Благодарности 9 страница

В 1969 году Гангс возвратился в Индию и начал работать в Бхабха, в Атомном Исследовательском центре близ Бомбея (теперь он называется Мумбай). В 1970 году я предпринял своё первое путешествие в Индию, и мы с Гангсом в течение шести недель свободными туристами прошли из одного конца страны в другой. Получилось так, что я просто влюбился в эти места. Гангс, очевидно, писал домой о своей дружбе со странным западным жителем, так что когда я, наконец, прибыл в Индию, то был тепло встречен его роднёй, почти как член большого семейства, отношения с которым продолжаются и по сей день.  

Я рассказываю об этом периоде моей жизни, потому что в 1973 году у нас с Гангадхараном возник план. В то время в США был принят закон, называемый Общественным Законом 480, который разрешил Индии оплачивать ее финансовый долг США в местной, неустойчивой индийской валюте, рупиях. В результате у США было около миллиарда американских долларов в индийских рупиях, которые, согласно закону, нельзя было нигде обменять на твердую международную валюту. Таким образом, многие учёные могли воспользоваться этим преимуществом, представляя предложения по исследованиям в любой области и по любой теме вообще, если писали на титульном листе, что фонды для исследования берутся из общественного Закона 480. Такие предложения даже не посылались на экспертную оценку! Соединённые Штаты стремились во что бы то ни стало использовать эти индийские рупии. В то время как исследователи могли тратить неограниченные суммы денег в Индии, они не могли, к примеру, купить билет на международный рейс, потому что за него надо было платить в твердой валюте.

Наш план касался техники нейтронной активации, которая была разработана в Калифорнийском Университете в Беркли и помогала археологам определять, была ли глина древнего черепка глиняной посуды взята из почвы того места, где обнаружена древняя находка, или же посуда была привезена из какого-то другого, возможно, очень отдаленного места. Таким образом, археологи могли наносить на карту маршруты торговли народов древнего мира.

Мы с Гангадхараном хотели воспользоваться общественными фондами Закона 480, чтобы применить эту технику на огромном количестве глиняных горшков, выставленных в музеях по всей Индии. Честно говоря, это было оправдание, чтобы иметь возможность оплачивать через правительственные фонды путешествие по всей Индии с несколькими миллиграммами глины от найденной в раскопках глиняной посуды. Какой замечательный способ стать музейным туристом! О, я не забыл упомянуть, что мы таким способом могли ещё и двигать науку?

Примерно в это же время я попал на странную конференцию в Калифорнийском Университете в Дэвисе, организованную профессором Чарльзом Тартом, известным и уважаемым психологом, главным образом интересовавшимся изменёнными состояниями сознания. Один из выступавших очень деловито рассказывал о том, что он называл опытами нахождения вне тела. Я никогда не слышал об этом прежде, но так или иначе был заворожён тем, что услышал. Роберт Монро, а это был он, только что написал книгу под названием «Путешествия вне тела». Я понял: во что бы то ни стало я должен получить эту книгу, и если этот деловитый парень мог выходить из своего тела, то я, очевидно, мог бы сделать это более легко, поскольку я учёный и всё такое прочее. Моё высокомерие, оказалось, как это часто бывает, совершенно необоснованным. В течение многих месяцев я безуспешно пытался выйти из своего тела. В конце концов, я забросил все эти попытки, квалифицировав их как глупость, и переехал в Сан-Франциско, чтобы исследовать вновь обретённую мной свободу и безработицу.

Почти год я преподавал физику в так называемом Свободном Университете Сан-Франциско и активно участвовал в массовых увлечениях, которыми кипели семидесятые годы, в частности посещал лекции по серьёзным парапсихологическим исследованиям, которые читал Чарльз Хонортон. Я воспринимал парапсихологию как реальную науку с гипотезами, которые можно проверить, и твердыми статистическими исследованиями. Как-то раз во время совместного обеда Чарльз доходчиво и убедительно ответил на все мои вопросы, и всё же в глубине души я думал, что вероятность всех этих экстрасенсорных вещей в лучшем случае минимальна.

После некоторого времени, проведённого в библиотеке, я обнаружил, что многие из этих невероятных, на западный взгляд, концепций были общеприняты в Индии как истинные, и к тому же существовали просто фантастические свидетельства подобных явлений. Кончилось всё тем, что я написал одно из самых трудных в моей жизни писем к Гандахарану, который к тому времени активно строил свою карьеру в Атомном Исследовательском Центре Бхабха в Мумбае.

Поскольку, как я уже сказал, у нас был план использования нейтронных методов активации для нанесения на карту торговых путей народов древней Индии, я рассказал Гангсу, что меня заинтересовали, так называемые, «психические» вещи. В конце концов, я физик, и если даже маленькая толика того, что я слышал о парапсихологических явлениях, была правдой, тогда это имеет огромное значение и для физики, и для других дисциплин! В конце письма я спросил у Гангса, почему бы вместо работы по нейтронной активации нам в течение года не исследовать, так называемые, психические явления?

Я думал, что после этого никогда больше не получу известий от моего дорогого друга, но, к большому моему удивлению, получил в ответ восторженное письмо, в котором друг сообщал мне, что всегда хотел заниматься чем-то наподобие этого. Так что я приступил к домашней работе: стал читать англоязычных авторов, из тех, кто шёл по этому пути до меня. И опять пришёл к высокомерному и неправильному заключению, что я мог сделать это намного лучше любого из них, да к тому же с Индией меня связывают уж куда более прочные нити. Увы, из всех этих заключений только последний пункт, может быть, имел под собой какое-то основание.  

В качестве подготовки к новой работе я построил сложное устройство – генератор случайных чисел (задолго до персональных компьютеров) и собрал ещё один механизм – для измерения находящихся за гранью понимания способностей к психокинезу.

Вот так в августе 1974 года я поселился с Гангадхараном, его женой Махалакшми и их сыном Рампрасадом в Анушакти Нагар (городе атомной энергии), вполне готовый к тому, чтобы стать лауреатом Нобелевской премии за исследование воздействия сознания на материю.

После года путешествий главным образом по югу Индии и накопления просто фантастических наблюдений за магическими трюками, я не разглядел в них ничего экстрасенсорного, а увидел только самое настоящее, довольно примитивное мошенничество. Оглядываясь назад, я немного стыжусь своего собственного высокомерия, культурного невежества и топорного простодушия. Теперь-то я знаю, что западные люди не должны вмешиваться в эти вещи со своими мерками, независимо от того, насколько хорошо они относятся к культуре чужой страны, как это было в моем случае. Всё это напоминает принцип физики: не разрушайте то, что вы пытаетесь измерить.

К концу моего пребывания в Индии я написал письмо на 10 страницах, адресованное Чарльзу Хонортону, в котором предлагал ему целый список того, чем мы могли бы заниматься с ним вместе в его лаборатории в Маймонидисе, Медицинском Центре в Бруклэнде, Нью-Йорк Сити. В ответ я получил только одно слово: «Да! »

Так с весны 1975 года и до зимы того же года я получил возможность увидеть, что такое серьезное исследование парапсихологии, и показал мне это настоящий Мастер! Я был заинтригован.

Тогда же я встретил экстрасенса и артиста по имени Инго Сванн. Инго рассказал мне о программе, в которой он участвовал в Стэнфордском Исследовательском Институте близ Сан-Франциско в Калифорнии (SRI), теперь он называется Международный Стэнфордский Исследовательский Институт. Инго проводил там эксперименты по психокинезу, что требовало оборудования и всяческих методик. Поэтому он оказался весьма впечатлён моей технической и экспериментальной подготовкой. За несколько месяцев мы с Инго стали друзьями и провели серию первых экспериментов в Маймонидесе, в которых он участвовал как медиум.

Получилось так, что Инго убедил доктора Джеральда Путоффа, директора парапсихологической программы исследований в Стэнфордском Институте, что меня надо взять на работу, потому что я могу оказать действенную помощь в проводившихся тогда экспериментах по психокинезу. Так Инго Сванн дал старт моей последующей 20-летней карьере в исследовании и использовании психических явлений, за что я ему бесконечно благодарен.

Тогда я ещё не знал, что эта «исследовательская» программа была совершенно секретной и финансировалась ЦРУ.

