 |
ГЛАВА X. МИФ О ДЬЯВОЛЕ 1 страница
|
|
|
|
ГЛАВА X. МИФ О ДЬЯВОЛЕ
“Отойди от меня, САТАНА! ” (Иисус Петру).
— “Матфей”, XVI, 23.
“И столько мелет всякой чепухи,
Что голова закружится. Послушай,
Вчера не меньше девяти часов
Перечислял мне имена чертей”. [543]
— Король Генрих IV, ч. I, акт III.
“La force terrible et juste qui tue eternellement les avortons a йtй nommйe par les Egyptiens Typhon, par les Hйbreux Samaёl; par les orientaux Satan; et par les Latins Lucifer. Le Lucifer de la Cabale n'est pas un ange maudit et foudroyй; c'est l'ange qui йclaire et qui rйgйnиre en tombant”.
— Йliphas Lйvi, “Dogme et Rituel de la Haute Magie”.
“Каким плохим бы ни был Дьявол, быть может зря его ругают,
Напраслину возводят ложно, и беспричинно обвиняют,
Тогда как человек, один в ответе не желая быть,
Свою вину он на него пытается свалить”.
— Дефо, 1726.
Несколько лет тому назад один выдающийся писатель и преследуемый каббалист подсказал символ веры протестантским и римско-католическим общинам, который может быть сформулирован так:
Протоевангелие
“Я верю в Дьявола, Всемогущего Отца Зла, Разрушителя всего, Смутителя Неба и Земли;
И в Антихриста, его единственного Сына, нашего Преследователя,
Который был зачат от Злого Духа и
Рожден от святотатственной, глупой Девы;
Был прославлен человечеством и царствовал над ним,
И поднялся к трону Всемогущего Бога,
Где оттеснил его в сторону и откуда он оскорбляет живых и мертвых;
Я верю в Духа Зла;
В Синагогу Сатаны;
В союз безнравственных;
В гибель тела;
И в смерть и в вечный Ад. Аминь”.
Это вызывает отвращение? Это кажется экстравагантным, грубым, кощунственным? Так слушайте. В Нью-Йорке 9 апреля 1877 года — так сказать, в последней четверти того, что гордо называют столетием открытий и веком просвещения — были оглашены следующие скандальные идеи. Мы приводим цитату из сообщения газеты “Сан” на следующее утро:
|
|
|
“Баптистские проповедники вчера проводили собрание в церкви Маринеров, на улице Оливер. Присутствовало несколько иностранных миссионеров. Достопочтимый Джон У. Сарлз из Бруклина прочел очерк, в котором он отстаивал утверждение, что все взрослые язычники, умирающие без познания Евангелия, обречены на вечное мучение. Иначе, доказывал достопочтимый очеркист, Евангелие не благословение, а проклятие; люди, которые распяли Христа, воздали ему по заслугам, и все строение данной в качестве откровения религии разваливается.
Брат Стоддард, миссионер из Индии, одобрял взгляды бруклинского пастора. Индусы были великие грешники. Однажды, после его проповеди на базарной площади, один брахман встал и сказал: “По части лганья мы, индусы, побиваем весь мир, но этот человек побивает нас. Как может он сказать, что Бог любит нас? Посмотрите на ядовитых змей, тигров, львов и различных опасных животных вокруг нас. Если Бог нас любит, то почему он не убирает их прочь? ”
Достопочтимый м-р Пиксли, из Гамильтона, штат Нью-Йорк, всем сердцем подписался под доктриной брата Сарлза, выраженной в его очерке, и потребовал 5000 долларов для подготовки молодых людей к служению Богу”.
И такие люди — мы не хотим сказать “проповедуют” учение Иисуса так как это было бы оскорблением его памяти, но — получают плату за проповедование его учения! Можем ли мы удивляться, что разумные люди предпочитают уничтожение вере, обремененной такой чудовищной доктриной? Мы сомневаемся, что какой-либо порядочный брахман признался бы в пороке лживости — это искусство культивируется только в тех частях Британской Индии, где проживает большинство христиан. [544] Но мы призываем любого честного человека на этом белом свете сказать, считает ли он, что брахман был далек от истины, говоря о миссионере Стоддарде — “этот человек побивает всех нас” по части лжи. А что другое он мог сказать, если последний проповедовал им доктрину о вечном мучении только потому, что они прожили свою жизнь, не читав какой-то еврейской книги, о которой они никогда не слыхали, или не просили спасения у какого-то Христа, о существовании которого они никогда и не подозревали! Но баптистским священникам, если им нужны несколько тысяч долларов, приходится прибегать к ужасающим образам, чтобы подогреть сердце конгрегации.
|
|
|
Как правило, мы воздерживаемся от высказывания нашего собственного опыта, когда мы можем призвать приемлемых свидетелей, и поэтому, прочитав бесчеловечные замечания миссионера Стоддарда, мы попросили нашего знакомого, м-ра Уильяма Л. Д. О'Грейди[545] высказать свое подлинное мнение о миссионерах. Отец и дед этого джентльмена были британскими офицерами, и он сам родился в Индии; в течение своей долгой жизни он имел возможность узнать, какое общее мнение сложилось среди англичан об этих пропагандистах религии. Нижеследующее является его сообщением в ответ на наше письмо:
“Вы спрашиваете каково мое мнение о христианских миссионерах в Индии. В течение всех тех лет, которые я там провел, я никогда ни с одним из них не разговаривал. Они не были в обществе и, судя по тому, что я слышал об их деяниях и также сам мог видеть — нечего этому удивляться. Их влияние на туземцев плохое. Их новообращенные — недостойные люди и, как правило, из низшего класса; притом они не становятся лучше от этого обращения. Ни одна респектабельная семья не наймет слуг-христиан. Они лгут, они воруют, они грязны — а неопрятность, определенно, не является индусским пороком; они пьют — а никакой приличный туземец какой-либо другой веры никогда не прикасается к опьяняющим напиткам; они являются отверженными собственного народа и презираемы всеми. Их новые учителя подают им плохие примеры. Разглагольствуя перед париями о том, что Бог не делает различий между людьми, они невыносимо хвастают, когда какой-либо сбившийся с пути брахман, очень часто с небезупречной репутацией, через какие-то длительные промежутки времени попадает в лапы этих лицемеров.
Миссионеры получают очень маленькое жалованье — как публично засвидетельствовано в протоколах обществ, которые их посылают; но каким-то необъяснимым образом они ухитряются жить так же широко, как чиновники, получающие в десять раз больше их. Когда они возвращаются на родину восстанавливать свое здоровье, расшатанное, как они заверяют, их непосильными трудами, — что они могут позволить себе, по-видимому, довольно часто, в то время как это не по карману даже людям, считающимся богаче их, — они рассказывают ребяческие басни с трибун, выставляют напоказ идолов, якобы добытых с огромными трудностями, что совершенно абсурдно, и рассказывают о своих псевдо-лишениях, которые потрясающи, но не соответствуют действительности с начала до конца. Я сам жил в Индии несколько лет, и почти все мои кровные родственники провели и будут проводить там лучшие годы своей жизни. Мне знакомы сотни британских чиновников, и я никогда не слышал от них ни одного похвального слова о миссионерах. Туземцы любого общественного положения смотрят на них с величайшим презрением, хотя страдают от хронического раздражения вследствие их высокомерной агрессивности; и британское правительство, которое продолжает вносить вклады в пагоды, гарантированные Восточно-Индийской Компанией, и которое поддерживает стоящее вне сект образование, — не оказывает им никакой моральной поддержки. Будучи защищены от личного насилия, они воют и лают как на туземцев, так и на европейцев наподобие плохо выдержанных дворняжек. Часто будучи набираемы из худших представителей богословского фанатизма, они считаются вредоносными всеми сторонами. Их яростная, безрассудная, вульгарная и оскорбительная пропаганда вызвала великий мятеж 1857 года. Они — отвратительные обманщики.
|
|
|
Л. Д. О'Грейди.
НЬЮ-ЙОРК, 12 июня, 1877”.
Поэтому новый символ веры, с которого мы начали эту главу, каким бы грубым он ни казался, воплощает в себе самую суть церковного верования, как его прививают ее миссионеры. Считается менее нечестивым, менее неверным сомневаться в личном существовании Святого Духа или в равной божественности Иисуса и Бога, чем ставить под вопрос личность Дьявола. Но заключение Кохелета почти забыто. [546] Кто когда-либо цитирует золотые слова пророка Михея[547] или заботится о толковании закона, как он был дан самим Иисусом [Матфей, XVII, 37-40]? “Яблоко” мишени современного христианства заключается в простой фразе — “бойся Дьявола”.
|
|
|
Католическое духовенство и некоторые из мирских сторонников римско-католической церкви все больше борются за существование Сатаны и его бесов. Если де Мюссе с таким неослабным рвением утверждает объективную реальность спиритических феноменов, то это потому, что по его мнению, последние являются наиболее убедительным доказательством работы Дьявола. Этот шевалье более католик, чем сам Папа; его логика и выводы из никогда не существовавших и не установленных предпосылок уникальны, и еще раз доказывают, что предлагаемый нами символ веры как раз является тем, который наиболее красноречиво выражает католическую веру.
“Если магия и спиритизм”, — говорит от, — “были бы только химерами, нам пришлось бы навеки распрощаться со всеми восставшими ангелами, тревожащими сейчас мир; ведь тогда у нас больше не было бы здесь демонов... А если мы утеряем наших демонов, мы также УТЕРЯЕМ НАШЕГО СПАСИТЕЛЯ. Ибо — от кого нас спасать пришел тот Спаситель? И тогда — не было бы больше Искупителя, ибо от кого или от чего мог бы тот Искупитель искупать нас? Следовательно, не было бы больше христианства!! ” [ 100, c. 12, Предисловие].
О, Святой Отец Зла, Святой Сатана! Мы умоляем тебя — не покидай таких благочестивых христиан как шевалье де Мюссе и некоторые баптистские духовники!!
С нашей стороны мы хотели бы напомнить мудрые слова Дж. К. Колкухуна [ 604 ], который говорит, что
“те люди, которые в наше время принимают доктрину о Дьяволе в строго буквальном и персональном приложении, кажется, не отдают себе отчета, что они, в действительности, являются многобожниками, язычниками и идолопоклонниками”.
Стремясь к превосходству во всем над древними религиями, христиане претендуют на открытие Дьявола, официально признанного церковью. Иисус был первым, кто употребил слово “легион”, говоря о них, и это есть то основание, на котором де Мюссе защищает свою позицию в одном из своих демонологических трудов.
“Позднее”, — говорит он, — “когда Синагога угасла, передав свое наследство в руки Христа, родились на свет и просияли отцы церкви, которых некоторые люди, вследствие редкого и поразительного невежества, обвинили в том, что свои идеи о духах тьмы они заимствовали от теургов”.
Три умышленные, осязаемые и легко опровергаемые ошибки — чтоб не сказать более крепкого слова — появляются в этих нескольких вышеприведенных строчках. Во-первых, Синагога — далеко от того, чтобы угаснуть — и ныне процветает почти в каждом городе Европы, Америки и Азии; и изо всех церквей в христианских городах она лучше всех обеспечена и лучше посещается. Далее — в то время как никто не станет отрицать, что много христианских отцов родилось на свет (исключая, разумеется, тех двенадцати выдуманных римских епископов, которые вообще никогда не рождались), каждый человек, кто потрудится прочесть труды платоников старой Академии, которые были теургами до Ямвлиха, — узнает в них источник христианской демонологии, так же как и ангелологии, аллегорическое значение которой было полностью искажено этими отцами. Затем, вряд ли можно согласиться, что вышеупомянутые отцы когда-либо сияли, за исключением, может быть, в блеске их чрезвычайного невежества. Достопочтимый д-р Шакфорд, потративший лучшую часть своей жизни на попытки примирить их противоречия и нелепости, в конечном счете был вынужден в отчаянии отказаться от всей этой затеи. Невежество последователей Платона должно, действительно, показаться редким и поразительным по сравнению с неизмеримой глубиной Августина, “гиганта мысли и эрудиции”, отвергавшего шарообразность Земли — ибо, если это так, то это не позволило бы жителям противоположного полушария увидеть Господа Христа, когда тот спускался бы с небес во время второго пришествия; или с глубиною Лактанция, который с благочестивым ужасом отвергает такую же теорию Плиния на том замечательном основании, что тогда деревьям по ту сторону Земли пришлось бы расти верхушками вниз, и людям пришлось бы ходить головами вниз; или с глубиною Козьмы Индикоплюста, чья ортодоксальная система географии забальзамирована в его “Христианской топографии”; или, наконец, с глубиною Бeды, уверявшего мир, что небеса “охлаждаются ледяной водой, чтобы не загореться” [ 48 ], — это, должно быть, особая милость Провидения, чтобы предотвратить воспламенение небес от сияния их учености!
|
|
|
Как бы то ни было, эти сияющие отцы несомненно заимствовали свои понятия о “духах тьмы” от еврейских каббалистов и языческих теургов с тою, однако, разницей, что они исказили и превзошли по нелепости все, что когда-либо создала самая дикая фантазия индусской, греческой и римской черни. Нет ни одной концепции дэва в персидском пандемониуме даже наполовину столь несообразной, как инкуб де Мюссе, переделанный с Августина. Тифон, символически изображаемый как осел покажется философом по сравнению с дьяволом, которого нормандский крестьянин поймал в замочной скважине; и это определенно не Ахриман и не индусский Вритра, которые стали бы убегать в ярости и панике, когда к ним обратился бы местный Лютер со словами “Святой Сатана”!
Дьявол есть гений-покровитель богословского христианства. Настолько “святым и почитаемым является его имя” по современным понятиям, что считается неблаговоспитанностью его произнесение — разве только иногда с церковной кафедры. Точно так же в древние времена было незаконно произносить священные имена или пользоваться языком мистерий, за исключением священных монастырей. Мы едва ли знаем имена самофракийских богов, и не можем назвать точное число кабиров. Египтяне считали кощунством произнесение титулов богов своих тайных обрядов. Даже теперь брахман произносит слог Ом только в негласной мысли, и также раввин — Непроизносимое Имя, . Вот почему мы, непроявляющие подобного почитания, были заведены в заблуждение, ошибочно называя имена ХИСИРИС и ИАВА, вследствие неправильного произношения, Озирисом и Иеговой. И можно будет ощутить, что подобный ореол обаяния как бы начинает образовываться вокруг имени того темного персонажа, о котором мы здесь говорим, и наше фамильярное обращение с этим именем, весьма возможно, шокирует своеобразную чувствительность многих, которые почтут свободное упоминание имени Дьявола кощунством — грехом из грехов, который “никогда не простится”. [548]
Несколько лет тому назад один знакомый автора поместил в газете статью, доказывая, что diabolos или Сатана Нового Завета означает олицетворение абстрактной идеи, а не личность. Ему ответил священник, который закончил свой ответ осуждающим выражением: “Боюсь, что он отрицает своего Спасителя”. В своем возражении тот защищался: “О, нет! Я только отрицал Дьявола”. Но священник не видел в этом разницы. Согласно его взгляду на эту проблему, отрицание личного объективного существования Дьявола само по себе уже было “прегрешением против Святого Духа”.
Это необходимое Зло, удостоенное эпитета “Отца Лжи”, по уверениям духовенства было основателем всех мировых религий древних времен и всех ересей или, вернее, неортодоксальностей более поздних периодов, так же как и Deus ex Machina современного спиритуализма. В возражениях, которые мы выдвигаем против такого мнения, мы отрицаем наличие нападения на истинную религию или искреннее благочестие. Мы только ведем полемику с человеческими догмами. Возможно, что занимаясь этим, мы напоминаем собою Дон Кихота, так как они — только ветряные мельницы. Тем не менее не забудем, что они послужили предлогом к убиению более пятидесяти миллионов человеческих существ с тех пор, как были провозглашены слова: “ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ” [Матфей, V, 44].
Теперь уже нам поздно ожидать, что христианское духовенство сведет на нет и исправит сделанное ею. Ставка их слишком высока. Если бы христианская церковь отказалась, или даже только внесла изменения в догму антропоморфического дьявола, это было бы подобно вырыванию основной карты из-под карточного домика. Вся постройка рухнула бы. Священники, которым мы намекали на это, отдавали себе отчет, что после того, как они откажутся от Сатаны, как личного дьявола, догма об Иисусе Христе, как о втором божестве их троицы, потерпит ту же самую катастрофу. Каким бы невероятным или даже ужасающим это ни показалось. Римская церковь обосновывает свою доктрину о божественности Христа целиком на сатанизме падшего архангела. У нас есть свидетельство Отца Вентуры, который провозглашает жизненную важность этой догмы для католиков.
Достопочтимый Отец Вентура, блестящий экс-генерал театинов, удостоверяет, что шевалье де Мюссе своим трактатом “Moeurs et Pratiques des Demons” [ 101 ] заслужил признание человечества, а еще больше Святейшей католической и равноапостольной церкви. С таким поручителем благородный шевалье, это будет ощутимо, “говорит как человек, обладающий авторитетом”. Он ясно утверждает, что за своего Спасителя мы всецело в долгу перед Дьяволом и его ангелами; и что если бы не они — у нас не было бы ни Искупителя, ни христианства.
Много устремленных и серьезных душ возмущались по поводу чудовищной догмы Жана Кальвина, родича Папы из Женевы, что грех является необходимой причиной величайшего блага. Тем не менее, ее поддерживали посредством такой же логики, как у де Мюссе и иллюстрировали теми же самыми догмами. Предание Иисуса, богочеловека, смерти на кресте было наиболее чудовищным преступлением на свете, но все же оно было необходимо, чтобы человечество — те, кому была предопределена вечная жизнь — было спасено. Д'Обинье приводит цитату Мартина Лютера из канона и описывает его восклицающим в экстатическом восторге: “O beata culpa, qui talem meruisti redemptorem! ” О, благословенный грех, который заслужил такого Искупителя! Теперь нам становится ясно, что та догма, которая показалась нам такой чудовищной, в конце концов одинаково является доктриной папы римского, Кальвина и Лютера — что эти три суть одно.
Магомет и его ученики, высоко чтившие Иисуса, как пророка, замечает Элифас Леви, бывало произносили, говоря о христианах, следующие замечательные слова:
“Иисус из Назарета действительно был истинным пророком Аллаха и великим человеком; но увы! однажды его ученики сошли с ума и сделали из него бога”.
Макс Мюллер любезно добавляет:
“Это было ошибкой отцов раннего христианства — рассматривать языческих богов как демонов и злых духов, и мы должны позаботиться, чтобы не повторить той же самой ошибки в отношении индусских богов”. [549]
Но нам представляют Сатану как поддержку и главную опору духовенства — наподобие Атласа, держащего на своих плечах христианские небеса и космос. Если он падет, тогда, по их мнению, все потеряно, и снова должен наступить хаос.
Эта догма о Дьяволе и искуплении, кажется, обоснована на двух отрывках из Нового Завета:
“Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола” [1 Послание Иоанна, III, 8]. “И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона; и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную” [Откровение, XII, 7].
Давайте тогда исследуем древние теогонии, чтобы удостовериться, что подразумевалось под этими замечательными выражениями.
Первый вопрос — действительно ли термин Дьявол, как он здесь применяется, представляет злобное божество христиан, или же он представляет антагонистическую слепую силу — темную сторону природы. Под последней мы не должны понимать проявление какого-либо злого принципа, который является malum in se, но только тень Света, так сказать. Теории каббалистов объясняют ее, как силу, которая антагонистична, но в то же самое время существенна для жизненности, выявления и энергичности принципа добра. Растения погибли бы в их первой стадии существования, если бы их держали выставленными под постоянным светом солнца; ночь, чередующаяся с днем, существенна для их здорового роста и развития. Доброта, подобным же образом, быстро перестала бы быть таковой, если бы не сменялась ее противоположностью. В человеческой натуре зло обозначает антагонизм материи к духовному, и каждый соответственно тем очищается. В космосе должно сохраниться равновесие, действие двух противоположностей создает гармонию, подобно центростремительной и центробежной силам, и они необходимы одна другой. Если одну из них приостановить, действие другой сейчас же станет разрушительным.
Это олицетворение, обозначенное именем Сатана, должно рассматриваться с трех различных точек зрения: Ветхого Завета, христианских отцов и древнего нееврейского язычества. Полагают, что он представлен в образе Змия в саду Эдема; тем не менее эпитет Сатана нигде в еврейских Священных Писаниях не применяется ни к той, ни к другой разновидности змей. Медному Змию Моисея израильтяне поклонялись, как богу, [550] так как он был символом Эсмуна-Асклепия, финикийского Иао. Действительно, характер самого Сатаны представлен в “Первой книге Летописи” в действии подстрекательства царя Давида к счислению израильского народа; но это есть поступок, в другом месте особо приписанный самому Иегове. [551] Вывод неизбежен, что эти два, Сатана и Иегова, рассматривались как идентичные.
Другое упоминание Сатаны можно найти в “Пророчествах Захарии”. Эта книга была написана в период, последовавший за еврейской колонизацией Палестины и, следовательно, вполне можно предположить, что асидеане принесли это олицетворение туда с Востока. Хорошо известно, что эта община сектантов была глубоко пропитана маздеанскими идеями, и что они представляли Архимана или Анра-Манью под божественными именами Сирии. Сиф или Сат-ан, бог хититов и гиксосов, и Веель-Зевув бог-оракул, пост-греческий Аполлон. Пророк начал свой труд в Иудее во втором году царствования Дария Гистаспа, восстановителя маздеянского культа. Свою встречу с Сатаной он описывает так:
“Он показал мне Иисуса Навина, великого иерея, стоящего перед ангелом Господним, и Сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему. И сказал Господь Сатане: “Господь да запретит тебе, о, Сатана; даже Господь, избравший Иерусалим, да запретит тебе; не головня ли это, исторгнутая из огня? ”[552]
Мы полагаем, что абзац, который мы сейчас процитировали, символичен. В Новом Завете имеются два намека на то, что это действительно так. “Соборное послание Иуды” ссылается на него на следующем своеобразном языке:
“Михаил Архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнесть укоризненного суда (? сАуйн ЭрегкеАн влбуцзмЯбт), но сказал: “Да запретит тебе Господь”. ” [Иуда, 9].
Таким образом, архангел Михаил упоминается как тождественный с , Господом или ангелом Господа из предшествующей цитаты, и этим показано, что еврейский Иегова обладал двойным характером, секретным и проявленным в качестве ангела Господа или Михаила-архангела. Сопоставление этих двух отрывков делает ясным, что “тело Моисея”, над которым они соперничали, была Палестина, которая, как “страна хеттов”, [553] была особым владением Сифа, их местного божества[554] Михаил, в качестве поборника культа Иеговы, соперничал с Дьяволом или Противником, но оставлял вынесение приговора своему главе.
Велиал не признан имеющим право ни на звание бога, ни дьявола. Термин , ВЕЛИАЛ, определен в еврейском лексиконе как означающий разрушение, расточительство, бесполезность; и фраза
, АИС-ВЕЛИАЛ, или Велиал-человек означает расточительного, никуда негодного человека. Если Велиал должен быть персонифицирован, чтобы угодить нашим религиозным друзьям, мы были бы обязаны сделать его совершенно отличающимся от Сатаны и считать его своего рода спиритуалистическим “Диакка”. Однако, демонографы, насчитывающие девять отдельных степеней демонов, делают из него главу третьего класса — группы чертенят, озорников и бездельников.
Асмодей совсем не еврейский дух, его происхождение чисто персидское. Бриэл, автор “Hercule et Cacus”, доказывает, что он есть парсийский Эшем-Дэв, или Аэшма-Дэв, злой дух похотливости, который, по словам Макса Мюллера, “упоминается несколько раз в “Авесте” как один из Дэвов, [555] первоначально богов, потом ставших злыми духами”.
Самаэль есть Сатана; но Брайан и многие другие авторитеты доказывают, что это есть имя “Симоуна” — ветра пустыни [ 606 ], и Симоуна называют Атабул-ос или Диаболос.
Плутарх говорит, что под Тифоном подразумевалось все яростное, буйное, беспорядочное. Разлив Нила египтяне называли Тифоном. Нижний Египет очень плоский, и любая возвышенность, воздвигнутая вдоль реки, чтобы оберечься от частых наводнений, называлась Тифонием или Тафосом; отсюда происхождение Тифона. Плутарх, который был суровым, ортодоксальным греком, и никогда не отличался чрезмерной лестью к египтянам, свидетельствует в своей книге “Изида и Озирис” о том факте, что египтяне не только были далеки от поклонения Дьяволу (в чем христиане их обвиняли), но больше презирали Тифона, чем страшились его. В качестве символа противодействующей, упрямой силы природы, они считали его бедным, борющимся, полумертвым божеством. Таким образом мы видим, что даже в те отдаленные времена люди уже были слишком просвещены, чтобы поверить в личного дьявола. Так как Тифон был изображен в одном из своих символов в виде осла на празднике жертв солнцу, то египетские жрецы увещевали верных поклонников не носить на своих телах золотых украшений из страха давать корм ослу! [ 14, XXX, XXXI]
За три с половиной века до Христа, Платон выразил свое мнение о зле, говоря, что “в материи существует слепая, упрямая сила, которая противится воле Великого Строителя”. Эта слепая сила под христианским влиянием была превращена в видящую и несущую ответственность; он была превращена в Сатану!
Едва ли можно сомневаться в его тождественности с Тифоном после прочтения повествования в “Книге Иова” о его появлении вместе с сынами Божьими перед Господом. Он обвиняет Иова в готовности проклясть Господа в лицо после достаточного раздражения. Так и Тифон в египетской “Книге Мертвых” фигурирует в качестве обвинителя. Подобие простирается даже до имен, так как одно из имен Тифона было Сет или Сиф, а Сатан на еврейском языке значит противник. На арабском языке это слово есть Шатана — быть против, преследовать, и Манефо говорит, что он предательски умертвил Озириса и вступил в союз с семитами (израэлитами). Может быть, отсюда произошел миф, рассказанный Плутархом, что из сражения между Гором и Тифоном, Тифон, охваченный страхом по поводу беды, им наделанной, “бежал семь дней на осле и, убегая, зачал мальчиков Иеросолумоса и Иудайоса (Иерусалим и Иудея)”.
Ссылаясь на одно заклинание Тифона-Сифа, профессор Рьювенс говорит, что египтяне поклонялись Тифону в образе осла, и, по его мнению, “Сиф постепенно появляется среди семитов в качестве заднего плана их религиозного сознания” [ 370, с. 434]. Имя этого осла на коптском языке, АО, есть фонетическое ИАО, и, следовательно, это животное становится символом, построенным на игре слов. Таким образом, Сатан является более поздним созданием — он возник из чересчур перегретой фантазии отцов церкви. По какой-то превратности судьбы, которой боги подвергаются наравне со смертными, Тифон-Сиф слетел с высокого положения обожествляемого сына Адама Кадмона в унизительное положение подчиненного духа, мифического демона — осла. Религиозные расколы столь же несвободны от болезненной мелочности и мстительных чувств человечества, как партийные ссоры мирян. Яркий пример вышесказанного мы находим в случае зороастрийской реформы, когда магианизм отделялся от старой веры брахманов. Светлые дэвы Вед в результате религиозной реформы Зороастра превратились в даэвов, или злых духов “Авесты”. Даже сияющий бог Индра был далеко отброшен в темную тень[556] для того, чтобы явить в более ярком свете Ахура-Мазду, мудрое верховное божество.
Странный почет, каковой офиты оказывали змию, который представлял Христа, может стать менее непонятным, если только исследователи будут помнить, что во всех веках змий был символом божественной мудрости, которая убивает для того, чтобы снова воскресить, разрушает, чтобы построить лучшее. Моисей представлен как потомок Леви, змииного племени. Гаутама Будда происходит от змииной династии через род царей Нагов (змиев), которые царствовали в Магадхе. Гермес, или бог Таавт (Тот), в своем змиином символе есть Тет; и, согласно легендам офитов, Иисус или Христос родился от змея (божественной мудрости, или Святого Духа), т. е. стал Сыном Божиим через свое посвящение в “науку змей”. Вишну, тождественный с египетским Нефом, покоится на небесном семиглавом змие.
Красный или огненный дракон древних времен служил военным знаменем ассирийцев. Кир заимствовал его от них, когда Персия начала свое господство. Затем римляне и византийцы приняли его, и таким образом “великий красный дракон”, послужив в качестве символа Вавилону и Ниневии, стал символом Рима. [557]
Искушение или испытание[558] Иисуса, однако, является наиболее драматическим событием, в котором появляется Сатана. Как бы для того, чтобы доказать обозначение Аполлона, Эскулапа и Вакха, Diobolos, или сына Зевса, его также титулуют Diabolos, или обвинитель. Сцена испытания происходит в пустыне. В пустыне около Иордана и Мертвого моря находились обители “сыновей пророков” и ессеев. [559] Эти аскеты обычно подвергали своих неофитов испытаниям, аналогичным мукам обрядов Митры, и искушение Иисуса, очевидно, было сценой этого рода. Вот почему в “Евангелии от Луки” сказано, что “Diabolos, завершив испытание, оставил его на определенное время, ? чсй кбйспа; и Иисус возвратился в силе Духа в Галилею”. Но этот? йбвплпт, или Дьявол, в этом случае, очевидно, не есть какой-либо принцип зла, но есть некто проводящий обучение. В этом смысле термины Дьявол и Сатана применяются неоднократно. [560] Так, например, когда Павел пришел в чрезмерный восторг по поводу изобилия откровений или эпоптических раскрытий, он получил “терновый шип в плоть, ангела Сатаны”, чтобы остановить его. [561]
|
|
|
