Через Духовщину на Смоленск 14 глава

- Где Рязанцев? – спросил я незнакомого разведчика, стоявшего на посту.

- Вот! – и он показал мне на одну такую дыру. Когда я заполз туда, я увидел Рязанцева. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Как будто он его изучал и видел впервые. Внутри горит небольшая коптилка. Я пододвигаюсь на локтях дальше, там, у стены горит огонек. Я толкаю своего подчиненного в бок, предполагая, что он спит. Старшина предупредил его, что я вернулся в полк и утром к нему на час явлюсь в овраг, в расположение. Я мог бы его не искать, не лезть в нору. Я мог приказать старшине вызвать его для разговора к себе. Но я знал, что он будет прятаться от меня и решил сам явиться к нему. Нужно подойти к человеку душевно и осторожно. Мало ли, что у него сейчас на душе. С одной стороны, он знает, что я прибыл, и с него свалится часть забот. И вместе с тем он неприятно сморщился, что медвежья зимняя спячка для него кончилась. Теперь придется не спать, а думать, где схватить языка. У меня было чувство такое, что я месяц бездельничал, отдохнул и пора приниматься за дело. У него, видно, желания возвращаться к деятельности разведки не было. Разведчики народ непростой. Иногда их сразу и не поймешь, а порой к ним и на вороных не подъедешь.

- Здорово, разведчик!

- Привет, капитан!

- Ну, что, на сухую будем говорить или пошлем за старшиной и разговор при встрече размочим? Я знал, что Федя от размочки не откажется.

- Что будем завтра делать? Я видел, во взводе у тебя новые люди есть.

- Да, человек десять новеньких есть, взяли из пехоты.

- Ну, что послать за старшиной или будем ждать, пока он сам прибудет?

- Нет, надо послать. Чего тянуть? Раз ты прибыл, нужно начинать всё дело сначала. Ты лежи, я сам пошлю. Он ногой оттопырил занавеску и крикнул: «Эй, кто там есть? Подойди сюда!» В дыре показалась голова часового.

- Растолкай кого-нибудь из ребят, пошли за старшиной, скажи, гвардии капитан его сюда требует.

- Ну, как жизнь? – спрашиваю я.

- Да что жизнь? Вот, сунули в охрану. Говорили, временно, а уже месяц сидим.

- Сегодня валяй, досыпай. А завтра сутра разведчики в охрану не пойдут. Я с начальником штаба договорился. А ты что будешь делать?

Рязанцев замолчал и надолго задумался.

- Завтра сутра я приказал старшине провести физзарядку. Раздеть всех наголо до пояса и снегом натереть. После еды общее построение. Перед строем выступишь ты. Скажешь, что "овец пасти" они больше не будут. Начинается подготовка к нашим главным делам. Старшина там, в тылах присмотрел рубленную из бревен брошенную баньку. Нужно ночью послать туда ребят, разобрать ее, перевезти и до утра поставить ее здесь, в овраге. Старшина докладывает, что в ней железная бочка, труба и камни есть. Утром на следующий день после построения – баня парная для всех, смена белья с заменой рваного обмундирования. Вот, милый Федя, с этого и начнем. Баня, хоть и чужая, но, надеюсь, им и в голову не придет сунуться сюда. Тыловики на передовой искать ее не будут. Здесь часто стреляют. Старшине передай приказ – пусть для ребят поставит здесь две палатки. На все это дело я вам с ним даю три дня.

Смотрю я на наших ребят и удивляюсь. Рожи у всех у них грязные, цветом какие-то сизые. Как вас …….? Стыдно смотреть! Разведчики, гвардейцы!

На разборку и перенос бани старшина забрал всех. Крышу взяли четверо и положили на сани. Бревна со стен брали по паре и уходили в овраг. Пока первая партия шла через лес и через поле к оврагу, вторая увозила на санях основание и пол бани. В овраге кипела работа. Постукивая топорами, разведчики переговаривались между собой:

- гвардии капитан наш старый из госпиталя прибыл. Как только явился, сразу завертелась работа. Чувствуется твердая рука. Тыловички завтра с веником попариться припрутся – вот они себе зады почешут! Ногтями поскребут. Глядь, на проволоке бельишко висит, а баньки нету! У нашего старшины глаз, как у сыча, острый и наметанный. Вот только твердого руководства, считай, не было. Гвардии капитан приехал, всё завертелось.