**

«Звёздные Врата»

За исключением редких случаев, США стали серьёзно интересоваться информацией, полученной с помощью экстрасенсорного восприятия для применения её в военных и разведывательных целях, только после 1972 года. С тех пор многие авторы, включая и Джо Мак-Монигла, уже писали об участии Правительства Соединённых Штатов в этой двадцатилетней программе, известной под названием «Звёздные Врата», на которую было потрачено 20 миллионов долларов. Ранняя история этой программы была отражена Путоффом и Таргом в их книге «Зона досягаемости разума», написанной в 1976 году. Однако в период написания книги о многих вещах упоминать было нельзя, так как материалы были строго засекречены. В настоящее время почти все материалы и методы проекта рассекречены и стали достоянием общественности.

В 1975 году я присоединился к команде Стэнфордского Института, сначала как консультант, а в начале 1976 года уже как старший научный сотрудник. Я должен был сначала получить доступ к просто секретным материалам, потом – к совершенно секретным материалам. А когда весь этот путь был пройден, я был потрясён тем, какие интересные данные были получены в результате экспериментов, проведённых в рамках исследовательской программы, и огорчён, что большинство людей «извне» понятия не имеет об этом потрясающем явлении – экстрасенсорном восприятии.

В 1982 году из программы ушёл Расселл Тарг, а в 1985 году уехал и доктор Джеральд Путофф. Так руководство программой перешло ко мне.

Программа  под моим надзором.

С самого начала проекта, развернувшегося под эгидой Центрального Разведывательного Управления США (ЦРУ), и до 1979 года Стэнфордский Исследовательский Институт нёс основную ответственность за три сферы задач проекта. Сначала нам поручили использовать аномальное познание для получения информации о том, от каких объектов, расположенных на территории Советского Союза, других стран Восточного Блока и других коммунистических стран  (например, Китайской Народной Республики) исходит угроза. Второй вид деятельности был направлен на проверку точности и степени доверия, с которым можно относиться к информации об экстрасенсорных исследованиях, медленно процеживавшейся тогда из Советского Союза. Наконец, нам оказывали некоторую минимальную поддержку в проведении фундаментальных и прикладных исследований. Фундаментальные исследования проводились с целью понять физику, физиологию и психологию способности к аномальному восприятию, в то время как главным направлением прикладных исследований было выработать методику, при помощи которой можно было получить «конечный продукт» – информацию, более точную и достоверную.

Печально, но факт: современные военные, от которых зависят финансовые вопросы, не торопятся вкладывать свои средства в программы, основанные только на экстрасенсорных данных. Во время Холодной войны сенатор Уильям Проксмайер придумал новую награду – орден Золотой Стрижки, как способ публично пристыдить правительственных чиновников, финансирующих глупые проекты. Проект изучения ЭСВ, независимо от качества проводимых исследований, имел все шансы вызвать насмешки и получить позорный орден. Всё это привело к эффекту очень осторожного подхода к финансированию проектов по исследованию ЭСВ. Когда я стал во главе проекта в Стэнфордском Институте, более 40 % моего времени тратилось на попытки найти фонды для дальнейшего развития программы.

В Стэнфордском Исследовательском Институте (SRI) и позже в Международной Корпорации Прикладных Наук (SAIC) в рамках проекта было много успешных примеров разведывательного применения ЭСВ. Но в качестве первого примера я хочу рассказать об успехе, не связанном со шпионской деятельностью и формально не являющийся частью программы «Звёздные Врата». Скорее это был отклик на отчаянный звонок друга с просьбой о помощи.

Во время одного из моих многочисленных посещений Вашингтона и Разведывательного Управления Министерства Обороны США я встретился с Анжелой. Она была одной из дальновидящих Разведывательного Управления и обладала существенными навыками в аномальном восприятии. Анжела рассказала мне о своей подруге, которая интересовалась необычными явлениями и хотела встретиться со мной. Что ж, какие проблемы?

Подруга Анжелы (назовём её Эстер) руководила кампанией первичных выборов Президента Клинтона в Штате Техас. В результате Клинтон назначил её руководителем президентского отдела связей с общественностью. Анжела и я встретились с Эстер в её офисе, и я был впечатлён её очевидными и тесными связями с семейством Клинтонов.

Не только на стене, но и в других местах, где только можно было их поставить, я увидел большое количество фотографий – некоторые из них можно было бы подписать: «Билл и Эстер в различных обстоятельствах». Тут она бегала с президентом трусцой, там играла с Соксом, котом президентского семейства, здесь болтала с женой президента Хиллари на официальном приёме и так далее. Всё это на самом деле выглядело весьма впечатляюще.

Мы обедали и наслаждались глубокими рассуждениями о природе действительности, парапсихологических явлениях всех видов и мастей и современной политике. Это встреча и множество обедов в течение последующих поездок в Вашингтона дали начало славной дружбе, которая длится и по сей день.

Когда Клинтон был переизбран на второй президентский срок, он перевёл Эстер в Западное Крыло Белого Дома, чтобы она осуществляла связь Белого Дома с Сенатом США.

Как-то раз во время второго президентского срока Клинтона Эстер в панике позвонила мне по телефону. Ее двадцатилетняя дочь не появилась на работу, и её нигде не могли найти.

– Эстер, какого черта вы звоните мне? – спросил я. – Учитывая ваше положение в Западном Крыле, у вас есть прямой доступ к Федеральному Бюро Расследований, к Секретной Службе и местным официальным лицам, имеющим отношение к правоохранительным структурам. Так почему вы звоните мне?

В ответ Эстер сказала мне, что обращалась со своим личным вопросом во все инстанции, но никто так и не смог ей хоть сколько-нибудь помочь. Она убеждала меня попросить кого-нибудь из наших дальновидящих помочь ей. Ясно было, что она в паническом состоянии, и я обещал попробовать сделать всё, что сможем.

В своей лаборатории мы называем такой вид работы поисковой задачей. И хотя считается, что поиск потерянных вещей, самолетов, оружия, наркотиков, а также людей – обычная экстрасенсорная практика, эти задания из разряда наиболее трудных. Есть три подхода, которые мы применяем как в полевых условиях, так и в лаборатории. Первый – просим, чтобы экстрасенс «воткнул булавку в карту», указывая на возможное место нахождения потерянного человека. Многочисленные эксперименты показали, что по средним показателям этот подход не слишком хорош, но порою этот метод срабатывает и привлекает к себе особое внимание. Иногда это преувеличенное внимание приводит к тому, что люди ждут от этой техники каких-то нереальных результатов.

Более реалистичный подход, имеющий шансы быть и более успешным, в сущности представляет собой стандартное дальновидение, цель которого – определить местонахождение отсутствующего человека, в данном случае дочери Эстер. Однако даже этот подход имеет свои проблемы; безупречное дальновидение может и не принести значительной пользы в обнаружении потерянного человека. Позвольте мне проиллюстрировать это.

Предположим, мы хотим обнаружить советскую субмарину, которая скрывается под водой где-нибудь вблизи калифорнийского побережья. Предположим далее, что «психический зритель», дальновидящий, почти совершенен в своём восприятии. Он точно живописует интерьер подлодки, подробно описывает членов команды, определяет, как зовут капитана и его детей, и сообщает, что у команды было в тот день на обед! Вот это да! Явно реальный контакт и блестящий пример первоклассной, точной экстрасенсорной информации. Но при этом… она никоим образом не помогает обнаружить подводную лодку, это просто «вода»! Вот вам наглядный пример того случая, когда ценность информации – например, той, что необходима для поисков дочери Эстер – часто не зависит от качества дальновидения. Качество дальновидения отличное, а ценность информации нулевая.

К счастью, реальный мир предусматривает компромисс. В стандартном протоколе дальновидения агент отправляется в некоторое случайно выбранное место, находящее за пределами зрения экстрасенса, и дальновидящий просто описывает среду, где человек находится в настоящий момент – в этом нет ничего нового. В конце концов, это прозаический, каждодневный лабораторный эксперимент. Так как же этот подход можно использовать, чтобы определить место нахождения человека?

Ну, это, безусловно, зависит от точности и детализации психического отклика. В конечном итоге, предполагается, что дальновидящий даёт название улицы и адрес скрывающегося или потерянного человека, тогда обнаружение его – просто дело поездки в названное место и стука в соответствующую дверь. Звучит неправдоподобно, но именно этот подход или концептуально схожий с ним использовался в прошлом и производил неизгладимый внешний эффект. В связи с этим вспоминается случай, когда американские спецслужбы пытались найти бригадного генерала Дозиера, который был похищен из своего дома в Вероне (Италия) вечером 17 декабря 1981 года.

Джо Мак-Монигла попросили найти местонахождение генерала, используя дальновидение. Он должен был точно обрисовать место, где прячут Дозиера. Среди ответов Джо был рисунок уникального круглого парка с собором. Как потом выяснилось, поисковая группа, тщательно изучив карты и фотографии, нашла такое сочетание – круглый парк и собор – в городе Падуе, это и было то самое место, где обнаружили генерала Дозиера и освободили его.

После этого, 9 февраля 1982 года, с 9. 30 до 10. 15 утра, Дозиер дал краткую пресс-конференцию в специальном подразделении средств информации (SCIF, здание 4554) по поводу нашей экстрасенсорной программы, которая тогда называлась «Пламя Гриля». Генерала тогда просили просмотреть протоколы и отчёты сессий Джо Мак-Монигла, чтобы внести поправки, касавшиеся места его нахождения или событий, которые сопровождали его похищение. Дозиер был так впечатлён нашими данными, что предложил, чтобы высших правительственных чиновников, офицеров, крупных бизнесменов и политических лиц специально инструктировали, о чём надо думать при похищении, чтобы экстрасенсы могли легко их обнаружить.

Но вернёмся к истории Эстер и её исчезнувшей дочери. Конечно, я согласился попросить трёх наших лучших ясновидящих попробовать описать физическую среду, где она могла быть в настоящее время, и её эмоциональное состояние.

Один из тех, к кому я обратился, был Невин Ланц, получивший докторскую степень по экспериментальной и клинический психологии. Невин был официально задействован в нашем проекте с восьмидесятых годов и отвечал за идентификацию личностных факторов, которые прогнозируют наличие парапсихологических способностей. Он работал с различными консультантами и проводил соответственные эксперименты. К тому же я озадачил этой проблемой Джо Мак-Монигла и Анжелу Д. Брод, тогда ещё работавшую на правительство, превосходную дальновидящую. Была поставлена задача: найти исчезнувшую молодую женщину.

Невин откликнулся детальным психологическим профилем отсутствующей женщины и хорошими новостями, что физически ей ничто и никто не угрожает, но она пережила существенную психическую травму. Позже мы выяснили, что эта психологическая оценка на расстоянии оказалось очень точной. Джо дал описание её места нахождения. В конечном итоге комбинация ответов от Джо и Анжелы помогла ФБР найти пропавшую женщину! Так что всё хорошо, что хорошо кончается.

Постскриптум к этой истории. Самое большое облегчение и счастье результаты наших исследований принесли Эстер. Но и я был убеждён, что теперь мы и наш проект «Звёздные Врата» не будем обойдены вниманием Западного Крыла Белого дома и, возможно, самого Президента Клинтона. Так что я пребывал в эйфории ожидания лавины контрактов, готовясь продолжить и расширить наши исследования.

Но… единственная вещь, которая случилась в итоге – это несколько книг Джо по данной тематике были вручены Президенту. Никаких контрактов вслед за этим не последовало. Однако здесь я должен взять ответственность на себя. Оказывается, это не очень эффективная техника сбора средств – делать что-то значительное и ждать благодарности от людей, надеясь, что они завалят тебя деньгами, на которые ты сможешь продолжать свою работу. Увы, этого частенько (или почти никогда) не случается. Мне стало ясно, что нужно быть более активным в сборе средств.

**

Работа по контракту с Министерством Обороны

В 1986 году мы заключили с Министерством Обороны довольно большой 5-летний военный контракт на 10 миллионов долларов. В результате наметился существенный прогресс во всех наших первичных задачах. Впервые у нас в наличии были средства, чтобы провести фундаментальные исследования для научной поддержки группы дальновидения и попытаться понять основные механизмы относящихся к парапсихологии явлений. До этого контракта мы главным образом были обязаны проводить оперативно ориентируемые исследования, т. е. исследования, нацеленные на улучшение качества результатов, и имевшие гораздо меньшее отношение к пониманию механизмов самого процесса дальновидения. Дополнительно мы продолжали проводить «иностранную оценку» – анализ потенциальных экстрасенсорных угроз от других стран, продолжая при этом изучение иностранных объектов посредством дальновидения.

Одним из пунктов этого большого контракта с Армией США было то, что наша работа должна была соответствовать пожеланиям трёх отдельных групп, учреждённых армией, в отличие от предыдущих групп надзора, которых было много. Теперь это были: Комитет по Научному Надзору, Организационный Наблюдательный Совет (называвшийся Наблюдательный Комитет по Использованию Человеческих Ресурсов) и Наблюдательный Комитет по Внутренним Правилам Пентагона. Все участники комитетов были обязаны иметь действующие допуски секретности. Надо подчеркнуть, что эти комитеты не были организованы просто для галочки – они были долгосрочными, и все относились к своим обязанностям очень серьезно. Как объект их надзора, могу засвидетельствовать, что результаты нашей работы существенно улучшилась.

Возможно, наименее активным, но всё же самым важным из них был Наблюдательный Комитет по Внутренним Правилам Пентагона. Он состоял из трёх членов, которые были привлечены из Совета по Внутренним Правилам Министерства Обороны, а единственная обязанность последнего состояла в том, чтобы определять, отвечает ли наша деятельность целям и задачам Министерства Обороны. В течение четырех лет меня попросили встретиться с этой группой в Пентагоне, кажется, три раза. Их рапорты были благосклонны к нашей деятельности и, в целом, ко всей нашей миссии.

Наш второй наблюдательный комитет многих из вас может удивить. Американское Министерство Обороны очень серьёзно относилось к этическим аспектам использования людей в научных экспериментах. Возможно, это является следствием скандалов с проектом МК-Ультра. В то время как мы могли легко попросить находящийся у нас же Организационный Наблюдательный Совет Стэнфордского Университета проконтролировать нашу работу, мы этого не делали; мы организовывали исследования заново, поскольку требования Министерства Обороны фактически были более строгими, чем обычные, которые устанавливает Министерство Здравоохранения и Социального Обеспечения.

В состав такого Организационного Наблюдательного Совета должен был входить священник, юрист и врачи разных специальностей. Хотите верьте – хотите нет, но наш духовник, был буддистский священник, который имел допуск секретности! Наш Наблюдательный Совет состоял из нескольких светил медицинского мира, включая одного Нобелевского лауреата. Как и другие члены Совета, они требовали, чтобы мы составляли детальный протокол по использованию людей для каждого индивидуального эксперимента и обязательно приводили его в нашем отчёте по работе. Эта писанина должна была объяснять, почему мы проводили эксперимент, каковы были медицинские эмоциональные и физические риски для здоровья испытуемого, каковы финансовые затраты, а также указать ожидаемые результаты и наши соответствующие заключения. И, наконец, соответствовал ли каждый из этих ожидаемых результатов главной цели эксперимента? Другими словами, могли ли все возможные результаты оправдывать использование в эксперименте человеческих субъектов? Все участники наших сессий дополнительно были обязаны проходить всесторонние физические, психологические и нейропсихологические проверки. Если эти проверки вскрывали отклонения какого-нибудь пункта из перечисленного списка, а нам все равно хотелось, чтобы в эксперименте участвовал человек, мы должны были получить письменное заявление самого человека и его врача, что они не будут иметь к нам никаких претензий. Это отнимало очень много времени, но было критически важно для работы.  

Третий и, пожалуй, самый активный из комитетов назывался Комитетом по Научному Надзору. В течение первых двух лет в нём было 12 участников, взятых из списков людей, предоставленных нами и Армией. У Армии было право окончательного решения, кто будет работать в комитете. Им всем платили из нашего контракта за затраченное время и командировки. Одним из ключевых пунктов для пребывания в этом Комитете было требование, чтобы человек скептически относился к парапсихологическим явлениям, но в то же время был достаточно открытым, чтобы захотеть отнестись к работе серьезно. Кроме того, их обязательства были быть продолжительными по времени: работа по контракту предполагалась не менее пяти лет.

У Комитета по Научному Надзору было три основных задачи: рассматривать и одобрять детальный протокол для каждого эксперимента, проводимого согласно армейскому контракту; осуществлять необъявленный контроль, непосредственно наблюдая за происходящим и критически его оценивая; а также представлять в письменной форме заключительный отчёт по каждому из заданий, указанных в контракте. И таких отчётов только в течение одного первого года проекта было написано 38.

Поскольку наша группа была в высшей степени профессиональной, первая из трех задач Комитета была приоритетной. Время от времени они раскритиковывали наши протоколы. Но большинство из представленных нами протоколов были одобрены Комитетом полностью, лишь с небольшим поправками или даже вовсе без таковых.

Второй задача этого Комитета был негласный контроль за полномочиями – он хорошо выглядел на бумаге, но едва ли когда-то осуществлялся. Полагаю, этого и следовало ожидать, поскольку члены Комитета сами были профессионалами высокого уровня с активными личными карьерами, им некогда было заниматься подобной чепухой.

Главная деятельность Комитета по Научному Надзору была связана с его третьей задачей: критическим рассмотрением наших заключительных докладов. Как только наши конечные отчёты, отредактированные специалистами Стэнфордского Исследовательского Института, поступали в Комитет, их распечатывали и отсылали всем участникам Комитета. В некотором смысле, они должны были рассмотреть их, как будто бы отчёты были представлены научному журналу, главным редактором которого был член комитета. Они делали свои пометки и, в конечном счете, сопровождали их комментариями в письменной форме непосредственно для технического представителя армейского Отдела по Контрактам. В нашем случае это был офицер в звании полковника, который специально был переведён в Президио – армейский военный городок в Сан-Франциско, – но чья обязанность состояла в том, чтобы весь рабочий день находиться в своём офисе в нашей группе в Стэнфордском Институте. Мнения членов Комитета добавлялись к нашим заключительным докладам в качестве приложения.

В дополнение к их письменным мнениям у нас каждый год проходила двухдневная встреча, где мы представляли свои результаты и обсуждали их с членами Комитета, всей группой – как хорошие новости, так и плохие, которые на самом деле оказывались тоже хорошими. Будучи боевыми ребятами, мы выигрывали 85% энергичных и иногда очень громких споров, но ещё лучшие новости состояли в тех 15%, которые мы проигрывали. Наш научный «продукт», если можно так выразиться, резко улучшался. Мое взаимодействие с Комитетом по Научному Надзору и по сей день остаётся среди наиболее значимых моментов моей профессиональной и академической карьеры.

Чтобы проиллюстрировать одну из редких неприятностей, которые случались с нами, могу привести такой пример. Как-то раз мы пригласили профессора статистики Джессику Ютс поработать с нами в качестве прикомандированного специалиста. За год её работы мы заметно улучшили наш метод анализа результатов путём использования более сложных статистических и математических методов, которые она нам рекомендовала. В это время одним из членов Комитета по Научному Надзору был глава отдела статистики одного из главных отделений Калифорнийского Университета. Этот человек отклонил наш новый подход, не приводя никаких научных аргументов. Он просто заявил, что всё это слишком сложно и очень велика вероятность тонких ошибок, которые мы не в состоянии определить. [23]

Дело обернулось так, что у меня оказалась возможность показать один опыт (тогда совершенно секретный) по оперативному дальновидческому просмотру, проведённый как тест для наших клиентов из Военно-Воздушных Сил. Целью был специальный ускоритель электронов высоких энергий, расположенный в Лоуренсовской Лаборатории в Ливерморе в 75 километрах от Сан-Франциско. Естественно, у экспериментальной группы не было никакой информации о цели и её местоположении – на нашем научном языке это звучало как проведение «слепого» эксперимента. Визуальное соответствие было ошеломляющим! Но в дополнение к этому в этом примере Военно-Воздушные Силы обеспечивали 100%-ю «базовую правду», то есть они могли провести анализ, используя методы, которые мы развили и которые сходу были отброшены этим членом Комитета по Научному Надзору.

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: