 |
Знак Единорога 8 страница
|
|
|
|
— Хорошо.
Ганелон подхватил на ходу бутылку бренди — правильная мысль — и мы направились по тропинке за дом. Наконец он грузно плюхнулся на старую каменную скамью у ствола большого дуба. Потом наполнил наши бокалы и пригубил первым.
— О! И в напитках твой брат знает толк!
Я сел рядом с ним и набил трубку.
— Когда я принес извинения и назвался, мы немного поговорили, — сказал он. — Едва она поняла, что я приехал с тобой, сразу же захотела узнать все об Амбере и Тени, и о тебе, и о других членах семьи.
— Ты ей рассказал что-нибудь?
Я раскурил трубку.
— Не мог, даже если бы захотел, — пожал плечами Ганелон. — Мне нечего было ответить.
— Молодец.
— Но меня это заставило задуматься. Похоже, Бенедикт не говорит ей о многом, и я понимаю почему. Я поостерегся бы много разговаривать в ее обществе, Корвин. Уж слишком она любопытна.
Пыхнув трубкой, я кивнул.
— Тому есть причина, и очень веская. Впрочем, мне приятно знать, что ты не теряешь головы, когда пьешь. Спасибо, что рассказал.
Он пожал плечами и приложился к бутылке.
— Хорошая трепка отрезвляет. К тому же твое благо — мое благо.
— Верно. Нравится тебе этот вариант Авалона?
— Вариант?! Это же и есть мой Авалон! Другое поколение, но страна совсем не изменилась. Сегодня я забрел на Терновое поле — там когда-то я победил Джека Хейли и обратил себе на службу всю его банду.
— Терновое поле… — произнес я, припоминая.
— Да, это мой Авалон, — продолжал он, — и я вернусь сюда доживать свои дни, если мы не падем перед Амбером.
— И ты все еще хочешь идти со мной?
— Всю свою жизнь я мечтал попасть в Амбер… Ну, с тех пор, как услышал о нем впервые от тебя, в гораздо более счастливые времена.
|
|
|
— Я и в самом деле не помню, что говорил тогда. Должно быть, получился недурной рассказец.
— В ту ночь мы были потрясающе пьяны, и ты говорил недолго, порой с надрывом, — о могучей горе Колвир, о зеленых и золотых шпилях на башнях, о гульбищах, навесах, террасах, цветах, фонтанах… Этот разговор мне казался коротким, но длился он целую ночь… Когда мы доковыляли к постелям, занялся рассвет. Боже! Я, кажется, мог бы по памяти нарисовать карту! Перед смертью я должен увидеть Амбер.
— Той ночи я не помню, — медленно проговорил я. — Должно быть, я тогда и в самом деле изрядно набрался.
Ганелон усмехнулся.
— Бывали у нас когда-то веселые денечки, — сказал он. — И нас обоих еще здесь не позабыли. Только мы для них — давнее прошлое, и все эти их россказни о нас так перевраны!.. К чертям! Разве хоть кого-то в этом мире обошли небылицы? — Я молча курил и думал. — И все это заставляет меня задать пару вопросов, — добавил он.
— Выкладывай.
— Твое нападение на Амбер вконец рассорит тебя с Бенедиктом?
— Я и сам хотел бы знать это. Наверно, да, по крайней мере этого стоит ожидать. А потому все должно закончиться прежде, чем он успеет отсюда добраться до Амбера по сигналу тревоги. То бишь добраться с подкреплениями, сам-то он может попасть в Амбер мгновенно, если кто-нибудь оттуда поможет. Но толку от этого будет мало. Нет, он не станет разрывать Амбер на части, он будет с тем, кто сохранит в целостности всю страну — в этом я уверен. Если я свалю Эрика, Бенедикт захочет, чтобы борьба немедленно прекратилась, и примирится с тем, что трон достался мне. Просто чтобы положить конец усобице. Но поначалу мои действия он не одобрит.
— Вот и я о том же. А из-за всего происходящего между вами не прольется кровь?
— Едва ли, это просто политика. Мы с ним знаем друг друга целую жизнь и всегда лучше ладили между собой, чем с Эриком.
— Понятно. Раз мы сейчас вместе и Авалон теперь в руках Бенедикта, я подумал: а как он отнесется к моему возвращению сюда когда-нибудь потом?.. Не возненавидит ли меня за помощь тебе?
|
|
|
— В этом я очень сомневаюсь. Он раньше не был мелочным.
— Тогда сделаем еще шаг. Господу ведомо, что я опытный воин, и если мы сумеем захватить Амбер, это будет неплохим доказательством. Раз теперь он безрукий, как ты думаешь, не захочет ли Бенедикт взять меня командиром своего ополчения? Местность я знаю прекрасно. Могу отвести его на Терновое поле и описать подробности битвы. Клянусь пеклом! Я могу недурно послужить ему, не хуже, чем тебе. — И он расхохотался. — Прости. Лучше, чем тебе.
Я усмехнулся и приложился к бокалу.
— Сложновато будет, — сказал я. — Конечно, идея неплохая. Впрочем, едва ли он тебе доверится. Такая комбинация слишком уж пахнет моими кознями.
— Проклятая политика! Но я же не суюсь в нее! Мое дело — солдатское, и я люблю Авалон!
— Верю. Только зачем ты ему?
— Однорукому правителю не обойтись без хорошего полководца. Он мог бы…
Я было рассмеялся, но быстро умолк, памятуя, что смех разносится далеко, да и чувства Ганелона следовало щадить.
— Очень жаль, — сказал я. — Извини меня, пожалуйста. Ты не понимаешь. Ты просто не понимаешь, с кем ты говорил вчера в палатке. Быть может, он показался тебе обычным человеком… и калекой к тому же. Это не так. Я боюсь Бенедикта. Он иной, не такой, как прочие, и в реальности, и в Тени. Он — Оружейник Амбера. Ты можешь мыслить в масштабах эпох? Представь себе тысячу лет, а лучше несколько тысяч лет. Можешь ли ты представить себе человека, который все это время, почти каждый день проводит хотя бы несколько часов с оружием… или за тактикой и стратегией? Ты встретил его в крошечном королевстве во главе малюсенького ополчения, где садик на заднем дворе хорошо ухожен — не обманывайся. Все, что вообще есть в военной науке, умещается в его голове. Он часто странствовал из Тени в Тень, чтобы просмотреть все варианты какой-нибудь битвы в слегка изменившихся обстоятельствах, проверяя свои теории. Ему приходилось командовать такими армиями, которые шли бы мимо тебя днями, и конца колоннам не было бы видно. Увечье доставляет ему неудобство, но даже теперь я бы не хотел встретиться с Бенедиктом в поединке — с оружием или врукопашную. К счастью, он не рвется к трону, иначе уже сейчас занимал бы его. И если бы он хоть слово сказал, я бы первым отказался от своих претензий и присягнул ему. Я боюсь Бенедикта.
|
|
|
Ганелон долго молчал, а я еще раз приложился к выпивке — в глотке пересохло.
— Этого я, конечно, не представлял, — произнес он, помедлив. — И теперь буду счастлив, если он просто позволит мне вернуться в Авалон.
— Ну, на это он согласится. Я знаю.
— Дара сказала, что получила от него сегодня известие. Он решил сократить свое пребывание в поле. И вернется скорее всего завтра.
— Проклятие! — сказал я, вставая. — Значит, надо торопиться. Надеюсь, Дойль приготовил состав. На рассвете следует отправиться к нему и все забрать. Я хочу быть подальше отсюда, когда Бенедикт вернется.
— Значит, красотулечки уже у тебя?
— Да.
— Не покажешь?
Я отвязал мешочек от пояса и передал ему. Ганелон открыл его, высыпал несколько камней на левую ладонь и повертел их пальцами правой.
— Не слишком-то броски, — заключил он. — Конечно, в темноте судить трудно. Подожди-ка! Блестит! Нет…
— Это необработанные камни. На твоей ладони поблескивает целое состояние.
— Удивительно, — промолвил он, стряхивая их обратно в мешочек и завязывая его. — Для тебя это оказалось так просто.
— Ну, не так уж и просто.
— И все-таки иметь возможность так быстро собрать состояние — не к добру.
Он передал мешочек мне.
— Я пригляжу, чтобы у тебя оказалось состояние, когда наши труды завершатся, — заверил я. — Так сказать, компенсация, если Бенедикт не предложит должности.
— Теперь я знаю, кто он, и более прежнего стремлюсь когда-нибудь ему послужить.
— Посмотрим. Может, и удастся.
— Спасибо, Корвин. Как будем отбывать?
— Сейчас я хочу, чтобы ты отдохнул: вставать придется рано. Звезде и твоему Огнедышащему предстоит везти груз, хотя это и унизит их достоинство. Думаю занять у Бенедикта фургон и на нем отправиться в город. Мне придется подпустить тумана в обстоятельства нашего отъезда. Едем прямо к ювелиру Дойлю, получаем товар, грузим и сразу же исчезаем в Тени. Чем скорее все проделаем, тем труднее будет Бенедикту нас догнать. Нужно иметь в запасе хотя бы половину дня, тогда все в порядке.
|
|
|
— А зачем ему так поспешно пускаться в погоню?
— Он не верит мне ни на грош, в чем совершенно прав. Бенедикт просто выжидает, пока я сделаю ход. Он знает, что я ищу здесь нечто, но не знает, что именно, и хочет выяснить, чтобы отвести еще одну угрозу от Амбера. И когда он убедится, что мы смылись, то поймет, что я нашел нужное, и явится посмотреть.
Ганелон зевнул, потянулся, потом допил вино.
— Да, — согласился он. — Сейчас лучше отдохнуть, чтобы хватило сил торопиться. Теперь, узнав побольше о Бенедикте, я не так удивлен, как обескуражен, и хочу еще кое-что тебе рассказать.
— Что же?
Он тихонечко поднялся, осторожно указал бокалом вдоль тропы.
— Если ты направишься в ту сторону, выйдешь за забор в конце этого сада и углубишься по ложбине в лес, а затем сделаешь сотни две шагов, то по левую руку окажется рощица: там на глубине фута три под сучьями и листьями укрыта свежая могила. Я обнаружил ее сегодня, когда гулял и остановился облегчиться…
— Откуда ты знаешь, что это могила?
Ганелон усмехнулся:
— Так обычно называют ямы, если в них зарыты человеческие останки. Она не слишком глубокая, я слегка поковырял палкой. Их четверо — трое мужчин и одна женщина.
— Убиты недавно?
— Несколько дней назад, не больше.
— И ты оставил все, как было?
— Я не дурак, Корвин.
— Извини. Ты меня озадачил: я ничего не понимаю.
— Видно, они навредили Бенедикту, и он рассчитался с ними.
— Может быть. Кто они? И как умерли?
— Да ничего особенного. Все средних лет, всем перерезали глотку… одному, правда, распороли живот.
— Странно. Хорошо, что мы скоро уезжаем. У нас хватит и собственных проблем, так что ввязываться в местные свары…
— Согласен. Ну что — по постелям?
— Иди первым, я еще не совсем готов.
— Воспользуйся лучше собственным советом и отдохни, — сказал он, поворачивая к дому. — Сидеть и размышлять бесполезно.
— Я не буду.
— Тогда спокойной ночи.
— До утра!
Я смотрел ему вслед. Он был прав, конечно, но я еще не был готов предаться сну. Я снова стал обдумывать свои планы, чтобы убедиться, что ничего не пропущено, допил остатки вина и поставил стакан на скамью. А потом поднялся и зашагал, время от времени выпуская облака табачного дыма. Откуда-то из-за спины прорывался лунный свет, до рассвета оставалось еще несколько часов… Я твердо решил провести остаток ночи вне дома и размышлял, куда же направиться.
Разумеется, по тропинке я быстро набрел на ту самую молодую рощу. Осмотревшись кругом, я понял, что яма и вправду свежая. Но я был не в настроении препарировать трупы при свете луны и положился на свидетельство Ганелона. Я и не понимал, зачем оказался здесь. Должно быть, из-за свойственных мне извращенных наклонностей. Впрочем, сегодня не было желания спать рядом с могилой.
|
|
|
Я отправился в северо-западную часть сада и нашел там себе место, которое не просматривалось прямо из дома. Вокруг была высокая живая изгородь, приятно пахла мягкая высокая трава. Я расстелил плащ, сел на него, стащив сапоги, устроил ноги в прохладе зелени и вздохнул.
Не следует особенно медлить, решил я. Тень — алмазы — ружья — Амбер. Таков мой путь. Год назад я гнил в своей камере и столько раз переходил грань между безумием и рассудком, что воспоминание об этом следовало вырвать с корнем. Теперь я снова здоров, силен, свободен, глаза опять видели. У меня есть план, и я вновь стал воплощенной угрозой, куда более опасной, чем прежде. Ибо теперь я не связывал своих шансов на успех с чужими планами: паду я или достигну цели, ответственность на мне одном.
Душа отдыхала, тело расслабилось на мягкой траве, алкоголь потихоньку растворялся в крови и наполнял сердце приятным огоньком. Я выбил трубку, убрал ее, растянулся, зевнул и был уже готов отдаться сну.
Тут поодаль что-то мелькнуло, я перевалился на живот и вгляделся. Долго ждать не пришлось.
Она вышла из тени куста, и лунный свет разом осветил ее лицо. Понимая это, она улыбнулась мне, постепенно замедлила шаг, наконец остановилась передо мною и спросила:
— Так, значит, скромные апартаменты не подходят сэру Корвину?
— Вовсе нет, — возразил я. — Просто сегодня прекрасная ночь, а во мне проснулся бродяга.
— Похоже, бродяга просыпался и в прошлую ночь, хотя было дождливо, — заметила Дара, присаживаясь рядом со мной на плащ. — Ты спал в доме или нет?
— Я бродяжил всю ночь, — ответил я, — и не спал вчера вовсе. Сказать по правде, я не спал с того самого дня, как мы познакомились.
— А где ты был?
— У моря, просеивал песок.
— Унылое занятие.
— Еще бы.
— А я много думала после нашей прогулки в Тени.
— Могу себе представить.
— И тоже не слишком много спала. Поэтому-то я услышала, что ты приехал, говорил с Ганелоном, а потом остался где-то снаружи, раз он вернулся один.
— Ты не ошиблась.
— Ты ведь понимаешь, я должна попасть в Амбер. И пройти Образ.
— Я знаю. Ты пройдешь.
— И скоро, Корвин. Скоро!
— Ты молода еще, Дара. У тебя впереди много времени.
— Проклятие! Я ждала всю свою жизнь… и даже ничего не знала об этом. А нет ли способа сделать это прямо сейчас?
— Нет.
— Но почему же? Ведь ты бы мог быстро провести меня к Амберу через Тени, а там я бы ступила на Образ.
— Если нас не убьют сразу же, возможно, нам отведут соседние камеры — или дыбы, — прежде чем казнить.
— Это почему? Ведь ты принц Амбера и можешь поступать, как тебе заблагорассудится!
Я расхохотался:
— Милая, я вне закона. Стоит мне вернуться в Амбер, и меня казнят — это если повезет… А если нет, сделают кое-что похуже. Если учесть, как я разыграл расклад в прошлый раз, меня скорее всего убьют быстро. И ту же любезность окажут всем моим спутникам.
— Оберон не сделал бы такого.
— Имея соответствующий повод, сделал бы, не сомневайся. Но это — вопрос гипотетический. Оберона больше нет, а на троне сидит мой братец Эрик и зовет себя владыкой Амбера.
— Когда это случилось?
— Несколько лет назад — по календарю Амбера.
— Зачем ему убивать тебя?
— Чтобы я не убил его, конечно.
— А ты бы убил?
— Да, и убью. Достаточно скоро к тому же.
Она приблизила ко мне лицо.
— Почему?
— Чтобы самому занять трон. Понимаешь, престол по праву принадлежит мне. Эрик — узурпатор. Я лишь недавно бежал из заточения после нескольких лет мучений. Он допустил ошибку — позволил себе роскошь оставить меня в живых, чтобы тешиться моими страданиями. Он и не помышлял, что я сумею освободиться и снова бросить ему вызов. Впрочем, я и сам не надеялся на это. И раз мне невероятно повезло и выпал еще один шанс, теперь я должен действовать безошибочно, не повторять чужих промахов.
— Но он же твой брат!
— Мало кто осведомлен об этом больше нас обоих, заверяю тебя.
— И как скоро ты собираешься осуществить свою цель?
— Я тебе уже сказал, если сумеешь добраться до Козырей, свяжись со мной через три месяца. Если не сумеешь, но все сложится удачно, я найду тебя сам, как только возьму власть. Ты должна иметь шанс пройти Образ еще до конца года.
— А если ты проиграешь?
— Тогда тебе придется подождать подольше, пока Эрик не утвердится на троне и Бенедикт не признает его королем. Ты же видишь, он не слишком-то этого хочет. Его давно не было в Амбере, и Эрик считает, что его уже нет и в живых. Если Бенедикт решит объявиться там, ему придется либо поддержать Эрика, либо наоборот. Если он выступит на его стороне, власть Эрика не будет вызывать ничьих сомнений, а Бенедикт не желает такой ответственности. Для себя он короны тоже не хочет. Поэтому сохранение спокойствия в стране достижимо лить тогда, когда он полностью устранится из расклада. Если он появится и откажется встать на ту или другую сторону, из расклада это его уберет, зато такой поступок будет означать неподчинение власти Эрика и может привести к смуте. А появись он с тобой, он тем самым вообще лишается выбора, потому что Эрик несомненно будет давить на него через тебя.
— Значит, если ты потерпишь поражение, я никогда не попаду в Амбер.
— Я просто описываю тебе ситуацию, какой ее вижу. Наверняка кое-что мне неизвестно. Меня ведь достаточно давно сбросили с рук.
— Ты должен победить! — сказала она. И вдруг выпалила: — А дед будет тебя поддерживать?
— Сомневаюсь. Но здесь все иначе. Я знаю и что он жив, и о тебе. И не стану просить его о помощи. С меня хватит, если он не станет мне противиться. И если я буду действовать быстро, эффективно, он не успеет выступить против меня. Ему не понравится, что я узнал о твоем существовании, однако когда Бенедикт поймет, что я не желаю тебе зла, он сразу успокоится.
— Но почему же ты сам не воспользуешься мной? Это было бы логично.
— Согласен. Просто я понял, что ты мне нравишься, — ответил я. — Так что этот вариант отпадает.
Дара рассмеялась;
— Я очаровала тебя!
Я улыбнулся в ответ:
— Деликатно, в собственном стиле — острием рапиры.
Внезапно она посуровела:
— Дед возвращается завтра. Твой человек, этот Ганелон, тебе рассказал?
— Да.
— И как это влияет на твои планы?
— Теперь я адски спешу и собираюсь исчезнуть до его возвращения.
— А как он поступит?
— Во-первых, рассердится на тебя за то, что ты оказалась здесь. А потом захочет узнать, как же ты тут очутилась и что говорила мне о себе.
— И что же мне отвечать ему?
— Просто правду… как ты вернулась. Это заставит его подумать. Что же касается тебя самой, ты своим женским чутьем поняла, что я не стою доверия, а потому и вела себя со мной так же, как и с Джулианом и Джерардом. Где я?.. Скажешь, что мы с Ганелоном одолжили фургон и отправились в город, пообещав вернуться поздно вечером.
— А что ты будешь делать на самом деле?
— Заеду ненадолго в город. Но возвращаться не стану. Я просто хочу отъехать подальше — Бенедикт в состоянии отыскать меня по следу в любой Тени.
