Глава третья

                         47

Имеются, таким образом, две дефиниции. Точнее говоря, первая есть дефиниция понимания счастья, вторая – счастливой жизни, но одна связана с

другой. В конце концов, это формальный языковой вопрос, какой формулой мы будем пользоваться. Первая формула кажется более соответствующей нашей речи; но тот, кто говорит: «я был счастлив, но не отдавал себе в этом отчета»,

отдаст предпочтение второй, а не первой.

Добавим: для счастья как явления можно найти еще и другие формулы, например: «счастье – это положительный баланс жизни». Эта формула имеет то преимущество, что в ней речь идет не об исключительности в счастье положительных переживаний, а об их преобладании; но у нее есть и

недостаток: она внушает, что можно подсчитать счастье, в то время как его можно только пережить.                

Почему дефиниция счастья столь трудна, почему все ее варианты не удовлетворяют? Причин много, одна из них состоит в природе процедуры дефиниции, другие – в самом явлении счастья.

А. Существует два вида дефиниций. Один – это придание слову значения: этот свободный акт, процедура, собственно говоря, не вызывает проблем. Но такую дефиниции нельзя применить к «счастью»: здесь речь идет не об установлении значения, в каком это слово действительно употребляется. Наша речь использует слова произвольно, изменчиво, порой небрежно. Она не пользуется принятой дефиницией; дает название какому-то предмету А, потом соотносит его с Б, поскольку он похож на А, и с В, так как он похож на Б, хотя между А и В уже весьма мало общего, – и тот, кто хочет дать дефиницию этого названия, напрасно искал бы черты, свойственные всем предметам, обозначенным этим именем.                              

Б. Трудности увеличиваются во много раз, когда речь идет о таком слове, как «счастье». Оно имеет четыре разных значения. И в том значении, которое было выбрано темой данного исследования, оно предстает как явление многообразное, меняющееся, подвижное. Это явление двустороннее субъективное и объективное одновременно. Его субъективная сторона в свою очередь двойственна: складывается из чувства и оценки. И даже в том случае, когда чувство и его оценка достаточно полны, долговечны, обоснованны, трудно бывает назвать такое состояние «счастьем».

               48

Чтобы быть счастливым, одному нужно больше, другому меньше, но тот, кто довольствуется малым, не менее счастлив, чем тот, кто требует от жизни многого.             

Наивный человек возразит: зачем дефинировать «счастье», ведь каждый знает, что это такое. Однако это неверно: большинство людей используют данное слово многозначно.

Некоторые логики также возражают против дефиниции счастья на том основании, что это слово, как большинство слов, не имеет точно определенного значения, употребляясь то в одном, то в другом; пусть каждый использует его так, как ему нужно. Но такое мнение тоже ошибочно. Слово «счастье»

действительно имеет много значений, которые можно и нужно различать для того, чтобы мы понимали друг друга

Совершенно точную дефиницию счастья не удается получить. В конечном счете она практически и не нужна. Ибо точно знать о своем или чужом счастье и не нужно: списки счастливых людей не составляются, не ведется статистики

счастливых, значит, нет нужды в строгой классификации людей с этой точки зрения. А взаимопонимание между людьми может быть достигнуто и при помощи менее точных понятий.

 

 

Глава третья

ПОНЯТИЕ СЧАСТЬЯ И ЕГО РАЗНОВИДНОСТИ

 

Счастливый? Это слишком краткое

                                                                       определение, без нюансов.                                                                                                                                                                                                                                                                                                

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                            И. Немировский

 

Данная выше общая дефиниция счастья охватывает раз­личные виды счастья. Точно так же, как, например, поня­тие «человек» включает белых и черных, добрых и злых, по­нятие счастья охватывает счастье большее и меньшее, ха­рактерное для более и для менее удачных судеб. Но, как всякое общее понятие, оно при употреблении сужается, то есть в каждом конкретном случае берется определенное его значение, и в силу этого образуются разные варианты. Глав­ные разновидности понятия счастья следующие.

1. Счастье в значении конкретном и в значении абстракт­ным. Говоря о счастье, мы часто имеем в виду счастье опре­деленного человека, конкретную счастливую жизнь с ее превратностями и переживаниями. Но абстрактное счастье понимается иначе – как совокупность черт, общих всем счастливым людям. В первом значении счастье одного чело­века может очень отличаться от счастья другого, тогда как, согласно второму, существует единственное счастье, ибо слово «счастье» охватывает только черты, общие всем счастливым людям.

Польский язык располагает совершенно разными словами для обозначения абстрактных понятий и конкретных. In concreto говорится, например, о «справедливом поступке», а in abstracto – о «справедливости». Однако, когда речь идет о «счастье», мы используем одно и то же слово. Наличие абстрактного значения у слова «счастье» подтверждается тем фактом, что мы неохотно употребляем его во множественном

числе, а так бывает именно с абстрактными терминами. По­добная особенность свойственна и некоторым другим поня­тиям, например, понятиям добра или истины: под истиной может подразумеваться истинное предложение, но может – и истинность предложения. Эта двузначность – формаль­на, однако ока влияет на понимание счастья, поскольку соз­дает впечатление, что существует якобы только один способ достижения и переживания счастья.

2. Счастье в значении объективном и субъективном. В разговорной речи смысл слова «счастье» сводится или к чисто объективному значению (удаче), или к чисто субъектив­ному (интенсивной радости); в понятии же, дефинирован­ном выше, оба его значения соединены: нет счастья без чувст­ва удовлетворения, но нет его и тогда, когда удовлетворение необоснованно. Но среди тех, кто пользуется этим понятием, одни делают упор на субъективные элементы, другие – на объективные. И это создает два варианта понятия.   

Можно употреблять слово «счастье» и в том, и в другом значении, однако нужно избегать их употребления в одном предложении, ибо, когда одно и то же слово берется в раз­ных значениях, могут возникнуть парадоксы: так бывает, например, когда мы утверждаем, что «не в том счастье, что кому-то «посчастливилось»» («повезло»).

Эта двойственность понятия счастья идет глубже, вплоть до разрыва обоих элементов, объективного и субъективного: в одном случае для счастья достаточно его осознания, а в другом – осознания счастья не требуется. В собственном понимании слова «счастье» осознание счастья является всег­да его необходимым условием. Чтобы быть счастливым, нужно знать это, чувствовать, быть в этом уверенным. Эту мысль выразил Сенека: «Несчастен тот, кто счастливым себя не считает»¹. В новое время то же самое подтвердил С. Джон­сон: «Никто не может наслаждаться счастьем, не осознавая, что он им наслаждается». А среди польских авторов XVIII в, так об этом сказал Грущиньский: «Счастлив тот, кто пони­мает свое счастье»².

Ту же самую мысль, но только в экзистенциалистской терминологии, высказывает современный автор: «Счастье дает полное удовлетворение, только если отражает себя в

¹Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977.

Письмо IX, с. 18 (Сенека цитирует одного из древнегреческих поэтов).

² См.: Gruszczyń ski W. Ekonomia dobrych obyczaió w, 1717.

зеркале рефлексии, то есть когда оно не только «в себе», но также и «для себя»»¹. Порой единственным критерием счастья считали уверенность в нем.

Совершенно иначе рассуждал Ларошфуко. Он утверж­дал, что «человек никогда не бывает так счастлив или так несчастлив, как это кажется ему самому»². То же находим у Шекспира: «Если бы я мог высказать, как я счастлив, я не был бы счастлив»³. В этом случае убежденность в счастье не является его доказательством, И даже может свидетельст­вовать о противоположном.

Иногда цитируется староанглийский автор Товернер (Taverner), который, разделяя данную точку зрения, шел еще дальше в своем утверждении: «Счастлив тот, кто не знает об этом»⁴. Следовательно, осознание счастья исклю­чает счастье. Подобное мнение в корне противоположно взглядам Сенеки. Один из современных писателей А. Суа­рес говорит: «Человек не осознает себя в счастье»⁵. Однако мысль его, по-видимому, означает нечто иное: счастье со­провождается его осознанием, но сам человек не осознает себя счастливым. Но и здесь мы не приблизились к Сенеке и Джонсону.

Обе столь различные точки зрения имеют определенное обоснование. Счастливый человек осознает собственное счастье только тогда, когда задумывается о нем. Если так понимать Сенеку, то он прав. Однако постоянные размышле­ния о своем счастье и о самом себе не только не нужны счаст­ливому, но действуют разрушающе на счастье, как это пра­вильно заметил Товернер.

Такое положение вещей ведет к двум разным истолко­ваниям счастья: согласно одному, счастье является опре­деленным состоянием сознания человека (независимо от того, имеет ли это состояние реальную основу в его жизни); согласно второму, оно является определенным образом жизни человека (независимо от его осознания).

3. Счастье как момент и как длительное состояние.

¹ Janké lé vitch V. L'aventure, l'ennui, le sé rieux, 1963, р. 87.

² Франсуа де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. Л., 1971, с. 154, 198.

3 Шекспир В. Много шума из ничего. – Полн. собр. соч. в 8-ми томах, т. 4. М., 1919, с. 523.

⁴ См.: Taverner R. Proverbs, 1539.

5 Suaré s A. Amor et nature. - «Reveu de Gené ve», 1920, р. 18,

Человек, довольный своей жизнью, чувствует удовлетворение в определенные моменты значительно сильнее, чем в другие. И называет «счастьем» как свою жизнь, так и моменты силь­ного удовлетворения. Но одно дело счастливые моменты, другое – счастливая жизнь. На фоне этой двузначности возникают парадоксы, как у Вольтера: «Можно познать счастье, не будучи счастливым»¹.

4. Счастье реальное и счастье идеальное. Об этом тоже уже шла речь. Чтобы мы могли назвать жизнь счастливой, в ней должны преобладать положительные стороны; но такую жизнь, в которой рядом с положительными сторонами не существовало бы отрицательных, трудно найти. Однако ес­тественный процесс идеализации, происходящий в челове­ческом мышлении, создает идеал счастливой жизни, со­стоящей из одних только положительных сторон. А скон­струировав такой идеал, мы склонны давать название сча­стья уже только ему одному. «Счастливыми я считаю тех, кто пользуется всеми видами добра без примеси зла»², – писал Цицерон. Тогда наряду с широким значением счастья возникает второе, более эксклюзивное. Одни говорят о счастье в широком, другие – в узком значении, но боль­шинство составляют те, кто имеет в виду то одно, то другое.

Счастье в первом значении не является счастьем во вто­ром. Ибо в первом значении счастье – это жизнь, где пре­обладают положительные стороны, а во втором – такая, которая состоит исключительно из положительных сторон. Первое – счастье реальное, действительно достигаемое не­которыми людьми, второе – мысленная конструкция. Пер­вое – несовершенное, второе –совершенное. Первое разли­чается по степеням, – второе – нет. Первое является «чело­веческим счастьем», а второе – «счастьем богов», как его называл Эпикур. Первое человек иногда находит, а вто­рого он желает. Другими словами: первое является сча­стьем настоящим или прошлым, второе – будущим, пер­вое известно из опыта, второе – главным образом из меч­таний и надежд на будущее. «Но счастье на всю жизнь! Нет такого человека, который мог бы это вынести», – говорит

¹ Encyclopé die ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts, des mé tiers, t, VI. Р., 1751, р. 465, аrt. «Fé licité ».

² Cicero. Disputationes Tusculanae. V, 10, 28. (В рус. пер. см.: Тускуланские беседы к М. Бруту, кн. 1–5, К., 1888–1889, – Прим» ред. )

что нет ничего более плоского, чем счастливая жизнь, то, конечно, он исходил из счастья в широком значении. То же самое имел в виду и Ярослав Ивашкевич, когда писал в од­ной из «Итальянских повестей», что «счастье – слишком примитивное понятие для современного человека».

II

Даже те, кто согласен, что счастье – это удовлетворен­ность жизнью, могут колебаться между различными интер­претациями этой удовлетворенности, конкретной и абст­рактной, объективной и субъективной, реальной и идеаль­ной, широкой и узкой. Эти колебания – источник разногла­сий во взглядах на счастье. А когда понятие многозначно, иначе быть не может. Люди употребляют общее слово, но говорят о разных вещах. Например, что верно в отношении счастливой минуты, неверно по отношению к счастливой жизни. И до тех пор, пока слово «счастье» употребляется в нескольких значениях одновременно, о счастье можно вы­сказывать наипарадоксальнейшие мысли типа: «самые не­счастные – счастливы» (то же находим у Сенеки: «... brevem tibi formulam dabo: infellicissimos esse felices»)¹, до тех пор можно в вопросах счастья доказывать, кто что пожелает. Когда же, наоборот, исчезнет многозначность термина, тогда исчезнет значительная часть разногласий во взгля­дах людей на счастье.

Рассмотрим это на нескольких основных проблемах, касающихся счастья.

1. Существует ли счастье? Ответ на этот вопрос зависит прежде всего от того, как понимается счастье, эмпирически или идеально (в силу двойственности, указанной выше в пункте 4): эмпирическое счастье существует, идеальное – нет.

К пессимистическому ответу приводит также и другая двойственность в понятии счастья: счастье минутное и дли­тельное (см. пункт 3). Некоторые, рассматривая свою жизнь последовательно, момент за моментом, не находят счастья ни в одном из них и делают вывод, что не были счастливы. Условием счастья в данном случае была также и длитель­ность, поэтому, естественно, его не удалось обнаружить ни

¹ «... Дам тебе короткое правило... несчастнее всех счастливцы». (Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию. Письмо СХХIV, с. 323. )

одном из отдельных моментов. То есть ищут счастье там, где его не может быть, и, не найдя, говорят, что его не су­ществует.

И наконец, свое влияние оказывает двойственность по­нятия «полнота счастья» (см. пункт 6): нельзя быть удовлет­воренным жизнью полностью, так как она всегда имеет те или иные недостатки. Между тем при другом понимании недостатки эти не становятся помехой для счастья, о нем свидетельствует только удовлетворение, покоящееся в глубине сознания.

2. Является ли счастье благом? Эвдемонисты утверждают, что оно – наивысшее благо. Но они пользуются много­значным понятием «благо», и поэтому их теория верна не фи всех его значениях; легче всего ее отстоять при объек­тивном понимании счастья, использованном в древности. Если счастье – это обладание самым ценным в жизни, то оно, конечно, наивысшее благо. Но не является таковым, если оно – только удовлетворение.

Если Шпенглер отождествлял счастье с покоем, то он юг и должен был утверждать, что счастье не относится к наивысшим человеческим потребностям. Если Стендаль счи­тал счастье спокойствием и сытостью, то он мог и должен был утверждать, что есть люди, которые презирают счастье – такое счастье. Если счастье, как писала Дж. Элиот, воз­можно только для эгоистов, если оно есть «опасное безраз­личие к чужим горестям», то, конечно, оно является чем-то морально отрицательным. Но это касается не всякого счастья, не относится к счастью в обычном, широком понима­нии (двузначность, отмеченная в пункте 8).

Точно так же обстоит дело с конкретным вопросом: ка­ково соотношение счастья и морального добра? Должен ли считаться с моралью тот, кто хочет жить счастливо? И должен ли тот, кто хочет жить нравственно, отречься от счастья или ему следует как раз бороться за него? Ответ на данный вопрос зависит от того, как понимать счастье. Все сказанное полной мере относится и к вопросу, должно ли счастье быть конечной целью воспитания? Если счастье понимается как счастливая судьба, то абсурдно делать из него педаго­гическую идею, ибо судьба от нас не зависит. В то же время вопрос приобретает смысл, если счастье понимается как состояние, которого мы сами можем достичь (двузначность, отмеченная в пункте 7). Сомнительно, могут ли счастливые минуты быть целью воспитания, Но эти сомнения исчезают,

если понимать счастье как счастливую жизнь (двузначность, отмеченная в пункте 3). Счастье не является целью воспи­тания, если оно состоит в удовлетворении только мате­риальных потребностей, а не духовных (двузначность, отме­ченная в пункте 5).

3. Как можно достичь счастья? Среди бытующих теорий одна говорит, что самый верный способ его достижения – отказ от самого желанного: удовольствий, достоинства, внешних благ. Эта теория не является обособленной, она провозглашалась мудрецами разных времен и народов. В то же время большинство людей считают ее явной ложью, так как хотели бы счастья, которое достается без усилий, бла­годаря счастливой судьбе; мудрецы же изыскивают способы его достижения, ибо знают, что на случай надеяться нельзя (двузначность, отмеченная в пункте 7).

Естественно, нельзя рассчитывать на то, что с преодоле­нием многозначности термина «счастье» затихнут все споры и сгладятся все различия во мнениях. Но многие теорети­ческие разногласия коренятся именно в ней, и их стало бы меньше, если бы было принято одно значение, к примеру то, которое предложено в данной книге.

 Разногласия во мнениях о счастье велики. Одни, напри­мер, видят счастье в обладании властью, другие – в жиз­ни вдали от людей; одни считают счастьем материальный достаток, другие – отказ от преходящих благ. Но эти раз­ногласия относятся не к понятию счастья, а к способам его достижения. Те, кто находит счастье в обладании властью или в накоплении богатства, имеют иную «теорию» счастья, иной взгляд на способы его достижения, чем те, кто нахо­дит его в затворничестве; но это не означает, что у них раз­ные понятия счастья. Все они понимают счастье как удов­летворение жизнью.

Не только отдельные люди, но целые общества и эпохи имели свои теории счастья, которые сужали понятие счастья. В определенные периоды особенно распространенной в некоторых классах и слоях общества была теория, согласно которой счастье состоит в хороших условиях жизни, в покое, беззаботности, а для этого нужны прежде всего мате­риальное благосостояние и здоровье. Данная теория осо­бенно характерна для XIX в.: обычный европеец так и по­нимал счастье, это было нормально, привычно.

Благосостояние, здоровье, покой неразрывно связывались в созна­нии людей со счастьем. И в то время счастьем считалась удовлетворенность жизнью, но казалось, что не может быть удовлетворения без благосостояния, здоровья и покоя, их считали необходимыми условиями счастья, а необходимые условия счастья отождествляли с самим счастьем. Кто жил в достатке и беззаботно, считал себя счастливым. Но мог сказать о себе, повторив слова А. Фредро: «Как я несчаст­лив тем, что счастлив». Ибо благосостояние и беззаботность в действительности не каждому приносили счастье. Они мо­гли как раз сделать человека несчастным. Необязательно, чтобы счастье каждого было таким, каким его вообще пред­ставляют: некоторые люди обретают счастье именно в непо­кое, трудностях, борьбе; их счастье – не идиллия покоя и благополучия, а жизнь, полная драматизма, опасностей, напряжения сил и риска. Главное состоит в следующем: счастье зависит не только от условий жизни, а гораздо более – от отношения к ним человека.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: