Тема 3: Внутренняя речь. Соотношение языка и мышления в психологии.

Ключевые понятия темы: эгоцентрическая речь, внутренняя речь, ее предметно-изобразительный код, генезис, структура, единицы кода внутренней речи.

В течение длительного времени «внутренняя речь» понималась как речь, лишенная моторного конца, как «речь про себя», в основном, сохраняющая структуру внешней речи; функция её оставалась неясной.

Однако в конце 20-х г.г. XX в. работами Л.С. Выготского в учении о внутренней речи были внесены коренные изменения.

Исходными для анализа формирования внутренней речи и той роли, которую она играет в поведении ребенка, послужили наблюдения Л.С. Выготского над речевым поведением ребенка 3-5 лет в ситуации, когда он встречается с затруднениями при выполнении какого-нибудь задания. Ребенку, например, нужно перевести рисунок через наложенную на него папиросную бумагу или обвести его цветным карандашом. Если выполнение этой задачи встречало препятствие (незаметно удаляли кнопку, которой была приколота калька к сводимому ребенком рисунку) и перед ребенком, следовательно, возникало затруднение, он начинал говорить. Эта речь ребенка, казалось бы, не была обращена к посторонним людям. Он говорил даже тогда, когда в комнате никого не было. Иногда ребенок обращался к экспериментатору с просьбой помочь ему, иногда он как бы описывал возникшую ситуацию, спрашивая себя, как ему выполнить эту задачу. Чем младше ребенок, тем более его речь была описывающей затруднения, лишь затем планировала возможный выход из них. Иногда ребенок начинал фантазировать, сталкиваясь с подобной задачей, и пытался разрешить ее в речевом плане.

Подобная, не обращенная к взрослому речь была описана Ж. Пиаже под названием «эгоцентрическая», ибо эта речь не коммуникативна, а является как бы речью для себя. Было показано, что сначала эта речь носит развернутый характер, затем у детей более старшего возраста она постепенно сокращается, превращаясь в шепотную речь. На дальнейшем этапе (через год – два) внешняя речь вообще исчезает, остаются только сокращенные движения губ, по которым можно догадаться, что эта речь «взросла» вовнутрь, «интериоризовалась» и превратилась во «внутреннюю». Факты свидетельствуют, что «эгоцентрическая» речь ребенка, не обращенная к собеседнику, возникает при каждом затруднении; вначале она носит развернутый характер, описывая ситуацию и планируя возможный выход из этой ситуации. С переходом к следующим возрастам она постепенно сокращается, становится шепотной, а затем совсем исчезает, превращаясь во внутреннюю речь. Пиаже рассматривал ее как отзвук детского аутизма, эгоцентризма, а исчезновение эгоцентрической речи относил за счет социализации его поведения. Л.С. Выготский считал, что предположение об аутистическом характере самых ранних периодов развития ребенка ложно в самой основе, что ребенок с рождения является социальным существом; сначала он связан с матерью физически, затем биологически, но с самого рождения он связан с матерью социально; эта связь проявляется в том, что мать общается с ребенком, обращается к нему с речью, обучая его выполнять ее указания с самого раннего возраста. Согласно этому взгляду эволюция речи ребенка заключается не в том, что аутистическая по функции речь переходит в социальную. Эволюция заключается в том, что если сначала ребенок адресует эту социальную речь взрослому, предлагая взрослому помочь ему, то затем, не получая помощи, он сам начинает анализировать ситуацию с помощью речи, пытаясь найти возможные выходы из нее, и, наконец, с помощью речи начинает планировать то, что он не может сделать с помощью непосредственного действия. Так рождается интеллектуальная, а вместе с тем регулирующая поведение функция речи ребенка. Поэтому и динамика «свертывания» эгоцентрической речи должна рассматриваться как формирование новых видов психической деятельности, связанных с возникновением новых функций речи. Эта внутренняя речь ребенка полностью сохраняет свои анализирующие, планирующие и регулирующие функции, которые сначала были присущи речи взрослого, обращенной к ребенку, а затем осуществлялись с помощью развернутой речи самого ребенка.

Таким образом, при возникновении внутренней речи возникает сложное волевое действие как саморегулирующая система, осуществляемая с помощью собственной речи ребенка – сначала развернутой, затем свернутой.

Эти положения Л.С. Выготского были прослежены и доказаны в экспериментах П.Я. Гальперина (1959, 1975), показавших, что всякое интеллектуальное действие начинается как развернутое материальное, опирающееся на внешние манипуляции с предметами. Затем человек начинает использовать собственную речь, и интеллектуальное действие переходит на стадию развернутой речи. Лишь вслед за этим внешняя речь сокращается, становится внутренней и начинает принимать участие в организации «умственных действий», являющихся основой интеллектуальной деятельности человека. Они создаются на базе сначала развернутой, а затем сокращенной и свернутой речи. Такое решение позволило подойти к интеллектуальному и волевому акту материалистически, как к процессу социальному по своему происхождению, опосредствованному по своему строению, где роль средства выполняет прежде всего внутренняя речь человека.

Остановимся на строении внутренней речи. Внутренняя речь не является просто речью про себя, строящейся по тем же законам лексики, синтаксиса и семантики, что и внешняя речь. Известно, что интеллектуальный акт, принятие решения, выбор нужного пути происходят довольно быстро, иногда буквально в десятые доли секунды. В этот период никак нельзя проговорить про себя целую развернутую фразу и тем более целое рассуждение. Следовательно, внутренняя речь, выполняющая регулирующую или планирующую роль, имеет иное, чем внешняя, сокращенное строение. Его можно проследить, изучая путь превращения внешней речи во внутреннюю: сначала она носит полностью развернутый характер, затем становится фрагментарной и тогда во внешней шепотной речи проявляются только обрывки этой ранее развернутой речи, а затем переходит во внутреннюю речь, сокращенную и свернутую.

Характерной чертой внутренней речи является ее предикативность. Что это значит? Каждый человек, который пытается включить свою внутреннюю речь в процесс решения задачи, твердо знает, о чем идет речь, какая задача стоит перед ним. Значит, номинативная функция речи, указание на то, что именно имеется ввиду, или, что есть «тема» сообщения, уже включена во внутреннюю речь и не нуждается в специальном обозначении. Остается лишь вторая семантическая функция внутренней речи – обозначение того, что именно следует сказать о данной теме, что нового следует прибавить, какое именно действие следует выполнить. Эта сторона речи фигурирует как «рема». Таким образом, внутренняя речь по своей семантике никогда не обозначает предмет, никогда не носит строго номинативный характер, т.е. не содержит «подлежащего», внутренняя речь указывает, что именно нужно выполнить, в какую сторону нужно направить действие. Оставаясь свернутой и аморфной по своему строению, она всегда сохраняет свою предикативную функцию. Предикативный характер внутренней речи, обозначающий только план дальнейшего высказывания или план дальнейшего действия, по мере надобности может быть развернутым, поскольку внутренняя речь произошла из развернутой внешней и данный процесс является обратимым. Исходя из внутренней речи, лектор развертывает все дальнейшее содержание лекции.

Роль внутренней речи как существенного звена в порождении речевого высказывания была освещена такими авторами, как А.А. Леонтьев (1974), А.Н. Соколов (1962), Т.В. Ахутина (1975), С.Д. Кацнельсон (1970, 1972) и др. Все они отмечают ее уровневость, фазность, процессуальность. Действительно, процесс перевода исходного замысла будущего высказывания в плавный существенно организованный процесс развернутого речевого высказывания совершается не сразу. «Всякая мысль, - писал Выготский, - стремится соединить что-то с чем-то и имеет движение. Это течение и движение мысли не совпадает прямо и непосредственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не совпадают». При этом он выделил три плана речевого мышления: мысль, внутренняя речь, слово; и полагал, что «переход от внутренней к внешней речи есть сложная динамическая трансформация - превращение предикативной и идеоматической (понятной только себе) речи в синтаксически расчлененную и понятную для других речь». По А.А. Леонтьеву, внутренняя программа соответствует содержательному ядру будущего высказывания. Представляя собой иерархию пропозиций, она связана с его предикативностью и темо-рематическим членением ситуации. В ее основе лежит образ, имеющий личностный смысл. С единицами программирования производятся операции включения, перечисления и сочленения.

Внешняя речь есть процесс превращения мысли в слова, материализация и объективация мысли. Но если мысль воплощается в слове во внешней речи, то слово умирает во внутренней речи, рождая мысль. Внутренняя речь есть в значительной мере мышление чистыми значениями. Внутренняя речь оказывается динамическим неустойчивым текучим моментом, мелькающим между оформленными полосами речевого мышления: между словом и мыслью. Течение и движение мысли не совпадают непосредственно с развертыванием речи. Если бы мысль непосредственно совпадала в строении и течении со строением и течением речи, то мы бы не испытывали трудностей в переходе от строения и течения мысли к строению и течению речи. Мысль всегда представляет собой нечто целое, значительно большее по протяжению и объему, чем отдельное слово. То, что в мысли содержится симультанно (одновременно), в речи развертывается сукцессивно (плавно постепенно). Именно потому, что мысль не совпадает не только со словом, но и со значениями слов, в которых она выражается, путь от мысли к слову лежит через значение. В нашей речи всегда есть скрытый подтекст. Так как прямой переход от мысли к слову невозможен, а всегда требует прокладывания сложного пути, возникают жалобы на несовершенство слова по поводу невыразимости мысли. Для преодоления этих жалоб возникают попытки создавать новые пути от мысли к слову через новые значения слов. Мысль не только внешне опосредуется знаками, но и внутренне опосредуется значениями. И сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, интересы и побуждения, аффекты и эмоции. Действительное и полное понимание чужой мысли становится возможным только тогда, когда мы вскрываем ее действенную, аффективно-волевую подоплеку. Это установление мотивов, приводящих к возникновению мысли и управляющих ее течением.

На основе экспериментального исследования эгоцентрической речи Л.С. Выготским были выделены следующие основные особенности внутренней речи:

- максимальная («абсолютная») предикативность;

- свёрнутость, сокращённость структуры и «семантики» речевого высказывания;

- агглютинация структурных и семантических элементов; «сгущение» речи; максимальная «семантическая насыщенность» внутриречевых высказываний;

- трансформация, преобразование языка внешней речи (при переходе внешней эгоцентрической речи во внутреннюю);

- преобладание «смысла» (речи) над «значением»;

- идеоматичность (индивидуальная семантика) речи.

Для решения проблемы соотношения мышления и языка Н.И. Жинкин предлагает привлечь экстралингвистическую область — определяя процесс мышления как явление психологическое, исследовать, в какой форме зарождается у человека мысль и как она реализуется в речи.

Результаты эксперимента Н.И. Жинкина подтвердили гипотезу о возможности несловесного мышления в случаях, когда происходит переход с языкового на особый код внутренней речи, названный автором «предметно-схемным кодом».

Н.И. Жинкин характеризует этот код («код образов и схем») как непроизносимый, в котором отсутствуют материальные признаки слов натурального языка и где обозначаемое является вместе с тем и знаком. Такой предметный код, по Н.И. Жинкину, представляет собой универсальный язык, с помощью которого возможны переводы содержания речи на все другие языки. Автор приходит к выводу, что «язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам», во внутренней речи смысловые связи «предметны, а не формальны» (они отображаются образами-представлениями, а не языковым знаком). Таким образом, механизм человеческого мышления реализуется в двух противостоящих динамических звеньях — предметно-изобразительном коде (внутренняя речь) и речедвигательном коде (внешняя экспрессивная речь). Применение натурального языка, по мнению Н.И. Жинкина, возможно только через фазу внутренней речи: «Без изобразительного языка внутренней речи был бы невозможен никакой натуральный язык, но и без натурального языка деятельность внутренней речи бессмысленна». Процесс мышления автор определяет как сложное взаимодействие внутреннего, субъективного языка и натурального, объективного.

Предложенная Н.И. Жинкиным теоретическая концепция механизмов внутренней речи нашла свое продолжение в его последней работе — книге «Речь как проводник информации»(1982). Предметом исследования в ней является проблема взаимодействия между тремя кодами, сложившимися под влиянием потребностей коммуникации в единую саморегулирующуюся систему – язык, речь, интеллект, структура центрального звена этого взаимодействия – внутренняя речь, а также то, как складывается эта система в онтогенезе. Н.И. Жинкин отмечает, что вещи и события, которые воспринимает человек, представляют собой некую реальную целостность, доступную познанию при взаимодействии сенсорных устройств. Ещё до появления речи маленький человек видит вещи, двигается среди них, слушает и осязает – словом, накапливает в памяти сенсорную информацию, которая поступает в анализаторы. Это субъективный опыт, недостаточный для полезного воздействия на окружающую действительность. Вот почему у человека должна сформироваться речевая коммуникация, которая является неотъемлемым свойством человеческого интеллекта и его потребностью. Языком и речью управляет интеллект. Но интеллект, по выражению Н.И. Жинкина, «не понимает речи». Он вырабатывает понятия, суждения, делает умозаключения и выводы с тем, чтобы отобразить действительность. Все эти операции не зависят от того, на каком языке говорит человек. Интеллект оставляет за собой только самую общую функцию управления речью: он кодирует информацию. «Противопоставленность дискретных кодов языка «языкам интеллекта» породила смешанный код — внутреннюю речь, которую нужно рассматривать как универсальный предметный код, ставший посредником не только между языком и интеллектом, между устной и письменной речью, но и между национальными языками». Внутренняя речь, согласно Н.И. Жинкину, «не обладает набором стандартных грамматических правил и даже алфавитом лексики. Она не является ни строго дискретной, ни целиком аналоговой. В ней могут появиться... пространственные схемы, наглядные представления, отголоски интонации, отдельные слова и т. п.». Этот субъективный язык не осознается говорящим, это язык-посредник, при участии которого замысел переводится на общедоступный язык. Внутренняя речь может применять любые сенсорные знаки, и главным образом такие, которые выдает память в зависимости от условий запечатления предметов, их связей и отношений, включая и схемы этих отношений. На этом языковом поле «встречаются» все анализаторы - зрительный, слуховой, двигательный и др. Таким образом, Н.И. Жинкин в этой работе определяет код внутренней речи более широко: не как чисто предметно-схемный код, а как «смешанный» — предметно-схемный и языковой код, включающий наряду с образами-представлениями и отдельные (в ряде случаев — трансформированные, преобразованные) элементы языкового кода. Это полностью снимает «противоречия» в интерпретации единиц внутренней речи между теоретической концепцией данного автора и «базовой» теорией внутренней речи Л.С. Выготского, а также сближает теоретические позиции Н.И. Жинкина с научными взглядами А.А. Леонтьева, Т.В. Ахутиной, Т.Н. Ушаковой и других исследователей.

Согласно теории Н.И. Жинкина, в ходе «речевого онтогенеза» у человека происходит формирование двух языков: внешнего, коммуникативного, и внутреннего, «молчаливого». Во внутреннем языке отображается «сенсорный континуум» окружающей человека действительности. «Сенсорика» (сенсорное восприятие) и интеллект работают совместно, «от сенсорики начинается вход в интеллект, а от интеллекта через язык и речь идет выход информации о действительности для понимания ее другими людьми». В связи с этим Н И. Жинкин вводит в «научное обращение» категорию-понятие «универсальный предметный код» (код УПК), который он определяет как «стык речи и интеллекта». Здесь, во внутренней речи, на основе задействования кода УПК и смешанного образно-предметного и языкового кода, и «совершается перевод мысли на язык человека».

Согласно взглядам Н.И. Жинкина, универсальный предметный код сложился в опыте поколений, его правила являются общими и одинаковыми для всех людей, что и обеспечивает «переводимость» речевой деятельности с одного языка на другой. Этот код — система «логических правил» отображения в сознании человека (посредством внутренней речи) окружающей его действительности, правил, на основе которых возникают смысловые связи, отображаемые затем в речевых высказываниях внешней речи.

Такова историческая теория внутренней речи, доказывающая возникновение и развитие связи мысли со словом.

Варианты вопросов и заданий для контроля знаний:

1) Охарактеризуйте этапы развития внутренней речи.

2) Назовите единицы и структуру синтаксиса внутренней речи.

3) Докажите, что внутренняя речь имеет фазный процессуальный характер.

4) Раскройте соотношение внутренней речи и мышления при решении наглядных и абстрактных задач.

5) Укажите основные характеристики внутренней речи.