 |
Пролог дорога из желтого кирпича 3 глава
|
|
|
|
Впрочем, Эльфаба была слишком очарована гостем, чтобы жаловаться. Она не захныкала, даже когда Черепашье Сердце сел за стол и начал есть, а заползла между его стройными гладкими ногами (он снял сапоги) и с довольным видом что-то замурлыкала. Мелена поймала себя на том, что ревнует гостя к полуторагодовалой девочке. Она бы и сама не отказалась пристроиться у него между ног.
— Я никогда еще не видела квадлинов, — слишком оживленно и громко сказала Мелена. Долгие месяцы одиночества давали о себе знать. — В моей семье их в дом не приглашали. Не знаю даже, были ли они где-нибудь поблизости. Нам рассказывали только, что квадлины — страшные хитрецы и постоянно врут.
— Зачем же спрашивать квадлина, если он всегда врет? — улыбнулся Черепашье Сердце.
От его улыбки Мелена растаяла, как масло на поджаренном хлебе.
— Я поверю всему, что вы скажете.
Он поведал ей про жизнь в Оввельсе: про гниющие в болотах дома, про селян, питающихся мхами и улитками, про общины и поклонение умершим предкам.
— То есть вы полагаете, что умершие остаются с вами? — полюбопытствовала Мелена. — Не сочтите за бестактность, но я, сама того не желая, с недавних пор стала интересоваться вопросами веры.
— А госпожа верит, что ее предки рядом?
Мелена едва поняла вопрос, так зачарована была его ясными глазами и словом «госпожа» в свой адрес. Она даже расправила плечи.
— Мои ближайшие предки так далеко, что дальше некуда, — сказала она. — Они еще живы, мои родители, но у меня не осталось с ними ничего общего. Для меня они все равно что умерли.
— Когда умрут, они смогут часто приходить к госпоже.
— Еще чего! Кыш! — рассмеялась Мелена. — Чтобы ко мне являлись призраки? Вот уж действительно будет худший из двух миров. Если, конечно, он есть, Иной мир.
|
|
|
— Он есть, — сказал Черепашье Сердце с такой убежденностью, что у Мелены мороз прошел по коже. Она подняла Эльфабу из-под стола и прижата к себе. Девочка не сопротивлялась, но и не припадала к матери в ответ, просто обмякла от новизны прикосновений.
— Вы прорицатель? — спросила Мелена.
— Черепашье Сердце — стеклодув, — просто ответил квадлин.
Мелена вспомнила о своих снах, порожденных опьяняющим зельем, — снах столь ярких и необычных, что сама она никогда их не выдумала бы.
— Замужем за священником, а сама не знаю, верю ли я в Иной мир, — пробормотала она и спохватилась. Она не хотела упоминать о своем замужестве, хотя дочь все равно ее выдавала.
Но Черепашье Сердце не стал развивать эту тему. Он отодвинул тарелку (на которой так и остался лежать нетронутый карасик) и достал из своих заплечных сумок плавильный горшок, выдувальную трубку и мешочки с песком, поташом, известью и другими порошками.
— Разрешите Черепашье Сердце отблагодарит госпожу за ее доброту.
Мелена кивнула. Он развел огонь, разложил инструменты, смешал порошки, прочистил трубку специально сложенной тряпочкой. Эльфаба притихла; на ее остроносом личике отразилось любопытство.
Мелена никогда не видела, как выдувают стекло, прессуют бумагу, ткут полотно, пилят деревья — да много чего. Действия чужестранца казались ей такими же волшебными, какими виделись простому люду Часы Дракона времени, сломившие ее мужа.
Со странным гудящим звуком Черепашье Сердце выдул из трубки горячий зеленоватый пузырь. Тот грозно шипел и дымился, но мастер знал, что с ним делать, — он был повелителем стекла. Эльфаба зачарованно потянулась к прозрачному пузырю; Мелена едва успела удержать дочку. За какой-то миг дрожащий кусочек раскаленного воздуха приобрел форму, затвердел и начал остывать. Получился слегка неправильный круг, будто вытянутое блюдо. Все время, пока стеклодув работал, Мелена думала о своей жизни, тоже превратившейся из пламенного шара в пустую скорлупу, хрупкую, как это стекло. Прежде чем ее захлестнула жалость к себе, Черепашье Сердце взял ее за руку и приблизил к стеклянному кругу.
|
|
|
— Госпожа говорит свои предки, — сказал он.
Но Мелену не интересовали скучные мертвецы из Иного мира, тем более теперь, когда ее руки лежали в огромных ладонях Черепашьего Сердца. Она сдерживала дыхание, старалась не пахнуть на него вином. Сколько чашек она выпила за завтраком — одну или все-таки две? Казалось, еще чуть-чуть — и она упадет в обморок.
— Смотрите стеклянный круг, — учил Мелену мастер, однако она видела только его шею и малиново-медовый подбородок.
Тогда Черепашье Сердце сам заглянул вкруг. Эльфаба встала рядом, оперлась ладошкой о его колено и тоже стала смотреть.
— Муж близко, — то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал квадлин. — Муж едет на осел и везет к вам старая женщина. Вы ждать родственников?
— Мы ждать няню, — ответила Мелена, подстраиваясь под ломаную речь красивого стеклодува. Вы и правда видеть все это в стекле?
Он кивнул. Кивнула и Эльфаба — но чему?
— Сколько у нас времени до его приезда?
— До вечера.
Они не перемолвились больше ни словом до самого заката. Подбросили в огонь дров, пристегнули девочку к стулу и подвесили перед ней, как игрушку, остывающий круг. Эльфаба смотрела на него словно зачарованная и настолько увлеклась, что даже не грызла пальцы. Дверь в дом оставили открытой, чтобы время от времени проверять, как там малышка, которая в этот яркий солнечный день все равно не различила бы, что там делают взрослые в темной комнате. Впрочем, она и не пыталась. Черепашье Сердце был бесподобен. Мелена сплелась с ним воедино, прижалась к нему губами, грела его, любила. Он заполнил ее одиночество.
Вечером, умытые и одетые, они сидели на кухонном дворике рядом с котелками, где готовился ужин. Вдали послышался ослиный рев. Мелена покраснела. Черепашье Сердце как ни в чем не бывало занимался своей трубкой. Эльфаба повернулась на звук. Ее губки, всегда темные по сравнению с яблочного цвета кожей, плотно сжались. Словно в раздумье, девочка пожевала нижнюю губу, но не прикусила — она уже научилась не кусать себя, — потом положила руку на стеклянный круг, поблескивающий в лучах заката. Ловя слабеющий солнечный свет и голубизну темнеющего неба, он казался волшебным зеркалом, внутри которого колышется холодная серебристая вода.
|
|
|
МИР ВИДИМЫЙ И НЕВИДИМЫЙ
Всю дорогу из Сланцовки няня жаловалась на здоровье. И поясницу-то у нее стреляет, и почки колют, и зубы шатаются, и ноги гудят, и зад болит. «А язык не чешется?» — все хотел спросить Фрекс, но сдерживался, и старушка продолжала болтать.
Мелена приветствовала мужа с напускной скромностью.
— Здравствуй, моя надежда и опора, — промурлыкала она. После суровой зимы она похудела, лицо заострилось, но не утратило картинной красоты. Фрекс привык, что жена набрасывается на него с поцелуями, и подивился ее сдержанности… пока не различил в сумерках гостя. Когда знакомство состоялось, няня и Мелена принялись накрывать на стол, а Фрекс подсыпал овса усталой кляче и сел на скамейку рядом с дочерью.
Эльфаба внимательно следила за отцом. Он достал из дорожной сумки выструганную для нее игрушку: воробья с острым клювом и поднятыми крыльями.
— Смотри, Фабала, — прошептал он. Мелена терпеть не могла этого имени, поэтому-то Фрекс им и пользовался: оно по-особому связывало отца с дочкой. — Смотри, кто прилетел к тебе в гости. Маленькая кленовая птичка.
Девочка взяла у него игрушку и сунула в рот. Затаив дыхание Фрекс ждал знакомого хруста, но малышка не стала грызть птицу. Она пососала ее голову, вытащила изо рта и снова посмотрела. Обслюнявленная голова блестела жизнью.
— Нравится? — довольно спросил Фрекс.
Эльфаба кивнула и стала щупать крылья. Пока вниманием дочери завладела игрушка, священник посадил ее на колени, прижался к девочке бородатым подбородком и вдохнул ее запах — мыла, костра и жареной рыбы. Добрый, нормальный, здоровый аромат. Фрекс закрыл глаза. Как хорошо снова быть дома! Эту зиму он провел в заброшенной пастушьей хижине с наветренной стороны Трифоновой Головы в посту и молитвах, все глубже погружаясь в себя и все больше расширяя сознание. А что еще оставалось делать? Прежние прихожане его презирали. Они связали клеветническую притчу Дракона времени о лживом священнике с рождением уродливого ребенка, сделали собственные выводы и перестали ходить на проповеди. Поэтому отшельничество, пусть даже непостоянное, казалось одновременно и наказанием, и подготовкой к чему-то новому — но к чему?
|
|
|
Он понимал, что Мелена иначе представляла себе грядущую жизнь, когда выходила замуж. С его происхождением Фрекс вот-вот должен был стать настоятелем, а потом, глядишь, и епископом. Он рисовал для Мелены красочные картины светлого будущего: как она, светская дама, сидит во главе праздничного стола, устраивает балы и чаепития. А вместо этого, думал Фрекс, наблюдая в отсветах костра, как жена крошит вялую морковку в сковороду с рыбой, вместо этого она чахнет здесь, спутница его трудной жизни на темном берегу холодного озера. У него даже создалось впечатление, что Мелена не слишком расстраивалась, когда он уходил. Ведь потом радость от возвращения мужа хоть как-то скрашивала ее существование.
Задумавшись, Фрекс случайно пощекотал Эльфабу бородой. Она вздрогнула и отломила воробью крылья. Бросила сломанную игрушку, спрыгнула с отцовских колен и, размахивая руками, побежала к полюбившемуся стеклянному кругу.
— Осторожно, разобьешь! — вскрикнул Фрекс.
— Ей не смочь его разбить. — Их гость, квадлин, только что умылся у колодца и подошел к столу.
— Она только что игрушку сломала. — Фрекс указал на искалеченного воробья.
— Девочка радуется полувещам, — задумчиво сказал квадлин. — Она лучше играет сломанные игрушки.
Фрекс не очень понял, но на всякий случай кивнул. Он помнил, как отвыкаешь разговаривать после месяцев одиночества. Посыльный мальчишка, который взобрался на Трифонову Голову передать, что приехала няня, принял грязного, заросшего священника за кровожадного дикаря. Фрекс попытался процитировать несколько строк из «Озиады», чтобы доказать свою вменяемость, но дальше первой строчки: «Земля лугов бескрайних, зеленая земля» — он так и не вспомнил.
— Почему вы так уверены, что Эльфаба не разобьет стекло?
— Потому что я сделал его не для того, чтобы разбить, — веско ответил Черепашье Сердце и простодушно улыбнулся.
В подтверждение этих слов девочка обошла подвешенный круг, любуясь отблесками света на его неровной поверхности.
— Куда держите путь? — спросил квадлина Фрекс.
— Откуда вы? — одновременно с ним спросил Черепашье Сердце.
— Из Манчурии, — охотно ответил священник.
|
|
|
— Я думал, манчики ниже ростом.
— Крестьяне и рыбаки — да. Но в любом знатном роде найдутся высокорослые предки. А вы? Из Квадлинии?
— Да, — сказал гость. Вымытые волосы окружали его голову рыжеватым нимбом. Фрекс был доволен великодушием жены: предложила гостю помыться. Да не просто гостю — квадлину! Выходцу из самого презренного народа. Невозможно пасть ниже квадлинов, оставаясь при этом человеком.
— Я потом понимать, Оввельс маленький мир, — продолжал Черепашье Сердце. — Пока не уйти, я не знать холмы один выше другой и широкий-широкий простор вокруг. Я всматриваться в размытую даль до боль в глазах — и не видеть конца. Прошу, расскажите о вас.
Фрекс подобрал прутик и нарисовал на земле овал, похожий на лежащее яйцо.
— Вот чему меня учили. Этот круг представляет собой всю землю Оз. Если разделить его крест-накрест, — он так и сделал, — то получатся четыре части. Вверху, на севере, лежит Желтая страна, Гилликин. Говорят, там полным-полно городов, университетов, театров — в общем, культурной жизни. И промышленности. На востоке, — Фрекс передвинул прутик, — расположена Голубая страна, или Манчурия, в ней мы сейчас и находимся. Хлебная земля, закрома страны Оз, за исключением горного юга, Вендовой пустоши, вот тут. Здесь, на самом юге, — Фрекс начал чертить волнистые линии, — находится ваша, Розовая страна. Квадлиния. Не знаю, почему ее назвали таким красивым именем. Насколько я слышал, это гиблое место, бесплодное, болотное, полное гнуса и зловонных миазмов. — Черепашье Сердце удивленно поднял брови, но промолчал. — И наконец, на западе лежит Фиолетовая страна, Винкус. О ней мне известно только то, что она засушливая и малонаселенная.
— А вокруг? — спросил Черепашье Сердце.
— С севера и запада — песчаные пустыни, с юга и востока — каменистые. Говорят, что все они непроходимы, а пески губительны, только, по-моему, это обычная пропаганда, чтобы к нам, в плодородный край, не совались чужаки из Эва и Квокса. В провинции Маррании, вот здесь, на границе Манчурии и Гилликина, есть изумрудные прииски и известные Марранские каналы. Я так понимаю, Манчурия спорите Гилликином за Марранию, только не знаю, кто из них прав.
— А здесь? — Квадлин провел руками над рисунком, как будто спрашивал про самый воздух над страной Оз. — Здесь что?
— Обитель Безымянного Бога? — предположил Фрекс. — Иной мир? Вы унионист?
— Черепашье Сердце — стеклодув.
— Я имел в виду вашу веру.
— Черепашье Сердце не знает, как это назвать, — потупился чужестранец.
— Насчет квадлинов не скажу, — сказал Фрекс, присматриваясь к потенциальному ученику, — аманчики и гилликинцы в основном унионисты — с тех пор, как языческий культ Лурлины сошел на нет. Вот уже несколько веков люди воздвигают унионистские храмы по всей стране Оз. Неужели у вас их нет?
— Черепашье Сердце не знает, что такое храм.
— А теперь, — презрительно фыркнул Фрекс, — унионисты подались обратно в язычество, а некоторые опустились даже до тиктакианства, поклонения всяким железкам, которое и религией-то не назовешь. Для сегодняшних невежд все кругом чудеса. Древние унионистские монахи и монахини понимали наше место в мире, поклонялись единому источнику жизни, столь высокому и чистому, что ему даже имени нельзя было подобрать, — а теперь мы ползаем на карачках перед первым встречным колдуном. Гедонисты, анархисты, солипсисты — столько всяких развелось! Свобода личности, удовольствие, наслаждение. Ха! Можно подумать, в колдовстве есть что-то духовное. Фокусы, трюки, липовые амулеты, оптический обман. Шарлатаны, чернокнижники, знахари и прочие выскочки торгуют вонючими зельями, лепечут древние басни, показывают дешевые фокусы. Тошнит меня от этого!
— Хотите, Черепашье Сердце принесет вам воды и поможет лечь? — спрашивал взволнованный квадлин, положив мягкие, как телячья кожа, пальцы священнику на плечо.
Фрекс опомнился, вздрогнул, осознал, что давно уже перешел на крик. Мелена с няней притихли и испуганно смотрели на него. На сковородке шкворчала рыба.
— Ерунда, я здоров, это просто так говорится, — отмахнулся он, но в душе был тронут заботой чужестранца. — Давайте ужинать.
Они расселись. Эльфаба не притронулась к еде, только выковыряла у рыбы глаза и попыталась приклеить их бескрылому воробышку. Няня по привычке жаловалась на холодный ветер с озера, на радикулит и желудок. Ее пучило. Фрекс как можно незаметнее отодвинулся от старушки подальше и оказался рядом с Черепашьим Сердцем.
— Так вам все понятно, — спросил он, кивая на рисунок. Квадлин вынул рыбьи кости изо рта.
— Где место Изумрудного города?
— Прямо посередине.
— И в нем сидит Озма?
— Да, Озма, владычица земли Оз, как о ней говорят. Хотя истинным владыкой, истинным повелителем наших сердец, может быть только Безымянный Бог.
— Как может править тот, у кого нет имени?.. — начал было Черепашье Сердце, но Мелена его оборвала.
— Никаких богословских споров за ужином, — мелодично напомнила она. — Так у нас повелось с первого дня свадьбы, а мы чтим традиции.
— К тому же я последовательница Лурлины, — сказала няня и состроила мину в сторону Фрекса. — Ты слышал о ней, чужеземец?
Черепашье Сердце покачал головой.
— Запрет на богословские споры уж тем более распространяется на языческий вздор, — запротестовал Фрекс, но няня, будучи гостьей и притворившись тугой на ухо, упрямо продолжала:
— Лурлиной зовут королеву фей. Проносясь над песчаными пустынями, она заметила зеленую цветущую землю Оз. Оставив здесь наместницей свою дочь Озму, Лурлина пообещала вернуться в час тяжелейшей нужды.
— Ха! — не выдержал Фрекс.
— Вот тебе и «ха», — оскорбилась няня. — Я имею такое же право на свои взгляды, как и ты, Фрекспар Благочестивый. И в отличие от тебя в беду за них не попадаю.
— Няня, успокойся, — попыталась остановить ее Мелена, втайне предвкушая ссору.
— Все это глупости, — заявил Фрекс. — Те, кто видел Озму или хотя бы ее портреты, сразу признают в ней уроженку Желтой страны. Широкий лоб, зубы лопатами, светлые волосы, внезапные перепады настроения, все больше в гнев, — типичные черты гилликинца. Да ты сама ее видела, Мелена, скажи им.
— О, она по-своему красива, — ответила его жена.
— Дочь королевы фей? — переспросил Черепашье Сердце.
— Опять глупости! — всплеснул руками Фрекс.
— Ничего не глупости, — отрезала няня.
— Об Озме говорят, будто она возрождается, как птица феникс. Ха, ха и еще раз ха! За последние триста лет нами правили совсем разные женщины. Озма Двуличная была инокиней-затворницей и спускала свои указы в корзинке из монастырской башни. Дурная была, как мартовский заяц. Озма Воительница покорила Марранию и наложила на нее дань драгоценными камнями для украшения Изумрудного города. Озма Начитанная всю свою жизнь только и делала, что копалась в родословных. Озма Ненавистная держала ручных горностаев, а прозвище свое получила за то, что обложила крестьян непомерной податью для строительства Дороги из желтого кирпича, которую все никак не закончат. Еще посмотрим, что из этого выйдет.
— А какая Озма сейчас? — спросил Черепашье Сердце.
— Последнюю Озму я видела своими глазами, — сказала Мелена. — Во время зимних торжеств в Изумрудном городе. Меня, пятнадцатилетнюю, впервые вывезли в свет, в городской дом деда. Эту Озму прозвали Клистирной за плохое пищеварение. Она была толстой, как кит, но одевалась со вкусом-. Я видела ее с мужем Пасториусом на Празднике песни и любви. Хотя теперь она уже предпоследняя.
— Предпоследняя? — недоуменно переспросил Черепашье Сердце.
— Недавно Озма Клистирная умерла от отравления, — сказал Фрекс. — Поговаривают, не обошлось без изрядной порции крысиного яда.
— Умерла, — добавила няня, — и дух ее перешел к дочке, Озме Типпетариус.
— Тип-пе-та-ри-ус, — с трудом повторил квадлин.
— Пока народ не подберет ей более подходящего имени, — хмыкнул Фрекс.
— Новая Озма едва ли старше нашей Эльфабы, — сказала Мелена. — Поэтому пока за нее правит отец, регент Пасториус.
Черепашье Сердце изумленно качал головой, Фрекс досадовал, что они говорят о мирских правителях вместо небесных, а на няню напал очередной приступ несварения, от которого все едва не задохнулись.
Все-таки, несмотря на глупые разговоры, Фрекс радовался возвращению домой. Он смотрел то на красавицу-жену (сегодня она прямо сияла), то на сидящего рядом вежливого чужеземца. Священник уже предвкушал, как будет заполнять духовную пустоту гостя.
— А еще в тайной пещере под страной Оз живет страшный змей, Дракон времени, — внушала няня. — Говорят, наш мир — это его сон, и как только Дракон проснется, мир рухнет.
— Да прекратится когда-нибудь эта ересь?! — взревел Фрекс.
Эльфаба подползла к столу на четвереньках, оскалилась и зарычала, как будто знала, что такое дракон, и пыталась его изобразить. Зеленая, она и вправду походила на маленького дракончика.
— Фабала, милая моя, перестань, — упрашивал ее отец, но малышка упрямо продолжала рычать.
ДЕТСКИЕ ЗАБАВЫ
Прошла весна, близилось к концу лето. Давно минула весенняя свежесть, на смену ей пришла засуха. Мелена с няней стирали белье в тоненьком ручейке. Эльфаба, вечный враг воды, объедала дикую грушу. Она пригнула деревце и вертела головой, хватая зубами кислые карликовые плоды и выплевывая косточки.
— Тут бродит какой-то зверь, — говорила няня. — Я несколько раз видела, как вечером кто-то шныряет по папоротникам. Какие здесь вообще водятся животные?
— Ничего крупнее белки, — отмахнулась Мелена.
— Это точно не белка, ты уж мне поверь. Может, медведь?
— Здесь нет никаких медведей. Ходили слухи, будто на холмах живут горные тигры, но никто никогда их не видел. Впрочем, они звери осторожные, пугливые и не спускаются к человеческому жилищу.
— А волки? Тут не водятся волки?
— Няня, ну мы же не в лесу живем! Здесь, конечно, глухомань, но очень спокойная. И нечего пугать меня рассказами про волков и медведей.
Эльфаба, которая пока не разговаривала, глухо заворчала — видимо, изображая волка. Или медведя.
— Не нравится мне все это, — поежилась няня. — Хватит уже стирать, пошли домой, мне надо с тобой потолковать. А малышку лучше оставь со стеклодувом.
— Это еще зачем? Все равно она ничего не понимает.
— Не разговаривает — еще не значит, что не понимает. По-моему, так наоборот, она понимает слишком много.
— Даты посмотри на нее! Мажет себя грушей, как помадой.
— Скорее как боевой краской.
— Милая нянечка, хватит вредничать. Стирай лучше. Видишь, какое грязное белье.
— Я даже не спрашиваю, чей здесь пот и чье семя.
— И хорошо, что не спрашиваешь. Только нравоучений мне еще не хватало.
— А ведь рано или поздно Фрекс все узнает, никуда не денешься. Эта твоя новая склонность к послеобеденным снам… Впрочем, тебя всегда тянуло к парням со здоровой колбасней и парой круто сваренных яиц.
— Няня, хватит! Это вообще не твое дело!
— А жаль, — вздохнула та. — Вот что значит старость. Все говорят, опыт, опыт, — а я бы хоть сейчас обменяла его на такого вот колбасника.
Мелена брызнула в нее водой. Старуха заморгала, но тему сменила.
— Живи как знаешь. Твой сад — тебе его засеивать, тебе и урожай собирать. Я вообще-то хотела поговорить об Эльфабе.
Мелена бросила взгляд на дочку. Та сидела на корточках возле груши, неподвижная, как изваяние, как маленький сфинкс, и внимательно на что-то смотрела. На ее нос села муха, но Эльфаба и бровью не повела. В следующее мгновение она прыгнула и шлепнула руками по земле: ну просто зеленый безволосый котенок за ловлей бабочек.
— О чем именно?
— Ей пора знакомиться со сверстниками. Она быстрее заговорит, когда услышит речь других малышей.
— Вовсе не обязательно. И вообще мнение о том, что дети лучше говорят среди сверстников, давно устарело.
— Ну-ну, не умничай. Девочке надо привыкать к людям, а то она все с нами да с нами. Ей и так предстоит нелегкая жизнь; пусть поучится общению. Уж я и разговариваю с ней, и песенки пою, и стихи читаю — а она все молчит. Почему она молчит, Мелена? Почему не лепечет, как нормальные дети?
— Глупая потому что. Бывают такие.
— Надо, чтобы она играла с другими детьми. Чтобы заразилась от них весельем.
— А Фрекс и не ждал себе веселого ребенка. Он и так считает, что все слишком много веселятся в этом мире. И тут я с ним согласна.
— А твои забавы с квадлином — это что? Упражнения в послушании?
— Ты опять? Я же просила!
Мелена с удвоен ной силой принялась тереть полотенце. Теперь няня просто так не отвяжется: у нее что-то есть на уме. А ведь она права. Черепашье Сердце наполнил жизнь Мелены смыслом и святостью, и когда они катались по постели, с нее слетало не только нижнее белье, но даже стыд.
Мелена не могла этого объяснить, но знала, что даже перед грозным трибуналом унионистских священников, обвиняющих ее в прелюбодеянии, она, не смущаясь, рассказала бы правду. Каким-то чудом Черепашье Сердце вернул ей уважение к себе, веру в лучшее, утраченную после рождения зеленой дочки — живого напоминания за грех столь незначительный, что она даже не помнила, совершала ли его. Но не просто плотская любовь возродила Мелену, хотя само это было бесподобно; гораздо важнее для нее было видеть, что квадлин не краснеет перед Фрексом и не сторонится маленькой уродливой Эльфабы. Он устроил мастерскую в дальнем углу двора, где выдувал и шлифовал стекло. Сама судьба как будто принесла его на спасение Мелене. Если и существовала другая цель его пути, она была давно забыта.
— Ну хорошо, старая зануда, — не выдержала Мелена. — Что ты предлагаешь?
— Отвези Эльфи в Закамышье, чтоб играла там с ребятами.
— С ума сошла! — ахнула Мелена. — Пусть ей здесь скучно и не с кем играть, но зато хоть безопасно. Я, может, и плохая мать, но кормлю ее и слежу, чтобы она себя не искалечила. А ты предлагаешь взять и выбросить ее в мир? С зеленой-то кожей? Да ее засмеют. Тебе ли не знать, что в этом дети гораздо безжалостнее взрослых: они не знают меры. Чем везти Эльфабу в Закамышье, лучше сразу взять и бросить ее в озеро, которого она так боится.
— Да нет же, нет! — Няня хлопнула по коленям пухлыми ладонями. — Послушай меня, послушай, ты, избалованная дочка богатых родителей. У тебя только и забот было, что бегать с музыки на танцы с другими такими же баловнями. Конечно, мир жесток, кто спорит? И чем раньше Эльфаба это поймет, чем быстрее найдет себя в нем, тем лучше. К тому же все не так страшно, как ты расписала.
— Хватит строить из себя пророчицу! Страшно или нет — откуда ты знаешь?
— Знаю! — горячо возразила няня. — И от своего не отступлю. Я прекрасно вижу, что вас ждет. Поверь, если ты не вооружишь дочку против чужих нападок, она и сама будет несчастной, и твою жизнь угробит.
— И какое же, интересно, оружие она получит от голодранцев из Закамышья?
— Смех, юмор и улыбку.
— Я тебя умоляю!
— Хочешь — не хочешь, а я своего добьюсь. Я ведь и пригрозить могу. Пойти в Закамышье, разузнать, где теперь проповедует Фрекс, и шепнуть ему пару слов. Думаешь, он обрадуется, когда узнает, чем вы тут занимаетесь со стеклодувом, пока он разжигает религиозный пыл у своей паствы?
— Ах ты старая карга! — взвыла Мелена.
— Завтра же, — победоносно улыбнулась няня, — мы отправляемся с Эльфабой в Закамышье.
Утром разгулялся ветер, грозно завывал по холмам, гало-, пом скакал с вершины на вершину, подхватывал сухие опавшие листья и жухлую траву. Няня плотнее повязала шейный платок и натянула шапочку на самые уши. Краем глаза ей все еще мерещились крадущиеся хищники, но стоило повернуть голову, и тигры с волками превращались в кучи сухой листвы. По пути она подобрала терновую палку, якобы для опоры, а на самом деле для защиты от голодных зверей, и немного успокоилась.
— Конечно, никаким хищникам не выжить в таких холодных, засушливых местах, — проговорила она больше для себя, чем для Мелены с Эльфабой. — Но, чур, вперед не убегать, слышишь, зеленушка?
Шли в тишине: няня молчала от страха, Мелена — от досады, что ее оторвали от Черепашьего Сердца, а неутомимая, будто заводная Эльфаба — просто потому, что иначе не умела. За лето озеро обмельчало, и там, где раньше плескалась вода, теперь можно было идти по гальке и высохшим водорослям.
Гвинетта жила в закопченном каменном домике с прохудившейся крышей. Из-за постоянного радикулита она не могла ни тянуть сети с рыбой, ни гнуть спину на овощных грядках. Потому сидела на грязном дворе. Вокруг нее копошилась целая ватага малолетней ребятни разной степени оборванности, крикливости и плаксивости. Гвинетта подняла голову и окинула взглядом приближающихся гостей.
— Добрый день! Вы, должно быть, Гвинетта, — приветливо сказала няня, пройдя в калитку. Она была счастлива, что не попалась диким зверям. — Брат Фрекспар рассказал, где вас найти.
— Святая Лурлина, так это правда? — воскликнула Гвинетта, завидев Эльфабу, и сделала рукой оберегающие знаки. — Я-то думала, ерунда, пустые сплетни, — и вот пожалуйста!
Дети прекратили беготню. Тут были мальчики и девочки, бледные и загорелые, но все как один чумазые и жутко любопытные. Они продолжали свою игру, но уже не спуская глаз с Эльфабы.
— Вы, конечно, знаете Мелену? Ну а я растила ее и теперь нянчу ее дочку. Мы очень рады вас видеть.
Она пихнула бывшую воспитанницу.
— Очень рады, — глухо подтвердила та.
— Мы столько всего хорошего о вас слышали, что пришли за советом, — продолжала няня. — Видите ли, у нас возникли определенные затруднения с малышкой, и как мы ни бились, так и не смогли их решить.
Заинтригованная Гвинетта подалась вперед и вопросительно подняла брови.
— Девочка зеленая, — заговорщицки шепнула няня. — Вы, конечно, могли этого не заметить за ее обаянием, да и вряд ли благородные закамышцы обратят внимание на такую мелочь, но сама Эльфаба очень стесняется. Сами посмотрите: стоит, втянула голову в плечи — прямо испуганная зеленая черепашка. Надо помочь ей вылезти из своего панциря и научить радоваться жизни, только мы не знаем как.
— Да уж, — хмыкнула Гвинетта. — Теперь понятно, почему брата Фрекспара так давно не было видно. — Она запрокинула голову и хрипло, цинично расхохоталась. — И у него еще хватило смелости вернуться к своим проповедям. До чего самоуверенный человек!
— Бра! Фрекспар, — перебила ее Мелена ледяным тоном, — просил напомнить тебе, Гвинетта, слова Писания: «Никому не дано узнать истинный цвет души».
— Там и правда так написано? — пробормотала пристыженная Гвинетта. — Ну хорошо, от меня вы что хотите?
— Позвольте приводить девочку сюда, — попросила няня. — Пусть под вашим присмотром играет с другими детьми. Вы ведь понимаете в этом больше нашего.
«Старая ведьма, — подумала про себя Мелена. — Вроде и правду говорит, а как умасливает!»
— Не знаю, понравится ли она ребятам, — неуверенно сказала Гвинетта. — С моей спиной, вы ведь понимаете, я не смогу постоянно их разнимать.
|
|
|