- Слушай! А он старый совсем?

- Сам ты старый. Он молодой. Ему двадцать три года. А старым мы его называем потому что он давно на фронте. Вон как Сенько – старый разведчик, а сам молодой.

- У тыловиков там саперная рота бьет баклуши (пролежала бока). Пусть им новую баню построит. Один из тех, кто был давно во взводе разведки, рассказывал молодым:

- я представляю, что завтра утром будет, когда явится капитан и старшина. Утром, ребятки, старшина объявит ранний подъем и общее построение. Я это точно знаю. Рязанцев что-то старшине намедни говорил. Так что, приготовьтесь, ребятки, место в строю занять без опоздания. И пошевеливайся, братва, гвардии капитан явится на зарядку.

- На какую зарядку? На улице тридцать. Что ты еще мелешь?

- Да, да! Попомни мои слова! Я тоже когда-то сомневался. Завтра сутра новая жизнь начнется, которой вы и не пробовали, соколики и птенчики мои. Про посты и про охрану забудьте. Посидели, как пешки, в снегу, развели вшей и блох, а теперь будя! Теперь за язычками будем ходить, самой смерти костлявой в пасть будем глядеть. Сначала с вас капитан для порядку десять потов сгонит. Не тридцать градусов холода, а сорок будут африканской жарой. На собственной шкуре, родимые, почуете. Сутра подъем, зарядка до седьмого пота, растирание снежком, потом усиленный завтрак, каша с наваром и мясцом. Апосля парная баня и по сто пятьдесят каждому после бани. Сам лично старшина поднесет. Капитан приказал старшине на обед щи со свининой сварить так, чтоб с наваром, из квашеной капусты, со шкварками, как положено. Пальчики оближешь! Старшина вдребезги разобьется, а у интендантов и сала, и квашеной капусты на ручные часы наменяет. У него для такого случая запас всегда есть. Учитесь, чеграши! Вы теперь в разведке, а не во взводе охраны. В полковой разведке свои законы и порядки. Говорили, даже еврея Ёсю-парикмахера старшина из тылов дивизии приволок. Сидит у него в палатке, своего часа дожидается. Стричь, брить, тройным одеколоном каждому в харю брызгать будет! За все это расплатится старшина. У него валюта – (карманные, ручные часы и всякие браслеты от убитых ребят оставлены. Он их пускает в расход, когда нужно для всех, когда от капитана строгий приказ есть). Я слышал, две палатки здесь в овраге для нас поставят. А там землянки с нарами будем рыть. Недельки через две за языком начнем ходить. Не унывай, ребятки! Привыкли вы к грязной и свинской жизни. Теперь светлая жизнь наступает. Как женихи будете ходить. Капитан ваш вам все мозги поставит на место. А то вы совсем зажирели и завшивели. Противно смотреть!

Старшина, вероятно, сам пустил слух, чтобы солдаты заранее мозги свои на дело настроили. В разведке нужно было сразу всё поломать и проститься со старым. В разведке нельзя жить и тянуть прошлое. Боевая работа разведчика опасная и тяжелая. Игру с немцами приходится вести на грани смерти, без риска и фортуны разведчику никак нельзя. Каждый человек должен обладать непоколебимой волей, присутствие духа и в самых безвыходных ситуациях иметь нужный настрой.

Малейшее сомнение (в душе) или неверие (в своего командира) может привести к неудаче, и жизнь оборвется из-за пустяка. Здесь риск и ум, и сметливость, и хитрость, и все это держится на воле человека и на чуть-чуть. Бывали дела и случаи, когда свою ошибку и не заметишь.

Утром в назначенный час старшина подал команду на подъем и общее построение. Для новичков это было новостью и вопросом. На фронте, и, пожалуйста – подъем, зарядка и построение. Никогда этого еще не было. Но в строй бежали все, и старые, и молодые. Опытные сержанты, не раз ходившие за языком, бежали впереди.

