 |
Звукоподражательная подсистема
|
|
|
|
Глава 1. Теоретические основы исследования
Звукоизобразительная система языка как предмет фоносемантического исследования
Данная глава посвящена теоретическому аспекту звукоизобразительности как универсальной языковой категории. Здесь будут рассмотрены звукоподражательная и звукосимволическая подсистемы, вопросы мотивированности языкового знака, а так же классификация звукоизобразительной лексики. Особое место в данной главе уделено психолингвистическому аспекту звукоизобразительной единицы, ее функционирование и восприятие. Явление звукоизобразтельности, являясь центральной категорией фоносемантики, на протяжении долгого времени вызывает интерес у исследователей. Истоки изучения связи звука и значения можно найти у античных философов (диалог Платона «Кратил»), мыслителей средневековья (Фома Аквинский), ученых XVII-XIX веков (Лейбниц, Гумбольдт, Руссо, Ломоносов). Долгое время считалось, что звукоизобразительная лексика является непродуктивной и малочисленной. Однако, исследования ученых XX в. доказали ошибочность этого суждения: запас звукоизобразительных слов гораздо больше, и они заслуживают более детального, многостороннего анализа. Вопросы звукоизобразительности были затронуты не только в аспекте фоносемантики, но и в рамках межъязыкового аспекта и типологического языкознания (Братусь 1976, Лапкина 1979, Мазанаев 1985, Камбаров 1990). Звукоизобразительность изучалась также в связи с проблемами психолингвистики (Newmann 1933, Tsuru 1933, Taylor, Taylor 1962, Штерн 1967, Журавлев 1974, Серебренников 1977, Валуйцева 1990, Гурджиева 1973, Кулешова 1990, Павловская 1999, Шадрина 2001), стилистики и поэтики (Михайловская 1969, Штерн 1969), онтогенеза (Lewis 1936, Шахнарович 1974, 1979, Горелов 1974, Леонтьев 1974), этимологии (Воронин 1981, Климова 1986), словообразования (Горелов 1974, Bloomfield 1953, Bolinger 1950, Firth 1958, Smith 1966).
|
|
|
Таким образом, теоретические основы звукоизобразительности были заложены в XX в., когда учеными был накоплен достаточно большой объем материала касательно связи звука и значения. Особый вклад в современную теорию звукоизобразительности внес профессор Санкт-Петербургского государственного университета С.В. Воронин (1982), заложивший основу нового направления лингвистической науки - фоносемантики, исследовтельским объектом которой является звукоизобразительная система языка, состоящая из двух подсистем: звукоподражательной и звукосимволической.
Целью фоносемантики является изучение звукоизобразительности как повторяющейся и достаточно устойчивой непроизвольно фонетически мотивированной связи между фонемами слова и полагаемым в его основу признаком объекта денотата.
Основными принципами фоносемантики являются:
) Принцип непроизвольности языкового знака
Принцип непроизвольности языкового знака - первый и основной методологический принцип фоносемантики. Он может быть назван также принципом мотивированности и непроизвольности связи между звуком и значением в слове. Этот принцип противопоставляется принципу произвольности языкового знака Ф. де Соссюра. Декларируя произвольность (немотивированность) знака как произвольность отношения между означающим и означаемым внутриязыкового знака, т.е. в пределах языка, Ф. де Соссюр в действительности понимал «произвольность» как немотивированность знака в целом (означающее плюс означаемое) по отношению к денотату, т.е. выводил «произвольность» за пределы языкового знака, и, шире, за пределы языка. Перед нами, следовательно, не одна проблема, а две проблемы: первая - проблема «внутренней» связи между двумя сторонами знака, вторая - проблема «внешней» произвольности знака, «внешней» связи между языковым знаком и языковой сущностью - денотатом.
|
|
|
Утверждая принципиальную непроизвольность, мотивированность языкового знака, адепты звукоизобразительности отнюдь не утверждают, что все без исключения слова в современном языке можно квалифицировать как мотивированные. Существует, разумеется, весьма и весьма много образований, которые не могут быть охарактеризованы как мотивированные. Языковой знак принципиально непроизволен; однако в «современной» синхронии он представляет собою двоякую сущность: он одновременно непроизволен и произволен. Причина такой двойственности нам видится в двойственности самого характера слова: оно с самого начала выступает в двух «ипостасях» - отражательной и коммуникативной. … в конкретном акте номинации выбирается некий признак объекта-денотата, полагаемый в основу номинации, - и в этом главном, определяющем, принципиальном моменте номинация непроизвольна, мотивированна; выбор же именно данного конкретного признака во многом случаен - и в этом более частном моменте номинация во многом произвольна, немотивированна.
) Принцип детерминизма
Второй принцип фоносемантики - принцип детерминизма. Применительно к ЗИС языка, являющейся объектом фоносемантики, этот принцип предполагает обусловленность знакового облика слова значением слова и, в конечном счете, признаками, свойствами денотата, точнее, «мотивом» - тем признаком (свойством) объекта-денотата, который по завершении «мотивировочного хода» («хода мотивирующей мысли») кладется в основу номинации.
) Принцип отражения
Третий принцип фоносемантики - принцип отражения. На интересующей нас речевой (языковой) ступени содержание отражения - это значение слова (как образ или, в других терминах, как сущность, однородная с понятием), форма отражения - языковой знак (как материальная оболочка слова). Таким образом, языковой знак являет собою форму, материальную сторону отражения, свойственную человеку. Уже это заставляет признать его отражательной категорией.
Оставаясь в целом адекватным, отражение в языковом знаке претерпевает определенные искажения, обусловленные, в частности, двуступенчатостью отражения (двойным преломлением отражаемого) в знаке, многозначностью соотношения между знаком и объектом номинации, относительной денатурализацией знака (частичной утратой им примарной мотивированности) в процессе эволюции.
|
|
|
) Принцип целостности
Четвертый принцип фоносемантики - это принцип целостности. В соответствии с этим принципом постулируется первичность системы как целого над компонентами системы; акцент делается именно на целостности и интегративности свойств объектов. Свойства системы как целого не сводятся к сумме свойств элементов, составляющих систему, а определяются интегративными свойствами структуры системы, порождаемыми специфическими связями и отношениями между элементами системы. Каждый элемент в системе связан с другими элементами системы; описание каждого элемента не носит самодовлеющего характера, ибо элемент описывается не «как таковой», а с учетом его «места» в целом, с учетом его связей с другими элементами системы как целого.
) Принцип многоплановости и его следствия
Пятый принцип фоносемантики - это принцип многоплановости (многоплоскостности). Он предполагает как обращенное «вовнутрь» максимально полное трехмерное, «объемное» описание звукоизобразительной системы в трех взаимосвязанных, но самостоятельных планах - синтагматическом, парадигматическом, иерархическом, так и обращенное «вовне» описание целостной системы в плане ее связи со «средой».
Звукоподражательная подсистема
Звукоподражательные слова наряду со звукосимволической лексикой входят в звукоизобразительную систему языка. Первым попытку дать определение этим двум понятиям предпринял Вильгельм фон Гумбольдт, который понимал под звукоподражательной лексикой имитацию звуков окружающего мира настолько близко к оригиналу, «насколько членораздельные звуки в состоянии передать нечленораздельные» [Гумбольдт, 1984. С.93].
Однако, наиболее точным и широко употребляемым является определение предложенное С.В. Ворониным, который в отличие от Гумбольдта определял звукоподражание не как восприятие внешнего мира, а как «закономерная не произвольная, фонетически мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации звуковым признаком денотата» [Воронин, 2006. С.39]. Согласно этому определению, главную роль в звукоизобразительности/ономатопеи играет внутренняя мотивированность слова, что расширяет спектр изучаемых проблем фоносемантики и ставит новые вопросы перед исследователем. Ономатопы также можно рассматривать как условную имитацию звучаний окружающей действительности фонетическими средствами. [Воронин 1990].
|
|
|
В Большом Энциклопедическом Словаре дается следующее определение ономатопоэтическим словам: «Ономатопоэтические слова - это звукоподражательные слова, возникшие на основе фонетического уподобления неречевым звукокомплексам» [БЭС, 2000. С.395].
В Словаре лингвистических терминов звукоподражание/ономатопея определяется как «условное воспроизведение звуков природы и звучаний, сопровождающих некоторые процессы (дрожь, смех, свист и т.п.), а также криков животных» или как «создание слов, звуковые оболочки которых в той или иной степени напоминают обозначаемые предметы и явления» [Ахманова, 1969. С.72]. Поскольку в основе номинации любого звукоподражательного/ ономатопоэтического слова лежит акустический мотив, то данный тип лексики носит не только интралингвистический, но и экстралингвистический характер. Чаще всего, звукоподражательная лексика связана с самим источником звука, например такие слова как хрюкать, гавкать, квакать есть глаголы образованные непосредственно от издаваемых животными звуков. Существительные образованные от этих глаголов так же будут звукоподражательными/ономатопоэтическими словами, так как тоже связаны с источником звука. Звукоподражательная/ономатопоэтическая лексика во всех языках разная. Это обоснованно различными культурными, географическими особенностями, а так же, что считается наиболее важным, разным строением артикуляционного аппарата и фонологических различий в системе языков. Однако, не смотря на такие различия, определить что послужило денотатом обычно не составляет труда.
Агглютинативные и синтетические языки легко принимают звукоподражательные/ономатопоэтические слова в свой состав. В последующем такие слова могут восприниматься как обыкновенные, а не звукоподражательные/ономатопоэтические, поскольку со временем они претерпевают изменения.
Звукоподражательная/ономатопоэтическая лексика регулярно получает грамматическое преобразование. Таким образом, например, многие птицы были названы исходя из тех звуков, которые они издают при пении.
|
|
|
Звукосимволическая подсистема
Второе составляющее понятия звукоизобразительность, явление звукосимволизма понималось Вильгельмом фон Гумбольдтом как подражание не непосредственно предмету или звуку, как звукоподражание, а «некоему внутреннему свойству, присущему им обоим» [Гумбольдт, 1984. С.93]. Выдающийся лингвист считал, что «предметы, производящие сходные впечатления, обозначаются преимущественно словами со сходными звуками» [Гумбольдт, 1984. С.95]. Звукосимволические слова образуют подсистему в пределах звукоизобразительной системы языка. Системность звукосимволических слов выражена не так ярко, как системность звукоподражательных слов, однако она характеризуется несравненно более большим охватом лексики. Звукосимволизм же есть «закономерная, непроизвольная, фонетически мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустическим) признаком денотата (мотивом)» [там же]. Звукосимволические слова особенно часто обозначают различные виды движения, световые явления, форму, величину, удаленность объектов, свойства их поверхности, походку, мимику, физическое и эмоциональное состояние человека и животных.
С точки зрения объекта исследования звукосимволизм делится на два вида: субъективный и объективный. Субъективный звукосимволизм обозначает связь между звучанием и смыслом слова в психике человека, объективный звукосимволизм обозначает реализацию потенциально существующей связи между звучанием и значением слова в том или ином языке или связь между звуком и значением в системе [Комарницкая, 1985].
Ученые выделяют две разновидности звукосимовличных слов: кинесемизмы и синестэмизмы. Явление синкенимии - это голосовая имитации кинем, результатом которой являются кинесемизмы. Понятие кинемы обобщает жестовые и в первую очередь «мимические движения, представляющие собой, во-первых, рефлекторные и «выразительные» движения, сопровождающие «внутренние» - сенсорные, эмотивные, ментальные - процессы в сфере сознания человека (интракинемы) и, во-вторых, «симпатические» движения, служащие мимическими подражаниями «внешним» неакустическим объектам - их форме, размеру, движению (экстракинемы)» [Там же. С.71]. Таким образом, лексические единицы (кинесемизмы), обозначающие внутренние и внешние процессы, также подразделяются на интракинесемизмы (фоноинтракинесемизмы, мимеоинтракинесемизмы и др.) и экстракинесемизмы соответственно.
Понятие синестэмия (соощущения + соэмоции) было введено С.В. Ворониным в связи со слишком узким пониманием существовавшего термина синестезия. Синестэмия - это различного рода взаимодействия между ощущениями разных модальностей (реже - между ощущениями одной модальности) и между ощущениями и эмоциями, результатом которых на первосигнальном уровне является перенос ощущения, на второсигнальном же уровне - перенос значения, в том числе в звукосимволическом слове [Воронин, 2006. С.77]. Лексическими единицами, обозначающими синестэмический перенос называются синестэмизмы. Рассмотренный выше процесс синестэмии в сочетании с синкинемией образуют единый психофизиологический базис звукосимволизма, получивший название синкинестэмия [Воронин, 2006].
1.1.3 Фонетическая мотивированность звукоизобразительной лексики
Звукоизобразительная подсистема языка и само явление звукоизобразительности являются очень противоречивым вопросом в современной науке: разные понятия вкладываются в некоторые фоносемантические термины, существуют разные подходы к изучению звукосимволических и звукоподражательных слов. Также, нет единого мнения по поводу того, сыграли ли звукосимволизмы и звукоподражания какую-то роль в процессе возникновения языка, иными словами, вопрос о звукоизобразительной природе языка до сих пор остается открытым в современном языкознании. Вопрос о соотношение звуковой оболочки слова и его значения напрямую касается вопроса о происхождении языка.
М.В. Ломоносов был уверен, что звуки речи обладают некоторой содержательностью, и даже рекомендовал использовать эти свойства звуков для придания художественным произведениям больше выразительности. Он писал в «Кратком руководстве к красноречию»: «В российском языке, как кажется, частое повторение письмени А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины… учащение письмен Е, И, Ю - к изображению нежности, ласкательства… или малых вещей…» [Ломоносов, 1952. С.343]. Однако, это были лишь предположения, доказанные факты представлены не были.
В конце XIX века Фердинанд де Соссюр первым признаком языкового знака назвал его произвольность. Сравнив примеры языковых знаков в разных языках, которые имели один и тот же денотат, но разные акустические образы, Соссюр пришел к выводу, что акустический образ (означающее) немотивирован, то есть он произволен по отношению к означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи [Соссюр, 1977]. Касательно звукоизобразительных слов, он считал, что их выбор «до некоторой степени произволен, поскольку они лишь приблизительные и наполовину условные имитации шумов» [Соссюр, 1977. С.86]. Однако, основываясь на том, что звукосимволизмы, как и обычные слова в языке, подвергаются фонетическим и морфологическим изменениям, он пришел к выводу, что звукосимволизмы «утратили нечто из своей первоначальной характеристики и приняли свойство вообще языкового знака, который не мотивирован» [Там же. С.87].
Позже Э. Бенвенист, оспаривая соссюровский принцип произвольности языкового знака, утверждал, что «связь между означаемым и означающим не произвольна, напротив, она необходима» [Бенвенист, 1974. С.91]. Таким образом, Э. Бенвенистом была доказана «внутренняя» мотивированность языкового знака, то есть «внутренняя» связь между двумя сторонами знака. Однако оставался нерешенным вопрос о «внешней» связи между языковым знаком и внеязыковой сущностью - денотатом, которая позднее была доказана С.В. Ворониным со ссылкой на философские и системологические каноны. Однако, это не означает, что все без исключения слова в языке можно квалифицировать как мотивированные. Так как в основе звукоподражательного/ономатопоэтического слова лежит «подражание звукам окружающей действительности» [Воронин, 2004. C.53], то связь между денотатом и звукоподражательным/ономатопоэтическим словом, а точнее, его звучанием, здесь весьма прозрачна. Сфера мотивации звукосимволического слова значительно шире и остается менее определенной, чем сфера мотивации звукоподражательного/ономатопоэтического слова [Воронин, 2004. C.87].
Выяснить, как звучание слова связано с его значением также пытался А.П. Журавлев, разделив лексическую единицу на три составляющие: понятийное ядро (дессигнат), признаковый аспект и фонетическая значимость. Согласно А.П. Журавлеву, понятийное ядро слова окружено оболочкой его признакового аспекта значения - «тот аспект значения слова, который можно охарактеризовать путем перечисления признаков», которую в свою очередь окружает фонетическая значимость - «очень неопределенный аспект значения слова, который нами почти не осознается» [Журавлев, 1991. С.29-30]. Выделяемые ученым три аспекта слова взаимопроникаемы, слиты воедино, и иногда невозможно отделить признаковое значение от понятийного, а фонетическую значимость слова от признаковой оболочки. Однако, аспекты слова коррелируют не напрямую, связь реализуется следующим образом: фонетическая значимость коррелирует с понятийным ядром через признаковую оболочку. Как правило, в словах звукоподражательного и звукосимволического характера фонетическая значимость практически сливается с признаковой оболочкой, однако чаще всего звуковой образ слова, даже звукоизобразительного не воспринимается осознанно, так как все внимание сосредотачивается на смысле слова. Таким образом, фонетическая мотивированность присуща всем звукоизобразительным словам.
Опираясь на доказанную «внутреннюю» и «внешнюю» мотивированность языкового знака, можно коснуться вопроса о звукоизобразительной природе языка. В науке о языке существует ономатопоэтическая теория или теория звукоподражания, как известно, это одна из гипотез о происхождении языка. Согласно данной теории, язык возник в результате того, что человек подражал звуковым и незвуковым признакам называемых объектов. Звукоподражательная теория была выдвинута Стоиками в 3 веке до н. э. и получила развитие в трудах Г.В. Лейбница, И.Г. Гердера и других ученых. Сторонники данной теории понимали звукоподражание широко: как звуковое подражание звуку и не звуку (звуковое отражение звукового и незвукового признака денотата), то есть и как собственно звукоподражание, и как звукосимволизм, то есть правильно было бы называть данную теорию звукоизобразительной.
Несмотря на то, что были и есть противники звукоподражательной теории, исследования 50-80-х годов ХХ века дают веские доказательства того, что собственно звукоподражание и звукосимволизм играли, наряду с жестом, важнейшую роль при возникновении языка. А.М. Газов-Гинзберг говорит о том, что «звукоизобразительным праязыком человечества можно назвать те первичные зачатки языка рода человеческого, которые были основаны на естественной, отприродной, единственно возможной связи звучания со смыслом» [Газов-Гинзберг, 1965. С.3]. История эволюции языков свидетельствует о том, что в начале развития в них намного сильнее заметны звукоизобразительные элементы. Развивая глоттогоническую концепцию, критически анализируя существующие на сегодняшний день теории, основатель Санкт-Петербургской школы фоносемантики С.В. Воронин сделал вывод об отприродной (примарной) мотивированности, изобразительности языкового знака на начальном этапе филогенеза [Воронин, 2006]. Возникнув как примарно мотивированная сущность, языковой знак на начальной стадии развивается в пределах данного качества, то есть в рамках звукоизобразительности [Петухова, 2001].
Что же касается происхождения самих звукоизобразительных слов, А.М. Газов-Гинзберг, например, выделяет четыре возможных истока звукоизобразительности: воспроизведение естественных звуков, сопутствующих жизнедеятельности человеческого организма (внутреннее звукоизображение); подражание звукам живой природы (внешнее звукоизображение); озвучивание первоначально беззвучных «подражательных жестов рта и носа» и, наконец, «лепетные детские слова», где наиболее легкие для ребенка звукосочетания становятся обозначениями различных предметов и явлений [Газов-Гинзберг,1965]. Как отмечает сам исследователь, последний исток, очевидно, имел наименьшее значение.
1.1.4 Классификация звукоизобразительной лексики
Принимая во внимания многообразие аспектов изучения и употребления звукоизобразительной лексики, необходимо отметить, что критерии, полагаемые в основу классификаций звукоизобразительной лексики, дифференцируются в зависимости от целей авторов и ученых. Например, в аспекте перевода С. Влахов и С. Флорин с одной стороны классифицируют звукоподражательные/ ономатопоэтические слова исходя из их происхождения как 1) природные - гром, треск, шелест, морской прибой; 2) животные - крики или вообще звуки, издаваемые животными, птицами и насекомыми и 3) механические - клаксон, лязг металла, звонки. Однако, с другой стороны, звукоподражательные/ономатопоэтические слова, в зависимости от их употребления в литературе, были классифицированы как: 1) общепринятые - как их слышат все члены данной языковой общности; 2) индивидуальные - как их слышит автор, или как он хочет, чтобы их услышал читатель [Влахов, 1986. С.200-215].
С.В. Воронин классифицрует звукоизобразительные слова по акустическим характеристикам объекта. Звукоподражательные/ономатопоэтические слова классифицируются по типу звучания и типам сочетаний звучаний, которые находят звукоизобразительное отражение в ономатопах. При этом принимаются во внимание пять основных параметров звучания: I - высота, II - громкость (интенсивность звука), III - время, IV - регулярность и V - диссонантность. Выделенные пять основных типов звучания служат основой для объективной характеристики звучаний и выявления классов и типов звучаний, находящих отражение в звукоподражательной подсистеме языка. По параметру I звучание характеризуется как высокое или низкое, по параметру II - как гломкое или тихое, по параметру III - как удар или неудар, а класс неударов далее делится на краткие и длительные. По параметру IV среди неударов выделяются два противопоставленных класса - шум и тон, или шумовой и тоновой неудары. По параметру V выделяются диссонанс и недиссонанс, к недиссонансам относятся как удары, так и неудары, а диссонансы представляют собой серию ударов [Воронин, 2006 ].
На основе сочетаемости различных параметров С.В. Ворониным были выделены девять типов звучаний:
I. Удар;
II. Тоновый неудар;. Чисто шумовой неудар;. Тоношумовой неудар;. Квазиудар;. Чистый диссонанс;
VII. Тоновый квазинеудар;
VIII. Чисто шумовой квазинеудар;
IX. Тоношумовой квазинеудар [Воронин, 2006 ].
Типы звучаний, в свою очередь, могут также сочетаться друг с другом в различных комбинациях (типы сочетаний звучаний). Типы звучаний образуют три класса:
А. Удары;
Б. Неудары;
В.Диссонансы (промежуточный между ударами и неударами класс).
Типы сочетания звучаний объединяются в два гиперкласса:
АБ. Удары-неудары (совмещает черты классов А и Б)
ВАБ. Диссонансы квазиудары (совмещает черты все трех классов при доминировании класса В).
Для обозначения классов и гиперклассов звукоподражаний/ ономатопов приняты следующие названия:
А. Инстанты;
Б. Континуанты;
В. Фреквентативы;
АБ. Инстанты-континуанты;
ВАБ. Фреквентативы квазиинстанты-континуанты [Воронин, 2006 ].
Внутри каждого класса и гиперкласса выделяются более дробные типы звукоподражаний/ономатопов, а также выделяются словообразовательные модели [Воронин, 1969].
Касательно классификации звукосимволической подсистемы языка, согласно С.В. Воронину, выделяются три основных класса звукосимволической лексики: интракинесемизмы (фоно- и мимеоинтракинесемизмы), экстракинесемизмы и интра-экстракинесемизмы. Внутри классов так же, как и в звукоподражательной подсистеме, проводится более дробное деление на различные типы лексики на основе фоносемантических групп.
Всего выделяется 36 типов фоноинтракинем: «I. Втягивание носом воздуха; II. Фырканье; III. Храп; IV. Посвистывание ртом или носом; V. Чихание; VI. Лизание, лакание; VII. Сосание; VIII. Всасывание (ртом жидкости); IX. Плевание; X. Чмоканье (смакование); XI. Цоканье; XII. Щелканье; XIII. Чавканье; XIV. Дуновение (ртом); XV. Вздох; XVI. Дыхание с присвистом; XVII. Плач, вой; XVIII. Громкий крик; XIX. Орание, рев; XX. Пронзительный крик; XXI. Смех; XXII. Кусание; XXIII. Зевота; XXIV. Ворчание; XXV. Стон; XXVI. Хныканье; XXVII. Хихиканье; XXVIII. Удушье; XXIX. Глотание; XXX. Икота; XXXI. Кашель; XXXII. Жиление; XXXIII. Резкое движение; XXXIV. Рыгание; XXXV. Рвота; XXXVI. Хрип» [Воронин, 2006. C.74].
В соответствии с теми полостями, в которых преимущественно и происходят рефлекторные и «выразительные» движения, данные фоноинтракинемы подразделяются на три класса. В пределах каждого из них имеются подклассы:
А. Носовые:
Подкласс А - собственно носовые (тип I);
Подкласс АВ - носогорловые (типы II-III);
Б. Ротовые:
Подкласс БА - ротоносовые (типы IV-V);
Подкласс Б - собственно ротовые (типы VI-XIII);
Подкласс БВ - ротогорловые (типы XIV-XXI);
Подкласс БАВ - ротоносогорловые (типы XXII-XXVII);В. Горловые:
Подкласс ВА - горлоносовые (тип XXVIII);
Подкласс ВБ - горлоротовые (тип XXIX);
Подкласс В - собственно горловые (типы XXX-XXXVI) [Там же. С.74]
Проблемы перевода звукоизобразительной лексики
Поднимая тему перевода звукоизобразительной лексики нельзя не столкнуться с самой распространенной проблемой в этой сфере переводческой деятельности. Среди ученых довольно распространено мнение, что звукоизобразительные слова относятся к безэквивалентной лексике (БЭЛ). Впервые внимание к этой проблеме привлек С. В. Воронин [Воронин; 1982], однако подробных исследований этого вопроса не проводилось.
В теории перевода БЭЛ изучена очень подробно. Она стала темой не одной диссертации и научной статьи. Словари дают следующее определение безэквивалентной лексики - лексические единицы исходного языка, не имеющие регулярных (словарных) соответствий в языке перевода. Здесь нужна оговорка: под переводческими эквивалентами фактически понимаются эквиваленты в словарном составе языка, а не в переводах конкретных текстов. Следуя из вышесказанного, можно понять, что БЭЛ следует трактовать исходя из понятия эквивалента. Именно так и поступают С. Влахов и С. Флорин, относя к БЭЛ «лексические единицы, которые не имеют переводческих эквивалентов» [Влахов, Флорин 1986].
С. Влахов и С. Флорин, относя звукоизобразительную лексику к безэквивалентной, рассматривают только звукоподражания, существенно сужая границы звукоизобразительной лексики. В английском языке (а как вскоре мы увидим и в японском) различные части речи часто оформлены одинаково, а это может легко сбить с толку, заставив воспринимать их как переводимые единицы, а звукоподражательную лексику как БЭЛ. Необходимо также отметить тот факт, что авторы не проводят различия между звукоподражательной (звучащий денотат) и звукосимволической (не звучащий денотат) лексикой.
В доказательство своей теории С. Влахов и С. Флорин приводят пример, когда носители разных языков воспроизведут лай одной и той же собаки по-разному, в силу сложившейся в их стране традиции, особенностей фонетического состава языка и артикуляторного аппарата. Суждение авторов базируется на мнении, что у звукоподражания имеется коннотативное значение, обусловленное национальным колоритом. Таким образом, звукоподражания приравниваются к реалиям. Это мнение ставит больше вопросов, чем дает ответов. Наиболее странным является то, что национальный колорит звукоподражаний отсутствует у звукоподражательной лексики и ее производных. Кроме того, при детальном рассмотрении, наличие национального колорита у ономатопов кажется ошибочным. Дело в том, что используя классические методы сопоставительного анализа нельзя оценить всей глубины звукоизобразительного механизма в целом. Исходя из неверных предпосылок, лингвисты полагают, что различные звучания объективно звучат одинаково, независимо от языка. Они считают, что одинаковое звучание должно быть услышано одинаково представителями разных народов, но поскольку этого не происходит, то звукоподражания относят к БЭЛ.
Все дело в том, что различия СЗП разных языков действительно представляются значительным, если их сопоставление производится традиционным, ныне изжившим себя методом - на уровне отдельных фонем. Черты изоморфизма, доминирующие в ономатопах любых двух языков, над чертами алломорфизма, не поддаются, как правило, выявлению на уровне отдельных конкретных фонем. «Значительные фонетические различия» обычно оказываются незначительными или полностью отсутствующими, если видеть за отдельной конкретной фонемой звукоподражательного слова (корня) тот (психо) акустический тип, которому она принадлежит [Барташова, 2010]. Понимание психо-аккусической структуры денотата позволяет практически всегда предсказать структуру соответствующего ономатопа. Подобное «предсказание» действительно только на уровне фонемотипов, но не отдельных фонем. В данной работе будет предпринята попытка оценить эквивалентность переводов звукоизобразительной лексики с точки зрения фоносемантического анализа.
Звукоизобразительная лексика современного японского языка
В отличие от отечественной лингвистики, где термин ономатопея/ономатопоэтический является синонимом термина звукоподражание/звукоподражательный, в японской лингвистике существует традиция использования терминов onomatopoeia или onomatopoetic words в родовом понятии для номинации звукоизобразительности и термина mimetic words для номинации явления звукосимволизма, по этой причине происходит терминологическое несоответствие. Однако, обращаясь к изначальному значению данного термина в греческом языке, предпочитается использовать термин onomatopoeia или onomatopoetic words в качестве синонима термина звукоподражание, таким образом, в японской лингвистической традиции данный термин трактуется неверно. То явление, которое в отечественной лингвистике называется звукосимволизмом, в современных научных работах можно встретить названное разными терминами. В основном, это три термина на английском языке: ideophones (идеофоны) - для обозначения данного явления в африканских языках и индейских языках Северной Америки; expressives (экспрессивы) - для обозначения данного явления в языках юго-восточной Азии и mimetics (подражания) - для обозначения явления звукоизобразительности в японском и корейском языках [Akita, 2009]. Также необходимо отметить, что в японской лингвистике наблюдается некоторое несоответствие терминов, номинирующих звукоизобразительность. Японские ученые, исследующие фоносемантические явления японского языка, до сих пор не пришли к единой терминологии, и хотя порой авторами используются одни и те же термины, в них вкладываются разные понятия. Итак, традиционно в японском языке выделяются два или три звукоизобразительных класса: гитайго (擬音語), гисэйго (擬声語) и гитайго (擬態語). Подробная классификация звукоизобразительных единиц японского языка рассмотрена далее.
Гионго
Термин «гионго» (擬音語) является японским аналогом термина звукоподражание/ономатопея (onomatopeia) в его узком смысле и номинирует «лексическое подражание звуку», его терминологическим дублетом является термин phonomime, также выделяемый японскими учеными [Hamano, 1998; Inose, 2009; Iwasaki, 2007]. А.А. Подшибякина определяет гионго как «слова, призванные обозначать голоса или звуки воздействия на неодушевленные предметы и передавать их в звуковой форме» [Подшибякина, 2003 С.13], а в пособие «Japanese for foreigners. Onomatopoeia» Хината Сигэо объединяет под термином гионго понятия гитайго и гисэйго и предлагается следующее определение данному термину: «гионго - это слова, обозначающие звуки внешнего мира, производимые одушевленными или неодушевленными предметами» [Shigeo, 1995. C.20].
Хироко Иносэ также выделяет три класса звукоизобразительных слов японского языка. Однако, в отличие от А.А. Подшибякиной, она определяет гионго, как «слова, подражающие естественным, природным звукам» [Inose, 2009. C.98]. Гионго обычно служат для обозначения разнообразных звуков, возникающих в окружающем мире (хлопки, гул, звон и т.д.) и специфических звуков, производимых человеком, животными и неодушевленными предметами. Как правило, такие слова записываются азбукой катаканой, для которой характерны короткие прямые линии и острые углы, они выделяются в тексте и привлекают внимание. Примером употребления гионго будет служить, например, такое предложение: 雨がざあざあと降っています。- /амэ-га дзадза-то футтэ-имасу/ -It’s pouring. - Льет как из ведра.
Гисэйго
Термин гисэйго (擬声語) номинирует «лексическое подражание голосу» и имеет своим терминологическим дублетом лексическую единицу psychomimes [Hamano, 1998; Inose, 2009; Iwasaki, 2007]. Согласно А.А. Подшибякиной, гисэйго - это «более узкий термин, чем гионго, используемый, как правило, для передачи голосов птиц, животных, человека» [Подшибякина, 2009. С.13].
Гисэйго является нетрадиционно выделяемым классом звукоизобразительных единиц. Многие лингвисты не выделяют гисэйго в качестве отдельного понятия, а oбъединяют его вместе с гитайго [Shigeo, 1995. С.21]. Однако, существуют и другие подходы к звукосимволическим словам японского языка. Так, А. Мацумура делит японскую звукоизобразительную лексику на следующие два класса в зависимости от качества звуков: гисэйго и гитайго. Согласно данному ученому, гисэйго - «чисто звукоподражательные слова, которые имитируют крики животных, либо воспроизводят различные природные и естественные шумы» [Matsumura, 1971. C.117]. Х. Иносэ дает аналогичное определение данному термину: «слова, подражающие голосам людей и звукам, которые издают животные» [Inose, 2009. C.98].
Примером употребления гисэйго будет служить, например, такое предложение: 猫がニャアニャア鳴きながら出て来た。- /нэко-га няаняа наки-нагара дэтэ кита/ - A cat came out crying meow-meow. - «Мяу-мяу» - появилась кошка.
Гитайго
Термин гитайго (擬態語) соответствует терминам phenomime [Hamano, 1998; Inose, 2009; Iwasaki, 2007] и звукосимволизм и номинирует «лексическое подражание действию». Согласно А.А. Подшибякиной, гитайго - это «слова, образно или символически описывающие состояния, явления и перемены» [Подшибякина, 2009. С.14]. Данный класс звукоизобразительной лексики может обозначать состояние неодушевленных предметов, физическое и эмоциональное состояние человека и других живых существ. Другие ученые определяют гитайго как «слова, при помощи звуков в символической форме передающие незвуковые явления» [Shigeo, 1995. С.21].
А. Мацумура определяет гитайго как «слова, вызывающие то или иное образное представление у слушающего» [Matsumura, C.145]. Поэтому их иногда называют образно-подражательными словами. Х. Иносэ определяет гитайго как «слова, которые описывают визуальные, тактильные или другие незвуковые состояния» [Inose, 2009. C.98].
Примером употребления гитайго будет служить следующее предложен<
|
|
|
