 |
«Слезами сердце я омою…». «Я твой до дна… бери и пей…». «Ютясь в тени тенистых ив…». «Ни вид полей в спокойной дали…». «Глупое сердце все бьется, бьется…»
|
|
|
|
«Слезами сердце я омою…»
Слезами сердце я омою
И праздную уйму печаль, —
Ведь в веющий теплом февраль
Весна встречается с зимою.
Как в сельский топленный покой
Протрубит солнце светом новым,
Что сердцу должно быть готовым
Стать полноводною рекой, —
Так, в дом вступив, мой гость нежданный
Принес мне молодость и свет,
Зарю грядущих теплых лет
И поцелуй любви желанной.
Все голубее тонкий лед,
Он скоро сломится, я знаю,
И вся душа, все мысли к маю
Уж окрыляют свой полет.
«Я твой до дна… бери и пей…»
Я твой до дна… бери и пей:
Моя любовь неистощима,
Бескрайна, как простор степей,
И, как судьба, непоправима.
За что, зачем тебя люблю?
Позором крою иль прославлю?
Но пусть с собой тебя гублю —
Живым тебя я не оставлю.
Как жертву, сердце я держу:
Трепещет, бьется на ладони,
И близок час, когда заржут
На смерть обещанные кони.
«Ютясь в тени тенистых ив…»
Ютясь в тени тенистых ив,
Раздумчиво смотрю в аллею.
О прошлых днях я не жалею:
Чего жалеть уж, разлюбив?
Как будто едет, молчалив,
Ездок влюбленнейший в лилею.
Ютясь в тени, я не жалею
Раскатной радости мотив.
Какой блаженной тишью нив
Утишен, я живу и млею?.. —
Нет! прошлых дней я не жалею,
Узнав дней нынешних прилив.
«Вы — белое бургундское вино…»*
Вы — белое бургундское вино,
Где дремлет сладостно струя шампани,
И резвится, и пенится заране,
Восторга скрытого оно полно.
Вы — персик, румянеющий янтарно:
Пьянит и нежит девственный пушок.
Не правда ль, вы тот стройный пастушок,
Которым бредила царица Арно?
В вас светится таинственный топаз,
|
|
|
Как отголосок солнца, еле-еле.
Оживлено дыханием апреля
Веселье светлых и лукавых глаз.
«Зачем мне россказни гадалки…»*
Зачем мне россказни гадалки,
Какой мне ждать еще весны,
Когда очей твоих фиалки
Мне льют весеннейшие сны?
Зовут томительно и нежно
В неведомую даль идти,
И сердце сладостно-мятежно
Готово к новому пути.
Когда б веселые равнины
И пасмурные все места
Могли пройти мы до кончины,
Как и теперь — уста в уста!
«Разве можно дышать, не дыша…»*
Разве можно дышать, не дыша,
Разве можно ходить, не вставая,
Разве можно любить, коль другая
Не ответит влюбленно душа?
Ах, без солнца бессолнечен день,
Холодны водопадные реки,
И с трудом подымаются веки,
Если голову ломит мигрень.
Разве странно, что, только любя,
Я дышу, и пишу, и мечтаю,
Что нигде я покоя не знаю,
Проведя полчаса без тебя?
«Еще не скоро разбухнут почки…»*
Еще не скоро разбухнут почки
И до апреля ведь далеко,
А я читаю простые строчки —
И мне так радостно-легко.
Мы все умеем лицемерить
И за словом в карман не лезть,
Но сердцу хочется так верить,
Что ваши строчки — благая весть.
Я верю, верю. К чему порука?
Ведь я не скептик, не педант,
Но ревность — это такая мука,
Какой не выдумал и Дант.
«Склоненный ангел на соборе…»*
Склоненный ангел на соборе
Свой пламенник бросает в твердь,
Исчезла с яростью во взоре
Растоптанная смертью смерть.
Дрожит восторженная ода
В гудении колоколов.
Все улицы полны народа,
Как будто чудный свой улов
«Ловец людей» сюда на сушу
Весь выкинул. Вдали пальба. —
Ожесточеннейшую душу
Растопит радостью мольба.
Иду с тобой. Весь мир — безлюден,
Толпы как нет, лишь ты да я.
Для нас одних так праздник чуден.
Идем дыханье затая.
И в сердце огненной горою
Не купина — горящий лес
|
|
|
Поет: «Тобой, одним тобою
Сегодня навсегда воскрес! »
«Ни вид полей в спокойной дали…»
Ни вид полей в спокойной дали,
Ни мир безоблачных небес,
Ни полные простой печали
Старинные напевы месс
Мне не дают успокоенья,
Не льют мне сладостной любви. —
Все то же темное волненье
Бунтует в сумрачной крови.
И я, водя тоскливым оком,
Вдруг падаю тебе на грудь, —
И вот к живительным истокам
Уж найден долгожданный путь.
И нет уж тяжести безмерной,
Светло и вольно впереди,
Когда прижмусь я к верной, верной
Твоей целованной груди.
«Глупое сердце все бьется, бьется…»
Глупое сердце все бьется, бьется —
Счет ведет…
Кажется, вот-вот сейчас разобьется —
Нет, живет…
Вы перержавели, вы устали,
Мысли, сны. —
Но вдруг воспрянешь упрямей стали,
Ждешь весны.
Весны не будет, весны не будет.
Ложь, все ложь!
Сердце! когда же страданье убудет…
Когда умрешь?
«Мы думали, кончилось все…»*
Мы думали, кончилось все,
Захлопнулась дверь…
Почему? Отчего? Не знаю…
Милый, поверь, поверь:
Мое сердце всегда твое!
Кончилось все навек,
Лежу, не смыкая век…
Вспоминаю
Твое письмо,
Жестокие разговоры…
Белой ночи бельмо
Белеет сквозь бледные шторы…
Что это? сон?
Бесшумно двери открылись…
Остановились
Вы на пороге.
Ни радостный стон,
Ни крик
Моей не выдал тревоги…
Долгий, долгий миг!
Смотрю, раскрыв глаза, —
Так, это вы…
Только нет в руках ваших палки…
Так близки и так новы.
На глазах чуть блестит слеза…
Заплаканные фиалки!
Целуете… запах эфира
Знаком… Но зачем, зачем?
Как жилец иного мира,
Гость мой ласков и нем.
Жутко слегка и легко мне…
Целую, целую в уста.
Теперь я знаю: запомни!
Без тебя моя жизнь пуста.
С тобой пройду до могилы,
Измена — ложь!
И будешь мне так же милый,
Даже когда умрешь.
Я знаю (и тверд я в вере):
Когда мне будет невмочь,
Вы тихо откроете двери,
Как в эту ночь.
В дверце зеркального шкапа
Видна ваша шляпа
С большими полями.
Вы стоите без палки…
Не увянут в могильной яме
Заплаканные фиалки!
Раскрою глаза все шире,
Жуткий, сладкий сон…
В знакомом, мертвом эфире
|
|
|
Чувствую: это он.
Февраль-август 1913
II. Холм вдали*
«Счастливый сон ли сладко снится…»*
Счастливый сон ли сладко снится,
Не грежу ли я наяву?
Но кровли кроет черепица…
Я вижу, чувствую, живу…
Вот улицы и переулки,
На палках вывески висят;
Шаги так явственны и гулки,
Так странен старых зданий ряд.
Иль то страницы из Гонкура,
Где за стеной звучит орган?
Но двери немца-винокура
Зовут в подвальный ресторан.
И знаю я, что за стеною
Ты, милый, пишешь у окна.
За что безмерною ценою
Отплата мне судьбой дана?
И кажется, что в сердце, в теле
Разлит любовный водоем…
Подумать: более недели
Мы проживем с тобой вдвоем!
«Целованные мною руки…»*
Тобой целованные руки
Сожгу, захочешь, на огне.
В. К< нязев>
Целованные мною руки
Ты не сжигай, но береги:
Не так суровы и строги
Законы сладостной науки.
Пожаром жги и морем мой,
Ты поцелуев смыть не сможешь
И никогда не уничтожишь
Сознанья, что в веках ты — мой.
Ты — мой, и ты владеешь мною,
Твоим дыханьем я дышу
И стон последний заглушу
Перед стрелою неземною.
Поверь: судьба, не просто случай,
Тебе открыла тайну сил,
Чтоб ты стрелу благословил,
«Плененный прелестью певучей».
«Ряд кругов на буром поле…»*
Ряд кругов на буром поле
Образует странно сеть…
Милый друг, не в силах боле
На обои я смотреть.
Выступают капли поту,
И сжимается рука,
На обоях сквозь дремоту
Вижу буквы «В» и «К».
Память тихо улетает,
Застилает взор туман…
Сквозь туман плывет и тает
Твой «зеленый доломан».
Мнится: встанешь, поцелуешь,
Сердце весело отдашь…
Обернусь — ты все рисуешь
Да скрипит твой карандаш.
Мысли бьются, мысли вьются,
Как зимой мятель в трубе.
Буквы в сердце остаются,
Доломан же — на тебе.
«Влюблен ли я — судите сами…»*
Влюблен ли я — судите сами:
Могу смотреть на вас часами,
Не отводя плененных глаз,
Мне все уныло, все не мило,
Мне все как мрачная могила,
Когда не вижу рядом вас.
|
|
|
& #8195; & #8195; Нет ни натяжки, ни рисовки
& #8195; & #8195; (Хотя на то поэты ловки),
& #8195; & #8195; Когда пою ваш «доломан»;
& #8195; & #8195; Коль вами жизнь моя согрета,
& #8195; & #8195; Пускай клеймят насмешки света
& #8195; & #8195; Мой нежный, набожный роман.
В своей судьбе уж я не волен.
Без вас я сумрачен и болен
И вами брежу наяву.
Пускай вопрос решится вами:
Какими новыми словами
Свое я чувство назову?
«Дороже сына, роднее брата…»*
Дороже сына, роднее брата
Ты стал навеки душе моей,
И без тревоги я жду возврата
Румяно-ясных, осенних дней.
Зима и осень, весна и лето
Теперь — единый, счастливый круг,
Когда все сердце тобой согрето,
Мой неизменный, желанный друг.
«Я тихо от тебя иду…»*
Я тихо от тебя иду,
А ты остался на балконе.
«Коль славен наш Господь в Сионе»
Трубят в Таврическом саду.
Я вижу бледную звезду
На теплом, светлом небосклоне,
И лучших слов я не найду,
Когда я от тебя иду,
Как «славен наш Господь в Сионе».
«Покойся, мирная Митава…»*
Покойся, мирная Митава,
Отныне ты в моей душе,
Как замков обветшалых слава
Иль запах старого саше.
Но идиллической дремоты
Бессильны тлеющие сны,
Когда мой слух пронзили ноты
Кристально-звонкие весны!
И осень с милым увяданьем
Мне непонятна и пуста,
Когда божественным лобзаньем
Меня поят твои уста.
«Что за Пасха! снег, туман…»*
Что за Пасха! снег, туман,
Неожиданная слякоть!
В марте верить ли зиме?
Ты опять придешь ко мне,
Мой зеленый доломан,
Будешь снова шпорой звякать.
& #8195; & #8195; Был и я в чужих краях…
& #8195; & #8195; Ах, Firenze, Vienna, Roma…[82]
& #8195; & #8195; Но я думал: «Не обман —
& #8195; & #8195; Твой зеленый доломан!
& #8195; & #8195; Хорошо гостить в гостях,
& #8195; & #8195; Но куда милей быть дома! »
О проказах — ни гу-гу,
Пусть молчат твои чикчиры…
Сядем лучше на диван,
Мой зеленый доломан!
Для тебя я сберегу
Песенки все той же лиры.
«Ты приедешь сюда загорелым…»*
Ты приедешь сюда загорелым,
Но всегда бесконечно милым.
Ведь и в смуглом теле, как в белом,
Та же кровь струится по жилам.
& #8195; & #8195; Твои губы, они не увяли,
& #8195; & #8195; Твои щеки упруги, как прежде…
& #8195; & #8195; А бывало: не я ли, не я ли
& #8195; & #8195; Изнывал в далекой надежде?
Опьянен я все тем же телом,
Я покорен все тем же силам…
Ты приедешь сюда загорелым,
Но всегда бесконечно милым.
«В обманчивом, тревожном сне…»*
«Два ангела напрасных за спиной».
В обманчивом, тревожном сне
Я пел про ангелов напрасных,
|
|
|
Не зная, из каких прекрасных,
Пленительных и нежно страстных
Пошлется спутник с неба мне.
& #8195; & #8195; Твои улыбчивые губы
& #8195; & #8195; Амур стрелой нарисовал
& #8195; & #8195; И юный округлил овал.
& #8195; & #8195; Кого я прежде ни знавал,
& #8195; & #8195; Перед тобой — пусты и грубы.
Кто дал такую удлиненность
Приподнятых и светлых глаз?
Прозрачней фьорда в тихий час,
Они всегда вселяют в нас
Благоговенье и влюбленность.
& #8195; & #8195; Не ты ль от Божьего престола,
& #8195; & #8195; Плащом прикрывши прелесть плеч,
& #8195; & #8195; Держа в руке копье иль меч,
& #8195; & #8195; Пришел для предрешенных встреч
& #8195; & #8195; К тому, что звал тебя из дола?
Нет, не обманчивы мечты:
Пускай пути мои опасны,
Пускай грехи мои ужасны, —
Те ангелы, они напрасны,
Когда вождем мне послан ты.
«Смутишься ль сердцем оробелым? …»*
Смутишься ль сердцем оробелым?
Моя любовь не так мала,
Чтоб не сказать пред миром целым,
Какое счастье мне дала,
К какому счастью привела.
Не трусы мы, не лицемеры…
Пусть все, кому любовь мила,
Прочтут влюбленности примеры.
Природа душу вместе с телом
В союзе стройном создала,
И в сердце лишь окаменелом
За это не звучит хвала.
Мы все — природы зеркала,
Мы люди с кровью, не химеры,
И тот, кого пронзит стрела,
Прочтет влюбленности примеры.
Блаженным и высоким делом
Соединяет страсть тела.
Безумьем было б неумелым
Отрезать ветви от ствола.
Кто — яркий пламень, не зола,
Кудрявый сын златой Венеры,
Кого стрела твоя звала,
Прочтет влюбленности примеры.
Ты сам, амур, кому была
Известна крепость нашей веры,
Присядь у нашего стола —
Прочесть влюбленности примеры.
«Всегда стремясь к любви неуловимой…»*
Всегда стремясь к любви неуловимой,
Скитался я, как странник, меж людей,
Еще тебя не зная, чародей,
Воинственною облеченный схимой.
Очаровательною пантомимой
Любуясь, думал я: «Помолодей,
О сердце, язвы от страстных гвоздей
Другим, а не тебе, да идут мимо! »
Кощунственно я мыслил о любви,
Не зная близости чудесной встречи,
И вдруг увидел сердце все в крови.
& #8195; & #8195; Зовешь меня мечом небесной сечи?
Еще зовешь? на радость иль на бой
Веди меня! я — твой, я — твой, я — твой!
Май-октябрь 1912
III. Остановка*
«Какой насмешливый механик…»*
Какой насмешливый механик
Будильник в сердце мне вложил,
Чтоб меж восторгов и средь паник
Один мотив всегда в нем жил?
& #8195; & #8195; Минуты горько боевые,
& #8195; & #8195; Как всем, дадут мне небеса,
& #8195; & #8195; Но «очи, очи голубые»
& #8195; & #8195; Поет будильник полчаса.
Не радостен, но и не скучен,
Молчать и петь равно готов,
Кому-нибудь всегда поручен
Заво& #769; дной ключик от часов.
& #8195; & #8195; Часы тоски, минуты шутки —
& #8195; & #8195; Напрасный и нелепый счет, —
& #8195; & #8195; Как хорошо, что через сутки
& #8195; & #8195; Опять про «очи» запоет!
Воспользуйся правами шире,
Завод любовный повтори:
Я не всегда пою в четыре,
Могу я петь и в два, и в три.
«Девять родинок прелестных…»*
Девять родинок прелестных
Поцелуями считаю,
И, считая, я читаю
Тайну, слаще тайн небесных.
На щеках, на милой шее,
У груди, где сердце бьется…
От лобзаний не сотрется
То, что мускуса темнее.
Так, по лестнице небесной,
Четки нег перебирая,
Я дверей достигну рая
Красоты твоей чудесной.
Та ли родинка восьмая
Мне милей всего на свете,
Слаще тени в теплом лете
И милей, чем ветер мая.
А дойду я до девятой —
Тут уж больше не считаю…
Только таю, таю, таю,
Нежным пламенем объятый.
|
|
|
