 |
Дмитрий Степанов, передано по телефону. 12 страница
|
|
|
|
– Но я не успею…
– Это ваша забота, – прервал его ЗДРО.
– Сюда, – Бинальти ткнул пальцем в карту, лежавшую на коленях ЗДРО (город не назвал, каждый страхует себя, таковы правила), – я могу добраться только завтра вечером.
– Ну и что?
– Очень мало времени на подготовку, – повторил он задумчиво.
– Помнится, вы говорили, что именно в такого рода районах держите постоянные базы… Я исходил именно из этих ваших слов, планируя дело…
Бинальти кивнул, изучающе посмотрел на ЗДРО:
– Вы, конечно, понимаете, Восток докажет, что выстрел был произведен из‑ за стены? У них будут доказательства. Баллистическая экспертиза неопровержимо подтвердит этот факт… Опровергнуть довольно трудно…
– Ничего, опровергнем, – усмехнулся ЗДРО, хотя в задачу комбинации входил факт признания выстрела из Западного Берлина; вопрос в том, кто оттуда стрелял; пусть отмывается Уолтер‑ младший, он тесно связан с «красными бригадами»; докажем, что волосатыми руководит Москва или София, да и в конечном счете реакция Востока никого не волнует; шоу должны смотреть те американцы, которые будут голосовать за ассигнования в конгрессе и решать судьбу переговоров в Женеве.
– Мало времени, – снова повторил Бинальти.
– Я не очень понимаю, – ЗДРО недоуменно пожал плечами, – вы отказываетесь, что ли?
Тот грустно усмехнулся:
– Лично я с радостью бы отказался, но, думаю, боссы меня не поймут.
– Да и я не пойму, – заметил ЗДРО. – На случай непредвиденного было бы славно, снабди вы тех, кто будет работать, документами, которые позволят провести пунктирную линию на Восток.
– Вариант «серых волков»? – усмехнулся Бинальти. – «Болгарский след»?
ЗДРО закурил, медленно затушил спичку, ничего не ответил, только чуть опустил веки; Бинальти покачал головой:
|
|
|
– Интересно, люди когда‑ нибудь научатся верить друг другу?
– Конечно, – убежденно ответил ЗДРО. – Ради этого мы и живем на земле.
– Кто‑ то из ваших в случае экстренной нужды может оказать помощь?
ЗДРО отрицательно покачал головой.
– То есть это моя работа? А никак не ваша? – уточнил Бинальти.
ЗДРО снова кивнул, делая быстрые, легкие затяжки.
– Вы неважно выглядите, – заметил Бинальти. – Отдохните пару дней, у вас очень усталое лицо.
– Ладно, – ответил ЗДРО, поднимаясь. – Через два дня улечу в Майами. Как только узнаю, что вы закончили дело.
…Вернувшись в Лэнгли, ЗДРО продиктовал радиограмму для Н‑ 52:
Дорогой друг, проявляйте максимум хладнокровия. Ситуация находится под контролем. Срочно переходите на нелегальное положение. Предпримите все возможные меры, чтобы прибыть в заранее условленное место – по нашим документам – через три дня. Ваш переход будет прикрывать специальная группа в количестве четырех человек, это асы разведки. Будьте уверены в благополучном исходе.
Сердечно ваш Л.
– Где условленное место? – спросил Славин.
– Беренштрассе, – ответил Кульков.
Славин нашел эту улицу на карте Западного Берлина; ничего приметного, поблизости от государственной границы ГДР. Генерал вернул шифровку ЦРУ Славину.
– Зачем они написали о четырех «асах разведки», Виталий Всеволодович? Они это не Кулькову писали, а нам. Смысл? Зачем они отдают нам четырех своих? Цель?
КОНЦЕПЦИЯ ‑ II
Женева. Миссия США при ООН,
Резидентура ЦРУ.
Строго секретно.
Чарльзу Макгони.
Какой тональностью должно быть окрашено заявление, если допустить возможность бегства из‑ за «железного занавеса» одного из тех, кто симпатизирует идеалам демократии и мира?
Учитывая, что вы находитесь в эпицентре событий, получаете информацию непосредственно из Дворца наций ООН и, следовательно, можете составить некий стереотип представлений о желаемом быстрее, чем наши аналитики, просили бы вас срочно прислать приблизительный текст заявления, которое, по вашему мнению, вызовет наиболее благоприятный эффект в Европе.
|
|
|
Что касается вашего отзыва в Соединенные Штаты, то вопрос такого рода решает руководство управления, а не вы.
В случае если вы ощущаете несогласие с общей линией, проводимой Центральным разведывательным управлением, мы готовы рассмотреть вашу официальную просьбу об отставке.
Желаю успехов в работе.
ЗДРО.
Центральному разведывательному управлению США.
Строго секретно.
Тому, кого это касается.
В заявлении упоминавшегося ранее толка, появление которого сыграет положительную роль на Западе, должны быть приведены неопровержимые данные о наращивании русской ракетно‑ ядерной мощи.
Следовало бы раздать журналистам выдержки из подлинных документов Советов, отмеченных грифом высшей государственной секретности.
Особое внимание целесообразно уделить тому, какими методами русские камуфлируют свою агрессивную устремленность. Это неминуемо скомпрометирует хорошо организованные инициативы «за мир и ядерное разоружение», оплаченные резидентурами КГБ.
Убежден, что Дворец наций более всего шокирует информация о совершенно секретном, непрекращающемся разворачивании русскими своих ракетно‑ ядерных сил для нанесения первого удара по Западной Европе.
Желательно привести факты о том, что все усилия Советов устремлены на организацию влияния на Бонн, Париж и Лондон в главном направлении: «Проблемы войны и мира в первую очередь касаются именно нашего континента». Смысл такого рода давления русских очевиден: в случае замораживания диалога с Вашингтоном Москва сохраняет вполне надежных экономических партнеров.
В отличие от нас европейцы более эмоциональны, именно поэтому заявление патриота идеалов демократии, который, возможно, окажется на Западе, должно быть ярким, бьющим на чувство.
Полагаю, что отдел психологических акций прислушается к моим рекомендациям при разработке проекта такого рода заявления.
|
|
|
Хочу подчеркнуть: среди нашей делегации намечается все отчетливее и явственней тенденция к сближению с русскими по целому ряду позиций, которые значительно более выгодны Москве, чем нам.
Что же касается моей отставки, то, отправив предыдущую телеграмму, я не рассматриваю вопрос в такой плоскости. При этом я подчеркиваю еще раз, что не умею легко менять принципы, тем более те, которые служат делу демократии, свободы и мира. Естественно, если я по каким‑ то причинам неугоден на нынешнем посту, вопрос о моей отставке относится к вашей компетенции. Именно поэтому не могу не повторить, что менять свою позицию не намерен, ибо не учен поступаться жизненными принципами.
Макгони.
ЗДРО вздохнул; что поделаешь, дурак; с ними приходится считаться ввиду их численного превосходства. Ребенку ясно, что русским необходим позитивный исход переговоров, они должны высвободить ресурсы для развития и модернизации мирных отраслей промышленности, их предложения носят вполне серьезный характер, они действительно ищут выход из положения, сложившегося в мире, которое, увы, чревато ядерной катастрофой. Но ведь есть на земле люди, которые с юности упрутся во что‑ то лбом, и переломать их совершенно невозможно. Макгони относится к числу именно таких лбов; впрочем, именно такая индивидуальность и нужна сейчас в Женеве; своеобразная форма «акции сдерживания», ничего не попишешь, все мы жертвы пересеченности обстоятельств…
ЗДРО расписал телеграмму Макгони в отдел психологической борьбы, пусть работают над текстом заявления для Н‑ 52, а сам вызвал руководителя группы «активное действие‑ Ill» Ника Дэвиеса и Роберта Шварца, практика.
– Вам предстоит полет в Западный Берлин, друзья, – сказал ЗДРО, пригласив своих опытнейших сотрудников к маленькому столу, где уже стояли три чашки кофе и маленькая вазочка с сухим печеньем. – Задание в высшей мере ответственное… Речь идет о жизни и смерти борца за демократию и прогресс… Русского, который решил выбрать свободу… По соображениям оперативного характера, подготовительная работа была возложена на представителя военной разведки, Уолтера‑ младшего… В общем‑ то, верно, видимо… Зачем так уж обижать коллег из Пентагона? Однако давайте говорить начистоту, между нами не может быть тайн, братство по общему делу: Уолтер‑ младший – баловень судьбы, вы знаете, из какой он семьи, ему не приходилось прошибать себе карьеру так, как это выпало на долю каждого из вас… Его родственники сидят в наблюдательных советах «Авиа корпорейшн», мультимиллионеры… На что способен этот белоручка, не знаю… Так что вам самим придется проявлять максимум осмотрительности в деле… А оно, повторяю, ювелирное… Сейчас я приглашу автора проекта, он изложит вам план по пунктам… Только давайте уговоримся об одной маленькой игре: пусть Ник – надеюсь, он простит меня, – являясь, как всегда, руководителем операции, играет роль помощника, а Шварц получит титул старшего… Так задумали в секторе проработки проекта – пусть. Сочтетесь честолюбиями, когда вывезете нужного нам человека. Я не говорю, что его жизнь в ваших руках, это, видимо, вам и так понятно… Я не говорю, как он важен нам здесь, на свободе, вы достаточно опытные люди… Есть какие‑ то вопросы перед тем, как начнем и д т и по частностям?
|
|
|
А уже после этого ЗДРО позвонил Сэму Пиму:
– Придется встретиться.
– Я готов, – ответил тот; адрес не называли, был обговорен заранее.
– Вы хотели, чтобы все дело было решено одним махом, – сказал ЗДРО, включив приемник. – Я запустил вашу идею в работу… Но я не могу не рассказать о том, какой она будет.
– Предприятие столь рискованно, что не обойтись без аксессуаров круговой поруки, – усмехнулся Пим. – Полагаете, что, случись беда, я оставлю вас?
– У меня есть к тому основания. Вся моя служба работает на проект «Либерти». Есть у нас любопытная идея: вывезти на Запад агента, попавшего в беду. Но я не думаю, что вас устроят его показания в конгрессе: наши зубры, стоящие за диалог с Кремлем, вытащат из него правду. Даже если наш агент будет произносить те реплики из сценария, которые мы ему подготовим, особого доверия он не вызовет… Но тем не менее ради того, чтобы спасти его, я отправляю в Европу бригаду…
– Зачем? – удивился Пим. – Если тем более здесь его разобьют и он скомпрометирует вас и меня?
– Я отправляю бригаду для того, чтобы профессионалы из Управления, – скрипуче ответил ЗДРО, – знали, как мы ценим своих агентов и боремся за них… Но его не вывезут на Запад… Его нейтрализуют на месте…
|
|
|
– Убьют, что ли? – усмехнулся Пим. – Называйте вещи своими именами, не терплю этих конспираторских ужимок.
ЗДРО повторил:
– Его нейтрализуют. Но если хоть один из тех, кто это будет делать, провалится, след приведет ко мне и я должен буду уйти из ЦРУ.
– Обидно, – сказал Пим. – Вы прирожденный стратег разведки.
– Тем не менее.
– Вас интересует, какой будет ваша дальнейшая судьба? Отвечайте, старина, отвечайте же, я привык к конкретике…
ЗДРО молчал, глядя в переносье Сэма Пима, не произнося ни слова.
– Ладно, – сказал наконец тот, – не пугайте, я и так напуганный. Работайте спокойно, пусть только тот, кто может мне помешать, не мешает. Поедете в Майами, там есть фирма, которая давно ждет хорошего директора. Устраивает?
ЗДРО поднялся, молча кивнул Пиму и, по‑ прежнему не проронив ни слова, вышел.
– Только назовите не один Западный Берлин, а несколько европейских городов, его же наверняка слушают, пусть гадают…
– Он все поймет, – повторил Славин. – Все будет как надо… Вылетать завтра?
– Нет. Сейчас, – ответил генерал. – Группа Гречаева ждет вас, Кульков тоже; генералу Конраду Фуксу в Берлин я уже позвонил, полетите специальным рейсом, везти Кулькова на «Аэрофлоте» кажется мне рискованным.
Славин незаметно посмотрел на часы; голубые глаза‑ щелочки генерала фиксировали каждую мелочь.
– Какие‑ то неотложные дела? Не можете сейчас вылететь? Что ж, полчаса у вас есть, не больше‑ Неотложные дела, подумал Славин; конечно, неотложные дела; Ирина ждет у загса уже пять минут; она привыкла к тому, что он обычно опаздывает; будет ждать еще минут двадцать, а ехать туда полчаса; уйдет; плохо, ужасно плохо, просто хуже быть не может… И как раз в это время дали Женеву; Степанов, по счастью, был в номере…
…Ирина ждала Славина сорок минут; она была в белом платье, эти дни бегала по комиссионкам, дуреха; загрохотал гром, закраины облаков сделались фиолетовыми – погода переменилась внезапно, теперь это стало в Москве обычным; зонтика у нее с собою не было; как кошка под дождем, подумала она, и эти хемингуэевские слова показались ей вдруг до того пронзительно‑ жалостными, что она, не сдержавшись, заплакала; в секретариате Славина ответили, что Виталий Всеволодович неожиданно вылетел в Ялту, будет через неделю, простите, кто его просит; не ответив, Ирина осторожно повесила трубку; дождь решила переждать в кабине автомата; такси с парочками подъезжали к загсу часто, чуть реже – «Чайки» с новобрачными. «Переоденусь – и в Рязань, к бабушке, у нее я наревусь всласть, только б сейчас сдержаться…»
– Вот что, – после долгого, тяжелого раздумья сказал генерал, – немедленно звоните‑ ка, Виталий Всеволодович, в Женеву вашему другу… И пригласите его – конечно, вместе с Кузанни, без американца не получится сенсации желаемого уровня, свой, он и есть свой, – в Западный Берлин… Последний акт игры надо смотреть с обеих сторон границы, возможны варианты всякого рода… Пусть Степанов приедет к вам из Западного Берлина на полчаса… Посвятите его в курс дела – в общих чертах, понятно…
Славин недоуменно нахмурился:
– Степанов – мой друг. Я не умею верить наполовину.
– Я тоже. Но если он ваш друг, то пощадите его все‑ таки – во многия знания многие печали… Сейчас, во время телефонного разговора с вами, он поймет, что дело пахнет жареным?
Славин усмехнулся:
– Он все поймет…
«Поди‑ ка сочини, не зная правды! »
– Ну и каков же шанс? Какова вероятность того, что этого «икса» выкрадут? –спросил Кузанни, изучающе посмотрев на Степанова; лицо его за эту ночь осунулось, под глазами легли черные тени. – Сколько можно поставить на то, что предполагаемое действительно случится?
– Не знаю.
– Информация надежна?
– Тот, кто мне ее передал, вполне надежен. Что же касается тех, от кого ее получил мой друг, сказать не могу.
– Давно с ним знаком?
– Давно. Ты, кстати, его тоже знаешь.
– Я?!
– Да. Косвенно. Через меня. Это он назвал адрес, по которому держали в больнице Эмму Шанц, жену Джона Глэбба из луис‑ бургской резидентуры ЦРУ. Тебе, кстати, пригодилась встреча с Эммой?
– Очень… Это меняет дело… Я не хочу спрашивать, кого представляет твой человек… Так мне удобнее.
– Верно, – кивнул Степанов. – Ты прав.
– Но лететь придется нам двоим.
– Я готов. Хочешь, чтобы я помог тебе?
– Ты мне понадобишься как свидетель. Хотя одного свидетеля мало… По нашим законам нужны двое… Давай адрес…
– По условиям задачи, Юджин, я могу назвать адрес лишь за час перед тем, как на месте получу подтверждение…
– Довольно сложно начинать предприятие, если главному его участнику не верят. – Кузанни пошел на кухоньку в степановском номере, включил плитку, поставил воду для кофе. – Нельзя не верить соучастнику предприятия, Дим…
– Дело не в том, верят или не верят… Они делают их дело, я – мое, ты – свое. Повторяю: я знаю город, где должно совершиться нечто такое, что помешает диалогу… А может, и вообще сделает его невозможным. Впрямую об этом по телефону не поговоришь… Окончательную информацию я получу либо в Вене, либо в Западном Берлине, так мне объяснили. Утром, накануне дела. Это все, что я могу тебе сказать… И еще должен добавить: видимо, без частного детектива не обойтись, он понадобится тебе как режиссеру.
– Тебе сказали, что дело имеет какое‑ то отношение к моему будущему фильму? – спросил Кузанни.
– Да, поскольку твой фильм имеет отношение к тому, что происходит и здесь, в Женеве, и на Нью‑ Йоркской бирже.
– Откуда твой друг знает о моем новом сценарии?
Степанов улыбнулся:
– Потому что он не дикарь, газеты читает. Я же тебе переводил мою корреспонденцию: там было достаточно полно рассказано, над чем ты сейчас трудишься…
Кузанни вернулся из кухоньки с двумя чашками кофе.
– Я должен посоветоваться с моим адвокатом, Дим.
– Думаю, этого делать не надо.
– Но мы не предпринимаем ни одного шага, не включив в дело человека, знающего закон… Иначе у нас нельзя.
– Это очень хорошо, – сказал Степанов, – и, честно говоря, мне это нравится, потому что сами‑ то мы частенько полагаемся на авось, но, думаю, сейчас этого делать не надо.
– Не считай, что все наши адвокаты – агенты ЦРУ.
– Никогда так не говорил и не писал! Наоборот, хвалил ваших законников, это было… Кстати, частный детектив действует в соответствии с законом?
– Полагаю, что да… Никогда не обращался к ним за помощью.
– Как долго происходит оформление договора на сотрудничество?
Кузанни повторил:
– Я ни разу к ним не обращался… Предпочитаю работать соло. Кстати, не германский Вальраф это начал, а я, американец, когда дрался за освобождение вашей Анджелы Дэвис.
– Вашей, – мягко поправил Степанов. – Не нашей, а именно вашей Анджелы… Тебя несколько занесло, Юджин.
– Еще бы не занести! Я должен лететь на свои деньги, а они у меня, между прочим, считанные! Должен нанимать детектива, а это дорого! И потом, я не знаю, во имя чего я вхожу в предприятие и что оно собой представляет… Ты говоришь – «преступление»… Какое? Браухич из фликовского концерна дает очередную взятку людям из партии вице‑ канцлера Геншера? Это не моя тема. Наркоманы принимают коллективную клятву сжечь весь героин? Не поверю. Имеет отношение к моей работе… Крадут нашу ракету? Угоняют за «железный занавес» новый Ф‑ 13?
– Не знаю, – повторил Степанов. – Я сказал тебе условия. С меня взяли слово, что это в тебе умрет. И я такое слово дал. Если ты не входишь в предприятие, забудь о нашем разговоре.
Через час они вылетели из Женевы…
…Когда принесли завтрак и стюардесса спросила пассажиров, кто и что будет пить – пиво, вино, соки, – Кузанни ответил:
– Стакан холодной воды.
Степанов снова посмотрел на него: «Что с ним случилось за то время, что меня не было? Осунулся, глаза запали, какие‑ то потухшие, больные, безжизненные…»
– Что‑ нибудь произошло, Юджин? – спросил Степанов.
– Нет, ровным счетом ничего, – ответил тот, но не удержал вздоха; он был судорожным, какой‑ то спазм, а не вздох.
– Я ни в чем не могу тебе быть полезным?
– Нет, Дим. Спасибо, – ответил Кузанни, тяжело, превозмогающе усмехнулся. – Впрочем, можешь: пожалуйста, впредь никогда не давай советов, связанных с моей личной жизнью.
– Плохие новости от Стивена?
Кузанни поковырял вилкой холодную закуску; есть ничего не стал, полез за сигаретами.
– Слушай, – спросил он, – у тебя есть какие‑ нибудь сенсационные материалы о мафии?
– Черт его знает… Я же путешествовал по Сицилии восемь лет назад… Но крутить клубок надо с Нью‑ Йорка и кокаиновых плантаций в Парагвае… Потом уже возникнет Сицилия…
– У тебя никогда не появлялось желания, – задумчиво спросил Кузанни, – застраховаться на миллион долларов, войти в клетку к льву и провести с ним день? Отчего‑ то я убежден, что он не бросится… Если зверь сыт, он не кидается на человека, ему лень…
Нажав кнопку в кресле, Кузанни откинул спинку и отвернулся к иллюминатору.
– Я попробую поспать, ладно? – тихо сказал он. – Нигде так хорошо не спится, как в самолете. А ты придвинься поближе… Хочу чувствовать рядом с собою спину.
Степанов вздохнул:
– Заметь, с развитием научно‑ технической революции функции попа, которому исповедовались, перешли к врачу… Ему рассказывают про себя все, без утайки. Человек обладает знанием, которое может тебе помочь…
– К чему ты об этом?
– Не знаю… Просто пришло на ум, вот и сказал…
– Ладно, – усмехнулся Кузанни, – когда вернусь домой, непременно схожу к невропатологу, ты ж меня на это толкаешь…
Бюро частного детектива Ганса Прошке помещалось неподалеку от отеля «Берлин», в новом жилом массиве, на втором этаже.
Его помощник, молодой и несколько экзальтированный человек (Степанову это очень не понравилось; Кузанни отмахнулся, шепнув: «Не обращай внимания, мир полон психов»), провел гостей в небольшой холл:
– Шеф сейчас выйдет, располагайтесь, пожалуйста.
На низком столике, вокруг которого стояли три мягких кресла темно‑ малинового цвета, лежали журналы «Полицист», «Ассосиэйшн фор лоу», «Детектив»; западноберлинские газеты, подшивка «Интернэшнл геральд трибюн» и «Шпигель».
В Женеве, после того как Степанов назвал Кузанни приблизительную дату и район предстоящих событий, тот за час перед вылетом заехал к частному детективу Рене Сежо: «Он сотрудничал со мной против нацистов, которые базировались в швейцарской Асконе в последние месяцы войны; честный парень, во всяком случае, лично я ему верю безусловно». Он и назвал имя Прошке. «Только имейте в виду, господа, – заметил он, переводя взгляд со Степанова на Кузанни, – Западный Берлин – особый город, со своим статутом, у них существует ряд ограничений, неизвестных нам. Частные детективы там, например, не имеют права на хранение оружия; тем не менее Прошке – крепкий человек, новая волна, никаких связей с прошлым».
…Прошке оказался полной противоположностью своему помощнику: громадный, неряшливо одетый, медлительный в движениях, он производил впечатление абсолютной флегмы; похож на бездомного художника или музыканта из дешевенького ресторанчика в привокзальном районе.
– Да, Рене мне звонил, очень рад знакомству, фабулу он изложил весьма туманно, рассказывайте подробно, я весь внимание.
– Возможно, это будет связано с операцией разведслужбы, – сказал Кузанни и поинтересовался: – У вас американский акцент, жили в Штатах?
– Да, я там учился.
– Где?
– У Збигнева Бжезинского, в Нью‑ Йоркском университете, факультет права… Про Бжезинского шутка, я не славист, но его семинар посещал, мужик с головой.
– Этого не отнимешь, – согласился Кузанни. – Думать умеет…
– Что вы вкладываете в понятие «разведслужба»? – спросил Прошке. – Кстати, должен предупредить, что наш разговор записывается…
– Кем? – спросил Кузанни.
– Моим помощником, Францем… Здесь так принято, ничего не попишешь… Я должен иметь оправдательные документы перед прокуратурой, если произойдет скол.
– Тогда я бы предпочел говорить в баре, – сказал Кузанни.
– В каком?
– В вашем доме, рядом с итальянским рестораном «Ля бока».
Прошке усмехнулся:
– Там тоже записывают. Только не Франц, а дяди из полиции, что значительно хуже. Пошли, – Прошке поднялся, – погуляем, если вы считаете, что дело столь щепетильное…
Они вышли на улицу; жара спала, от канала тянуло прохладой, из‑ за того, что листья деревьев были покрыты слоем пыли, они казались нарисованными каким‑ то неореалистом – отточенность правды, приближающаяся к фотографии.
– Кстати, я дорогой детектив, – сказал Прошке. – Имейте это в виду. Особенно когда дело касается работы против организации. Одна страховка в таком предприятии стоит не менее тысячи марок.
– Я понимаю, – кивнул Кузанни. – Сначала я объясню, что меня будет интересовать, а потом вы назовете цену.
– Хорошо. Давайте, я слушаю…
– Сегодня вечером…
Прошке остановился, резко обернулся к Кузанни:
– Что значит «сегодня вечером»? Сейчас одиннадцать часов, вечер вот‑ вот наступит, к делу нужно подготовиться…
– Я закончу, ладно? – Кузанни полез за сигаретами. – Сегодня вечером по ту сторону зональной границы должно произойти нечто. Так, во всяком случае, считает мой друг. – Он кивнул на Степанова. – Кстати, он русский, вас это не смущает?
– Красный? – спросил Прошке.
– Да, – ответил Степанов.
– Профессия?
– Литератор.
Прошке усмехнулся:
– А чин в службе?
Кузанни вздохнул:
– Генерал. Можно продолжать? Или то, что я не считал возможным скрыть, имея в виду гражданство моего коллеги, как‑ то повлияет на ваше решение?
– Договаривайте, мистер Кузанни. Я должен понять, чего от меня хотят. Прежде всего условия задачи, решение потом. Если бы вы попросили выследить вашу любовницу, которая спит с приятелем, пока вы зарабатываете деньги, я бы сразу назвал цену: выгодная работа, никакого риска… Вы же говорите об операции некоей разведслужбы… Это другое дело. Я жизнелюб, понимаете ли, бо‑ ольшой жизнелюб…
– Так вот, – продолжил Кузанни, – в условия задачи входит следующее: вы должны быть вооружены…
– В городе запрещено хранение ору…
Кузанни перебил его:
– Что вы такой быстрый, а? Дослушайте. Я прекрасно знаю, что вы живете под оккупационным статутом… Вы вооружайтесь телекамерой и делайте съемку лиц, которые будут наблюдать в бинокли за событием, которое должно произойти в ГДР. Также сфотографируйте номер машины, на которой эти люди подъедут к зональной границе. Меня сие очень и очень интересует…
– Возможно, там будет не одна машина, – заметил Степанов. – Вероятно, несколько автомобилей. Необходимо проследить их маршрут.
– Думаю, они отправятся в аэропорт, – сказал Кузанни. – Меня будет интересовать фотоматериал обо всех, кто войдет с ними… или с ним… в контакт… Если, конечно, кто‑ то войдет… В том случае, если контакт состоится, я хочу знать, куда поедет человек, подходивший к ним… Или полетит. Более того, я хочу, чтобы вы и ваш помощник и дальше сопроводили этих джентльменов, поглядели, где они остановятся в том городе, куда их доставит самолет… И продолжали смотреть за ними до тех пор, пока я не скажу «стоп».
– А как вы мне это скажете, хотел бы я знать? Будете летать вместе со мной и Францем?
– Нет. Я не буду летать вместе с вами. Я дам вам свой телефон в отеле «Кемпинский». И буду ждать звонков.
– Вы понимаете, сколько может стоить такого рода операция?
– Думаю, дорого.
– Франц, – Прошке обернулся к помощнику, следовавшему за ним неотступно, – пожалуйста, поинтересуйтесь, какие рейсы вылетают из города вечером… Их примерно двенадцать… Сделайте заказ на билеты… На наши имена… на все рейсы.
Кузанни и Степанов переглянулись: парень с хваткой.
– Вернемся к вопросу об оплате работы, – сказал Прошке.
– Я понимаю, что это дорого, – повторил Кузанни.
– Не просто дорого, мистер… А очень дорого…
– Я готов оплатить расходы. О билетах на самолете, аренде машин и номерах в отелях не говорю, само собой разумеется… Просьба не брать билеты первых классов, не арендовать «ягуары» или «роллс‑ ройсы» и не поселяться в отелях люкс.
Прошке поинтересовался:
– Как долго я должен топтать интересующих вас людей?
– Не знаю, – ответил Кузанни, взглянув на Степанова. – Пока не знаю.
– Если я потеряю их, это скажется на гонораре?
– Во что вы оцениваете работу? – спросил Кузанни,
– Я не знаю, каков уровень подготовленности объектов наблюдения…
Степанов убежденно ответил:
– Самый высокий.
Прошке сразу же поинтересовался:
– Имеете информацию?
– То, что у меня появится, будет вручено вам на аэродроме, когда вы передадите мистеру Кузанни снимки, сделанные на месте…
Кузанни со вздохом пояснил Прошке:
– Русский комплекс – избыточная подозрительность, ничего не попишешь…
– Ничего не попишешь, – согласился Прошке. – Что ж, сегодняшняя фотооперация – две тысячи, первые два дня нашего путешествия‑ погони будут стоить вам тысячу семьсот марок… Тысяча мне, семьсот Францу… За последующие дни я бы хотел получить по две тысячи пятьсот, это, конечно, много, очень много, но справедливо.
– Слишком дорого, – сказал Кузанни.
Степанов покачал головой:
– Нет, Юджин, это по правилам. Господину Прошке предстоит смотреть не за любовниками, он прав… Риск велик, мы не должны скрывать это, нечестно, а ничто так высоко не оплачивается, как риск…
– Где здесь можно поменять деньги на мелочь? – поинтересовался Кузанни. – Мне надо позвонить в Голливуд.
– В «Ля боке», – ответил Прошке. – Наменяют, сколько хотите.
В ресторане было пусто; усатый итальянец, подражавший основателю ресторана (тот сейчас купил дом на Корсике, хорошо заработал во время западноберлинского бума; вложил доллары в швейцарский банк, получает десять процентов годовых), лениво подошел к кассе, выгреб пригоршню пятимарочных монет, ссыпал их в карман Кузанни, определив на глаз:
– Вы мне должны девяносто бумажек; возможно, я потеряю на этом пять марок, а если выиграю, то сущий пустяк, пересчитывать – дороже.
– Вы выиграли десять марок, Карло, – меланхолично заметил Прошке. – Я подсчитал. Ссыпали ровно восемьдесят марок, хороший бизнес.
|
|
|