— Я постараюсь задержать его, насколько возможно. А ты не собирался попрощаться со мной?
— Я хотел поговорить с тобой обо всем утром, но из-за своей непоседливости ты узнала все раньше.
— Хорошо, что я такая непоседа. А как ты собираешься захватить Амбер?
Я покачал головой:
— Увы, милая Дара, у всех принцев-изгоев есть свои маленькие секреты. Это моя тайна.
— Просто удивительно, что в Амбере царят такие заговоры и недоверие.
— Почему же? Подобные свары существуют повсюду, пусть в иных формах. И они окружают тебя всегда, ведь все формы берут свое начало в Амбере.
— Трудно понять…
— Когда-нибудь поймешь. Давай пока оставим эту тему.
— Тогда расскажи о другом. Раз я могу уже понемногу перемещаться в Тени, еще не пройдя через Образ, объясни мне поподробнее, как ты ходишь там сам. Я хочу лучше понять.
— Нет! — ответил я. — Не могу позволить тебе дурачиться в Тени, ходить там тебе не по силам. Это опасно даже для тех, кто уже проходил Образ. Пытаться лезть в Тени до этого — безрассудство. Один раз тебе повезло, не надейся на это снова. Я помогу тебе скорее тем, что ничего больше не скажу.
— Ладно! — ответила Дара. — Извини, я действительно могу подождать.
— Действительно можешь, — согласился я. — Без обид?
— Нет. Ну… — Она рассмеялась. — Понимаю: обижайся, не обижайся — ничего не изменить. Ты, конечно, знаешь, о чем говоришь. Я рада, что ты заботишься обо мне.
Я буркнул что-то в ответ, а она вдруг прикоснулась к моей щеке. Я снова обернулся. Ее лицо медленно приближалось к моему… Улыбка исчезла невесть куда, губы приоткрылись. С полуприкрытыми глазами она поцеловала меня, обхватив руками шею и плечи. Мои руки невольно оказались в том же самом положении вокруг нее. И удивление мое сменилось нежностью, лаской и дополнилось известным возбуждением…
Если Бенедикт узнает, у него будет серьезный повод рассвирепеть…
Глава 7
Фургон монотонно поскрипывал, солнце клонилось к западу, но еще припекало. Позади на ящиках храпел Ганелон, и я завидовал его шумному занятию. Он спал уже несколько часов, а я третий день проводил без отдыха.
Нас от города теперь отделяло миль пятнадцать, мы ехали на северо-восток. Дойль, увы, не успел вовремя выполнить весь заказ, но мы с Ганелоном живо убедили его закрыть лавку и поторопиться. А потому задержались на несколько часов. Тогда я был слишком заведен, чтобы спать, а сейчас вовсе не способен на это, ибо управлял фургоном, раздвигая Тени.
Усилием воли я отогнал усталость, отодвинул вечер, прикрылся от солнца облаками. Мы тряслись по глубоким колеям, выбитым в сухой глине. Она была какого-то уродливо-желтого цвета, под колесами раздавался хруст.
С обеих сторон торчала бурая трава, низкорослые изогнутые деревья покрывала толстая мохнатая кора. Вдоль дороги то и дело попадались выходы сланцевой глины.
Я хорошо заплатил Дойлю за его порошок, заодно купил и красивый браслет с условием доставить его леди Даре на следующий день. Алмазы были в мешочке на поясе, Грейсвандир под рукой. Звезда и Огнедышащий Дракон тянули размеренным шагом. Я двигался к своей цели.
Интересно, вернулся ли уже Бенедикт домой? И сколько времени он потеряет на ожидание? Опасность еще не миновала. Тени не были препятствием для него, а след за собой я оставлял отменный. Впрочем, выбирать не из чего. Без фургона я не мог обойтись, приходилось тащиться, к тому же на новую адову скачку сил у меня уже не было. Я осторожно и медленно раздвигал Тени, понимая, что устал и все ощущения мои притуплены. Оставалось надеяться лишь на то, что постепенно увеличивающееся расстояние когда-нибудь отгородит меня от Бенедикта надежной стеной, за которую он не сумеет проникнуть.
На следующих двух милях я вернулся снова к полудню, но погоду сохранял пасмурной — мне нужен был свет, не жара. Удалось даже отыскать легкий ветерок. Правда, запахло дождем, впрочем, риск был оправданным. Нельзя получить все сразу.
Я старался совладать с дремотой и растущим желанием разбудить Ганелона — это можно будет сделать потом. А пока, в начале пути, это опасно, нужно отъехать подальше.
Мне хотелось, чтобы стало светлее, чтобы улучшилась дорога, — я устал от этой проклятой желтой глины, да еще приходилось следить за облаками и не забывать, куда мы едем…
Я потер глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Мысли в голове начинали путаться, а мерное постукивание копыт и поскрипывание фургона просто усыпляли. Я уже не чувствовал ни тряски, ни качки. Руки едва удерживали поводья, задремав, я даже выронил их. К счастью, лошади, казалось, сами понимали, чего от них ждут.
Через некоторое время въехав на холм по пологому длинному откосу, мы возвратились в утро. К тому времени небо и вовсе нахмурилось; чтобы хоть как-то разогнать собравшиеся над головой тучи, пришлось отъехать еще на несколько миль и при этом еще не раз сместиться. Дождь мигом превратит дорогу в жижу. Я поморщился, оставил небо в покое и переключил внимание на землю под ногами.
Наконец мы подъехали к ветхому мосту через пересохший ручей. Дорога за ним стала поровнее и не такой желтой. По мере того как мы ехали, под копытами коней она становилась все темнее, тверже и глаже, зазеленела придорожная трава.
Тогда вот и начался дождь.
С ним я немного повоевал, не желая покидать ровную дорогу и траву. Голова моя болела, но ливень утих через четверть мили, и вновь проглянуло солнце.
Солнце… Ах да, солнце.
Мы громыхали дальше. Наконец дорога змеей скользнула меж деревьев с яркой листвой по какой-то впадине. Мы спустились в прохладную долину, по небольшому мостику перебрались через узкую полоску воды на дне пересохшего ручья. Поводья пришлось накрутить на кулак — время от времени я клевал носом. Собственные мысли приходили ко мне откуда-то издалека, я с трудом перебирал их.
В перелеске по правую руку от меня птицы робко начинали провозглашать день. Блестящие капли росы усеивали траву и листья. Воздух стал прохладным, косые лучи утреннего солнца пробивались меж деревьев.
Их пробуждение в этой Тени не могло одурачить мое тело, и я с облегчением услышал, что Ганелон пошевелился и ругнулся. Проспи он чуть подольше — пришлось бы его будить.
Хорошо. Я осторожно потянул за поводья, лошади поняли и остановились. Я поставил фургон на тормоз — мы были еще на подъеме — и нащупал бутыль с водой.
— Эй! — сказал Ганелон, увидев, что я пью. — Оставь и мне глоток.
Я передал ему бутыль.
— Теперь твоя очередь. Мне надо поспать.
Он тянул воду с полминуты, потом шумно выдохнул.
— Да, конечно, — ответил он, переваливаясь через край фургона, — только подожди малость. Природа требует свое.
Ганелон сошел с дороги, а я улегся на его ложе и, подложив под голову вместо подушки плащ, сладостно растянулся там.
Вскоре он сел на место кучера и рывком отпустил тормоз. А потом цокнул языком и легонько прихлопнул вожжами.
— Сейчас утро? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да.
— Боже, неужто я проспал целый день и всю ночь?
Я рассмеялся:
— Нет. Просто я сдвигал Тени — ты спал шесть или семь часов.
— Не понимаю, но тем не менее не спорю. А где мы сейчас?
— Просто едем по дороге. Следует отъехать как можно дальше.
— Бенедикт еще может нагнать нас?
— Думаю, да. Потому-то и нельзя сейчас дать лошадям отдохнуть.
— Согласен. Нужно опасаться чего-нибудь определенного?
— Нет.
— Когда тебя разбудить?
— Никогда.
Он замолчал…
Ожидая, пока сон подчинит себе сознание, я, конечно, думал о Даре. Я все время думал о ней.
Для меня все это оказалось совершенно неожиданным. Сперва я даже не воспринимал ее как женщину; лишь оказавшись в моих объятиях, она заставила посмотреть на нее иначе. А секундой позже и мой спинной мозг принялся за дело, ограничив свободу разума, как говорил мне когда-то Фрейд. Алкоголь тут ни при чем, я выпил тогда не слишком много, да он и не подействовал на меня. Почему же я хотел свалить ответственность на что-то еще? Просто чувствовал себя виноватым, вот и все. Родство наше слишком отдаленное, чтобы принимать его во внимание. Не то. И я вовсе не воспользовался ситуацией — она сама знала, зачем ищет меня. Просто обстоятельства заставили меня усомниться в себе самом, прямо в процессе, так сказать. Я хотел добиться большего, чем ее доверия и дружбы, когда мы говорили с ней в первый раз и я вел ее потом через Тени. Я хотел, чтобы часть ее привязанности, веры и любви с Бенедикта перешли на меня. Я хотел, чтобы она была на моей стороне, союзницей в лагере возможных врагов. Я надеялся, что сумею воспользоваться ею, если дела пойдут скверно и в этом окажется необходимость.
Все так. Но я не хотел признаваться себе, что все столь просто. Такое было, разумеется, и окрашивало мои действия в более чем неблагородные тона. С чего бы, интересно? В свое время я успел натворить достаточно куда как более пакостных вещей, и они меня не особенно беспокоили ни тогда, ни теперь. Я боролся с этим чувством, не желая признаться себе в том, но ответ был ясен: девушка мне была небезразлична. Только и всего.
Это не Лоррейн, с которой мы дружили как два усталых ветерана, познавших мировую скорбь. И не Мойра, пробудившая во мне краткий порыв чувств перед тем, как я второй раз ступил на Образ. Все было по-другому. Я и знал-то Дару слишком недолго, чтобы искать тут логику. За моими плечами столетия… но столетним старцем я себя не чувствовал. Наоборот. Я просто позабыл это чувство. Я не хотел влюбляться. Может быть, чуть попозже. А лучше — никогда. Она мне совершенно не пара. Это же еще ребенок. Все, чего она может захотеть, все, что может показаться ей новым и интригующим, я успел вкусить невесть когда. Нет, все неправильно. Не следует влюбляться в нее. Нельзя позволять себе…
Ганелон, фальшивя, напевал чуть слышно какую-то непристойную песенку. Фургон, покачиваясь и поскрипывая, повернул вверх по склону. Лучи солнца упали мне на лицо, и я прикрыл глаза ладонью. Тогда-то забвение ухватило и стиснуло меня.
Проснулся я уже после полудня в мрачноватом настроении. Долго пил, потом плеснул воды на руку и освежил глаза. Причесался — пальцами. И оглядел окрестности.
Вокруг была зелень. Небольшие купы деревьев перемежались с заросшими высокой травой лужайками. Мы ехали все по той же проселочной дороге — жесткой и гладкой. Небо было высоким, небольшие облака то и дело с поразительной регулярностью затмевали свет. Дул легкий ветерок.
— Ты вновь среди живых. Браво! — сказал Ганелон, когда я перелез через переднюю стенку и уселся рядом с ним. — Лошади начинают уставать, Корвин, да и мне хотелось бы вытянуть ноги. К тому же я очень проголодался. А ты?
— Тоже. Поворачивай налево, в тень, остановимся и передохнем.
— По-моему, следует проехать подальше.
— Есть какие-нибудь причины?
— Да. Хочу кое-что тебе показать.
— Вперед.
Так мы проскрипели еще полмили, там дорога поворачивала к северу. Поднялись на холм; за ним оказался другой, еще выше.
— Куда ты собираешься ехать? — спросил я.
— Вон на ту горку, — ответил Ганелон. — Возможно, с нее будет видно.
|
|
|
