грудь моя: победу пей на ней! Не медли, меч! О рыцарь, брось сомненья, Скуем любви союз и ненависти звенья! »
В ответ молчит; без эха прозвучала Браманты речь, и, тягостным мечом Рассекши ель, вперед свой бег промчала Девица-муж, мелькнувши в лес плащом, Исчезла в даль. Пожал герой плечом И едет вновь вперед неутомимо, Не думая, казалось, ни о чем. Леса и дол — все протекало мимо, Так странника влечет звезда Иерусалима.
Уж полдень слать лучи приутомился, Закинул лук, вложил стрелу в колчан, — Как на лугу наш витязь очутился. Виднелся холм, венцом дубов венчан, И облаков белел воздушный стан. Над ручейком беспечным и спокойным В полях брела, склоняя гибкий стан, Без покрывал, лучам открыта знойным, Девица, что весна, с лицом, любви достойным.
Цветы рвала, на рыцаря взирая, И скромный стих в устах ее звенел; Она жильцом скорей казалась рая; Был кожи цвет так нежен и так бел, Что с лилией сравниться бы посмел. Простой убор и кос шафранных пряди, А наверху волос прямой раздел, И жемчуг лег струей на тонком ряде. Сильнее девы власть при скромном столь наряде.
Стыдливо речь ведет она к герою, Потупя взор и выронив цветы: «Ждала тебя, о витязь мой, не скрою. Во сне давно уже являлся ты, Посол небес, неясный плод мечты! Молюсь тебе, склонив свои колени, В пустынный край влекут твои черты, Где жители лишь волки да олени, Но не услышишь ты ни жалобы, ни пени.
Всегда с тобой: какое счастье выше? Достался мне блаженнейший удел. Всевышний Бог, мольбу мою услыши! От копий злых храни его и стрел, Чтоб совершить немало славных дел. А мне в трудах служить твоим покоем, Любить тебя желанный час приспел. Мы славы, друг, теперь уже не скроем: Как стоя на весах, равно друг друга стоим».
Движеньем рук томленье выражая, К себе манит проезжего она: «Возьми меня: тебе я не чужая, Как не чужа в реке волне волна. Ведь грудь твоя моей любви полна». Подобна речь струям ручья журчащим: Поет в камнях, прохладна и темна. Но рыцарь вдаль стремится к новым чащам, Влеком любви огнем, стремящим и не спящим.
Уж солнце вновь лучи свои скосило: Вечерний лес — чернее каждый миг. Коня ведет таинственная сила Путем, где свет закатный не проник. Был так же тих и светел бледный лик У витязя с бесслезными глазами. Не ищет встреч с веселым стуком пик И к девам слеп с завитыми косами, Но к цели Рок стремит безвестными путями.
Пещеры свод навстречу встал из чащи, Тенистый вход в темнеющую тень, А крови стук — тревожнее и слаще, Трепещет грудь, как загнанный олень… Быстрей, быстрей стремится к ночи день…
Под сводом тем стоит недвижно дева, Ни с места конь, копытом бьет о пень… Глядит она без страха и без гнева, Слова звучат свежей свирельного напева.
«Кто путь открыл, куда всем путь заказан, Тот должен стать достойным тайну знать. Елеем ты таинственным помазан, Ты — господин, не самозванный тать. Вступи сюда! Воззри, ночная Мать, Твой сын пришел прочесть немые знаки; Вот — тайный час, чтоб жатву жизни жать, В колосья ржи вплести мечтаний маки, Внемли, ночная Мать, к тебе взываю паки! »
И руки, вверх поднявши, опустила, И белый жезл чертил волшебный круг. Его душа тревожно-сладко ныла. Так тетиву прямит упрямый лук, А та дрожит, неся стесненный звук. «Что дашь ты мне? » — спросил у девы странной. — Любовь и власть — дары все тех же рук, — Она в ответ. — Да к мудрости нежданной Получишь ключ, войдя в пещеру, гость желанный.
«Любовь не здесь! » — прочел я в фолиантах; «Любовь не здесь», — сказал мне говор птиц, Когда читал о чудищах, гигантах И бегал в лес от пламенных страниц. Пусть грот таит все таинства блудниц, — «Любовь не здесь! » — мне шепчет голос тайный. «Вперед, вперед! » — зовет рожок зарниц; И голос дев, прелестный, но случайный, Не в силах совратить с тропы необычайной.
Она к нему, полна глухой обиды: «Любовь не здесь? но где ж тогда любовь? Елены где? Дидоны и Армиды? Не здесь ли все? Молчи, не прекословь! Войди сюда, не хмурь угрюмо бровь: В любви лишь власть познанья мы обрящем. Уйми свой бег, что тянет вновь и вновь Идти вперед к иным, все новым чащам, Где неизвестность спит, глуха к рогам манящим».
— Ты знаешь путь к любви? в моей дороге Вот все, что нужно от тебя мне знать. Где страсти храм, священные чертоги, Ты мне должна, коль можешь, указать. Властитель я, не самозванный тать, — Твои слова, зовущая в пещеру, — Венцом любви чело короновать Дается тем, кто сохраняет веру, Поправ гордыни льва и ярости пантеру.
«Один лишь путь — то путь к себе я знаю, Другого нет пути в любви страну, Зачем бежишь? зачем стремишься к краю, Где тщетно ждешь без осени весну? » Он тихо взор подъемлет на жену, И, поздний путь спеша свершить до мрака, Он шпорой вновь в бок колет скакуну. Послушен конь, как верная собака; Чтоб бег стремить, лишь ждал условленного знака.
И снова лес, теснятся снова скалы; Уж гасит ночь вечерние огни, И в высоте изломы и оскалы Стенных зубцов, чуть видные в тени. «Эй, где ты, страж, ключ ржавый поверни! Ответь рожку, пусть спустят мост подъемный, Сигнальный флаг на башне разверни: Здесь путник ждет, не недруг вероломный! » Но горный замок спит, безмолвный и огромный.
Не поднят мост, и конь, стуча копытом, Стремится внутрь, ворота миновав. На том дворе, ничьим следом не взрытом, Деревьев нет, зеленых нету трав. Коня к крыльцу надежно привязав, Спешит войти в безмолвное жилище, Ища себе не суетных забав, Но розу роз всех сладостней и чище. Взалкавшим по любви святая дастся пища.
Лишь эхо зал ответы отдавало Шагам, во тьме звучащим темных зал. Все обойдя, по лестнице подвала Спустился он в неведомый подвал. Замок с дверей, на землю сбит, упал, И свет свечей чертой дрожащей круга Явил очам высокий пьедестал, — И отрок наг к нему привязан туго. И витязь стал пред ним, исполненный испуга.
Лукавый взор был светел и печален, Острился край златеющих ресниц, И розан рта, пчелой любви ужален, Рубином рдел, как лал в венце цариц; Костей состав, от пятки до ключиц, Так хрупок был под телом смугло-нежным, Что тотчас всяк лицом склонился б ниц, Признав его владыкой неизбежным. И к гостю лик склонил с приветом безмятежным.
«Ты здесь, любовь! твои разрушу узы! » — Воскликнул тут неистовый пришлец. «Мне все равно: твой лик иль лик медузы Предстал бы мне, как странствия конец. Служить тебе — вот сладостный венец! Прими в рабы, твои беру девизы, Твои цвета — мне дивный образец, Закон же мне — одни твои капризы. Смотри: я путь прошел, не запятнавши ризы».
С улыбкою Амур освобожденный, Как поводырь, его за руку взял И, подведя ко двери потаенной, Сиявший знак над нею указал. Цветок любви тот знак изображал, Блестел в тени, горя и не сгорая И яркий луч струя в подземный зал. О сердца свет! о роза, роза рая, Я вновь крещен тобой, любви купель вторая!
И молвил вождь: «Вот я тебя целую! » И ртом в чело печать навеки вжег. Трепещет гость, почуя «аллилуйю». Открывши дверь, ступил через порог. Был мал и пуст открывшийся чертог, Узорный пол расчерчен был кругами, В средине куст, где каждый лепесток Сравниться б мог с рубинными огнями; Безмолвье и покой меж светлыми столбами.
Покой найдя, встал рыцарь успокоен, Любовь найдя, поднялся он влюблен, Свой меч храня, явился чистым воин, Кольцо храня, любви он обручен. Амур глядит, мечом освобожден, Цветок цветет, качаяся лениво, И, в узкий круг волшебно заключен, Лучит любовь до крайнего обвива. О круг святой любви! о райской розы диво!
Июль 1908
Часть третья*
Всеволоду Князеву
«Сладостной веря святыне…»*
Сладостной веря святыне, Ждал не тебя ли? Страстным желаниям ныне Ангелы вняли.
& #8195; & #8195; В комнате светлой и тесной & #8195; & #8195; В сумерки мая & #8195; & #8195; Гость появился чудесный, & #8195; & #8195; Лат не снимая.
Кто его шепот расслышит В пении здешнем? Сердце же любит и дышит Веяньем вешним.
& #8195; & #8195; Пусть мои мысли застыли, & #8195; & #8195; Память немая, & #8195; & #8195; Вспомни, являлся не ты ли & #8195; & #8195; В сумерки мая?
Камень копьем прободая, Вызови воду, Чтобы текла, золотая, Вновь на свободу!
Духовные стихи*
Хождение Богородицы по мукам*
Всходила Пречистая На гору высокую, Увидела Чистая Михайла-Архангела, Сказала Пречистая Михайлу-Архангелу: «Ты светлый, пресветлый Миха& #769; ил-Архангел, Сведи меня видеть Всю муку людскую, Как мучатся грешники, Бога не знавшие, Христа позабывшие, Зло творившие». Повел пречистую Миха& #769; ил-Архангел По всем по мукам По мученским: В геенну огненную, В тьму кромешную, В огнь неусыпающий, В реку огненную. Что на севере муки И на юге, На востоке солнца И на западе. Видела Чистая Все муки людские, Как мучатся грешники, Бога не знавшие, Христа позабывшие, Зло творившие: Князья, попы и мирская чадь, Что в церковь не хаживали, Канунов не читывали, Святых книг не слыхивали, Заутрени просыпали, Вечерни пропивали, С кумами блудили, Нищих прогоняли, Странных не принимали, Пьяницы, зернщики, Скоморохи, попы ленивые, Немилостивые, нежалостливые, Все лихие скаредные Дела сотворшие. Как увидела Чистая Все муки людские, Восплакала, возрыдала, Грешникам говорила: & #8195; & #8195; «Вы бедные, бедные грешники, & #8195; & #8195; Бедные вы, несчастные, & #8195; & #8195; Лучше бы вам не родитися. & #8195; & #8195; Ты светлый, пресветлый & #8195; & #8195; Миха& #769; ил-Архангел, & #8195; & #8195; Вверзи меня & #8195; & #8195; В геенну огненную: & #8195; & #8195; Хочу я мучиться & #8195; & #8195; С грешными чадами Божьими». Сказал Пречистой Миха& #769; ил-Архангел: & #8195; & #8195; «Владычица Богородица, & #8195; & #8195; Госпожа моя Пресветлая! & #8195; & #8195; Твое дело — в раю покоиться, & #8195; & #8195; А грешникам — в аду кипеть. & #8195; & #8195; А попроси лучше Сына Своего, & #8195; & #8195; Исуса Христа Единородного, & #8195; & #8195; Да помилует Он грешников». Не послушал Господь Богородицы, Не помиловал Он грешников, И опять взмолилась Пречистая: & #8195; & #8195; «Где вы, пророки, апостолы, & #8195; & #8195; Где ты, Моисей Боговидец, & #8195; & #8195; Даниил с тремя отроки, & #8195; & #8195; Иван Богословец, Христов возлюбленник, & #8195; & #8195; Где ты, Никола угодник, & #8195; & #8195; Пятница, красота христианская? & #8195; & #8195; Припадите вы ко Господу, & #8195; & #8195; Да помилует Он грешников! » Не послушал Господь Богородицы, Не помиловал Он грешников, И втретие вскричала Пречистая: & #8195; & #8195; «Где ты, сила небесная: & #8195; & #8195; Ангелы и архангелы, & #8195; & #8195; Херувимы и серафимы, & #8195; & #8195; Где ты, Миха& #769; ил-Архангел, & #8195; & #8195; Архистратиг вой небесных? & #8195; & #8195; Припадите вы ко Господу, & #8195; & #8195; Да помилует Он грешников! » И припали все святые ангелы, Пророки, апостолы, Иван Богословец, Христов возлюбленник, Пятница, красота христианская, — И застонала высота поднебесная От их плача-рыдания. И услышал их Господь Милостивый, И сжалился Он над грешниками: Дал им покой и веселие От Великого Четверга До святыя Пятидесятницы.
[1901]
О старце и льве*
Солнце за лесом уж скрылося, На луга уж пал туман, По дороге идет старец, Старец, инок пречестной. Навстречу старцу Идет лев зверь, Лев дикий, лютый Зверь рыкающий. & #8195; & #8195; «О люте льве, зверю рыкающий, & #8195; & #8195; Пожри, пожри меня: & #8195; & #8195; Во грехах я весь родился, & #8195; & #8195; И прощенья нет уж мне. & #8195; & #8195; А грехов на мне, & #8195; & #8195; Что на сосне смолы. & #8195; & #8195; Тридцать лет о грехах я плачуся & #8195; & #8195; И очистил много их, & #8195; & #8195; Лишь одни грех неочищенный & #8195; & #8195; День и ночь меня томит. & #8195; & #8195; Был я в молодости возчиком, & #8195; & #8195; И дитя я задавил. & #8195; & #8195; И с тех пор отрок загубленный & #8195; & #8195; Все стоит передо мной. & #8195; & #8195; Он стоит с улыбкой тихою, & #8195; & #8195; Говорит, головой киваючи: & #8195; & #8195; „Ты за что сгубил мою душу? “ & #8195; & #8195; Ни постом, ни молитвой, ни бдением & #8195; & #8195; Не заглушить того голоса, & #8195; & #8195; И одно лишь мне спасение: & #8195; & #8195; Свою жизнь отдать за сгубленную. & #8195; & #8195; О люте льве, зверю рыкающий, & #8195; & #8195; Ты пожри меня, старца грешного! » И лег старец льву на дороге, Чтобы пожрал его лютый зверь, Но лютый лев, зверь рыкающий, Кротко посмотрел на инока, Помотал головой косматою — И прыгнул через старца в темный лес. & #8195; & #8195; И встал старец светел и радостен, & #8195; & #8195; Знать, простил его Господь, & #8195; & #8195; И простило дитя, & #8195; & #8195; Отроча малое.
[1902]
О разбойнике*
Жил в фракийских странах Лютый-злой разбойник, Убивал он, грабил, Про Бога не помнил. И стали мерзеть уж Ему грех, насилье, — Тут о Боге вспомнил И горько заплакал. И пошел он в город Судиям предаться; Ночевать остался В гостинице бедной. И всю ночь он плакал, Жизнь вспоминая, Утирал убрусцем Горючие слезы. & #8195; & #8195; В те поры гостинник & #8195; & #8195; Дивный сон он видел: & #8195; & #8195; Ангелы Божьи & #8195; & #8195; Подъемлют вси души & #8195; & #8195; И несут их борзо & #8195; & #8195; К престолу Господню. & #8195; & #8195; Принесли тут ангелы & #8195; & #8195; Разбойничью душу, & #8195; & #8195; Черна и страшлива, & #8195; & #8195; К ангелам прижалась. & #8195; & #8195; И кладут тут мурины & #8195; & #8195; На левую чашку & #8195; & #8195; Все грехи, неправду, & #8195; & #8195; Татьбы и убийства. & #8195; & #8195; Расплакались ангелы, & #8195; & #8195; Красные юноши: & #8195; & #8195; Нечего класть им & #8195; & #8195; На правую чашку. & #8195; & #8195; Вспомнили тут что-то & #8195; & #8195; Ангелы Господни, & #8195; & #8195; Встрепенули крыльями, & #8195; & #8195; Слетели на землю, & #8195; & #8195; Принесли убрусец, & #8195; & #8195; Слезами смоченный, & #8195; & #8195; Положили в чашку & #8195; & #8195; С Божьим милосердьем. & #8195; & #8195; Дивно виденью! & #8195; & #8195; Неудобь сказанью! & #8195; & #8195; Чашка с грехами & #8195; & #8195; Вверх поднялась. Проснулся гостинник В страхе превеликом, Бросился в покоец, Где пристал разбойник. Догорала свечка У Стасова лика, Лежит сам разбойник, Лежит он, не дышит, Сложены накрест Грешные руки, На груди убрусец, Слезами смоченный.
[1902]
Стих о пустыне*
Я младой, я бедный юнош, Я Бога боюся, Я пойду да во пустыню Богу помолюся. Молодое мое тело Постом утрудити, Мои глазоньки пресветлы Слезами затмити. И срублю я во пустыне Себе тесну келью, Стану жить я во пустыне С дивьими зверями. Я поставлю медный крестик На зелену сосну, Прилеплю я желту свечку Ко тонкой ко ветке — И начну я службу править, Птички зааминят, И услышит ангел Божий Тайную молитву. Ни исправник, ни урядник Меня здесь не схватят, Ни попы, ни дьяконы В церковь не затащат. Никого в пустыне нету, Да не возгорюю, Никого я здесь не встречу, Да не воздохну я. Распевают малы пташки Архангельски гласы, Утешают младу душу Те ли песни райски. Не попомню сладких брашен, Одежд многоцветных, Не взыщу я питей пьяных, Друзей прелюбезных. Дерева, вы деревочки, Мои братцы милы, А береза белоножка Дорога сестрица. О, прекрасная пустыня, Мати всеблагая, Приими свое ты чадо В свои сладки недра!
[1903]
Страшный суд*
Вы подумайте, мила братия, Каково будет нам в последний день; Как вострубит ангел во трубушку, И отворятся двери райские, Вся земля тут вспоколеблется, Солнце, месяц тут померкнут вдруг, Звезды с неба спадут, как листвие, Само небушко тут скорежится, Протекет тогда река огненна По всей земле по черноей, Попалит она древа, былие, — Ничего тогда не останется. И услышат ту злату трубушку Души праведны, души грешные, И войдут они в телеса своя В новой плоти на суд воскреснути: Из сырой земли, со дна морюшка Встают праведны, встают грешники, Звери лютые, птицы дикие Отдают тела бедных грешников. И воссядет тут Сам Исус Христос Судить праведных, судить грешников. Он — судья-то ведь Судья Праведный, Он не смотрит на лица, Батюшка, А у ангелов мерила правильны, И весы у них справедливые. Тут уж все равны: цари, нищие, Простецы и попы соборные, Не поможет тут злато-серебро, Ни краса, ни уста румяные, Не помогут тут отец с матерью, Не помогут друзья любезные, Лишь дела наши аль оправят нас, Аль осудят на муку вечную. Поглотит тогда река огненна В муку вечную отсылаемых, А святых души засветятся, И пойдут они в пресветлый рай.
[1903]
Праздники пресвятой Богородицы*
Вступление*
Прости неопытную руку, Дева, И грешный, ах, сколь грешный мой язык, Но к клятвам верности я так привык, Что Ты словам хвалебного напева Внемли без гнева.
Будь я царем — Тебе моя порфира, Будь я монах — поклялся б в чистоте, Но что мне дать в смиренной нищете: Мое богатство, данное от мира, — Одна лишь лира.
Слагаю набожно простые строки, Святая Дева, благостно внемли! Ты видишь все на небе, на земли, Тебе известны тайных слез потоки И смерти сроки.
И как мне петь? откуда взять хвалений? Что я в юдоли сей? никто, ничто. Но сердце страстное, оно не заперто, Оно дрожит и жаждет умилений В часы горений.
Рождество Богородицы*
Анна плакала в пустыне: «Ах, не знать мне благостыни! Люди, звери, мошка, птица, — Все вокруг нас веселится, Мне же, бедной, никогда Не свивать себе гнезда.
О, неплодная утроба! Кто проводит к двери гроба? Мы как грешники в притворе; Скрыт упрек во всяком взоре. Всякий чище, всяк святей Той, что ходит без детей».
Иоаким вдали тоскует, Ангел с неба возвествует: «Божий раб, тоска напрасна. Глаз Господень ежечасно Скорби праведников зрит И награду им дарит.
Браки людям не запретны, Не тужи, что вы бездетны, А иди к своим воротам — Анна ждет за поворотом. Ты жену свою прими, Сердце грустью не томи! »
Где наш путь? куда, откуда? Все мы ждем святого чуда, Кто покорен, кто смиренен, Тот в пути лишь будет верен. Претерпевый до конца Удостоится венца.
Молвит, плача, мать седая: «Богу верила всегда я, Он, слезу мою отерший, Он, покров Свой распростерший, Не покинет Он меня, Сладкой вестью возманя! »
Дни и ночи, ближе, ближе, Анна молит: «О, внемли же, Милосерд к Своим созданьям, Не томи нас ожиданьем! » И в назначенную ночь Родила Марию дочь.
О Мария, Дева девам, Ты внемли моим напевам! Спаса мира Ты носила, Пусть и мне подастся сила Песни свято довести И себя Тобой спасти.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|