Молодые сразу поняли, что в разведке что-то произошло. Старшина, сдвинув брови, ревел нынче сутра как бык. Он велел подравнять мыски и раскатистым басом подал команду «Смирно!». Подошел к лейтенанту Рязанцеву и доложил, козырнув. Рязанцев выступил вперед и подал команду «Вольно!». Он приказал всем стоящим в строю снять шинели, стеганки и гимнастерки, раздеться до голого пояса. У разведчиков глаза полезли на лоб. Старшина выставил вперед нижнюю челюсть, выкатил глаза, поправил … и в одно мгновение оказался без нательной рубахи. Волосатая его грудь мерно вздымалась.

Среди молодых и худеньких ребят, стоящих в строю, промелькнуло сомнение. Но видя, что старшина сапогом, словно бык копытом, роет землю и поддевает снег, и что сержанты и старики без лишних раздумий обнажились до пояса, они тоже стали кидать свои шинели и белье на снег, в ноги. Старшина выпятил грудь и, глубоко дыша, стал пускать ноздрями струи белого пара.

Старички знали, что хочет капитан. Они понимали, что нужно вдруг и сразу встряхнуться. Ой! Ой! Ой-ой-ой! – послышались возгласы новичков в строю. Старшина, как стадный бык, заревел на всю округу:

- Разведка, за мной! Никому не отставать! И, разбрызгивая снег огромными … сапожищами, набирая скорость, ринулся вперед.

Взвод сорвался с места и под общий свист, крики и улюлюканье полетел за старшиной. Связисты, тянувшие провод, остановились и смотрели, разинув рты. Теперь по полковым проводам поползет анекдот, как однажды поутру при морозе в двадцать градусов полковые разведчики делали в голом виде зарядку.

Старшина назад, в сосняк прибежал первым. Никто не смел его обогнать на ходу. Кто-то из новичков и попытался, но его одёрнули на ходу. Старшина должен быть впереди. Он отец родной. Старшина прибежал, потоптался, нагнулся, покрякивая, черпнул ладонями пушистый снег и стал натирать свою грудь. Растер шею снегом, руки и шею растер, Валеев подал ему полотенце. Валеев держал на руке стопку чистых портянок и весело улыбался, глядя на старшину. Солдаты тоже подбегали и растирались снегом, кидали друг в друга снежки. Потом подбегали к Валееву и хватали у него из рук чистые портянки.

- Ну вот, видать, дела наши тронулись – сказал я, подходя к старшине и к Рязанцеву.

- Теперь вам нужно только поддерживать порядок и бодрый дух у них. Рязанцев улыбался, а старшина посмотрел на меня как бы молчаливо спрашивая, может, по сто грамм всем налить? Я мотнул головой в знак согласия.

- Братия христианская! Бога угоднички! Соколики православные! По очереди подходи! Крещение на Руси! Причащаться будем! Капитан по сто пятьдесят разрешил. В овраге осталось два лагеря. Под обрывом в земле пустые норы и лазейки, а рядом палатки и рубленая баня, в которой можно жить и топить. Потом, как рассказывал солдат, был завтрак, баня, раздача белья, замена рваного обмундирования. Старшина для некоторых ребят достал даже новые валенки.

Ребята, усталые и довольные, сидели на бревнах, переговаривались негромко и курили табак.

- Вам, товарищ гвардии капитан, ординарец нужен – басовито начал разговор старшина.

- У тебя на примете, наверное, есть такой паренек.

- Есть, конечно, небольшого роста, телосложением не дюж, но в руках силу имеет, смышленый и шустрый. В захват-группу ребята его не берут. Маленького, говорят, росточка. А в пехоту обратно жалко отправлять. Через неделю убьют. Я знаю, вы приказали скомплектовать боевые группы! В деле он не был, его в деле не знают. Он может остаться не при деле. Взял бы я его, да у меня есть ездовой, и Семенов сидит у меня после ранения. Трёх, сами знаете, на одну повозку не положено.

- Ладно, приводи. Погляжу на твоего племянника.

