Приложение № 2. Всеподданнейший доклад генерала Алексеева. Выдержка из стенографического доклада члена государственной думы Н. О. Янушкевича о его поездке на фронт

Приложение № 1

ВЫДЕРЖКА ИЗ СТЕНОГРАФИЧЕСКОГО ДОКЛАДА ЧЛЕНА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ Н. О. ЯНУШКЕВИЧА О ЕГО ПОЕЗДКЕ НА ФРОНТ

(Доклад этот был заслушан Временным комитетом Государственной думы 13 марта 1917 года)

Получив предложение выехать на фронт, мы опасались, что нам придется увидеть там кое-что, что произведет на нас самое скверное впечатление, что мы увидим тяжелую картину. Но то, что нам пришлось увидеть при приближении к фронту, с самого начала нашего путешествия подействовало на нас совершенно обратным образом. Отъехав от Петрограда, мы заметили, что, как только стало известно о нашей поездке, на каждой станции стали собираться толпы народа и солдат, чтобы нас приветствовать. Перед Псковом, например, приветствовали нас, посылали привет Государственной думе, председателю Государственной думы, Временному правительству и т. д. Наконец мы добрались до Пскова и отправились к генералу Рузскому[180], который сказал, что присутствие нас, депутатов, или кого-либо другого чрезвычайно необходимо. В настоящее время волна захватила Петроград и Россию, докатывается до фронта и в некоторых местах возникают недоразумения в связи с приказом № 1 и в связи со всевозможными листками и воззваниями, которые проникают все-таки в армию…

В Пскове мы разделились на партии. Одна направилась к Риге, другая на Двинские позиции, а мы в район Глобачево, Воропаево, ближе к Поставам…

Чем дальше мы ехали от Пскова к Двинску, тем более было оваций на каждой станции… В Режице мы были встречены чрезвычайными овациями; нас попросили зайти в город на митинг.

Войска были выстроены с музыкой, была масса народу. Нас приветствовали, мы произносили речи. Оставались мы там довольно долгое время. Там же в кинематографе было устроено заседание солдатских и офицерских депутатов. В Режице было несколько инцидентов, между прочим, был убит командир Сумского полка. Когда стали обезоруживать полицию и собираться на митинг, появилась отдельная вооруженная группа лиц, которая вела себя довольно беспокойно. Так как никто не знал, зачем они приехали, то был командирован Сумской полк. Между тем распространился слух, что последний пришел усмирять. Стали грозить тяжелой артиллерией, если он не скажет, зачем пришел. Солдаты присоединились, но недоразумение возникло с офицерами, которые резко отзывались о солдатах и о красных бантиках. В результате командир полка был убит…

На собрании солдат и офицеров дебатировалась масса вопросов. Между прочим, у нас был в руках приказ Гучкова[181] о вежливом обращении. Мы обратили внимание, насколько эти вопросы затрагивают солдатскую массу. Когда мы прочли приказ, солдаты стали задавать вопросы относительно (отдания) чести, розог и т. д., как Временное правительство на это смотрит, что оно будет делать. Мы сказали, что оно все, вероятно, разъяснит в соответствующих приказах. Когда мы прочли приказ Гучкова, раздалось громовое «ура», но солдаты интересовались, почему о чести[182] ничего не сказано. Надо сказать, что комендант Режицы отдание чести отменил сам, заявив в приказе по гарнизону, что оно не обязательно. На этом митинге мы давали объяснения на предъявляемые вопросы… Мы предложили самовольно арестов не производить, объясняя, что это самосуд и что таких арестованных нужно освободить.

Затем мы двинулись дальше, к Двинску. Там тоже были самые невероятные овации по адресу Государственной думы. Двое из нас остались в Двинске, а мы направились в Полоцк. Мы изумлялись: такой был царский прием. Царя, вероятно, так не принимали. Нас носили на руках, склоняли знамена — и все это по адресу Государственной думы. Мы пришли к убеждению, что авторитет Государственной думы в войсках и в населении огромный. Имя депутатов, представителей Государственной думы, связывается с чем-то освободительным. Дальше тоже на каждой станции были овации. Тут же выяснилось, что известное настроение существует; с одной стороны, этому способствовал приказ № 1, с другой стороны, неправильное истолкование событий. Некоторые офицеры, когда поступали эти приказы и известия о событиях, например, об отречении императора, истолковывали их так, что возбуждали в солдатах к себе недоверие, например, отречение императора истолковывалось как его добрая воля, что он хороший и т. д. [183] …

Приехав к фронту, мы переночевали и отправились в те части, которые расположены на боевых позициях. Нас везде принимали весьма торжественно, с музыкой; мы были страшно смущены. Выяснилось, что знаменитый приказ № 1 и всевозможные слухи породили известную дезорганизацию в «зеленых» частях, где мужики. В частях более революционных ничего подобного не было. Там и с офицерами уживаются хорошо. Мы подметили одну черту: несмотря на то что Временное правительство существует, что переворот — совершившийся факт, в среде высшего офицерства есть такие, которые ведут себя чрезвычайно нетактично. Везде приходилось слышать жалобу на то, что если и одевается красный бантик, то он срывается… Но все-таки нужно заметить, что у солдат есть сдерживающее чувство. Они ждут чего-то; чрезвычайно интересуются тем, что сейчас происходит. Нам задавали вопросы на всякие темы. Сначала мы произносили приветствия, а потом объясняли, что все кардинальные вопросы решит Учредительное собрание. Временное же правительство озабочено тем-то и тем-то. Приходили офицеры, но мы их просили удалиться. Мы беседовали с каждой частью солдат. Они приходили со своими жалобами и пожеланиями, мы старались им все разъяснить и в конце концов успокаивали почти всех.

Высказывалось пожелание относительно военно-полевых судов. Они сознают, что без серьезных мер на фронте нельзя, но они желают, чтобы там был представитель от солдат, тогда всякой мере наказания будут подчиняться с удовольствием. Теперь суд — чисто офицерский и внушает им много недоверия. Затем к нам обращались с просьбой предоставить им возможность послать кого-нибудь от какой-либо части в Петроград узнать, в чем дело.

Очень остро стоит вопрос об отпусках. Как только произошли последние события, сейчас же были прекращены отпуска; в некоторых частях теперь снова разрешают отпуск, но, в общем, вопрос этот страшно волнует солдат: у них к начальству подозрительное отношение. Есть части, где верят командиру, но многих приходилось убеждать в том, что к старому возврата быть не может. Что касается общего настроения войск, то вблизи позиций оно у них такое веселое, радостное и хорошее, что отрадно становится. Там мы видали настоящие революционные полки с полнейшей дисциплиной, полное объединение с офицерами. Они понимали, что дисциплину нужно соблюдать не за страх, а за совесть. У них у всех общее настроение, все понимают, что нужно воевать, чтобы защитить свободу…

Из бесед с солдатами, с отдельными группами, с их депутатами выяснилось, что так или иначе, но Военному министерству нужно считаться с настроением солдат, с их недоверием к некоторым из командиров…

Мы объехали почти все части 1-й армии, беседовали с каждой частью по часу, по два, потеряли голоса, но внесли известное успокоение… Мы начинали объезд с 8 часов утра, кончали в 1 час ночи. Настроение недурное, только некоторые старые солдаты просили, нельзя ли похлопотать, чтобы отпустили домой. В общем, настроение боевое. Это произвело на нас хорошее впечатление. Мы ожидали встретить другое. Дисциплина есть, но надо организовать ее на новых началах…

Общие выводы такие: настроение не пессимистическое, дисциплина держится, но солдаты, чего-то ждут…