Ритуал в обычно-правовой системе

Ритуал является важнейшей юридической категорией традиционного общества. Любое значимое явление в жизни индивида и социума признавалось его членами в качестве легитимного только посредством соответствующего ритуала. Любой ритуал освящался идеологическими представлениями культа предков, поэтому мероприятия, которые он сопровождал, получали право на существование в социуме. Он является самым древним способом хранения социальной информации, который содержал в себе ту или иную картину мира, а также некоторую модель (стереотип, образец) поведения людей в особо значимых ситуациях. Ритуал состоял из определенных, особых процедур, несоблюдение которых аннулировало акт. Следовательно, деятельность человека осуществлялась в строго установленных неизменных юридических формах и вне этих форм была немыслима и недействительна.

С помощью ритуала передавалась социальная информация от поколения к поколению. Появление ритуала как социокультурного феномена объясняется необходимостью преодоления критических фаз как жизни социума в целом, так и жизненного пути индивида. Иными словами, он возникает как мост в разрывах непрерывности, а поэтому был наиболее разработан в точках «социального разрыва». Такие «точки» периодически возникали на протяжении жизненного пути индивида (группы) и первоначально были связаны с его продвижением по социально-возрастной иерархии — с «ритуалами перехода», — в процессе чего изменялись ею права и обязанности. «Ритуалы перехода» сопровождали людей от самого рождения и до смерти. Ребенок считался появившимся на свет, только когда был произведен соответствующий ритуал (зачастую, связанный с имянаречением). Впоследствии ребенок становился взрослым, наделялся соответствующими правами, что также сопровождалось ритуалом (инициацией) (Бочаров 20006: 87-93).

Затем юноша вступал в брак, что также имело ритуальное воплощение в виде свадьбы, затем становился старейшиной и после — стариком. Наконец, индивид уходил в мир предков, что также отмечалось обрядом — погребальным, и обретал, в результате, максимальные права, связанные со сверхъестественными возможностями влиять на

\202\

судьбы живых потомков. В поздний период существования архаической формации, когда «богатство» стало wrpaib важную роль, многие члены традиционного общества не могли пройти этот путь, так как теперь за это надо было платить, например калым при заключении брака. Поэтому европейские антропологи нередко наблюдали уже пожилых мужчин, находившихся в социальном статусе «мальчика» из-за того, что у их родни не было средств дли проведения соответствующего ритуала.

«Ритуалы перехода» символизировали упразднение старых прав и обязанностей и обретение новых, поэтому они состояли из строго фиксируемых элементов. Прежде всего это лишение объекта, вводимого в новое социально-правовое состояние, признаков прежнего статуса. Считалось, что именно в ритуалах (а не в промежутках между ними) человек кардинально меняется, становится другим и даже умирает. С младенца путем ритуального омовения, например, смывалась его «чу-жссть», которая еще связывала его с миром предков, откуда, как предполагалось, он и появлялся. У русских в свадебном обряде символ очищения от прежнего состояния выражался в «свадебной бане».

Следующий элемент структуры ритуалов перехода — это преобразование объекта ритуала. Все ритуальные действия подчинены идее «переделывания» объекта. Это касается и снятия признаков прежнего состояния, и наделения признаками нового. По отношению к человеку «переделка» его существенных характеристик воплощается в действиях, концентрирующихся вокруг омовения, переодевания (перемены прически) и перемещения главного персонажа. Наиболее распространены операции над волосами (прическа на смену распущенным волосам, опаливание волос, их обстрижение). Эта же идея реализуется в переодевании, ибо новая одежда означает другого человека.

Затем происходит наделение героя новыми признаками. Он вновь обретает возможность ходить, видеть, говорить, осущес!влять определенные действия и т. д., но это уже другие свойства, соответствующие новому статусу. Ему возвращается имя, но оно несколько иное (именование по имени и отчеству молодоженов). Б резулыате совершения любого обряда происходит создание новой знаковой реальности, исходный объект превращается в новый (новорожденный, новобрачный, новопредставившийся), Ритуализация длится до тех пор, пока сохраняется статус нового. Для разных объектов длительность новизны различна. Младенец считается новорожденным в течение 40 дней или одного года. Аналогичные сроки приняты во многих местах для покойника (сроки обязательного траура). В течение года (т. е. до рождения ребенка) молодожены считаются новобрачными. «Новизна» — эю срок, в течение которого объект сохраняет свою принадлежность к

\203\

сфере ритуального, и вместе с тем срок «утверждения» в новом статусе, своего рода испытательный период. Это отражается и на их правовом положении. Новобрачные, например, могли принимать участие как в собраниях неженатой молодежи, так и старших, взрослых, женатых (Байбурин 1993; 174-182).

Наличие обычно-правовых представлений, связанных с признанием за ритуалом юридической функции, можно фиксировать в современной повседневности. Информант поведала о следующем случае. Она, будучи уроженкой небольшого городка в Вологодской области, вышла замуж за питерскою парня. Они решили обойтись без свадебного ритуала, отметив факт регистрации брака в узком кругу близких друзей. По словом женщины, она не получила от своих родителей ни поздравлений, ни подарка, хотя, с ее слов, он был приобретен заранее. Причина — «отсутствие свадьбы», без которой родители отказались признать факт бракосочетания действительным.

Выше отмечалось, что обычно-правовые нормы нарушались чрезвычайно редко. Опять же большая заслуга в этом ритуалов перехода. Смысл ритуала — именно в повторении, в воспроизведении сложившейся картины мира и представлений о должном поведении в ответственных и критических обстоятельствах. Соблюдение ритуалов ощущалось архаическим социумом как залог безопасности и процветания. Конечно, такая уверенность действительно помогала племени жить, а кроме того, сохраняла этнокультурную иденшчность бесписьменного коллектива. Ритуалы представляли собой способ эффективного идейно-психологического принуждения. Средства, используемые- ритуалом, обеспечивали мощный внушающий эффект. Большую роль играло подражание, точнее, имитация. В ритуалах подобного толка обыгрывались сценарии поведения, связанные с их будущими социальными ролями. Имитировались те поведенческие модели, которым участникам предстояло следовать в «будущей жизни». Важную роль играл также музыкальный и особенно танцевальный ритм. Погружение в единый ритм способствовало формированию у всех участников ритуала чувства единства, сплоченности, при котором резко возрастала внушаемость. Именно посредством танца имитировались будущие поведенческие нормы. Овладение ритмом, пластикой, характерными для культуры той или иной группы, осуществлялось с самого раннего детства. «Маленьких детей учат танцевать, как только они начинают ходить... Всякий новый танец взрослых дети пытаются исполнить в своем круп', и, увидев, с какой серьезностью танцуют девочки и мальчики 2-3 лет, можно подумать, что при этом решается их жизнь», — писал европеец, наблюдавший за австралийскими аборигенами {Hovvitt 1904).

Хотя в арсенале средств, используемых ритуалом для оказания внушающего аффекта, преобладали действия, слово (т. е. вербальное воздействие) также играло большую роль в этом процессе. В ходе ритуалов про-

\204\

износились различною рода клятвы, заклинания, назидания и т. д. В столь эмоциональной атмосфере словесное воздействие имело гипнотический эффект: «Если налицо полное безоговорочное доверие... то человеческие слова у слушающего вызывают с полной необходимостью те самые представления, образы и ощущения, какие имеет в виду говорящий, а полная ясность и безо го ворочн ость этих вызванных представлений с той же необходимостью требует действий, как будто эти представления были получены наблюдением и познанием, а не посредством другого лица» (Поршнев 1978: 155).

Во время конфликтов возникали точки социальных разрывов, и здесь ритуал ел таил средством преодоления напряжения. Связь ритуала не только с бессознательными пластами психики, но и с идеологическими представлениями создавала идейно-психологический фон, на котором все участники конфликта безоговорочно подчинялись лицу, совершавшему правосудие. В подобного рода ритуалах имитация воспринималась как реальное действие, которое должно иметь и соответствующие последствия. Например, разыгрывалась сцена наказания преступника, а глубокая вера всех в данную процедуру могла приводить к нанесению ему реального физического ущерба. Например, Е. И. Романова пишет о символической казни подозреваемого в краже. Шаман в присутствии всех представителей рода на святом родовом месте протыкал фигурку, символизирующую правонарушителя, что устрашающе воздействовало на психику присутствующих; после совершения обряда вор обрекался на несчастливую судьбу и должен был в ближайшем будущем умереть (Романова 199У: 44).

Действительно, магическая идеология, необходимо вырастающая из «мышления в комплексах», не различает «действие» и его «имитацию» (символ), поэтому человек архаического общества стремился, имитируя действие, активно воздействовать на окружающий мир. Сравнительные этнографические материалы показывают, что символизация в юридических ритуалах широко использовалась, и рассматривалась как сама реальность. По мнению Кассиера, данные ритуалы имеют изначально не только «аллегорический», «подражающий» или представляющий, но и непременно реальный смысл: они так вплетены в реальность действия, что образуют ее незаменимую составную Macib. Это есть всеобщая вера в то, что на правильном исполнении ритуала покоится дальнейшее продолжение человеческой жизни и даже существование мира. (Кассиер 1995: 56-59). Например, уряда сибирских племен символически закреплялся и раздел рода: в назначенный день все старейшие представители рода съезжались, молились предкам и на границе родовых участков ломали надвое котел и лук, указывая при этом, что как две половины котла и дне половины лука никогда не составят больше целого предмета, так и две ветки рода больше не составят одного рода. (Дамешек 1995: 70).

\205\

II, Колмыков трактовал символизацию обычного права так: «Юридический символизм отнюдь не связан только с игровыми и мифологическими интерпретациями права. Его обусловленность более основательна, — это наружная оболочка тех внутренних явлений, которые происходят в духе отдельных людей, и внешность, материальность есть необходимое условие для бытия права в отношении внешних символов права» (цит, Ломакина 2005).

С появлением письменности и писаных законов юридическая функция ритуала, тем не менее, не утрачивает своей силы. По исследованиям А. Я. Гуревича «В ранее средневековье к письменному документу... большинство населения испытывало недоверие и не понимало его юридической природы. Поэтому наряду с составлением и вручением грамоты по-прежнему практиковали старинные обычаи символического бросания или вручения горсти земли, дерна, ветви и т. п. В грамоте видели прежде всего предмет, кусок пергамента, и было принято перед составлением ее текста класть пергамент вместе с письменными принадлежностями на земельный участок, который являлся объектом сделки, с тем чтобы "сила земли" влилась в пергамент и сделала написанную затем на нем грамоту нерушимой и действенной. Придать действенность юридическому акту мог лишь магический ритуал... Долгое время устное свидетельство пользовалось предпочтением перед документом, и на память полагались более охотно, нежели на письменный текст... Клятвы и присяги воспринимались важнейшим свидетельством правоты. Синоним справедливости, оно в то же время не ориентировано на истину в нашем ее понимании: истинным считали то, что было доказано в суде посредством клятв и присяг, неукоснительного соблюдения всех предписанных, обычаем процедур. Клятвам, ритуалам, ордалиям и поединкам верили больше, чем каким-либо вещественным доказательствам и уликам, ибо полагали, что в присяге раскрывается истина и торжественный акт не может быть выполнен вопреки воле Бога. Малейшее отклонение от раз и навсегда принятой формулы, несоблюдение всех обрядов означали одно: сбившийся с текста, нарушивший процедуру— не прав, и Бог не допускает, чтобы виновный выиграл тяжбу. Истина могла быть явлена только в совершенно четком и ничем не нарушенном формализме судебного процесса» (Гуревич 1999).

В дореволюционной России не писаное право, а обычно-правовые процедуры лежали в основе разрешения конфликтов, в частности, касающихся владения землей. Вот пример, иллюстрирующий данное положение, который связан с межеванием. «Для разрешения спора, в некоторых деревнях Каргопольского уезда выбирают а судьи между собою "мать сыру землю". Один из спорщиков говорит другому: "Пусть рассудит нас мать сыра земля". Если на это последует согласие другого

\206\

спорщика, то один из них вырывает кусок дерна с землею, полагает его на голову и идет по тому месту, где, по его мнению, должна быть действительная граничная межа покосов. Если при этом несущий на iолове землю при обходе граничной межи и захватит край пожни соседа, с которым ведет спор, последний не обижается и добровольно отдает своему противнику всю обойденную им землю, приговаривая только, крестясь: "С Богом! Бери, что обошел; так рассудила нас мать сыра земля"». (Соколов 1887: 17). Считалось, что земля использует карательные санкции по отношению к тем, кто незаконно завладел ею. «Карающие силы земли особенно были страшны для тех, кто посягнул на чужую возделанную землю» (Кознова 2001: 668).