- Что вы, товарищ гвардии капитан, он мне никто! Просто парнишку жалко. Да и во взводе он недавно, прибыл без вас с пополнением.

- Ты же его сватаешь, вот я и говорю – племянник. Он что, из новеньких?

- Да, но вы его видели.

- Где?

- Вы с ним на НП дежурили. Он, правда, не знает, что вы тот самый капитан.

- Ну и старшина! Всё-то он знает!

- Должность такая, товарищ гвардии капитан.

- Ладно, веди своего подопечного. Мы сидели в палатке, поставленной вплотную к обрыву. Рязанцев был доволен. Он объяснил мне, что в случае обстрела осколки дальше пойдут и в случае чего можно укрыться под мерзлый грунт. Он даже разведчикам объявил, при плотном обстреле все уходят, как он выразился, в укрытие, под землю.

- А что, это ты хорошо сообразил! – сказал я и похлопал его по плечу.

- Всё правильно, Федя! Людей нужно беречь. В откидной полог палатки кто-то ткнулся, и в палатку вошел старшина. За ним показался мой ночной знакомый.

- Заходи! – сказал я, когда он из прохода меня увидел.

- Ну, что замялся? – промычал старшина

- Товарищ гвардии капитан как отец родной, хочет тебя от смерти спасти. Если пойдешь в пехоту, жизни тебе там неделя. Гвардии капитан согласен взять тебя к себе ординарцем. Ну, чего молчишь? - … старшина.

- Как тебя зовут? – спросил я.

- Сергей.

- Фамилия?

- Курдюмов.

- Ну что ж, садись, Сергей, закуривай, будь как дома. Я посмотрел на Рязанцева, который лежал на боку, подмигнул ему и добавил:

- Мы с ним старые знакомые. Он мне на НП сказал: может, еще встретимся, капитан! Вот мы и встретились. Я, оказывается, не просто штабной а тот самый разведчик, про которого ты мне тогда говорил. Старшина толкует, чтобы я тебя взял к себе в ординарцы. Послать тебя в группу Сенько я не могу. Все группы подбирают сами ребята. Такой у нас порядок. Мне ординарец нужен. Если согласен – оставлю тебя при себе.

- Ну, чего молчишь? – ткнул его кулаком старшина.

- Я тоже не против. Видать, договорились.

- Какие обязанности будут у тебя – просветись у старшины. Он знает все тонкости этого дела. Ну, а всё другое будешь сам на ходу соображать. Завтра вступишь в новую должность. Старшина приведет твой внешний вид в порядок. Сергей Курдюмов с этого дня стал моим постоянным спутником. Ординарец в разведке – это не денщик у командира полка. Ординарец – это тот же разведчик, сообразительный и решительный, правая рука офицера, важное лицо во взводе, только в солдатском звании. Ему не нужно чистить сапоги своего начальника, в разведке это не принято. Мы ходили в нечищеных сапогах. Я его воспитанием не занимаюсь, но старшина ему иногда выговаривает. Старшина, как тот церковный дьяк – пожурит, погладит по волосам шершавой рукой: а, племянничек пришел! Крестный отец сегодня баньку топит. Велел за тобой послать. Сегодня офицеры и наша компания будут париться.

- А ты что, не мог с ребятами капитану передать?

- Никак нельзя! Понимать надо! Чего не положено, ребятам не надо знать. Чтобы лишних разговоров не было. Для них баня будет потом, когда в снабжении белье получим.

- Ты, Валеев, вечно что-то темнишь. Что тут особенного? На всех сразу белье не дают. Ладно, иди к старшине, он велел тебя к нему послать. Так прошел еще один день зимы.

 

Подготовка к ночному поиску Январь 1944

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Первый выход на передовую. Обрыв перед Бондарями. Подготовка к ночному поиску. Наступление. Взятие траншеи левее обрыва и выход к Бондарям.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

3 января 1944 года.

Первый выход на передовую

На следующий день мы с Рязанцевым отправились на передовую. Пройдя мимо полкового НП, где я провел первую ночь, мы свернули вправо и пошли (побежали) по узкой тропе к неширокой полосе леса, расположенной у края обрыва. Там, не доходя (нескольких) десятка метров, проходила передняя линия обороны стрелковой роты.

Не успели мы сделать и десятка шагов, как по тропе с нарастающим (визгом) гулом ударили немецкие снаряды. Ложиться в снег и ждать пока прекратится обстрел (огонь) было бесполезно. Так можно пролежать и дождаться снаряда (на открытом месте целый день). А куда деваться? Свернуть в сторону и бежать по глубокому снегу (долго не пробежишь). Заранее никогда не знаешь где ударит снаряд. Под разрыв снаряда можешь угодить в любом месте. Одно спасение, не сбегая с тропы прибавить шагу (и рывком) добраться до ротной траншеи (Мысли работают мгновенно). Повел глазом вправо и влево, оценил где ложатся разрывы снарядов и решение готово. Хватая ртом воздух, мы добежали до ротной траншеи и скатились на дно. Думали, что на дне траншеи в укрытии будет тише. А тут еще хуже. (Немец бил вдоль всей траншеи). Комья мерзлой земли летели повсюду. Снег и осколки брызгали кругом.

Солдат стрелков в траншее не было. Солдаты народ проворный (смышленый), вырыли под мерзлым грунтом в передней стенке норы и залезли туда (каждый для себя лазейку и спрятались туда. Как хочешь её назови, нора, подбрустверное укрытие Копали солдаты для каждый для себя) траншее. Куда ни ткнись, все норы заняты. В глубине их солдатские (спины и) ноги торчат. Траншея стала широкая. Двое, не прижимаясь к стенкам, могут свободно пройти. Скаты траншеи во многих местах обрушены. Куда тут деваться, когда немец бьет беспрерывно. Разрывы следуют то сзади, то спереди. (Вдоль траншей летит) мерзлая земля. Каждый десятый (разрывов с недолетом и перелетом один, два) снаряд залетает в траншею. Вот он вскинулся там. Попробуй (сунься туда) теперь угадай где ударит следующий.

- Ну Федь! И завел ты меня! Может где в другом месте потише?

- Тут везде одинаков.

- Давай … по траншее (куда-нибудь в кpaй) - Пойдем левый край, там траншея подходит ближе к обрыву.

Мы делаем перебежку до самого конца траншеи влево. Тут действительно тихо. Дальше за деревьями находится прогалок, за прогалком на опушке леса немцы сидят.

- У них там что, траншея, окопы или дзоты?

- Что там не знаю, а из пулеметов все время бьет. Видно боятся? (Чего-то немцы боятся?-А чего им бояться? У нас в ротах по пятнадцать) двадцать человек. - Ну знаешь! Они этого не знают и могут думать всякое, другое. (Может боятся что мы здесь готовим неожиданный удар)

Мы сидим в самом конце траншеи. Немцы пускают изредка снаряды. Я прикрываю локтем лицо и глаза. (Немцы и сюда изредка пускают один, два снаряда. При каждом близком взрыве, я прикрываю локтем лицо и глаза) 2. Потом, когда они переносят огонь (куда то) в сторону, я ложусь грудью на бруствер, подымаю бинокль и смотрю на немецкие позиции (слева).

Перед бруствером траншеи лежит не широкая полоса снежного поля. Мы выползаем с Рязанцевым на нее. Нам нужно заглянуть (взглянуть) вниз с обрыва и посмотреть что представляет собой передний (крутой) скат. Можно ли здесь спуститься ночью в открытое поле, лежащее внизу (под обрывом), там расположены немецкие блиндажи и стрелковые ячейки (передний край). Снежное поле представляет собой низину (где из-под земли сочится вода. Потому что). Немецкие землянки врыты только наполовину, накаты и стенки землянок (на метр) торчат над поверхностью земли. Снежное поле тянется дальше и несколько повышается в конце.

На фоне темной опушки леса виден разбитый сарай и две, три обгоревшие голые трубы, печи и это деревня Бондари. Слева в стороне от Бондарей проходит (находится) большак, он лежит под снегом, и с обрыва его не видно. Но на карте он есть. Я еще раз (вытянув шею) заглядываю вниз (под обрыв). Кое-где из-под снега торчат изогнутые корни деревьев. В это время по краю обрыва ударили немецкие снаряды. Разрывы ложатся близко от нас. Мы тыкаем головы в снег (лежим на краю обрыва, уткнувши головы в снег. И от каждого нового удара дергаемся и прижимаемся к земле) Когда вот так попадаешь род обстрел, то каждый раз говоришь сам себе.

- Ну все! Еще один снаряд, и от тебя останется мокрое место.

А удары снова и снова сыпятся у самых ног, Ну все! Вот теперь:конец! Но гул подлетающих снарядов внезапно утихает, тело расслабляется, вроде можно и передохнуть. Кажется жив? - спрашиваешь сам себя. На этот раз пронесло! - решаю я и пытаюсь сообразить, что делать дальше.

- Хватит лежать! Пошли капитан! - торопит меня Рязанцев. - А то не успеем! Накроет опять!

- Куда не успеем? Под снаряды попасть? Они могут накрыть нас и здесь и там в траншее, и по дороге в овраг.

- Пока в стрельбе перерыв, успеем проскочить! - настаивал он.

Первый выход на передовую, мы совершили втроем. С нами был ординарец Серега Курдюмов. (Я отдал Сереге бинокль … развязать мешок, сует туда бинокль и затягивает шнурок). Мы с Рязанцевым одеты в полушубки. Поверх них чистые маскхалаты. У Сергея под маскхалатом надета солдатская шинель и ватная стеганка. Маскхалат представлял собой белую ситцевую рубаху со шнурком внизу и такие же белые на шнурке и широкие до пят шаровары. Сергея на плече висит автомат, обмотанный чистыми бинтами, и на спине под рубахой вещмешок (как у горбатого горб. Мы с Рязанцевым перед выходом на передовую автоматов с собой не брали, у нас на ремне под маскхалатом пистолеты. Мы полежали еще немного. Потом встали и не торопясь пошли назад).

- Ну ладно, пошли! – медленно поднимаемся на ноги, идем обратно по тропе.

(Когда попадаешь под хороший обстрел, одиночные снаряды вдоль тропы не страшны. Они действуют на нервы но от них не дрыгаешся, даже от близкого и хлесткого удара. На тропе каждый божий день убивало и ранило снующих туда и сюда солдат. Мы идем по тропе, завязав шапки ушанки вверх). Нужно все время прислушиваться и следить за гулом снарядов (за разрывами, чтобы не попасть под беглый обстрел на тропе). Одиночные разрывы (они), как правило, вскидываются далеко друг от друга. По гулу летящих снарядов на ходу определяешь куда они упадут (какие летят). Бьют дальнобойные (или батареи стоящие вблизи от передовой. Дальнобойные шире разбрасывают по сторонам свои снаряды). Мы возвращаемся (к себе) в овраг. Здесь стоит наша палатка. Здесь тоже иногда рвутся снаряды, но они ложатся вразброд. Вдарит один где-нибудь по краю оврага, палатка от удара вздрогнет, рванется под напором ударной волны, завизжат осколки, а нам ничего. Мы во время обстрела лежим в глубине, на боку. Дно палатки заглубили на метр в землю. Если снаряд разорвется рядом, осколки порвут палатку и пойдут над нами поверху, не задев никого. Это не раз проверено. У нас нет накатов над головой. Но снаряд может попасть (попадет в яму) и в углубление, где мы лежим (на хвойной подстилке, то он разорвет нас на куски. Палатка стоит в овраге третий день. Немец бьет по оврагу ежедневно. Но ни одной дыры в палатке нет.)

- Ну что скажешь Федя? Где будем брать языка?

- Оборона полка висит над обрывом. Другого места для поиска нет.

В это время из штаба полка прибежал связной. Меня вызывают туда по срочному делу. Начальник штаба, увидев меня сказал, не здороваясь:

- Командир полка интересуется. Когда ты с разведчиками пойдешь на передовую в роты.

- Когда?

- Вот именно, когда?

- Я сейчас только что от туда! А, что он собственно хочет от меня? Зачем я с разведчиками туда должен идти (ходить)? Что они должны делать в (стрелковой) роте?

- Как что?

- Вот именно, что? Сидеть под огнем и солдат сторожить? Мы с Рязанцевым были сегодня в траншее. Бьет, головы не поднимешь. Никак не пойму, что хочет от меня командир полка?

- Он сказал что офицеры штаба должны бывать в стрелковых ротах.

- И что же я там должен делать? (Дежурить там?) Мы с Рязанцевым были там.

- Не дежурить, а бывать ежедневно.

– Из офицеров штаба полка в ротах бываю (только) я. Если он хочет, чтобы я там сидел - пишите приказ. Только делами разведки я не буду заниматься (в это время. Этот пункт в приказе по полку должен быть отражен).

- Ладно! Иди к себе! Я с командиром полка сам поговорю.

Я смотрю на карту и вспоминаю свой первый выход. На переднем крае перед нашей траншеей находится не широкая полоса старых хвойных деревьев. Она (оставлена людьми) … по самому краю крутого обрыва. За обрывом внизу лежит снежное поле, там немецкие землянки, пулеметные гнезда и рубленные блиндажи. Полоса деревьев загораживает нам обзор обороны противника. Здесь растут высокие мощные ели. Они своими корнями удерживают край обрыва (от разрушения. Выруби деревья, корни сгниют и крутой обрыв сползет на паханое поле). Под обрывом проходит речушка. Зимой ее не видно, она засыпана снегом. (здесь вероятно находится заливной луг. Люди сберегли от вырубки эту зеленую гряду старых деревьев. Она, наверное, и сейчас удерживает гряду от сползания вниз.)

В Белоруссии (вообще) не много (просторных полей и) пахотной земля. Местность повсюду (сильно) пересеченная. Там отдельная роща, здесь кусты и высота, дальше овраг, снова бугор, ручей и болото. Выбьют наши немца с одного бугра, он перешел (перебежит) через болото и закрепился на другом (опять на) бугре. Так и воюем с бугра на бугор. Немцы везде на буграх, а мы снова (опять) торчим в низине. Часть деревьев по краю обрыва наши солдаты успели свалить. Некоторые деревья пострадали от фугасных снарядов и тоже завалились. Но обрубить сучья солдаты не успели.

Как только деревья стали валиться, немцы открыли бешеный огонь. Котлованы для землянок были отрыты, а накаты не были возведены. Вот и нарыли себе солдаты норы и лазы. Копать траншею среди завала и корней деревьев трудно. Сидеть в открытых окопах вблизи стволов деревьев во время обстрелов тоже опасно. Ударит снаряд (по сучьям или в ствол дерева) по стволу и все осколки веером разлетаются вниз. Вот почему наша передняя траншея (была отрыта на открытом месте) проходит на некотором расстоянии от полосы деревьев.

Не успели славяне при подходе к рубежу закопаться в землю, как немец обрушил на них всю мощь своих батарей. Он бил, не считая (и не жалея) снарядов. Края вертикальных стенок траншеи быстро сползли. Траншея теперь походила на широкую канаву. (на каждую роту из двадцати солдат были отрыты землянки. Перекрытия над ними не то по лени, не то из-за обстрелов/отсутствия леса поставили из жердей. При прямом попадании жерди не спасли бы людей. Весь расчет был на то, что русский солдат проявит смекалку.

Солдаты быстро сообразили как и куда нужно прятаться во время обстрелов, вот они себе и отрыли норы под мерзлым грунтом) Метр промерзшей, звенящей как цемент, земли выдерживал над головой любой силы удары. (Зайдешь в траншею, а из-под земли в передней стене темнеют разного вида лазы и норы. Как гнезда ласточек в обрыве у реки. Солдат уткнется туда и из-под земли видны поджатые ноги и согнутые спины)

Бывали случаи, остановится кто в траншее, глянет вперед, назад, вроде нет никого. Расставит ноги, расстегнет ширинку, а из-под земли тут же сыпятся ругательства. - Ты что, совсем ошалел? Куда льешь (стерва)? Не видишь человеку в лицо брызги летят. Внизу щелкает затвор и обидчик шарахается в сторону.

Дай бог пронесет! - думает дежурный телефонист, когда немец особенно усердно принимается обрабатывать наш передний край.

Телефонист и молодой лейтенант командир стрелковой роты во время обстрелов находятся в землянке В землянке перекрытие жидкое, в один слой жердочек и земли. Можно было очистить от сучьев поваленные деревья, распилить на бревна и накатать их (поверх землянок). Но в завалы никто лезть не хочет. (Каждый из солдат имеет свое подземное укрытие.

На лошаденке впряженной в сани - бревна. Таскать из тыла сырые бревна никто не хотел. Так и остались телефонист и лейтенант сидеть в землянке под слоем тонких жердочек.)

Снаряды на передовой носились по разному (поводу) в разное время и разного Калибра. Видать нервы у немцев шалили, боялись что мы вот-вот перейдем в наступление. И они с перепуга открывали бешеный огонь (по нашим позициям из немецких тылов начинала бить дальнобойная артиллерия). 5. (немцы били остервенело и по несколько часов подряд). Чего-то они страшно боялись.

Вон наши! Не то чтоб из пушек, из винтовок никогда не стреляли. Немцы кончают бить и кругом наступает мертвая тишина. Вроде все убиты. А поди сунься! Немцы знали что мы будем сидеть и молчать. Вот этого самого молчания они и боялись.

Помню осень сорок первого. Немцы тогда были (cовeршенно) другие. Вели себя солидно, с достоинством, так сказать. Не то что эти вшивые. И ни какой такой пальбы с перепугу и трескотни (вот так как сейчас) попусту у них (тогда) не было. В субботний день с обеда они прекращали (вообще) воевать. Играли в футбол, запускали фокстроты, танго на полную громкость, чтобы и нам было слыхать. В воскресение весь день отдыхали, мылись, брились, чесались, письма нахауэе писали. А утром в понедельник, поковыряв в зубах, (после сытной) ноль в ноль пускали на нас авиацию и били по нашим, позициям из артиллерии. Немецкая пехота ждала своего часа пока в нашей обороне не будет сделан прорыв. И тогда их инфантерия залезала в машины и следовала по дороге за танками.

А что делается сейчас? На что похожи стали доблестные солдаты фюрера (в сорок четвертом году)? Никакого тебе танго и приятной легкой музыки. Ни суббот, ни воскресений, сплошная стрельба с рассвета до темна. Одно громыхание и дрожание за собственную шкуру. Малейшее движение у нас (с нашей стороны) и тут же несколько залпов на всякий (пожарный) случай с ихней стороны.

Три дня ушло на приведение разведчиков в воинский вид и хозяйства в порядок. Теперь нам еще раз предстояло подобраться к обрыву и заглянуть за его край. Нам нужно знать что делается там внизу. Нам вероятно придется спуститься с обрыва и провести ночной поиск с целью захвата языка.

НП командира полка, где я дежурил первую ночь, располагалось на полпути к переднему краю. Из него немцев не было видно. Из него можно было только передать, (если не перебита связь) что немцы по кустам обходят нашу пехоту и что наша пехота вот-вот драпанет (из передней траншеи). Такие случаи на фронте нередко бывали. Нам для ведения разведки нужен был хороший обзор. Разведчики не боятся, что немцы зайдут (по кустам) им в тыл. Одиночная подготовка разведчика была выше любого солдата пехотинца, не говоря о немцах. Если немцы (по ровному полю) зайдут нам в тыл, то им от туда живыми не выбраться. Окопаться в мерзлой земле они быстро не сумеют, полежат на снегу, постреляют, обморозят коленки, руки и уши, и уберутся к себе назад. (Наши сидят в окопах в земле, а немцы будут лежать поверх земли на снегу. В этом наше преимущество. Из узкой щели солдата быстро не выкуришь. А окопы, даже с применением взрывчатки за сутки не откопать. Метровую толщину мерзлой земли даже взрывчаткой не просто взять. Так что немцы могут только порхать по поверхности земли. И полежать в снегу часа два от силы.)

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: