метафизическая утопия Нового времени

метафизическая утопия Нового времени

Метафора тотального глаза. Интерес к бесконечности. Однородное гомогенное пространство. Мир как картина. «До царства Божьего от Иерусалима не ближе, чем от Пензы»: инфляция сакральной географии. Неомифология «межзвёздных перелётов».

Человек Нового времени видит всё и знает про всё: «Далёкие становища древнейших культур фильм показывает так, словно они прямо сейчас расположились посреди людной площади», - иронически замечал М. Хайдеггер. Опредмечивание бесконечности и представление её в качестве фрактально-однородной протяжённости – феномен, кажется, уникальный, не имеющий прямых аналогов в истории интеллектуальной культуры и весьма отдалённо напоминающий мировосприятие буддизма – заката ведической традиции. Для того, чтобы универсальное знание (ведение) было интерпретировано как всевидение – тотальность должна предстать как нечто фрактально-однородное на базовом уровне, безотносительно одинаковое.     

И, напротив, для архаики фундаментальная проблематика пространства и сакрального ориентирования (метафизическая асимметрия неба и земли, верха и низа, правого и левого) связана с тем казалось бы очевидным фактом, что далёко не всё равно куда идти, в каком направлении двигаться, да и вообще с осознанием того неотменимого обстоятельства, что на свете есть места, куда мы никогда не придём… Пророческие традиции и, прежде всего, христианство внесли здесь существенные эсхатологические коррективы, до некоторой степени расколдовав архаический космос – однако последующая секуляризация прошла столь далеко в этом направлении, что бушующий за окнами огромный мир предстал уже космической пустыней, приблизительно равномерно заполненной остывающим пеплом (довольно близкий образ современных космологических моделей). Однородное изотропное пространство – потрясающий современный культурно-исторически подготовленный фантазм, в чистом виде неведомый эпохам более ранним, хотя, как мы уже указали, имеющий некоторые косвенные аналогии в периоды распада древних восточных традиций, дошедших до нас уже в крайне искажённом виде… Так, иеромонах Серафим Роуз указывал, что «помимо христианства существуют иные формы выражения всеобщего смысла и порядка, и иные формы их распада, помимо нигилизма и идеологии абсурда».

Свт. Феофан Затворник серьёзно сомневался в сотериологических возможностях иеротопии, а столетие спустя советский астрофизик И. С. Шкловский высказывал крайние сомнения в оправданности межзвёздных перелётов и возможностях длительного восходящего развития разума во вселенной: интересно, что Ноософера прогрессистов-эволюционистов и Новое Средневековье традиционалистов-инволюционистов принадлежат утопиям конца Нового времени, притормаживая его исход…

1. 7. Закат логоцентризма и сумерки Дао

От онтологизма к психологизму. Кризис высокой рациональности. Универсум как герменевтическая проблема. Релятивизм. Многообразие культурно-исторического опыта и вопрос о его несводимости. Тактика деконструкции. Закат дальневосточной традиции. Утрата символического миропонимания и апофеоз феноменальности.

В самом сближении Дао и Логоса, особенно – в аспекте их упадка, прослушиваются ноты восходящего психологизма… По сути дела мы имеем тут логоцентризм без Логоса и даосизм без Дао. Интенсивность протекания и чувственная острота переживания глобального декаданса всё ещё закрывает от нас мудрую ясность в его осмыслении. К ней пытался по-своему приблизиться М. Хайдеггер: «Нигилизм, если мыслить его по его сущности, – это, скорее, основополагающее движение в историческом совершении Запада. И такова глубина этого движения, что его разворачивание может лишь повести к мировым катастрофам. Нигилизм – это всемирноисторическое движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу влияния Нового времени. Поэтому он и не явление только лишь современной эпохи, и не продукт ХIХ века, когда, правда, обострилось внимание к нигилизму и вошло в употребление само слово. Точно так же нигилизм и не порождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы говорят о нигилизме. Может случиться и так, что мнящие себя незатронутыми им наиболее основательно способствуют его разворачиванию. Зловещ и неприютен гость, неприютнейший из всех, – ещё и тем зловещ, что не может назвать свой исток. И воцаряется нигилизм не только лишь тогда, когда начинают отрицать христианского Бога, бороться с христианством или, скажем, вольнодумно проповедовать незамысловатый атеизм. Пока мы ограничиваем свой взор исключительно таким отвращающимся от христианства неверием и его проявлениями, наш взгляд задерживается на внешнем, жалком фасаде нигилизма».

Тем не менее, именно из евангельских и, шире, новозаветных текстов, да и вообще всей их обширной святоотеческой герменевтики – совершенно очевидно, что Христос фиксирует крайне ненормальное состояние человеческого мира и грозит ему грядущим судом. В контексте этих соображений и вся последующая христианская история – есть глобальный кризис, постепенное оскудение даров жизни и приуготовление последних битв и скорбей, когда, вспоминая поэзию А. С. Хомякова, причём – уже по историческим масштабам «очень скоро в бранном споре закипит весь мир земной». Такой подчёркнутый эсхатологизм был близок К. Н. Леонтьеву, поздним В. С. Соловьёву и В. В. Розанову, да и многим русским религиозным философам и писателям ХХ века.    

    Историческая деградация традиционного символизма и восхождение голого феноменализма приводит к тотальному господству денег на пороге их окончательного обесценивания, призванного явить полную утрату смысла.