Или день благодарения по-самоански 20 глава

На следующий день в состоянии лёгкого похмелья мы покрыли расстояние в сто двадцать миль между Прачуапкхирикханом и Чумпхоном из-за того, что на всём протяжении не было ни одного отеля. Это была убийственная поездка. Привычная равнина сменилась холмами в самую жаркую часть дня, не было ни ветерка, на подъёмах нас заливало потом. Облегчение мы испытали единственный раз, когда мужчина, мывший у дороги свою машину, обдал нас ведром холодной воды. В двадцати милях не доезжая Чумпхона, на закате, мы рухнули рядом с ларьком на целый час, чтобы отдохнули измочаленные мышцы, и выпили восемь бутылок холодной газировки, прежде чем потащились дальше. С последними милями, проходившими по джунглям и рисовым плантациям, мы сражались уже в полной темноте и так измучились, что и в мыслях не было опасаться каких-нибудь ночных бандитов.

Мы намеревались остановиться в гостинице Чумпхона, но, когда затормозили на окраине города и спросили служителя на бензозаправочной станции, как проехать, он сообщил, что мы можем разбить палатку рядом с полицейским участком. Тайская полиция была чрезвычайно рада устроить пару американских велосипедистов на своей территории.

Территория была обнесена оградой из колючей проволоки высотой в семь футов; видно, полиция опасалась, что к нам ночью заберутся воры. После того как мы поставили палатку в центре зелёной лужайки между полицейским управлением и казармами, из управления вышел офицер сообщить нам, что там недостаточно безопасно.

— Но почему? — спросил Ларри.

— Из-за грабителей. Вы теперь в Южном Таиланде. Южнее Чумпхона гораздо опаснее из-за грабителей. Здесь очень темно. Не освещено. Пойдёмте. Я покажу, где поставить палатку.

Мы пошли за офицером к крошечному газончику прямо перед главным входом в управление.

— Ставьте палатку здесь,— сказал он. А затем включил прожектора на крыше здания.— Освещено хорошо. Ворам не нравится. Но воры приходят. Нужна дополнительная помощь.

Мужчина скрылся в казармах, а мы с Ларри передвинули палатку к фасаду управления и оказались у всех на виду. Я осмотрелась. Казалось невероятным, что за колючей проволокой, под прожекторами и бдительным надзором полицейских из участка нам требуется ещё какая-то защита. Но офицер вскоре вернулся в сопровождении вооружённого охранника.

— Теперь вы в безопасности. Охранник будет следить за палаткой и велосипедами всю ночь. Он будет стрелять в грабителей. Восточный берег южного Чумпхона испорченный. Много, много воров. Воры на горной дороге и на западном берегу тоже есть, но меньше.

Мы с Ларри улыбнулись и пожали руку своему стражу, который ответно улыбнулся из-под своей металлической каски, потом залезли в палатку и застегнули входной клапан. До двух часов ночи три или четыре раза я просыпалась во время своего поверхностного сна. От света прожекторов внутри палатки было светло как днём. Я выглянула из ближайшего окна. Он находился всё там же, наш персональный страж со своим автоматом и двумя гранатами, прикреплёнными резинками к ремню. Я повернулась и попыталась снова уснуть, молясь про себя, чтобы эти резинки не лопнули. Я потела в своём спальнике, и одежда была влажной. В палатке из-за влажности было почти невозможно дышать, и только час спустя я задремала.

Утром мы отправились на западное побережье. Однако, не проехав и пятнадцати миль на запад от Чумпхона, разругались. Понятия не имею, что именно вызвало такой взрыв эмоций. Возможно, сказался предыдущий мучительный день длиной в сто двадцать пять миль в сочетании с недосыпом, навалились усталость, раздражение и обиды. Возможно, следовало учесть, что мы дошли до точки, преодолевая холмы в условиях высокой влажности и зноя. Ко всему прочему, наши нервы были на взводе. Теперь, оказавшись в Южном Таиланде, приходилось не столько следить за дорогой, сколько пристально вглядываться в непроницаемые джунгли, подстерегая любое движение гипотетических бандитов. Мы напрягались, стараясь уловить человеческие голоса. В голове всё время вертелись слова клерка из банка в Чумпхоне, сказанные нам в то утро, когда мы меняли свои туристические чеки: «Вас ещё не ограбили? Значит, ограбят».

Как бы то ни было, но поводом для ссоры стали сказанные мной в раздражении слова о том, как я измучена и устала от духоты и что от однообразного ежедневного кручения педалей хочется послать всё к чёрту. Ларри затормозил, и пошло-поехало.

— Чёрт подери, Барб! Всё, что ты последнее время делаешь, так это только ноешь, ноешь и ноешь! Вчера ты жаловалась, что чересчур жарко ехать по холмам. А в Бангкоке ты только и твердила о том, как тебе всё ещё плохо после Непала и что, будучи больной, ты испытываешь усталость от путешествия, хочешь всё бросить и уехать домой. Ну, так я сыт по горло твоим недовольством. Если хочешь домой, тогда отправляйся домой! Во всяком случае, я устал вместе с тобой путешествовать и больше не хочу. Хватит с меня! Вот так-то! Совместное путешествие закончилось, так что давай прямо сейчас поделим деньги, ты оставишь мне плиту и кухонные принадлежности, а также запасные части, которые у тебя. Я пойду своим путём, а тебе нужно всего лишь довезти себя обратно до Чумпхона, сесть на обратный поезд до Бангкока и долететь одним из дешёвых рейсов до Штатов!

Ларри вытащил из-под меня велосипед, распахнул мои вьючники и выдернул пожитки, которые хотел забрать с собой. Затем он бросил мне часть денег и чеков, взобрался на свой велосипед и укатил. Я следила за ним, пока он не скрылся за поворотом, тогда я плюхнулась на землю рядом со своим велосипедом и разрыдалась. Снова это случилось — мы разругались, когда оба оказались в состоянии раздражения. Было так трудно, когда у обоих из нас одновременно случался упадок сил, потому что обычно один из нас сохранял выдержку, если другой выходил из себя.

Я слышала теперь, как позади меня в деревьях гонялись друг за другом обезьяны. Сидела и рыдала, потом через какое-то время огляделась. Горы были покрыты плотной зеленью джунглей, рядом бежал обмелевший ручей. Вверху, на холме, находилось скопление домов — деревянных строений на коротких подпорках, с тростниковыми крышами, без стёкол и сеток на окнах. Дома были приподняты над землёй для защиты от затопления во время сезона дождей. Рядом с посёлком стоял маленький ват, буддийский храм, и один из монахов в шафрановом облачении спускался вниз с холма по направлению ко мне. Два слона, которых я видела в Таиланде впервые, медленно прошли мимо. Оседлавшие их подростки махали мне руками и кричали. Монах приблизился ко мне на десять футов, потом присел на корточки и уставился на меня с изумлением. Друг другу мы не сказали ни слова.

Совершенно потрясённая, я переживала своё полное одиночество. Всё вокруг: джунгли, слоны, обезьяны, вытаращивший глаза монах — было чуждым и необычным, и я почувствовала себя так, словно попала неизвестно куда. Внутри ощущалась почти полная пустота. Добрая часть меня самой только что упаковалась и уехала вниз по дороге, и мне хотелось, чтобы монах перестал на меня пялиться.

В конце концов монах встал, что-то проворчал и показал на дорогу вниз. Ларри возвращался.

Не помню, чтобы мы вообще говорили. Ларри в значительной мере остыл, но не до конца. Он подъехал ко мне, и в полном молчании мы направились на западное побережье. Где-то в середине дня мы помирились.

 

Ещё до захода солнца мы прибыли в город Ранонг. Мы дотащились до первой же дешёвой гостиницы и вошли. Там сидел Джефф.

— Здорово, кавалеристы,— ухмыльнулся он,— Добро пожаловать в Ранонг!

Встреча с Джеффом сразу подняла нам настроение. Сев на велосипеды, мы втроём отправились на остров Пхукет. Добирались туда два дня и всю дорогу шутили, болтали, проклинали духоту и водителей западного побережья, которые развлекались тем, что буквально летели нам навстречу, отворачивая в сторону лишь в последнюю секунду.

Джефф ненавидел жару, пожалуй, даже больше меня, и на второй день нашего совместного путешествия, когда во второй половине дня за два часа не встретилось ни одной деревни, можно было подумать, что его хватит удар. Взятая с собой вода нагрелась до такой степени, что пить её было невозможно, и жажду ему было утолить нечем. В киоске, встреченном наконец на обочине, на полках было полно прохладительного, и Джефф отчаянно затормозил и спрыгнул с велосипеда. Он влетел в киоск и схватил первую попавшуюся бутылку у двери. Подержав её всего секунду, он швырнул бутылку обратно на полку.

— Ну, горячее этой чёртовой бутылки я ещё ничего не держал,— прорычал он.— Надеюсь, здесь есть где-нибудь лёд, так как я дошёл до ручки и если не выпью чего-нибудь холодного, то дальше не двинусь.

Он вышел наружу и спросил двух маленьких толстеньких тайских женщин, сидевших развалясь под соломенным навесом, подпёртым четырьмя шестами, имеется ли у них в наличии лёд. Когда они обе, даже не приподнявшись, покачали головами, Джефф навис над ними, застонал и уставился вдаль. Одна из женщин заворчала и снова задремала. Через несколько минут другая, приняв вертикальное положение, неторопливо поплелась через улицу к группе ветхих лачуг и пропала.

— Нам нужно двигаться вперёд, Джефф. Здесь же нет вокруг линий электропередач. А раз нет электричества, то и лёд в отсутствии, как и прохладительные напитки,— сказал Ларри.

— Да ладно, только дайте мне немножко прийти в себя. Отдохну несколько минут, поднакоплю слюны, и поедем.

Следующие десять минут Джефф остекленевшим взором таращился на свои ноги, как вдруг между лачугами через улицу вновь возникла женщина. В левой руке она держала нечто, напоминавшее заварочный чайник. Когда она подошла поближе, можно было разглядеть, что это алюминиевый котелок с двумя кусками льда.

Джефф кинулся к ней, пытаясь схватить лёд, но женщина увернулась и лёгкой походкой двинулась к лежащей на земле камере от грузовика. Она подняла камеру, которая была срезана и заткнута с одного конца, и накидала внутрь лёд. Потом, удерживая открытый конец камеры, она взмахнула ею над головой и ударила по одной из стенок будки. Стеклянные бутылки на противоположной стене полетели со своих полок, с глухим стуком приземляясь на грязный пол. Женщина ударила камерой по стене трижды, бросила её на землю и взялась за топор. Обухом топора она принялась колошматить по каждому сантиметру камеры. Закончив, она оставила трубу на земле, пока устанавливала три стакана и три бутылки с питьём на деревянный стол перед киоском. Затем она положила камеру на стол и наполнила каждый стакан смесью колотого льда с грязью.

— Лёд,— объявила она.

Камера свалилась на землю, а женщина, переваливаясь, вернулась в спасительную тень навеса. Вяло кивнув в ответ на наше спасибо, она облегчённо приняла горизонтальное положение и глубоко уснула.

В тот же вечер мы приехали на остров Пхукет. Было слишком поздно отправляться на поиски пляжных бунгало, так что мы провели ночь в городской гостинице. Пхукет был крупным туристическим центром, поэтому цены на питание в лавках и ресторанах здесь были выше, чем в округе. Разместившись в отеле, мы заказали в ближайшем ресторане свою обычную смесь из стручков гороха, брюссельской и кочанной капусты, водяного кресса и риса со свининой. Мы сторговались за обслуживание до обычной цены в шесть или около того батов — так нам казалось. Когда же обед закончился, хозяин запросил по пятнадцать батов с носа.

— Но мы уже договорились о цене с официантом и рассчитывали заплатить шесть батов,— запротестовал Ларри.

— Нет, пятнадцать батов,— решительно заявил хозяин.

Ларри подозвал официанта и попросил объяснить владельцу, что мы договаривались о шести батах. Официант немного побеседовал со своим хозяином, потом повернулся к нам и сказал:

— Это стоит пятнадцать батов. Я ошибся. За рис высшего сорта и овощи — одиннадцать батов.— С этим он скрылся в задней комнате.

— Пятнадцать батов. Платите.

Явное волнение на лице владельца весьма удивило нас, поскольку у тайцев считается полным неприличием выходить из себя на людях. Мы торговались с ним ещё пять или десять минут и в конце концов сошлись на одиннадцати батах. Но теперь этот человек выглядел откровенно расстроенным, хотя во время торговли мы втроём старались держаться непринуждённо, следуя данному нам с Ларри совету Салли, которого нужно всегда придерживаться в Таиланде.

— Думаю, нам следует быть теперь поосторожнее,— сказал Джефф.— Этот человек выглядит огорчённым, что, по моим сведениям, весьма плохо. В Бангкоке я разговорился с голландцем, и он рассказал мне, что бывает, когда таец рассердится. Он рассказал мне, как один таец осерчал на американца. Он говорил, что этот таец вёл небольшой местный автобус через остров Косамуи на восточное побережье, и когда он подъехал к пляжу, где остановилось множество иностранных туристов, там собралась большая группа из местных и иностранцев, ждавших автобуса, чтобы добраться до паромной переправы на другой стороне острова.

Так вот, все набились в автобус, за исключением одного американца, который, по словам голландца, смотрелся типичным регбистом. Во всяком случае, этот американец вместе со своим рюкзаком решил ехать на крыше автобуса; но таец сказал ему, что он там не поедет. Ну, большой американец стал спорить с маленьким тайцем и сказал, что поедет на крыше, поскольку должен успеть на утренний паром. Ну, а дальше, как нетрудно догадаться, американец рухнул лицом в грязь, а его рюкзак оказался в кустах. А таец быстренько вскарабкался в автобус, и все уехали. Определённо этот таец применил к американцу какой-то приём каратэ. Как говорил голландец, руки у тайцев смертельно опасны. Они редко выходят из себя, но если это случается — стоит посмотреть!

Каким-то образом молва об американце облетела весь остров, и никто его так и не подвёз. Пришлось ему протопать до паромной стоянки всё двенадцать миль. Как думаете, расплатимся побыстрее с этим парнем и пойдём отсюда к чёрту. Что-то мне не нравится, как он осерчал.

При упоминании об этом мы с Ларри быстренько отдали хозяину по одиннадцать батов без сдачи. А Джефф вручил ему банкноту в двадцать батов, но получил только пять батов сдачи.

— Ещё четыре бата, пожалуйста,— улыбнулся Джефф владельцу, пересчитав сдачу.

Лицо у того скривилось и стало напряжённым. В глазах засверкало бешенство, и я поняла, что мы находимся в опасности. Мужчина отправился к конторке в задней части ресторана. Оттуда, где мы сидели, лишь я смогла увидеть, как он вытащил нож из ящика. Мне хотелось бежать, но собственное тело не слушалось. Сидя на месте, я следила за ножом. Обедавшие в ресторане тайцы не обращали никакого внимания на владельца или лезвие у него в руках, и у меня мелькнула мысль, неужели, когда до этого дойдёт, он действительно нас зарежет; убьёт троих туристов в собственном ресторане всего лишь за двадцать центов. Но потом я подумала, что этот тайский малыш несомненно с нами расправится.

— Он достал нож,— прошептала я еле слышно.

— Что ты говоришь? Я не слышу,— сказал Джефф.

— Я сказала, что он достал нож. Большой нож с длинным лезвием,— произнесла я отчётливо на этот раз.

В первый момент ни Джефф, ни Ларри не издали ни звука. Глаза у них расширились, и они обалдело уставились на меня. Джефф, сидевший спиной к владельцу, дёрнулся на стуле и так сильно сжал столешницу, что костяшки пальцев у него побелели. Через несколько секунд, тщательно артикулируя каждое слово, Джефф заговорил первым:

— Что-он-делает-с-ножом?

— Держит его. Он держит его в правой руке.

— Он-идёт-к-нам?

— Нет. Он просто стоит там. Ты не поверишь, у него такое выражение лица. Этот парень настоящий псих. Наверное, руки у него сейчас трясутся.

— Думаешь, он собрался нас прикончить? Убить нас за несчастные четыре бата? — спросил Джефф, говоря теперь побыстрее.

— Дело не в деньгах,— сказал Ларри.— Должно быть, он считает, что утратил престиж во время сделки. Возможно, мы сторговались с ним на слишком низкой цене. А может, еда и на самом деле стоит пятнадцать батов. Дьявол! Он убьёт нас, раз потерял лицо!

— Ну, и что теперь делать? — задал вопрос Джефф.

— Он всё ещё там стоит. Слушайте, давайте отсюда выбираться. Давайте уйдём, пока он не двинулся,— прошептала я.

Очень медленно поднявшись со своего места, я повернулась спиной к ножу и его владельцу. Понукая себя, миновала три столика, стоявших на пути к выходу. На улице я оказалась первой, потом вышел Ларри, следом Джефф.

— Вернусь к себе в комнату и запрусь изнутри,— прошептал Джефф, прежде чем смыться вниз по аллее.

Ларри всё ещё хотел побродить по городу, и я отправилась вместе с ним. Но пока мы гуляли, я всё время нервно озиралась, ожидая увидеть в толпе бешеные глаза владельца ресторана. Когда мы вернулись в гостиницу, Джефф сидел на кровати в комнате, запершись на четыре запора, с бирманским ножом на боку. Лезвие было длиной в восемь дюймов.

— Вот и мы. Возьми,— сказала я, бросая ему пригоршню твёрдых леденцов.— Это тебе на сладкое.

— Где вы это достали?

— Какие-то дети остановили нас на улице и вручили корзинку с леденцами, потом засмеялись и убежали. А знаешь, что ещё произошло? Женщина в одном из магазинов бесплатно дала мне этот козырёк от солнца. Представляешь?

Джефф покачал головой.

— Таиланда мне не понять,— вздохнул он.— То кто-нибудь приставляет тебе нож к горлу, то дарят леденцы и козырьки от солнца. Я совершенно теряюсь от свойственных этой стране отношений любви-ненависти. Мне здесь нравится еда, пляжи, низкие цены, а также сиамская архитектура, храмы и всё такое. Но я ненавижу испытывать страх перед бандитами и внезапной сменой настроения у людей, а ещё — жару и влажность и этих сумасшедших, плюющих на всё водителей грузовиков. Ладно, как бы там ни было, сегодняшнюю ночь я буду спать с ножом под подушкой, так спокойнее.

Утром 5 января через островные плантации каучуконосов мы проехали до пляжа Карон. Спустя два дня Джефф отбыл в Малайзию и Сингапур. А мы с Ларри остались на побережье ещё на две недели, и, если бы не необходимость сдать билеты на двадцать первое число из Куала-Лумпура до Австралии, мы бы задержались подольше.

Карон оказался раем. Полулунный, чисто песчаный пляж, протянувшийся на полторы мили вдоль изумрудной глади Андаманского моря. Там, где заканчивался песок, начинались пальмы, буйные зелёные джунгли и рисовые плантации. На одном из концов пляжа под прикрытием пальм были сосредоточены дешёвые бунгало. На песке стояло несколько открытых ресторанчиков — ничего, кроме маленькой кухни, деревянных столиков и стульев,— но там готовилось всё: от риса с овощами до блюд из только что выловленной рыбы, молочных коктейлей и чипсов.

Мы сняли бунгало за пятьдесят пять батов (два доллара и двадцать пять центов) в день. Его просторная деревянная веранда открывалась на джунгли, внутри имелась двуспальная кровать, а также ванная комната с душем, примитивный туалет — дырка в полу и умывальник. У бунгало был лишь один недостаток: огромные волосатые пауки — каждый диаметром в восемь дюймов (вместе с ногами) — они появлялись ночью на потолке. Но, как только мы обнаружили, что наш репеллент против собак вынуждал их ретироваться наружу, они больше не создавали проблем.

Свой первый восхитительный день в Кароне мы провели с Ларри, занимаясь сёрфингом и плавая с маской на коралловых рифах. Мягкие набегавшие на пляж волны были созданы для бодисерфинга, а за пять батов нам дали напрокат на целый день маски с трубками. После плавания в прохладной воде и следа не осталось от недавних мучений. Мы купались в море до заката. А вечером, сидя в одном из ресторанчиков, слушали шум волн, наблюдали за танцем лунного света в воде, ели свежеприготовленную рыбу в кисло-сладком соусе и пили молочные коктейли с кокосом.

Утренние часы в Кароне были особенными. Ленивые, идеальные для любви, успокаивающие нервы и мышцы. После того как первые солнечные лучи просачивались сквозь плетёные стены нашего бунгало, мягко пытаясь разбудить, мы оставались в кровати столько, сколько хотелось. Карон стал местом отдыха, где удалось восстановить тело и внутренности после тяжёлых испытаний Египтом, Индией и Непалом и где мы дали себе наконец столь необходимую в велосипедном путешествии передышку. Замечательно было забыть на время о спустивших шинах, сломанных спицах, тормозных тросах, осмотре достопримечательностей и многочасовом кручении педалей. Целых две недели нас не волновал неотвязный упадок сил, поиски запасных частей или места ночёвки, боязнь пищевого отравления.

На второй день в Кароне, гуляя на противоположном конце пляжа, мы обнаружили небольшую группу бунгало, прилепившуюся к склону возвышавшейся над пляжем горы, лагуну и островок, заросший пальмами. В каждом бунгало имелся стол, два стула и отделанная кафелем ванная комната. Цена для Таиланда была непомерной — сто пятьдесят батов за сутки, но мы решили пошиковать две ночи, а потом вернуться в оставшиеся дни к более дешёвому варианту.

Утром мы вывели свои велосипеды и отправились к бунгало на склоне. Через джунгли, мимо рисовых плантаций и деревянных домов бежала грунтовая дорога. Люди, мимо которых мы проезжали, ещё освежались в своих водоёмах. Неподалёку от бунгало дорога оборвалась у широкой лагуны, протянувшейся между джунглями и морем. Мы подняли велосипеды на плечи и перешли вброд по мелководью. Супан, молодой таец, владевший бунгало, поджидал нас в своём ресторанчике на пляже. Его ручная обезьянка взволнованно защебетала, когда заметила нас.

В первый же день мы подружились с местными рыбаками, которые собирались ближе к вечеру в огромном пляжном бараке неподалёку от бунгало. Они пригласили нас в компанию по ритуальному дневному опустошению бесчисленных бутылок виски с горами кокосовых пирожных. Потом мы могли заняться бодисерфингом и прогулочным шагом вернуться вдоль пляжа домой. На закате Супан, поднявшись к нам на гору, устраивал пир не менее сказочный, чем вид с нашей веранды — рыба, приготовленная в соусе из ананаса, помидоров и огурцов, жареный рис с яйцами и овощами, фаршированные ананасы. Казалось, я умерла и попала на небеса.

Когда становилось темно, рыбаки выходили в лагуну и ловили рыбу на свет костров, которые разжигались вдоль берега. Огонь освещал выбрасываемые сети, мерцавшие отражённым светом в ночной тьме. Мы оставались на веранде почти до полуночи, глядя на костры, слушая море и джунгли.

Утром, когда тени с пляжа исчезали, лагуна и песок становились белыми, вода начинала искриться, пальмы на островке покачивались от бриза, рыбаки стаскивали в воду свои выдолбленные деревянные каноэ и выходили в море. А тайский мальчишка, работавший в ресторане под нами, перебирался вброд через лагуну мимо цапель и буйволов, чтобы сначала притащить огромный кусок льда, а потом, в следующем заходе,— коробку с продуктами, которую оставлял у конца грунтовой дороги приезжавший ранним утром грузовик с заказами.

Прошло четыре дня, прежде чем нам удалось заставить себя покинуть бунгало Супана и вернуться в более дешёвый район на другом конце пляжа Карон. Пребывание там, хотя и не столь восхитительное, как у Супана, тоже было райским. Дни и вечера мы посвящали плаванию с маской, бодисерфингу, чтению и ничегонеделанию, наслаждались рыбой и кокосовыми коктейлями. Мы открыли для себя пляж Ката, лежавший за Кароном. Если не считать единственной хибарки с прохладительными напитками, Ката почти весь день оставался пустынным, а кораллы и закаты там оказались даже более впечатляющими, чем на Кароне.

Когда подошло время садиться на велосипеды и отправляться, чтобы попасть в Куайа-Лумпур к двадцать первому, нам совершенно не хотелось уезжать. Правда, не хотелось и потерять возможность сдать билеты, поэтому мы пошли на компромисс. Останемся на Кароне ещё на неделю, почти до двадцать первого, потом сядем на автобус, идущий из Пхукета до железнодорожной станции в Хатъяй, который находится к юго-востоку от Пхукета, рядом с малайзийской границей, а оттуда — поездом до Куала-Лумпура. Уладив дело с билетами, мы собирались через джунгли Центральной Малайзии вернуться назад, в Южный Таиланд, потом проехать на юг вдоль спокойного восточного побережья Малайзии до Сингапура. Такой маршрут позволял нам избежать перенаселённого индустриального западного побережья Малайзии.

На вторую неделю в Кароне мы обнаружили, что в раю не всё в порядке. Во-первых, Ларри заметил вооружённого охранника, патрулировавшего ночью территорию бунгало. Нам сказали, что его наняли против воров. Через несколько дней, ночью, двое грабителей попытались вломиться в одно из бунгало. Жившая там женщина завопила «караул!», и воры удрали. После этого происшествия тайцы развязали языки и выложили множество всяких историй о разбойниках, грабящих людей на пляжах средь бела дня, а ещё про бандитов, убивших двух иностранцев на пляже рядом с бунгало. Как и весь остальной Таиланд, Карон имел две стороны, правда, здесь лучшая перевешивала худшую. До конца второй недели нам хотелось сохранить верность нашей разновидности рая, к тому же мы чувствовали облегчение от мысли, что очень скоро нам не придётся больше беспокоиться насчёт тайских бандитов. Но сначала предстояла поездка на автобусе до Хатъяя.

Автобус выезжал из делового центра Пхукета. Мы приехали в город ранним утром и сложили свои велосипеды на крыше вместе с коробками и корзинами. В автобусе было только двое иностранцев, австралийская дама и англичанин. Англичанин нам кое-что посоветовал.

— А теперь, ребята, я дам вам несколько советов, поскольку объездил на этих автобусах весь Таиланд и одну-две вещи усвоил. Прежде всего, всегда садитесь в заднюю часть автобуса, чтобы держать под прицелом дверь багажного отсека, куда ставят наш груз. Поскольку, если вы не будете следить за своими вещами, какой-нибудь малый свистнет на одной из остановок ваши пожитки и вы их больше не увидите никогда. Вам придётся следить за каждой вещью и никому не доверять, никому. Я сидел рядом с помощником водителя, когда ехал сюда из Бангкока, и чёртов ублюдок украл у меня часы, просто снял их с запястья. Сделал он это совершенно спокойно. Я вообще ничего не почувствовал, запомните, ничего.

Я не в восторге от этого маршрута в Хатъяй. Но мне нужно попасть в Малайзию, и я вынужден ехать через Южный Таиланд. Другого пути нет. Говорят, дорога проходит прямо через эти горные районы, в которых полно мятежников-коммунистов. Обычно бунтовщики стреляют в военных, но я слышал, что, если нужны деньги, они и автобусы грабят. Я основательно припрятал свои деньги перед этой поездкой, советую и вам сделать то же самое.

Англичанин и австралийка сели в последнем ряду автобуса, а мы с Ларри заняли места перед ними. Через десять минут наш водитель-таец, одетый в джинсы и чёрную футболку, вспрыгнул на своё сиденье и вдарил по газу. Мы на полной скорости вылетели с автобусной станции. Когда мы проходили первый поворот хайвэя, водитель и не подумал снизить скорость. Я осознала, что у нас почти нулевые шансы остаться в живых после восьмичасовой поездки в Хатъяй. Этот человек вёл машину как маньяк. Каждый поворот автобус проходил с наклоном в пятьдесят пять градусов, и ежеминутно я кляла всё на свете в полной уверенности, что мы никогда не выйдем из пике. Чем больше наклонялся автобус, тем сильнее впивались мои пальцы в подлокотники. Желудок завязало узлом, в горле пересохло. Но каждый раз, едва я теряла всякую надежду, автобус чудесным образом приземлялся на все четыре колеса.

— Не бойтесь! — орал англичанин, перекрикивая рёв мотора.— Они все так ездят. Если вы думаете, что это ужасно, то жаль, вас не было в той поездке из Бангкока. Дело было ночью, а мы всё время выскакивали на встречную полосу, объезжая нёсшиеся в лоб машины, автобусы, грузовики. Не возьму в толк, почему мы ни в кого не врезались. Каждое мгновение перед нами выскакивали фары какого-нибудь грузовика. Я был уверен: нам ни за что не разминуться. Но всё обходилось; так что, я думаю, эти парни знают, что делают.

Слова англичанина меня вовсе не успокоили, и я продолжала сжиматься от ужаса на каждом повороте. Зато Ларри был обеспокоен тем, как бы нас не ограбили. Тот факт, что мы упрятали все наши деньги, туристические чеки, паспорта и кредитные карточки в рулевые сумки, поставив их в ногах, доставлял ему немало беспокойства. Ко всему прочему, тревожили военные блокпосты на дороге. Каждый был обнесён колючей проволокой в несколько рядов, имел одно или несколько пулемётных гнёзд, а нередко и танк с гранатомётом в придачу. В тех районах, где было много мятежников, шоссе патрулировали танки. На блокпостах солдаты, вооружённые автоматами и гранатами, заходили в автобус в поисках подозрительных субъектов и контрабандного оружия. Часто они спрашивали документы.

— Слушай, Барб,— сказал Ларри где-то на третьем или четвёртом контрольно-пропускном пункте.— Скорей всего где-нибудь между постами в одном из горных районов мы непременно угодим в засаду к мятежникам. Мы с тобой просто кретины. Бандиты и повстанцы наверняка в курсе, когда проходит этот автобус. И кто им помешает, если им вздумается нас грабануть? Думаю, нам следует поделить ценности. Оставим камеру и немного денег в своих вещах, чтобы им было чем поживиться и не возникло подозрений. Остальное я спрячу.

— Делай как хочешь,— пожала я плечами в ответ.— Ты меня знаешь. Старушка Барб, как обычно, больше всего боится отправиться на тот свет. Я молюсь за нас на этих поворотах, поэтому переживания по поводу бандитов можешь взять на себя.

Однако далее Ларри проделал нечто такое, что не могло не привлечь моего внимания. Я глазам своим не верила. Сначала он вытащил нашу катушку с клейкой лентой, которой мы до этого связывали всё от крыльев и тормозных рычагов с рюкзаками до обуви. Далее он прилепил наши кредитные карточки к ногам, под шортами. Потом открыл книгу, которую читал, и прилепил дубликаты карточек к одной из страниц в середине книги. После этого он поместил наши паспорта и туристические чеки в пластиковый пакет, а пакет сунул вместе с банановой кожурой в мешок для мусора, подвешенный на спинке переднего сиденья. Всё это заняло несколько минут, но, хотя Ларри старался выполнить свои манипуляции максимально скрытно, я не сомневалась, что сидевшие с другой стороны тайцы всё прекрасно видели и теперь мучились вопросом, с какой это стати мужчина прилепил кусочки белого пластика в интимном месте.

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: