Осенняя военная кампания 1757 года

Действительно, в конце лета 1757 года положение Фридриха Великого было весьма облегчено благодаря отступлению русской армии после сражения при Гросс-Егерсдорфе. Однако угроза столкновений с австрийским и французско-имперским войсками продолжала беспокоить его. Прусский король был вынужден покинуть саксонско-силезский-богемский театр военных действий и возложил его оборону на герцога А.В. Бевернского. Фридрих II был поставлен перед необходимостью идти против французов-имперцев, чья соединенная армия могла вторгнуться в прусские владения[175]. Этим воспользовались австрийские военные силы и быстро активизировались.

Началом столкновений австро-прусских войск осенью 1756 года стала битва 7 сентября при саксонской деревни Мойсе. О победе талантливого австрийского полководца Ф. Надасти русский читатель мог узнать по нескольким сообщениям, которые были опубликованы в прессе. Наиболее ценным и достоверным источником, несомненно, является «Экстракт из реляции о атаке, учиненной Императорским Королевиным Генералом Графом Надастием, против Прусскаго корпуса под командою Генерала Лейтенанта Винтерфельда». В нем писалось, что уже 6 сентября австрийцы вступили «в лагерь при Шенаве» и, таким образом, настигли находившихся у городка Гёрлица пруссаков. Ему противостоял корпус генерала Винтерфельда, насчитывавший 10 тыс. человек и стоявший «на пригорке, которой укреплен был шанцами и артилериею». О численности австрийского войска не сообщалось. Генерал Надасти действовал решительно и на следующий день «7 сентября Императорския Королевины войска по учиненной наперед диспозиции» продвинулись вперед. В это время командование противным войском совершало ошибки, упуская шансы на победу. Австрийцам удалось «построиться порядочно без всякаго от неприятеля препятствия, ибо он почел сии движения токмо за покушение для фуражирования», приблизясь к горе, охраняемой пруссаками и не видя никакого сопротивления со их стороны, австрийцы первыми начали атаку «в 12 часу пред полуднем», которая продолжилась «до двух часов по полудни». В ходе этой молниеносной схватки в бег были обращены «четыре баталиона <…> (которых. – К.А.) гнали их вниз по горе до неприятельскаго главнаго корпуса»[176]. Растерянность пруссаков, в конечно счете, привела их к необходимости «ретироваться к городу Герлицу». Австрийцы воспользовались случаем похвастаться и написали о том, что они смогли причинить «неприятелю великой урон – Прусскаго урону до 2000 человек считается»[177]. Само сражение в системе операций ничего не изменяло. Составители информации, подводя его итоги, в духе соболезнования упомянули о гибели прусского генерала Винтерфельда: «Генерал Фельдмаршал Лейтенант Винтерфельд убит сам, о котором весьма сожалеют»[178]. Для Фридриха II потеря этого генерала была велика, так как тот являлся не просто умелым полководцем, но и другом, советчиком прусского короля. Однако ему некогда было оплакивать погибшего военачальника, так как собственные его дела становились все хуже. К его невыгодной ситуации, сложившейся из-за нарастания сил неприятелей, направленных на саксонско-силезско-богемские территории, присоединялись следствия поражения союзников-англичан при Хастенбеке 26 июля 1757 года. Одним из которых стало заключение позорной для Англии Цевенской конвенции между герцогом Камберлендским и герцогом Луи Франсуа де Ришелье. В «Санктпетербургских ведомостях» это событие не получило подробного освещения – лишь коротко сообщалось о некоторых положениях данного договора: «он (Ришелье. – К.А.) заключил перемирие с Герцогом Кумберландским в такой силе, чтоб все в Аглинской или Ганноверской службе состоящия войска отпущены, а Ганноверския отчасти в Штаде разположены были, а отчасти перешли бы чрез Эльбу». Курфюршество Ганновер объявляло нейтралитет в противостоянии Англии и Франции, часть войск которой продолжала располагаться на его территории, а часть во главе с Ришелье имела возможность «немедленно войти в неприятельския Прусския земли»[179]. Какова была реакция Георга II и английской общественности на заключение Цевенской конвенции? Новости об этом перемирии, дошедшие до Кенсингтона, вызвали невероятное удивление и шум – даже для английского монарха Цевенская конвенция стала сюрпризом. Англичане не признавали все известия и в полном неверии протестовали против этого соглашения. Георг II был поражен негодованием. Принцесса Уэльская, Лорд Хардвик и Легге бросали в сторону герцога сильнейшее порицание[180]. Очевидно, что Георг II не собирался признавать подписанного его сыном соглашения. 15 октября герцог У. Камберлендский сложил с себя полномочия главнокомандующего союзной армией[181]. Читатель «Санктпетербургских ведомостей» только в январе мог узнать, насколько прочна была заключенная 7 сентября 1757 года Цевенская конвенция. Так, из Парижа от 11 октября сообщалось, что «войско принца Субиза пошло на зимния квартиры, напротив чего армия Дюка де Ришелье вновь собирается для учинения отпору Ганноверскому и Гессенскому войску, которое в противность заключенной в Клостер-Зевен конвенции паки оружие приняло»[182]. Далее в письме французского офицера более подробно давалась информация о решительных мероприятиях союзной армии, которую возглавил весьма способный полководец принц Фердинанд Брауншвейгский. Автор рассказывал об успехах его войска: «мы заняли город Целлу, к которому неприятель несколько раз приступать покушался, но всегда отбит был с уроном». И когда армия принца Брауншвейгского продвигалась к лагерю при Винзене, чтоб атаковать французов, те «в сутки зделали около лагеря такия укрепления, что неприятельская армия» усомнилась «отважиться на атаку». Мемуарист предвещал, что «дойдет до кровопролитной баталии». Так возобновилось противостояние французов и союзной армии[183].

Еще одним участником Семилетней войны являлась Швеция, которая вступила в ряды антипрусской коалиции после подписания шведско-французско-австрийского договора 21 марта 1757 года. В июне 1757 года шведское правительство приняло решение о переброске в Германию 20-тысячной армии[184]. 13 сентября шведские войска вступили на территорию прусской Померании. Материалы газеты «Санктпетербургские ведомости» давали весьма подробное представление читателю о характере шведской военной инициативы. В сообщении от 16 сентября была опубликована декларация по вступлению шведской армии в прусские земли. В этом документе вскользь раскрывалось обстоятельство принятия решения начать военные действия против Фридриха II: «Король Шведской, в силу объявления учиненнаго на Имперском сейме в Регенсбурге именем его и Шведской короны». А также называлась официальная причина этого мероприятия, которая по существу дела, со стороны Швеции являлась маскировкой наступательной войны. Так, читателя убеждали, что шведский король «принужден послать корпус войска в земли Короля Прусскаго, для подкрепления гарантии, которою обязан Его Величество Немецкой империи по силе Вестфальскаго мирнаго заключения». Ссылка на Вестфальский мирный договор 1648 года в этой декларации не случайна, так как известно, что поводом к войне с Пруссией стало нарушение ею системы, установленной по Вестфальскому миру, согласно которой оккупация прусским королем земель Августа III объявлялась вне закона. Однако ни у отечественных, ни и у зарубежных историков не остается ни тени сомнения в том, что Швеция была намерена в этой войне возвратить померанские владения, которые были в ходе Северной войны переданы Пруссии по Секвестрационному договору[185]. Поэтому заявление Швеции подействовало и на мнение саксонцев, посчитавших, что та будет действовать в их интересах: «Швеция на Имперском сейме вместе с Франциею учинила, новое основание, по коему надеемся (саксонцы. – К.А.) сильной и щастливой помочи»[186]. По этому вопросу также представляет интерес опубликованный в этом же сообщении от 16 сентября манифест шведского генерала-лейтенанта графа Г.Д. Гамильтона. Информация, содержащаяся в нем, не только подтверждает основные положения вышеупомянутой декларации, но и добавляет новые. К примеру, часть шведского войска была отправлена в Померанию с целью «исходатайствования надлежащаго удовольствия обиженным землям, и для восстановления покоя в Германии». При этом шведы приказали «зборщикам и прочим рентерейным служителям в Прусской Померании находящимся <…> отдать нашим Комисарам все в публичных казнах Его Величества Короля Прусскаго находящияся деньги и весь запасной провиант, фураж и аммуницию»[187]. В письме из Штральзунда писалось и о первом успешном для Швеции столкновении с прусским войском в Померании, в ходе которого ею была занята некая сельская местность. Отрывок из этого сочинения следует отнести к очередной попытке создать в глазах читателя образ кровавого и несправедливого Фридриха II, от злодеяний которого мирных жителей Померании избавила шведская армия: «Радость жителей Прусской Померании весьма велика; они почитают защитников, и подлинно спасли мы их живот и имение: ибо Король Прусской не задолго перед тем отнял у них насильно их детей, деньги и нужнейшие съестные припасы, и сверьх того приказал все зжечь, чего не возможно будет перевесть в Штетин; по чему бы они принуждены были напоследок с голоду умереть, или просить у своих соседей милостины, ежели бы Шведская армия не пришла туда, и их под протекцию Шведской короны не приняла»[188].

В конце сентября шведская армия во главе с Гамильтоном атаковала небольшую крепость Пенемюнде, расположенную на реке Пене. Об успешном взятии шведами этого укрепления русский читатель мог получить информацию из сообщения из Стокгольма от 7 октября: «атака началась 23 сентября по утру в 5 часу, и наш огонь был столь жесток, также и наши бомбы и ядра имели такое действие, что в четыре часа разбили все их пушечные станки, а как после сего учинены были приготовления к приступу, то Комендант в 10 часу выставя белое знамя требовал капитуляции, с такою кондициею, чтоб ему выступить с всякою воинскою честию. Но как в сем ему отказано было, то отдался он со всем гарнизоном военнопленными»[189].

В Берлине знали о маленьких победах шведского войска и следили за его удачным положением, которое не могло радовать Фридриха II: «Шведы собирают контрибуции со всей передней Померании до самого Пренцлава»[190]. Вскоре шведским успехам в Померании грозил конец. Ведь изначально, казалось бы, амбициозные действия шведов были обречены на провал. Так, Архенгольцу удалось определить основные недостатки их армии. Он писал, что «состав шведской армии, прибывшей в Германию, был сущая сатира на нашу тактику и наши новейшия правила военной науки» и, главное, отметил, что военное оснащение шведов было крайне скудным, а «горсть прусских солдат всюду тревожила их»[191]. Как только русские войска кроме Мемеля покинули Пруссию, Левальд последовал в Померанию со значительным подкреплением. По его приближению шведы, разместившиеся лагерем у Фердинандсхофа, стремительно начали отступать и заполнять гавань Свинемюнде[192]. Экстракт из письма из прусской Померании сообщал, что к 30 ноябрю армия Левальда состояла «по надежным ведомостям из 30000 человек, а шведская из 17000» и успела захватить город Воллин[193]. Сами шведы стремились лишь на словах продемонстрировать свою стойкость, среди них высказывалось и такое мнение, что «здесь (при Грипсвалде. – К.А.) Левалдовой армии столь великою не считают <…> наша армия собирается в одно место, чтоб идти на встречу неприятелю <…> ежели прусаки захотят с нами дать баталию, то мы нимало не отречемся»[194]. Такая самонадеянность более походила на «шутку», чем на серьезное намерение. Пруссаки продолжали всюду окружать шведов. Так, сначала 2 января 1758 года капитулировал город Демин, затем Анклам. Действуя вместе, Левальд, генерал-лейтенант Шорлеммер и Голштинский Принц постепенно покоряя померанские городки, принадлежавшие шведам, загнали их к порту Штральзунд и буквально закрыли там[195]. Несмотря на то, что первый этап померанской войны оказался для шведской короны неудачным, в общем деле борьбы против прусского короля не стоит списывать её вспомогательную роль, заключавшуюся в отвлечении прусских военных сил на севере.

Всю осень 1757 года прусский король продолжал находиться в постоянной опасности и в тревоге. Вновь со всех сторон на него наступали неприятели (австрийцы подходили к границам Силезии, а французско-имперские войска к Саксонии). Он стоял перед угрозой потери завоеванных им в 1740-е года Силезских земель. Так, упоминаемый нами «партикулярный человек» будучи действительно вдумчивым аналитиком, оценивая военный талант прусского короля, еще в начале 1757 года точно указал на главную причину постоянного «разрыва» Фридриха II между противниками: «В каком теперь состоянии Король Прусской? У него сильная армия преизряднаго и весьма ученаго войска, а все его диспозиции с распорядками, по видимому тверды и разумны, но в том главная беда, что сей Монарх не только друзей, да ни единаго союзника не имеет, а в случае нещастия, незнаю у кого помощи, и где прибежище себе сыщет»[196].

Его авторитет в глазах европейской общественности продолжал падать, процесс этот ускорило одно из знаменательных событий начального этапа войны – рейд генерала А. Хаддика с корпусом в «7000 человек отчасти пехоты а отчасти конницы, кроатов, гусар и некотораго числа легкой артилерии»[197] по Берлину. Многие, в том числе и в самой Пруссии, не ожидали подобной инициативы со стороны Австрии. Они «старались уверить себя и других, что такое предприятие невозможное, по крайней мере берлин от того свободен быть имеет, для того что сей город стоит далеко от границ, и никакая Австрийская партия не отважится зайти столь далеко в землю»[198]. Хаддик же воспользовался движением Фридриха II в Тюрингию и отступлением герцога А.В. Бевернского в Силезию. Проникновение австрийского корпуса в Берлин получило широкую огласку, и в прессе о столь резонансном явлении писалось довольно подробно и в разных тональностях. Так, своими впечатлениями в письме из Берлина с русским читателем эмоционально поделился очевидец произошедшего: «Я во всю мою жизнь не забуду 15, 16 и 17 чисел октября месяца сего года, и всегда помнить буду, как я был смотрителем произходившаго в предместии сего города между Австрийцами и здешним гарнизоном сражения, которое кончилось капитуляциею. Мы принуждены были чрез несколько часов собрать 300000 талеров, дабы город спасти от раззорения и опустошения. Неприятели прибыли сюда 16 числа сего месяца, и сражение произходило с начала 3 часа по полудни по 7 час»[199]. Согласно словам автора этих воспоминаний, вражеский корпус грабительски напал на окрестности Берлина без какого-либо предварительного предложения о денежном выкупе. Такой же точки зрения придерживался и другой местный житель, наблюдавший за сражением из «из окошек стоявшаго неподалеку оттуда дому». Также он писал, что «Австрийцы одержали наконец столь совершенную победу, что из нашего гарнизона не оставалось ни одного человека, которой бы на месте убит или ранен не был. Место баталии все покрыто было мертвыми трупами»[200]. В приводимых выше сообщениях неизвестно, какова была численность берлинского гарнизона, однако в более позднем известии говорилось, что изначально «берлин же сверьх великаго числа способных к обороне мещан снабден гарнизоном из 5000 человек»[201]. Если доверять этой цифре, то для генерала Хаддика целесообразнее было потребовать сначала контрибуции от городских магистратов нежели сразу идти в бой. В отличие от авторов писем австрийцы предлагали на этот счет другую трактовку действиям своего генерала в предместье Берлина: «16 числа корпус действитяельно пришел в Берлин требовал тотчас контрибуции; а как ему в том отказали, то Генерал Гаддик «захватил ворота и имеющейся чрез реку Шпре мост, разбил он своими гусарами, конницею и некоторою частию кроатов пришедше на встречу два Прусские баталиона»[202]. Генерал Хаддик не имел никакой возможности со своим малочисленным корпусом производить «опустошение» прусской столицы, так как знал о приближении Морица Дессауского[203]. Позже в своем письме к Карлу Лотарингскому, австрийской военачальник признавался, что «по получении точных известий, что Принц Мориц 14 числа сего месяца с 4 пехотными, двумя конными и одним гусарским полком у Торгавы перешед реку Эльбу, идет с тем намерением, чтоб напасть на меня с тылу, <…> вчерашняго дня по взятии денег выступил из берлина». Контрибуция, взятая им у берлинских магистратов, по его словам, составляла «160000 ефимков»[204]. Ко всему прочему, автор одного из анонимных посланий с интересом добавлял, что «по окончании действия Генерал Гаддик потребовал многих дюжин женских перчаток, и велел берлинскому Магистрату дать себе письменное засвидетельствование, что те перчатки подлинно берлинския, и приняты им самим в берлине; после чего отправил он тотчас с оными курьера к Ея Императорскому Величеству Королеве»[205]. Таким образом, принятое генералом Хаддиком решение можно расценивать как удачное: перспектива сражаться с Морицем не принесла бы удовлетворительных результатов, а дополнительное обогащение за счет врага не являлось лишним.

В конце октября у границ Саксонии сосредоточились ударные силы французов и имперцев. Оставив в Силезии корпус для защиты от австрийцев, «сильные крепости Швейдниц и Бреславль», Фридрих II двинулся навстречу французско-имперским войскам, которых встретил 5 ноября близ селения Росбах в Саксонии. Его войско насчитывало – 22 тысячи. Войско противников – 42 тысячи[206]. 23 декабря 1757 года в прессе был опубликован источник, дававший читателю представление о первоначальных намерениях противников прусского короля перед встречей у Росбаха. «Римско-Императорской главной комисар при Имперском сейме по особливому высочайшему указу, для учиненнаго Его Величеством Королем Прусским 5 числа сего месяца сопротивления публиковал комисионной декрет». Декрет этот, по нашему мнению, – средство официальной антипрусской пропаганды и был направлен на восхваление спасительной миссии Священной Римской империи и Франции в отношении «Курсаксонских земель», которые должны были быть немедленно освобождены, а после этого необходимо было «возставить паки мир в дражайшем Германском отечестве». Обещания со стороны дома Габсбургов были доволно пафосны, так, им подчеркивалось, что «чинимыя Курсаксонским землям притеснения дошли до такого градуса, что при продолжении оных сии Курфирсткия и Княжеския земли в конец раззорятся. И поэтому Его Императорское Величество «намерение принял еще в сем году избавить Саксонския земли от претерпеваемой муки и изнурения. Его римско-Императорское Величесто приняло для осуществления этой цели восприять поход в Курсаксонския земли, также и Его Величество Король Францусской из особливаго достохвальнаго великодушия прислал особливой корпус». Исполнение этого предприятия было поручено «герцогу Саксен Гилдбургскагузенскому», чтобы «при помочи Королевской Францусской с Имперскою для того соединившейся армии всякое старание употребить». Портрет Фридриха II по традиции был нарисован самыми темными красками: он представлялся читателю в отношении Священной Римской Империи как дерзкий преступник, который «Императорския и Имперския определения нимало не взирает, но еще оныя совершенно презирает», над которым следует учинить «праведный» суд. Битва при Росбахе, по словам автора, началась именно «в самое то время, когда уже состоялось Императорское определение о призыве Короля Прусскаго, яко Курфирства бранденбургскаго, к суду и о отлучения его от Имперскаго общества»[207].

Сама Росбахская битва не получила должного освещения в газете «Санктпетербургские ведомости», а сообщения с прусской стороны, рассказывавшие о ходе сражения и вовсе не публиковались. Однако в известии из Вены от 18 ноября читатель мог узнать о предприимчивости прусского короля, создавшего выгодные для себя условия, которые привели союзную армию к поражению. С самого начала её выступления «5 числа сего месяца во 2 часу <…> двумя колоннами из своего лагеря при Михелне» она испытывала трудность в подходе «с тылу к неприятельскому лагерю, к которому для выгоднаго его положения ни с переди ни с боку подойти не льзя было», неприятель действовал хитро и «показывал вид, будто хотел идти назад к Мерзебургу, но конницу свою поставил позади пригорка, за которым не можно было видеть его движений, и появился вдруг, прежде нежели союзная армия могла еще построиться». Эпицентр сражения, по описанию прессы, сосредотачивался на правом крыле имперской конницы, которое оказалось в критическом положении из-за того, что «всей артилерии столь скоро туда подвесть не можно было, а напротив того учиненной неприятелем из весьма многочисленной его артилерии огонь гораздо сильнее был нашего». По наступлению ночи «окончилась за тем баталия, и союзная армия пошла к Фрейбургу на реке Унструт»[208]. Несмотря на столь позорный проигрыш, автор вышеупомянутого декрета пафосного тона в своей речи не сменил и заверял читателя, что противостояние союзников против упорного прусского короля не будет остановлено. Он продолжал указывать на опасность врага и на последствия, которые происходят от нахождения этого имперского преступника на свободе: «Король Прусской по видимому намерен переходить из одной земли в другую, и чрез причиняемое во оных раззорение приобретать себе новую помочь, принуждая раззореных крестьян итти после в свою службу, и тем причинить генеральное опустошение в Имперских землях».

Уже 30 ноября 1757 года из Регенсбурга пришло сообщение, содержащее призыв к суду прусского короля. Имперцами заявлялось: «Чтоб он чрез два месяца по объявлении ему сего Императорскаго призыву, на первой, второй, третьей и последней срок, назначенной Его Величеством, или ежели того дня не будет заседания, в первое после того собрание, предстал сам, или прислал полномочнаго к Императорскому двору». Фридрих II «по Вестфальскому мирному заключению, по уставу камернаго суда и по силе Императорской капитуляции, отлучается от Его Величества и Имперскаго сообщества с лишением его и Имперских лен, пожалований, привилегий и вольностей»[209]. Габсбурги всеми силами пытались придать войне с прусским королем освободительный характер. Поэтому подобные известия только укрепляли в русском читателе веру в необходимость искоренения зла, воплощенного в образе Прусского короля.

Для Фридриха II в очередной раз выигравшего сражение у противника, армия которого превосходила его в два раза, это был ошеломительный успех. Однако эта победа не решала нависшей над Фридрихом II новой опасности: в то время как он сражался с французско-имперскими войсками, австрийская армия стремительно продвигалась к Силезии и по вступлению на её территорию незамедлительно приступила 12 ноября 1757 года во главе с генералом Надасти к осаде крепости Швейдниц, немалое значение которой признавал и сам Фридрих II, называя её «ключом Силезии»[210]. Об итогах данного предприятия, осуществляемого генералом Надасти, русский читатель имел возможность подробно ознакомиться в сообщении из Вены: «Четыре неприятельских Генерала с 5000 человек гарнизону 12 числа сего месяца по капитуляции здались военнопленными. <…> Сей щастливой успех должно наипаче приписать учиненному в ночи на 12 число приступу, на котором наши с примкнутыми штыками овладели тремя наружными укреплениями, а именно, двумя редутами и одним люнетом. <…> При сих трех атаках с нашей стороны убито и ранено от 6 до 700 человек; напротив чего неприятель потерял около 1500 человек»[211]. Покорением города Швейдница, австрийцы приобрели удобное место для учреждения военного хранилища[212], а также облегчили себе коммуникацию с Богемией[213]. Принц Карл Лотарингский вместе с фельдмаршалом Дауном намеревался наступать на столицу Силезии – Бреславль, оборону которой возглавил принц Бевернский. 22 ноября они атаковали пруссаков в укрепленном лагере, расположенным перед Бреслау. О движениях принца Бевернского материалы газеты «Санктпетербургские ведомости» говорили мало, как пишут такие авторитетные авторы как Ретцов, Кони, Архенгольц, принц Бевернский не собирался драться за Бреславль, действительно, силы его были немногочисленны в сравнении с австрийской армией, направившей на этот фронт всю свою мощь. В итоге принц Бевернский оставил город и отступил, о печальном положении его дел было известно и в Варшаве, откуда сообщалось, что разбитая армия прусского командира «отступает к Глоговской крепости, где может быть на время остановится, толь паче, что войско чрезмерно в плохом состоянии»[214]. После выигранного сражения австрийцы беспрепятственно захватывают город. Фридрих II, занятый борьбой с союзными войсками в Саксонии, не мог воспрепятствовать решительным предприятиям австрийцев в Силезии, которая по большей части была оккупирована их войсками, казалось, цель Марии-Терезии в этой войне была достигнута. Но прусский король, уже имевший удачный опыт сражений с силами, которые в два раза превосходят его собственные, не собирался покоряться австрийцам. Из Вены от 10 декабря в сообщении говорилось, что «Король Прусской по одержанной победе над соединенную Имперскою и Францусскою армиею с наибольшею частию находившагося принес войска пошел в Силезию <…> и в начале сего месяца соединясь с разбитою не давно при бреславле под командою Принца Бевернскаго армиею, собрал неменьшую числом против нашей силу, с которою пошел прямо на Императорскую Королевину армию». Именно эти движения привели соперников к кровопролитной баталии «между Ниперном и Лейтеном» 5 декабря 1757 года. Сражение началось с того, что Фридрих II «атаковал левое наше (австрийское. – К.А.) крыло», что привело к тому, что «немалая часть стоявших на левом крыле войск в самом начале уступать начали, которому примеру вскоре и другие последовали», в результате успешного и неожиданного нападения прусского короля «некоторые Императорские Королевины полки пришли в замешательство». Как заметили наблюдатели из Вены, «невозможно было уже дела поправить». В итоге австрийцы, постоянно обращаемые в бегство, проиграли сражение и позорно «ретировались за реку Швейдниц и Ло»[215]. За это поражение армия Марии-Терезии жестоко поплатилась, так как позволила пруссакам начать осаду Бреславля. Операция эта прошла успешно и только 9 января 1758 года русский читатель мог узнать, что «непрестанно продолжавшиеся с неприятельской стороны бомбардированием подорваны тамошние пороховые магазейны; и для сего приключения наш во оном городе гарнизон принужден был 21 числа сего месяца здаться на капитуляцию»[216]. В итоге австрийцы лишаются своих завоеваний в Силезии за осень 1757 года и почти вся её территория вновь попадает в руки Фридриха.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Отправной точкой начала Семилетней войны в Европе стал вспыхнувший в 1754 году англо-французский конфликт в Северной Америке из-за территории в долине реки Огайо. Кроме того, Франция, осознавая, что её военно-морской флот, намеревалась нанести удар по европейскому владению Георга II – Ганноверу. Их разросшиеся противоречия могла разрешить только война, так как компромисс между британской и французской коронами был невозможен. Причина вступления Австрии в Семилетнюю войну заключалась в её стремлении вернуть богатую провинцию Силезию, графство Глац, которые стали собственностью прусского короля по Ахенскому мирному договору. В свою очередь, Фридрих II, стремясь удержать обладание над Силезией, целился ослабить Австрию, чтобы та более не представляла угрозы для владений его королевства, и тоже вступил в войну. Энергичный отпор прусскому королю суждено было осуществить России. Её инициатива объясняется стремлением России обезопасить от усилившегося прусского королевства свои границы на северо-западе, а также личной неприязнью императрицы Елизаветы Петровны к Фридриху II. Кроме того, она брала курс внешней политики на усиление позиций своей державы в Европе. Швеция собиралась вернуть померанские владения, потерянные ею в ходе Северной войны.

Первый этап формирования коалиционных блоков начался с заключения Вестминстерского трактата между Англий и Пруссией. Это событие стало крайне неожиданным для остальных игроков большой европейской политики, в особенности для Франции, желавшей при помощи Фридриха II овладеть Ганновером. Для Австрии Вестминстерский трактат являлся знаком к ускорению дипломатических переговоров с Францией, которую та собиралась привлечь к участию в войне против прусского короля. По описаниям прессы, во Франции еще в марте-апреле 1756 года скептически относились к такому союзу, однако уже 1 мая 1756 года между давними врагами был заключен Версальский трактат, что ознаменовало собой второй этап формирования альянсов Семилетней войны. Россия официально присоединилась к Австрии и Франции только 31 декабря 1756 года. Вступление Швеции в войну путем подписания шведско-французско-австрийского договора 21 марта 1757 года завершило четвертый этап образования коалиционных блоков.

Если в Северной Америке военные действия англичанами и французами велись еще с 1754 года, то пожар Семилетней войны охватил Европу только летом 1756 года, когда решительный Фридрих II, стремясь опередить своих соперников, вторгся 17 (28) августа 1756 года во владения Саксонии, чья территория являлась своеобразным коридором, ведущим в Богемию. После занятия войсками прусского короля владений Августа III в прессе стали появляться сообщения, свидетельствующие о военно-дипломатическом оживлении Австрии и Франции, а также публиковались их благородные призывы к расправе над Фридрихом II. По словам самого саксонского мемуариста, «вся Европа не может отрещися, чтоб не подать Его Королевскому Величеству Польскому против такого насилия своей помощи»[217]. Таким образом, именно вторжение прусского короля в Саксонию послужило поводом к началу войны в Европе в 1756 году.

Каким был образ Фридриха II, представленный на страницах газеты «Санктпетербургские ведомости» за 1756-1757 гг.? Глубокое негодование европейской общественности прусский король вызвал своими действиями в Саксонии, которые определенно оценивались в прессе как завоевательные. Образ его во многом формировался благодаря публиковавшимся в газете анонимным эмоциональным письмам-рассуждениям. Именно они могли оказывать наиболее глубокое воздействие на читателя. Основным объектом внимания анонимных мыслителей стала декларация Фридриха II, посвященная причинам его вступления на территорию Саксонии. В этом документе прусский король писал, что на Саксонию он напал «для собственной своей и областей своих безопасности»[218]. Это объяснение воспринималось современниками как наглая ложь и издевательство. Так как, по их мнению, прусский король творил на той территории бесчинства, что совершенно не согласуется с идеей какой-либо оборонительной миссии. Аналитики того времени не были способны правильно понять утверждения Фридриха II. Они как сторонние наблюдатели не были знакомы с тайной дипломатией Австрии, скрывавшей свои намерения по поводу возможного захвата Силезии, Глаца. Однако о её целях, о каких-либо будущих предприятиях подозревал Фридрих II. Австрия целенаправленно ожидала нападения прусского короля. Но роль её в разгоревшемся конфликте никак не комментировалась – это государство получило в трактовке периодической печати образ ни в чем не повинной державы. Австрия воспользовалась ситуацией и со своей стороны усиливала «травлю» прусского короля, которого пресса уверенно окрестила «зачинателем смуты» в Европе. К тому же он был охарактеризован как единственный в своем роде правитель, который стремился расширить свое государство с помощью войны. Хотя тенденция захвата земель подобным путем была свойственна всем его военным противникам. Но в этом вопросе все же стоит отдать должное анонимным авторам, объективно считавшим, что Фридрих II не имел права пользоваться ресурсами Саксонии даже в случае войны с Австрией. Многие, прозвучавшие в газете «Санктпетербургские ведомости» мнения на вторжение прусского короля во владение Августа III, были лишены предвзятости. Продолжая пространно комментировать содержание упомянутой декларации, современники заметили, что Фридрих II, по его же словам, вступил в Саксонию при «особливой дружбе своей и почтению», а в действительности насильно принудил саксонскую армию к присяге, превратил маленькое курфюршество в военный гарнизон. Также один из авторов в своем письме разоблачил клевету прусского короля, пытавшегося ради оправдания себя в глазах общественности обвинить Августа III в совершенно абсурдных по отношению к нему захватнических планах. Пойманный на своей же лжи и притворстве Фридрих II в вопросе нападения его на Саксонию все же справедливо заслужил порицание в прессе.

Обвинительные суждения охватывали не только проблемы, связанные с причинами вторжения прусского короля в Саксонию, но и проблемы, связанные с экономическими последствиями для владения Августа III от оккупации его курфюршества Фридрихом II. Данный вопрос освещался в газете «Санктпетербургские ведомости» регулярно благодаря сообщениям, приходящих непосредственно из самой Саксонии или Австрии. Именно эта тема позволяла составителям информации усилить критику поступков Фридриха II и внушить читателю идею о бесчеловечности прусских солдат, которые «отчасу злее становятся и никакою жалостию умяхчены быть не могут»[219]. Для этого будто специально подбирались всяческие острые известия, в которых объявлялось о грабежах, насилии, о голоде среди мирного населения. В этом отношении антипрусская пропаганда была беспощадна. Но волна с экспрессивными сообщениями, появлявшимися в номерах за осень-зиму 1756 года газеты «Санктпетербургские ведомости», быстро себя исчерпала. На смену ей пришел поток известий, написанных более беспристрастным языком. Они также давали читателю сведения о наборе Фридрихом II саксонских рекрутов в свою армию и о формировании им там некоторой военно-учебной системы. Из саксонских городов нередко приходили послания, говорящие о их денежной задолженности, о необходимости выплаты ими огромной контрибуции прусскому королю. Таким образом, газета «Санктпетербургские ведомости» за исключением сообщений, пропитанных откровенной агрессией с целью давления на читателя, на протяжении 1756-1757 гг. давала вполне объективную информацию, описывающую прусские порядки в Саксонии, которые привели её к значительному экономическому упадку.

Каковы были итоги основных военных кампаний начального этапа Семилетней войны? Самое начало Семилетней войны, а именно осенняя кампания 1756 года оказалось более удачной для Пруссии, чем для Австрии, так как та позволила Фридриху II беспрепятственно занять Саксонию и укрепиться там. Австрийская армия, не успевши объединиться с 17-тысячной саксонской, фактически отдала её в руки прусского короля, который включил последнюю в состав своей армии. Однако сам Фридрих II испытал личное поражение, так как его план блицкрига по взятию Праги до зимы 1757 года провалился. Всю зиму 1757 года Австрия и её союзники готовились к наступательной весенне-летней кампании и заметно умножили свои армии. В одном из величайших сражений под Прагой Австрия потерпела разгром и была заперта прусской армией в этом городе. За взятием Праги по плану Фридриха II последовало бы его движение на Вену. Однако самоуверенность прусского короля вскоре была наказана поражением у Колина – пруссаки сняли осаду Праги и разрушили свои надежды на молниеносный исход войны в их пользу. Судьба Фридриха II летом 1757 года находилась в опасности: на прусские и английские владения в Европе с разных сторон наступали Франция и Россия, а позже и Швеция. Действия французских войск оказались весьма решительными и успешными, так как им удалось занять большую часть Ганновера, разбить союзную армию и открыть себе свободный путь в прусское королевство. Не хуже действовала русская армия, однако та в самый разгар своего продвижения по территории Восточной Пруссии внезапно повернула назад и осенью 1756 года более не представляла угрозы для Фридриха II – этот необъяснимый случай спас его по<