Лекция X. Лекция XI

ЛЕКЦИЯ X

ЗАБЫВ на время о начальном разграничении между перформативами и констативами, а также о программе определения списка эксплицитных перформативных слов, преимущественно глаголов, мы сделали свежий старт посредством рассмотрения смыслов, в которых сказать что-либо значит сделать что-либо. Так, мы разграничили локутивное действие (и внутри него фонетический, фатический и ретический акты), которое обладает значением; иллокутивное действие, которое обладает определенной силой при произнесении чего-либо; перлокутивное действие, которое достигает определенного результата посредством произнесения каких-то слов.

. В случае перлокутивного действия мы произвели приблизительное разграничение между достижением объекта и производством практического следствия. Иллокутивные действия являются конвенциональными действиями: перлокутивные действия не конвенциональны. Действия обоих типов могут быть осуществлены — или, более точно, действия, названные такими же именами (например, действия, эквивалентные иллокутивному действию предостережения или перлокутивному действию убеждения), — невербально; но даже тогда, чтобы заслужить имя иллокутивного действия, например, предостережения, это должно быть конвенциональное невербальное действие: перлокутивные же действия не кон-, хотя для их осуществления должны совершаться конвенциональные действия. Судья должен быть в состоянии решить, услышав все, что говорилось, какие иллокутивные и перлокутивные действия были совершены, но не то, какие перлокутивные цели при этом достигались.

Наконец, мы сказали, что есть еще целый ряд вопросов о том, «как мы используем язык» или «что мы делаем, произнося какие-либо слова» (о чем мы уже говорили) и что это интуитивно кажется совершенно иной проблемой, которой мы не будем здесь касаться. Например, есть намеки (и другие небуквальные использования языка), шутки (и другие несерьезные использования языка), а также ругань и бахвальство (которые, вероятно, являются экспрессивным использованием языка). Мы можем сказать: «Говоря х, я шутил» (намекал на..., выражал свои чувства и т. д. ).

Мы должны теперь сделать несколько заключительных замечаний относительно формул:

«Говоря х, я делал у» или «сделал у»

«In saying х I was doing y» or «I did y».

«Сказав х, я тем самым сделал у» или «делал у»

«By saying х I did у» or «I was doing y».

Эти формулы показались нам приемлемыми и удобными потому, что первая (in — в говорении) применяется для обозначения глаголов, которые являются именами для иллокутивных действий, и вторая (by — сказав, посредством говорения) — для обозначения глаголов, являющихся именами для перлокутивных действий, того, что мы фактически выбираем в качестве имен для иллокуции и перлокуции. Например:

«Говоря ему, что я его застрелю, я ему угрожал» «in saying I would shoot him I was threatening him».

«Сказав ему, что я его застрелю, я напугал его» «By saying I would shoot him I alarmed him».

Обеспечивают ли нас эти лингвистические формулы тестом на разграничение иллокутивных и перлокутивных действий? Нет, не обеспечивают. Прежде чем объяснить, в чем тут дело, позвольте мне сделать одно общее наблюдение или признание. Многие из вас почувствуют нетерпение в ходе этого следования и в определенном отношении совершенно справедливо. Вы скажете: «Может, отрубить концы? Зачем продолжать говорить о списках приемлемых в обычной речи названий для вещей, которые мы делаем и которые имеют отношение к говорению, а также о формулах вроде " in" и " by"? » Почему бы напрямую не приступить к обсуждению проблемы в терминах лингвистики и психологии? Зачем все время кружить вокруг да около? Хорошо, разумеется, я согласен, что это должно быть сделано — но только, я бы сказал, после того, а не прежде, чем мы выясним, что можно почерпнуть из обыденного языка, даже если то, что мы из него черпаем, и так кажется безусловным. Но в другом случае мы многое упустим и пойдем слишком быстро.

«In» и «by» так или иначе заслуживают исследования, так же как и «когда», «в то время как» и т. д. Важность такого рода исследований очевидна в общем вопросе о том, как различные возможные описания того, «что я делаю», взаимодействуют между собой, как мы это видели в случае «последствий». Мы рассмотрим тогда формулы «in» и «by» и после этого вернемся к нашему первоначальному разграничению перформативов и констативов, чтобы посмотреть, как оно выглядит в новом ракурсе.

Сначала мы возьмем формулу «Говоря Х, я делал Y (или «я сделал Y») ( «In saying Х I was doing y» or «I did y»).

(1) ИСПОЛЬЗОВАНИЕ этой формулы не ограничивается иллокутивными действиями; она применима (а) к локутивным действиям и (Ъ) к тем действиям, которые, кажется, выпадают из нашей классификации. Это, конечно, не тот случай, в котором, если мы можем сказать «говоря х, вы у-кали», то «у-кать» — это непременно осуществлять иллокутивное действие. В большинстве случаев можно заявить, что эта формула не будет применима к перлокутивному действию, в то время как формула «by» не будет применима к иллокутивному действию. В частности (а), мы используем одну и ту же формулу, где «у-кать» означает осуществлять некоторую несущественную часть локутивного действия: например, «Говоря (in saying), что я ненавижу католиков, я имел в виду только нынешних католиков» или «Я подразумевал или думал о римских католиках». Хотя в этом случае мы, возможно, использовали бы формулу «in speaking of» (а не «in saying»). Другой пример этого типа таков: «Говоря «Iced ink" » (замерзшие чернила), я произношу звуки «I stink» (Я дурно пахну)». Но кроме того существуют другие разнородные случаи, такие, как «Говоря х, вы совершили ошибку», или «не рассмотрели обязательное разграничение», «нарушили закон», «подвергали себя риску», «забывали»: совершать ошибкуиди подвергать себя риску не означает осуществлять иллокутивное действие и даже локутивное.

Мы можем попытаться решить (а) тот факт, что оно не применимо к иллокутивным действиям, доказав, что «говорение» неоднозначно. Там, где использование не является иллокутивным, «saying» может быть заменено на «speaking of» или «использование выражения» или вместо «говоря х» мы могли бы сказать «посредством слова х» или «используя слово х». Это тот смысл выражения «говорить» (saying), который требует последующих кавычек, и в подобных случаях мы имеем дело с фатическим, а не ретическим действием. Случай (Ь) разнородных действий, выпадающих из нашей классификации, более сложен. Возможным тестом здесь был бы следующий: там, где мы можем употребить глагол в непродолженном времени (прошедшем или настоящем) вместо продолженного времени или, то же самое, там, где мы можем заменить «in» на «by», сохранив продолженное время, у-глагол не будет являться именем для локуции. Итак, для «Говоря так, он совершал ошибку» мы могли бы употребить без изменения смысла либо выражение «Говоря так, он совершил ошибку», либо «Посредством произнесения своих слов он совершал ошибку»: но мы не скажем «Говоря так, я протестовал» или «Посредством говорения этого я выражал протест».

(2) Но в ЦЕЛОМ мы могли бы заявить, что формула не сочетается с перлокутивными глаголами, подобными «убедить», «заставить», «отпугнуть». Однако мы должны слегка уточнить этот тезис. Во-первых, исключения возникают из-за некорректного использования языка. Так, люди говорят «Вы запугиваете меня? » вместо «Вы угрожаете мне? » и тем самым делают возможным употребление «Говоря х, он запугивал меня». Во-вторых, одно и то же слово может законным образом использоваться и иллокутивным, и перлокутивным способами. Например, «соблазнять» — глагол, который может быть с легкостью употреблен любым способом. Мы не говорим «Я соблазняю тебя», но мы говорим «Позволь мне соблазнить тебя сделать то-то», и диалог типа «Не хочешь еще одно мороженое? » — «Ты меня соблазняешь? » — вполне возможен. Последний вопрос был бы абсурдным в перлокутивном смысле, потому что ответить на него мог бы сам говорящий, если вообще мог бы кто-либо. Если я говорю: «Ну почему бы нет? » — может показаться, что я соблазняю его, но на самом деле он может и не соблазниться. В-третьих, имеется пролептическое⁵* употребление глаголов, таких, например, как «совращать» или «успокаивать». В этом случае слово «пытаться» кажется всегда возможной добавкой к перло-кутивному глаголу. Но мы не можем сказать, что иллокутивный глагол всегда

эквивалентен попытке сделать что-либо, что может быть выражено перлокутивным глаголом, например, что «доказывать» эквивалентно выражению «пытаться убедить» или что «предупреждать» эквивалентно «пытаться встревожить» или «насторожить». Потому что, во-первых, различие между попыткой и осуществлением уже содержится в иллокутивном глаголе точно так же, как в перлокутивном; мы различаем доказательство и попытку доказательства точно так же, как убеждение и попытку убеждения. Более того, многие иллокутивные действия не являются случаями попытки осуществить некий пер-локутивный акт; например, обещать не значит пытаться сделать что-либо.

Но мы можем еще спросить, возможно ли употреблять «in» в перлокутивном действии; это соблазнительно, когда действие совершается ненамеренно. Но даже здесь есть нечто некорректное, и лучше в данном случае употребить «by». Или, по крайней мере, если я говорю, например, «Говоря х, я убеждал его», я здесь отчитываюсь не в том, как я пришел к тому, чтобы сказать х, и не в том, как я пришел к тому, чтобы убеждать его; это другой путь использования формулы для объяснения того, что мы подразумеваем под фразой, когда употребляем формулу «говоря х», — здесь включается другой смысл («в процессе» или «в ходе» в противоположность «критерию») по сравнению с тем, который используется с иллокутивными глаголами.

Давайте теперь рассмотрим общее значение формулы «in». Если я говорю «Делая А, я делал В» (In doing AI was doing В), я могу подразумевать под этим либо что Л включает В (Л объясняет Б), либо что В включает А (В объясняет А). Это разграничение может быть выявлено путем противопоставления (ос. 1) «В ходе и в процессе делания А я делал В (в ходе построения дома я строил стену) и (сс. 2) «Делая А, я находился в ходе иди в процессе делания В» (Строя стену, я строил дом). Или, опять-таки, противопоставляя (а. 1 ): «Употребляя звуки N, я говорил S» — и (а. 2): «Говоря S, я употреблял звуки Ν »; Β (α. 1) я объяснял А (в данном случае произнесение мною звуков) и утверждал, что моя цель состоит в употреблении звуков, в то время как в (а. 2) я объяснял В (употребление звуков) и тем самым утверждал результат моего употребления звуков. Формула часто используется для того, чтобы мои действия служили в качестве ответа на вопрос: «Как ты пришел к тому, чтобы сделать то-то и то-то? » Из этих двух различных эмфаз словарь предпочитает первый случай (а. 1), в котором мы объясняем В, но мы так же часто используем это и в случае (а. 2) для объяснения. А. " " Если мы теперь рассмотрим пример:

Говоря..., я забывал...,

то обнаружим, что В (забывал) объясняет, как мы приходим к тому, чтобы сказать это, то есть объясняет А. Точно так же предложение

Жужжа, я думал, что это жужжат бабочки

объясняет мое жужжание (А). Кажется, что именно таким образом формула «говоря» (in saying) употребляется с локутивными глаголами: она объясняет то, что я делал, говоря (но не то, что я подразумевал при этом). Но если мы рассмотрим примеры:

(а. З) Жужжа, я притворялся пчелой Жужжа, я вел себя, как клоун,

мы обнаружим, что говорение о том, что кто-то делал нечто (жужжал), намеренно или фактически конституировало мое говорение того-то и того-то, действие определенного рода, и делало его пригодным для обозначения посредством другого имени. Иллокутивный пример

1Ьворя то-то и то-то, я предостерегал

есть пример именно такого рода: он не похож на «в ходе того-то» типа (ct. l) и (сс. 2) (где А объясняет В или vice versa⁵⁶). Но он отличается от локутивных примеров тем, что действие строится не по намерению или по факту, а преимущественно по конвенции (которая тоже, конечно, факт). Эти особенности служат для того, чтобы удовлетворительно вычленять иллокутивные действия. ⁵⁷

Когда формула «говоря» (in saying) используется с перлокутивными глаголами, с другой стороны, она используется в зачинах типа «в процессе» в смысле (ос. 1), но при этом она объясняет В, в то время как случай локутивного глагола объясняет А. Поэтому она отличается и от локутивных, и от иллокутивных случаев.

Вопрос «Откуда берется..? » не ограничивается вопросами средств и целей, как мы можем наблюдать. Так, в примере

Говоря А, я забывал про В

мы объясняем А, но в новом смысле выражений «объяснять» или «включать в себя», что не то же самое, что средства и цели. Опять-таки, в примере Говоря.., я убеждал (оскорблял... ) мы объясняем В (мое убеждение или оскорбление мною его), что в действительности является следствием, но не следствием используемых средств.

Формула «by» подобным же образом не ограничена перлокутивными глаголами. Существует локутивное употребление (посредством говорения... я подразумевал... ), иллокутивное употребление (посредством говорения... я тем самым предостерегал... ) и разнообразие маргинальных случаев (посредством говорения... я сам завел себя в тупик). Употребления «by» в целом могут быть по крайней мере двух типов:

(a) Посредством битья по шляпке гвоздя я забивал его в стену.

(b) Посредством надевания коронки я занимался зубной практикой.

В случае (a) «by» указывает на средства, посредством которых, в духе которых или с применением метода которых я осуществлял действие; в случае (Ъ) «by» указывает на критерий, применимый к тому, что я делал, и позволяющий определить мои действия как занятие протезированием. Кажется, различие между двумя этими случаями невелико, за исключением того, что употребление с целью указания на критерий кажется более внешним. Второй смысл «by» — критериеобразующий смысл, — кажется, также довольно близко приближается к «in» в одном из его смыслов: «Говоря это (in saying that), я нарушал закон (нарушил закон)»; и таким способом «by» определенно может быть употреблено с иллокутивными глаголами в формуле «посредством говорения» (by saying). Так, мы можем сказать «Посредствам говорения... я предостерегал его (я предостерег его)». Но «by» в этом смысле не используется с перлокутивными глаголами. Если я говорю «Посредством говорения... я убедил (уговорил) его», то «by» здесь будет иметь смысл средство-целевой или каким-то образом сигнализировать о манере или методе, посредством которых я совершил это действие. Используется ли когда-либо «Ьу»-формула в «средство-целевом смысле» с иллокутивными глаголами? Кажется, что здесь имеется по меньшей мере два типа случаев:

(а) Когда мы адаптируем вербальные средства осуществления чего-либо вместо невербальных, то есть когда мы говорим вместо того, чтобы воспользоваться палкой. Так, в примере: «Посредством говорения «Да, согласен» (жениться на ней) перформатив «Да, согласен» является средством для достижения цели, то есть женитьбы. Здесь «говорение» используется в смысле, в котором оно берется в кавычки и является использованием языка для фатическо-го, а не ретического действия.

 Когда некоторое перформативное употребление используется как косвенное средство для совершения другого действия. Так, в примере «Посредством говорения " Объявляю три в пиках" я информировал его о том, что у меня нет бубен», я использую перформатив «Объявляю три в пиках» как косвенное средство информирования его (которое также является иллокутивным действием).

Суммирую: чтобы использовать формулу «посредством говорения» в качестве теста на перлокутивность, мы должны сначала быть уверенными в том:

(1) что «посредством» (by) употребляется в инструментальном смысле в отличие от критериального;

(2) что «говорение» (saying) используется

(σ ) в полном объеме иллокутивного действия, а не в частичном, например, как фатическое действие;

(3 ) не путем двойной конвенции, как в вышеприведенном примере с игрой в бридж.

Существуют два других вспомогательных лингвистических теста на разграничение иллокутивного и перлокутивного действий:

(1) КАЖЕТСЯ, что в случае иллокутивных глаголов мы часто можем говорить «Сказать χ означало сделать у». Нельзя сказать «Стучать молотком по гвоздю означало забивать гвоздь». Но эта формула не даст нам чистого теста, потому что так мы можем сказать много вещей; мы можем сказать «Сказать это означало убедить его» (пролептическое значение? ), хотя «убедить» — перлокутивный глагол.

(2) ГЛАГОЛЫ, которые мы классифицировали ( интуитивно — поскольку это все, что у нас есть" ) как имена для иллокутивных действий, кажется, весьма близко подходят к эксплицитным перформативным глаголам, потому что мы можем употребить выражения «Я предостерегаю тебя от того, что» и «Я приказываю тебе» как эксплицитные перформативы; но предостережение и приказ — это иллокутивные действия. Мы можем использовать перформатив «Я предостерегаю тебя», но не «Я убеждаю тебя», можем использовать перформатив «Угрожаю тебе тем-то и тем-то», но не «Запугиваю тебя тем-то и тем-то»; убеждение и запугивание — перлокутивные действия.

Общий вывод должен так или иначе заключаться в том, что эти формулы в лучшем случае являются весьма ненадежными тестами для решения того, является ли выражение иллокуцией в противоположность перлокуции или не является. Но, тем не менее, «by» и «in» заслуживают скрупулезного исследования в не меньшей степени, чем столь популярное ныне «как».

Но какова же тогда связь между перформативами и этими иллокутивными действиями? Кажется, что, когда у нас есть эксплицитный перформатив, у нас тем самым есть и иллокутивное действие; давайте посмотрим тогда, каково отношение между (1) разграничениями, касающимися перформативов, установленными в ранних лекциях, и (2) различными типами действий.

ЛЕКЦИЯ XI

Мы вначале противопоставляли перформативное употребление констативному, мы говорили, что

(1) перформатив должен делать что-либо в противоположность тому, чтобы говорить что-либо; и

(2) перформатив является успешным или неуспешным в противоположность истинности и ложности.

Являются ли эти противопоставления в действительности разумными? Наше последующее обсуждение того, что делается и что говорится, кажется, определенно наметило вывод, в соответствии с которым, когда бы я ни «сказал» что-либо (за исключением, возможно, чистого восклицания типа «черт» или «ох»), я всегда осуществляю как локутивное, так и иллокутивное действия, и эти два типа действия кажутся теми самыми вещами, которые мы пытались использовать как средства разграничения (под именами «делания» и «говорения») перформативов от констативов. Если мы в целом всегда осуществляем обе эти вещи, как может выжить наша дистинкция?

Давайте пересмотрим противопоставление со стороны констативных употреблений: с этой точки зрения мы довольствовались обращением к «утверждениям» как типичному, парадигмальному случаю. Было бы ли это корректным — сказать, что, когда мы утверждаем нечто,

(1) мы совершаем нечто наряду и в противоположность просто произнесению чего-либо и

(2) наше употребление может быть либо успешным, либо неуспешным (наряду с тем, если угодно, что оно будет истинным или ложным)?

(1) разумеется, утверждать значит в очень малой степени совершать иллокутивное действие, такое, скажем, как предостережение или приговор. Конечно, это не значит осуществлять действие каким-то особым физическим способом, отличным от того, который включается, когда, говоря, мы производим движения органов речи; но тогда это, как мы видели, не является ни предостережением, ни протестом, ни обещанием, ни именованием. Кажется, что «утверждать» отвечает всем критериям, которые у нас были для разграничения иллокутивного акта. Рассмотрим такой безусловный пример:

Говоря, что идет дождь, я не спорил, не доказывал и не предостерегал:

я просто констатировал факт.

Здесь «констатировал» существует абсолютно на таком же уровне, как доказательство, спор и предостережение. Или опять-таки:

Говоря, что возрастает безработица, я не предостерегал и не протестовал: я просто констатировал факты.

Или взять другой тип теста, также, конечно, использованного нами ранее:

Я утверждаю, что он этого не делал. Этот пример существует точно на таком же уровне, что и

Я доказываю, что он этого не делал.

Я полагаю, что он этого не делал.

Спорим, что он этого не делал. Если я просто использую первичную и неэксплицитную форму употребления:

Он не делал этого,

то мы можем сделать эксплицитным то, что мы делали, говоря это, или выявить иллокутивную силу этого употребления, произнеся равным образом любой из трех вышеприведенных примеров.

Более того, хотя употребление «Он этого не делал» часто используется как утверждение и, следовательно, должно быть, без сомнения, истинным или ложным (это уж точно, если вообще можно о чем-то говорить), тем не менее не кажется возможным говорить, что оно в этом отношении отличается от «Я утверждаю, что он не делал этого». Если кто-то говорит: «Я утверждаю, что он не делал этого», мы исследуем истинность этого утверждения точно таким же способом, как если бы он simpliciter** сказал «Он не делал этого», когда мы рассматриваем это, как часто на самом деле и делаем, в качестве утверждения. То есть сказать «Я утверждаю, что он этого не делал» означает сделать точно такое же утверждение, как сказать «Он этого не делал». Это не значит сделать другое утверждение о том, что «я» утверждаю (за исключением маргинальных случаев: историческое и хабитуальное настоящее и т. д. ). Так же, как в предыдущем случае, когда я говорю «Я думаю, что он это сделал», кто-то проявит грубость, если скажет мне на это «Это ты о себе говоришь». И это действительно может относиться только ко мне, в то время как настоящее утверждение не может. Так что существует непременный конфликт между

(a) нашим употреблением как совершением чего-либо

(b) нашим употреблением как истинным или ложным.

Чтобы разобраться в этом, сравним, к примеру, «Я предостерегаю тебя, что он собирается напасть», где равным образом имеется и предостережение, и истина или ложь относительно того, что он собирается напасть; и эта двойственность должна учитываться и при оценке предостережения в той же мере (хотя не совсем таким же способом), что и при оценке утверждения.

Чистое наблюдение «Я утверждаю, что» не даст разграничения каким-либо существенным образом от «Я считаю, что» (сказать это и означает так считать), «Я информирую тебя о том, что», «Я свидетельствую, что» и т. д. Возможно, некоторые «существенные» различия между подобными глаголами будут еще выявлены в дальнейшем, но до сих пор в этом плане ничего сделано не было.

(2) БОЛЕЕ того, если мы думаем о втором приписываемом перформативам противопоставлении, согласно которому они являются успешными и неуспешными, тогда как утверждения — истинными или ложными, то вновь с точки зрения предполагаемых констативных употреблений, в особенности утверждений, мы находим, что утверждения подвержены тем же типам неудач, что и перформативы. Давайте оглянемся назад и посмотрим, действительно ли утверждения не подвержены точно тем же «несостоятельностям», что и, скажем, предостережение, — то, что мы называем «неудачами», то есть различные «несостоятельности», которые делают употребление неуспешным без того, чтобы делать его истинным или ложным.

Мы уже отмечали тот смысл, в котором говорение или утверждение «Кошка сидит на ковре» подразумевает, что я полагаю, что кошка сидит на ковре. Это параллель к смыслу — то есть тот же самый смысл, — в котором «Я обещаю быть здесь» подразумевает, что я полагаю, что буду в состоянии быть здесь. Поэтому утверждение подвержено неискренней форме неудачи, и даже нарушающей форме неудачи в том смысле, что говорение или утверждение того, что кошка сидит на ковре, обязывает меня утверждать или сказать «Ковер находится под кошкой», равно как перформатив «Я определяю X как У» (в слабом смысле) обязывает меня употреблять эти термины особым образом в моем будущем дискурсе, и мы можем видеть, как это связано с такими действиями, как обещание. Это подразумевает, что утверждения могут давать возможность возникнуть неудачам двух Г-типов.

А что мы скажем о неудачах типов А и В, которые преследуют действие — предостережение, предприятие и т. д. — и которые аннулируют, делают его недействительным?. Может ли некоторая вещь, которая выглядит похожей на утверждение, быть аннулированной и стать недействительной в той же мере, как может стать недействительным договор? Важно, что ответом кажется — «Да». Первые случаи — А. 1 и А. 2, где нет конвенции (или общепринятой конвенции) или где обстоятельства не соответствуют для их использования говорящим. Многие неудачи именно этого типа угрожают утверждениям.

Мы уже отмечали случай недействительного утверждения, предполагающего (как мы это назвали) существование того, к чему оно осуществляет референцию; если таких объектов не существует, то «утверждение» не говорит ни о чем. И вот кто-то может сказать в подобных обстоятельствах, что если, например, кто-то утверждает, что нынешний король Франции лыс, то «вопрос о том, действительно ли он лыс, даже не возникает»; но лучше сказать, что несостоятельное утверждение является аннулированным и недействительным точно так же, как когда я говорю, что продам вам что-либо, но оно не мое (или оно сгорело) или больше не существует. Противопоставления часто недействительны потому, что объекты, о которых идет речь, не существуют, что влечет за собой провал референции (тотальную многозначность).

Но важно отметить также, что «утверждения» в той же мере подвержены неудачам этого типа, хотя и другими способами, но также параллельными договорам, обещаниям, предостережением и т. д. Как часто мы говорим, например, «Вы не можете мне приказывать» в смысле «Вы не имеете права мне приказывать», что эквивалентно тому, чтобы сказать, что вы не в том положении, чтобы это делать. Также часто существуют вещи, которые вы не можете утверждать — не имеете права утверждать, не в том положении, чтобы утверждать. Вы не можете сейчас утверждать, сколько людей находится в соседней комнате; если вы говорите «В соседней комнате пятьдесят человек», я могу лишь считать, что это отгадка или прикидка (как в том случае, когда вы не можете приказывать мне, что было бы немыслимо, но можете достаточно невежливо спросить, так и в этом случае я считаю, что вы «отваживаетесь на догадку», хотя это довольно странно). Здесь есть нечто, что вы можете при других обстоятельствах быть в состоянии утверждать; но что сказать об утверждениях о других лицах, чувствах или о будущем? Является ли предвидение или даже предсказание, скажем, о человеческом поведении подлинным утверждением? Важно рассматривать ситуацию речи в целом.

Точно так же, как иногда мы не можем назначать, но можем лишь подтвердить назначенное, так иногда мы не можем утверждать, но можем только поддержать уже сделанное утверждение.

Недействительные утверждения также подвержены неудачам типа В — ошибкам и препятствиям. Тот, кто «говорит то, что не думает», использует неверное слово — говорит «кошка сидит на ковре», подразумевая не «кошка», а «мышка». Возникают и другие похожие тривиальности — или, скорее, не просто тривиальности, потому что возможно обсуждать такие употребления сугубо в терминах значения, или смысла и референции и сильно запутаться, хотя в действительности их легко понять.

Мы однажды осознали, что то, что мы склонны изучать, это не предложение, но использование употребления в речевой ситуации, и мы не можем не понимать с этой поры, что утверждение — это совершение действия. Более того, сравнив это утверждение с тем, что мы говорили об иллокутивном действии, мы можем сказать, что это действие, применительно к которому не в меньшей степени, чем к локутивному действию, осуществляется необходимость «обеспечения усвоения»: сомнение относительно того, утверждал ли я что-либо, если меня не слышали или не поняли, это сомнение точно того же рода, что и сомнение относительно того, предостерегал ли я sotto voce⁵⁹ или протестовал, если никто не воспринял это как протест, и т. д. И утверждения «приводят к результатам» в той же мере, что и, скажем, «именования»: если я утверждал нечто, то это отзывает меня к другим утверждениям — другие утверждения, сделанные мной, могут быть приемлемыми или нет. Также некоторые утверждения или замечания, сделанные вами, будут или не будут противоречить моим, опровергать меня или нет и т. п. Если, возможно, утверждение не предполагает ответа, значит это не существенно по отношению к иллокутивному акту. И определенно в утверждении мы осуществляем или можем осуществлять перлокутивные действия всех типов.

Самое большее, что может быть доказано с определенной достоверностью, это то, что не существует перлокутивного объекта, специфически ассоциирующегося с утверждением, подобно тому, какой существует применительно к информированию, доказательству и т. д.; и эта сравнительная чистота может быть одной из причин, почему мы даем «утверждению» определенную особую позицию. Но это, разумеется, не оправдывало бы задавания, скажем «дескрипций», если они правильно используются, и сходный приоритет в любом случае может быть закреплен за многими иллокутивными действиями.

Тем не менее, глядя на дело с точки зрения перформативов, мы можем все же чувствовать, что они теряют нечто, чем располагают утверждения, даже если, как мы показали, обратное неверно. Перформативы, конечно, по ходу дела высказывают что-то, а не только осуществляют действия, но мы можем чувствовать, что они, по существу, не являются истинными или ложными, как утверждения. Мы можем чувствовать, что здесь существует измерение, в котором мы судим, определяем значимость, даем оценку констативного употребления (понимая в качестве исходной предпосылки, что оно является успешным), чего не возникает в связи с неконстативными или перформативны-ми употреблениями. Давайте согласимся, что все эти обстоятельства и ситуации должны иметь место, чтобы я мог преуспеть в утверждении чего бы то ни было, и все же, когда я делаю утверждения, возникает (the) вопрос, является ли то, что я сказал, истинным или ложным. И мы это чувствуем, задавая простой вопрос, является ли это утверждение «соотносящимся с фактами». С этим я согласен: попытка сказать, что использование выражения «является истинным» как эквивалентного одобрению или чему-то подобному, ни к чему хорошему не приводит. Итак, мы имеем здесь измерение критики законченного утверждения.

Но теперь:

(1) разве не возникает возможность подобной объективной оценки, по крайней мере в большом числе случаев, применительно к другим употреблениям, которые кажутся типичными перформативами; и

(2) не слишком ли такое объяснение утверждений упрощенно?

Во-первых, возникает очевидный крен в сторону истины и лжи в случае, например, вердиктивов, таких, как оценивание, обнаружение и вынесение приговора. Так, мы можем:

оценивать

верно или неверно

например, что сейчас полтретьего;

полагать

правильно или неправильно

например, что он виновен;

объявлять

правильно или неправильно

например, что бэтсмен находится в ауте.

Мы не говорим «истинно» в случае вердиктивов, но мы определенно адресуем самих себя к некоему вопросу; и такие наречия, как «верно», «неверно», «правильно» и «неправильно», также используются вместе с утверждениями.

Или, опять-таки, существует параллель между обоснованием и доказательством, с одной стороны, и валидным истинным утверждением, с другой. Это не сводится к вопросу, доказывает он или обосновывает, но относится также к вопросу, прав ли он в своих словах или успешен в своих действиях. Предостережение и совет могут быть сделаны правильно или неправильно, хорошо или плохо. Сходные наблюдения возникают по поводу похвал, обвинений и поздравлений. Обвинение не будет в порядке, если вы, скажем, совершили такой же поступок, в котором обвиняете другого; и здесь всегда возникает вопрос, заслужены или не заслужены похвалы, обвинения и поздравления: недостаточно сказать, что вы обвинили его — и конец; существуют причины, по которым одно действие предпочтительно по сравнению с другим. Вопрос о том, ; являются ли похвала и обвинение заслуженными, это совершенно другой вопрос по сравнению с тем, своевременны ли они; и то же разграничение может 1 быть произведено в случае совета. Это совсем разные вещи — сказать, что \ совет хороший или плохой, и сказать, что он своевременный и несвоевременный, хотя время совета более важно применительно к его «пригодности», чей \ время обвинения применительно к его заслуженности. t

Можем ли мы быть уверенными, что истинные утверждения являются другим классом суждений, чем обоснованное доказательство, хороший совет, справедливый суд или заслуженное обвинение? Разве эти последние типы суждений каким-то сложным образом не связаны с фактами? То же самое справедлив« применительно к экзерситивам, таким, как именование, назначение, завещания спор. Факты появляются тем же путем, что и наше знание или мнение о фактах. Хорошо, конечно, что постоянно делаются попытки достичь этого разграничения. Нам говорят, что обоснованность аргументов (если они не являются дедуктивными аргументами, которые валидны уже по своей природе) и заслуженность обвинения не являются объективными материями; в предостережении, нам говорят, мы должны разграничивать «утверждение» о том, что бык собирается наброситься, и само предостережение. Но рассмотрим также момент, является ли вопрос об истине и лжи таким уж объективным. Мы спрашиваем: «Это справедливое суждение? » — и существуют веские причины и убедительные доказательства для того, чтобы утверждать это и сказать, столь уж сильно отличаются они от причин и доказательств для перформативных действий типа доказательства, предостережения и суждения. Является ли в таком случае констатив всегда истинным или ложным? Когда констатив противоречит фактам, мы фактически оцениваем его таким способом, который включает в себя использование широкого круга терминов, которые накладываются на те, что мы используем при оценке перформативов. В реальной жизни в противоположность простым ситуациям, представленным в логической теории, никогда нельзя однозначно ответить, является ли это просто истинным или ложным.

Предположим, что мы сопоставляем с фактами высказывание «Франция шестиугольна». В данном случае, я полагаю, это суждение не будет ни истинным, ни ложным. Ладно, может, до некоторой степени оно и истинно; конечно, я могу понять, что вы имеете в виду, говоря, что оно является истинным для определенных намерений и целей. Оно вполне достаточно для высокопоставленного генерала, но не для географа. «На самом деле оно достаточно приблизительное, — сказали бы мы, — и вполне сносно для достаточно приблизительного утверждения». Но тогда кто-то говорит: «Но является ли оно истинным или ложным? Я не имею в виду, приблизительно ли оно или нет; конечно, оно приблизительно, но оно должно быть истинными или ложным — ведь это же утверждение, не так ли? » Как можно ответить на его вопрос, является ли истинным или ложным то, что Франция шестиугольна? Оно просто приблизительно, и это правильный и окончательный ответ на вопрос об отношении высказывания «Франция шестиугольна» к самой Франции. Это приблизительное описание; оно не истинно и не ложно.

|Опять-таки в случае истинного или ложного утверждения точно так же, ! как в случае хорошего или плохого совета, намерения и цели употребления и I «о контекст чрезвычайно важны; то, что рассматривается как истинное в школьном учебнике, может оказаться ложным в историческом исследовании. Рассмотрим констатив «Лорд Реглан вы

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: