Нравственное сознание и Сверх-Я

Поскольку нравственное сознание представляет собой функцию Сверх-Я (Freud, 1914) и, более того, бессознательного Сверх-Я (Freud, 1923), то первая мысль, которая приходит при попытке объяснить его поражение, заключается в том, что Сверх-Я слишком чувствительно относится к превратностям нарциссизма. Сверх-Я лежит в основе бессознательного чувства вины, которое представляет собой один из наиболее опасных факторов сопротивления психоанализу (Freud, 1924), и со­здает возможность бесконечного анализа (Freud, 1937). Так, Сверх-Я может пре­следовать несчастного своей ненавистью на протяжении всей жизни, причем, ничто, в том числе и психоанализ, не будет в состоянии его умиротворить. Одна­ко обыкновенное «малое различие» может привести его в полное замешательство в той единственной области, где оно должно было бы приносить какую-то пользу, то есть в области социальных отношений! И не будут ли групповые феномены единственными нарциссическими расстройствами, способными помешать функ­ционированию Сверх-Я? Мы ежедневно встречаемся с личностями, до сих нор нравственно безупречными, которые, пережив унижение, ведут себя, не зная ни чести, ни совести. Так обстоит дело с героем Клейста, Мишелем Колхаасом, кото­рый разоряет огнем и мечом весь край, поскольку великолепные лошади, остав­ленные в залог одному сеньору, были ему возвращены в весьма плачевном состо­янии. Сверх-Я может также очень легко впасть в заблуждение из-за другого нарциссического расстройства, а именно из-за состояния влюбленности. Из-за любви к Кармен дон Хосе, до сих пор безукоризненный бригадир, забывает о во­инском долге и начинает оказывать услуги контрабандистам.

Тем не менее, данного примера достаточно, чтобы показать, что отнюдь не само Сверх-Я «растворяется в любви» (Parat, 1973). Контрабандисты хотят, чтобы дон Хосе примкнул к их рядам исключительно из-за его профессиональной компетенции. Кармен рассказывает о новых идеалах дону Хосе. Тот стремится достичь их с той же серьезностью, которую проявлял, служа в армии, а Сверх-Я преследует дона Хосе с той же бдительностью всякий раз, когда он терпит неудачу. Точно так же Ми­шель Колхаас в своем упорстве разорить страну оказывается хорошим тактиком, Сверх-Я превращает его в талантливого военачальника точно так же, как раньше де­лало его превосходным барышником. Самое страшное в «этнических чистках» за­ключается в том, что их проводят в жизнь добросовестные чиновники, которые с упор­ством, точностью и при соблюдении строгой субординации следуют заранее разра­ботанному и зафиксированному на бумаге плану. Вполне вероятно, что Сверх-Я заставляет чиновников страдать, если они плохо выполняют свою ужасную работу.

Кармен заменила для дона Хосе армию в роли Идеального Я. Она рассказала ему о новых идеалах, а он добросовестно старается достичь их, не останавливаясь перед тем, чтобы стать убийцей. Сам Фройд по-разному употребляет термины «Идеальное Я» и «Идеал Я» (Chasseguet-Smirgel, 1973, р. 761), тем не менее, вероятно, было бы полезно провести здесь их сравнение. Лагаш высказывает пред­положение, что Идеальное Я связано с первичной идентификацией с матерью (Lagache, 1966, цит. по: Chasseguet-Smirgel, 1973). Как формируется Идеальное Я? Какая связь существует между «малыми различиями» и Идеалом Я? И, наконец, как искажение Идеального Я может привести к потере чувства принадлежности к человеческому сообществу?

Произвол «малых различий»

«М алые различия» находят свое выражение в вариантах произношения, письменности и, в целом, в том, что Марсель Мосс называет «техниками тела» (Mauss, 1924, 1936). Они могут быть изменены на противоположные или заменены дру­гими при сохранении того же самого значения. Связь, которая превращает поступок повседневной жизни в символ принадлежности к той или иной группе, столь же безосновательна, как и связь, объединяющая означающую и означаемую сто­роны лингвистического знака. Изучение «малых различий» открывает перед нами то, что де Соссюр называл «семиологией», то есть науку о «совокупности систем, основанных на произволе знака» (Saussure de, 1911, р. 100). Поскольку эти «малые различия» носят произвольный характер, нам следовало бы без тре­ноги и даже с радостью переносить возможность их замены другими, поскольку мы обогащаем себя, умножая наш культурный капитал.

«Малые различия», аффективная настройка и нарциссическая идентификация с матерью

Итак, мы глубоко привержены малым различиям, поскольку они символизируют первичную нарциссическую идентификацию с матерью, равно как родной язык. Родной язык сливается с нашей идентичностью, как только мы начинаем учиться говорить. Овладение языком начинается с началом жизни в рамках интенсивного взаимодействия между родителями и ребенком благодаря селективному процессу, основанному на многочисленных возможностях. Как пишет Р. Якобсон, «в ле­пете ребенок способен артикулировать совокупность звуков, которые никогда не бывают объединенными в одном-единственном языке и даже в одной и той же языковой семье... Он практически утрачивает все свои способности воспроизво­дить звуки в тот момент, когда переходит к до-лингвистической стадии овладе­ния первыми словами, первому, собственно говоря, лингвистическому этапу...» (Jakobson, 1935, р. 24). Точно так же ребенок может потенциально сделать своими «техники тела» любой нации, однако выбирает только «технику» своего окруже­ния. Несмотря на то что, как принято считать, младенец не способен их понять, родители (или взрослые, которые заменяют родителей) придают определенный смысл ранней деятельности ребенка. Они сопровождают «техники тела» слова­ми, на первый взгляд, абсурдными, которые связаны с материнской заботой о ре­бенке. С самых первых минут жизни младенец способен специфическим образом реагировать на голос своей матери. С очень ранних пор ритм и модуляция его голоса и его

жесты начинают соответствовать голосам и жестам родителей и «аффективно приспосабливаются к ним» (Stern, 1985, р. 180).

«Малые различия» и суждение о компетенции

Эти слова и эти жесты матери носят самопроизвольный характер, поскольку они определяются случайной принадлежностью к тому или иному сообществу и несут ярко выраженную аффективную окраску. Для ребенка они означают любовь и боязнь несчастий, которые могут с ним случиться. Предостерегая ребенка от жизненных опасностей, слова и жесты матери квалифицируют вещи, составляющие мир, как «хорошие» и «плохие». В языке, на котором говорит мать, есть «хорошая» манера противопоставлять существенные признаки фонем и множе­ство плохих, от которых младенец должен отказаться, если хочет оставаться аф­фективно связанным с матерью. Точно так же, для матери существуют «хорошие» и многочисленные «плохие» способы обращения с младенцем, способы кормления, пеленания, укачивания, наблюдения за его сном. Присвоение объектам свойств «хороший» или «плохой» матери целиком охватывает сферу «малых раз­личий». Подобные присвоения носят произвольный характер, поскольку они мо­гут быть заменены другими в других культурах, однако они представляют собой настоящие «суждения» (Freud, 1925), поскольку для бессознательного матери их нарушение ставит в опасность жизнь ребенка. И напротив, ребенок должен слепо им подчиняться, если хочет сохранить нарциссическую связь, которая объединя­ет его с матерью и семьей. Даже до того, как он научается говорить, субъект знает, что должен любить и что ненавидеть, если, конечно, он не хочет тревожить мать и разрушить фундаментальную идентичность, которая связывает его с ней. Он мо­жет отказаться от материнского суждения о компетенции, например, выплевывая пищу в свою тарелку или отказываясь учиться говорить, однако делает это ценой серьезных нарциссических нарушений. Другие, отличные от матери лица, в пер­вую очередь отец, затем другие члены семьи, потом школа, прочие институты, перенимают у матери эстафету в процессе произвольного определения того, что такое «хорошо» и что такое «плохо» для молодого человека во время формирова­ния его как личности. «Малые различия», которыми обладают все без исключения представители группы по отношению к постороннему, определяются Идеальным Я группы, и оно является наследником этой жизненно важной материнской функции. Отринуть их означает подвергнуть себя серьезной нарциссической опаснос­ти. Жители Сараево, которые отказываются считать себя мусульманами, сербами или хорватами, подвергают себя опасности попасть в разряд предателей для всех враждующих сторон. Более того, они подвергаются опасности, идентифицируя себя с другим Идеальным Я, которое превращает их в членов специфического сообщества, единственного в своем роде.