Трансформации ПСП и идентификация с ропью

Показательны результаты нашей попытки (предпринятой совместно с В. С. Собкиным; Собкин, Шмелев, 1986) проследить возможную динами­ку структуры ЛСП с помощью теста «11 слов», имеющую место у актеров в ходе репетиционной работы над ролью. В данной модификации теста испытуемые (исполнители спектакля «Ревизор» в московском театре «Со­временник» в 1984 году) производили сокращенную парную оценку сход­ства-контраста для 11 персонажей пьесы. С помощью психосемантичес­кой техники удалось зафиксировать развитие процесса идентификации ак­тера с ролью и определенной связанной трансформации всей субъектив­ной системы представлений о персонажах пьесы. От начала к концу репе­тиционного периода иерархия значимых факторов ЛСП становилась все более выраженной, вес первого фактора значимо усиливался. Дополни­тельными признаками повышения личностной вовлеченности испытуемых служило растущее разнообразие содержания этого первого ведущего фак­тора: в ряде индивидуальных случаев первый фактор прямо воплощал собой ту основную сюжетную линию ролевого противостояния персона­жей, которая казалась существенной испытуемому-актеру, рассматриваю­щему сценическую ситуацию с позиции того персонажа, глазами которого данный актер начинал смотреть на всю систему персонажей в целом.

Этот эксперимент, по нашему мнению, иллюстрирует потенциальную возможность диагностирования с помощью психосемантической методики индивидуально-психологических различий. Но лишь потенциальную, ко­торая, к сожалению, реализуется далеко не всегда, а тогда, когда различие жизненных обстоятельств (в данном случае предписанное режиссерскими назначениями различие актерских ролей в спектакле) детерминирует одно­временно и заинтересованное, и значимо различное отношение испытуе­мых к тестовому материалу.

В эксперименте с персонажами «Ревизора» мы видим, как на структу­ру ЛСП могут влиять не только актуальная мотивация испытуемого (гипо­тезы 2. 3 и 2. 4 — см. главу 3), но и специфическое содержание индивиду­ального опыта (гипотезы 2. 1 и 2. 2); опыт исполнения актерами определен­ных ролей трансформирует взгляд на систему персонажей в целом. Это, так сказать, попытка актуалгенетического (на коротком периоде в не­сколько дней) моделирования индивидуальных, трансформаций семантиче­ских структур сознания под влиянием индивидуального опыта. В данном случае фактор влияния опыта совмещен в своем воздействии на субъек­тивную семантику с фактором «точки зрения»: актеры реконструируют систему персонажей с разных позиций, и дивергенция индивидуальных результатов говорит о том, что эти расходящиеся по мере идентифика­ции с ролью позиции действительно влияют на содержание сознания.

ПСП и внутрисемейное восприятие

В наших исследованиях внугрисемейного межличностного восприятия мы пытались проследить уже не актуал генетический, но более долговремен­ный онтогенетический эффект влияния опыта на структуру личностного сознания и самосознания (поставка задачи такого исследования дается в статье Шмелев, Кондратьева, 1981). В этом случае, в отличие от одной и той же группы исполнителей-актеров (или одной и той же студенческой группы, или одной и той же группы тренинга), в качестве независимой экспериментальной переменной выступает различная (по личностным осо­бенностям членов) семейная микрогруппа, конечно, по-разному воздейству­ющая на сознание человека — и на ребенка, и на взрослых. При сравнении структуры ЛСП родителей нормальных детей и детей с невротическими симптомами выявились значимые различия {Шмелев, Спивакове пая, Таги-Заде, 1985): «невротизирующие» родители оказались обладателями упро­щенной категориальной структуры, в которой черты темперамента были сцеплены с морально-эмоциональными оценками ребенка (фактор Активно­сти и фактор Моральности-симпатии). Отсюда два' шага до возможного объяснения психологического генеза «невротизирующего» воспитания: нега­тивная оценка родителями своих «сверхактивных» детей ведет к репрессив­ному, запрещающему контролю за поведением и срыву дифференциально-тормозных механизмов саморегуляции (поведение ребенка-невротика оказы­вается либо недифференцированно заторможенным, либо недифференциро­ванно диспозиционально расторможенным).

В другой серии экспериментов, проведенных. под нашим методическим руководством с помощью репертуарного личностного семантического дифференциала были обследованы дети и родители из 61 семьи {Чеснова, 1987). Было показано, что недифференцированность личностно-семанти-ческих факторов Оценка и Сила в сознании родителей приводит к недиф-

ференцированному сцеплению двух компонентов эмоционально-ценност­ного отношения к детям — «симпатии» и «уважения», и точно такое же сцепление наследуется детьми. Наследуется (точнее, усваивается от роди­телей) соотношение PC указанных факторов: формирование когнитивных структур сознания ребенка происходит под воздействием ожиданий, санк­ций и других форм трансляции социального опыта со стороны родителей, руководствующихся своей наивной теорией личности.

Эгоцентрическая трансформация ЛСП (гипотезы 2. 7—2. 8) возникает не изолированно от воздействия жизненного опыта" (гипотезы 2. 1—2. 2) и моти­вации (гипотезы 2. 3—2. 4), но в тесном взаимодействии с этими двумя фак­торами. Многообразные данные, полученные, в частности, па материале внутрисемейного восприятия, постепенно привели нас (примерно к середине 80-х годов) к пониманию того, что, по-видимому, шансы на успешную валидизациго определенных психосемантических индексов возникают толь­ко тогда, когда все перечисленные нами факторы действуют как бы в одном направлении. Но когда их действие оказывается противоположным друг другу, мы не можем зарегистрировать ожидаемых значимых различий.

Согласованные трансформации ПСП и влияние компьютерных игр

Характерный пример согласованной мотивационной, эмпирической и эгоцентрической трансформации дало исследование структур личностного сознания и самосознания у пользователей компьютерных игр, проведенное под нашим руководством Ю. В. Фомичевой {Фомичева и др., 1991; Фоми­чева, 1993). Этот эффект возник благодаря тому, что «образ-Я» в силу повышения самооценки ( и прежде всего самоуважения) у компьютерных «игроков» максимально сближается в ЛСП с эталоном «идеальное Я» по мере накопления опыта компьютерных игр. Управляемая и зависимая от усилий самого играющего среда компьютерных шр провоцирует сдвиг гло­бального локуса контроля в сторону интернализма, внутреннего локуса кон­троля. При этом субъект рассматривает свои успехи и неудачи как в игре, так и вообще в жизни, как следствие собственной деятельности. Сам опыт индивидуалистического преодоления трудностей, который прививается со­временным репертуаром компьютерных игр, аутический характер этой дея­тельности, создает повышенную ценностно-мотивационную ориентацию скорее на «успешное», чем на «морально-одобряемое» социальное поведение.

И объективно (что регистрируется объективными тестами), и субъек­тивно заядлые компьютерные игроки учатся лучше противостоять стрессу открытого конфликтного взаимодействия и, одобряя в себе приобретен­ные черты эмоционально-волевой устойчивости, начинают больше разли­чать людей по параметру интегральной Силы, чем по Моральной оценке: PC фактора Моральности ослабевает, a PC фактора Силы повышается (гипотезы 2. 5 и 2. 7).

Фактологию, полученную в диссертационном исследовании Ю. В. Фоми­чевой, не следует смешивать с теми нашими работами, в которых мы пыта­лись использовать компьютерные игры в качестве внешнегб лабораторного критерия валидности по отношению к психосемантическим. тестам. В рабо­те Ю. В. Фомичевой речь идет о долговременном влиянии на личность игра­ющего опыта игры в популярные (коммерческие) компьютерные игры.

В диссертационном исследовании М, А. Джерелиевской (Джерелиев-екая, 1995) было показано, что сокращение размерности ЛСП (в виде сцепления факторов В5 при атрибутировании черт фотопортретам) скор-релировано с применением негибких стратегий в компьютерной игре «Ми­мике», имитирующей социальное взаимодействие¹. Игроки с низкими по­казателями КС, вместо того чтобы пытаться понять «ключ к игре» (какую физиономию нужно подстроить путнику для того, чтобы понравиться оби­тателю лабиринта), пытались «идти напролом»: применяли удары, двига­лись кратчайшим путем и т. п., т. е. оказывались неспособными на коопе­ративное взаимодействие с игровой моделью социальной среды. Этот экс­перимент следует считать одним из первых, в которых мы применили компьютерные игровые модели в качестве критерия для проверки поведен­ческой валидности психосемантических тестов.

Сцеппение факторов: трудности регистрации

Одно дело — зарегистрировать сам факт сцепления, который выража­ется в сокращении размерности субъективного пространства (как в только что упомянутом эксперименте М. А. Джерелиевской). А другое дело — попробовать извлечь диагностическую информацию на основе содержа­тельного характера того или иного сцепления факторов ЛСП (т. е. 'учиты­вать, например, какими именно полюсами сцепились конкретные факторы Большой Пятерки или какие-то другие конкретные факторы).

Здесь нами был собран гораздо менее богатый материал. Дело в том, что корректная регистрация такого сцепления-требует применения весьма громоздкой репертуарной решетки, так чтобы список заданных конструк­тов достаточно репрезентативно представлял все четыре полюса² двух не­зависимых факторов. При невыполнении этого требования эмпирические

¹ Эта игра была специально разработана автором книга для косвенной диагностики личностных черт по применению тех или иных игровых стратегий. На основе серии протоколов «Мимике» компьютер строит предположения о том, какие факторы базового вопросника 16ЛФ могут отклоняться у данного испытуемого от нормы. Этот прогноз оказывается возможным благодаря значимым корреляциям, полученным между 28 опера­циональными показателями игровой стратегии в «Мимиксе» и 32 факторами 16ЛФ-16РФ.

² Хотя бы четыре полюса, хотя, с точки зрения циркуляторной модели, надо было учитывать еще и двухфакторные сектора.

показатели сцепления оказываются смещенными. При минимальном тре­бовании надежности мы обеспечиваем по 10 пунктов на каждый полюс и уже оказываемся перед необходимостью предъявлять испытуемому список из 40 шкал. При увеличении числа факторов требуемое число пунктов растет почти пропорционально. А шкалировать надо не менее чем 10 стимулов. В большинстве экспериментально-прикладных исследований за­полнение решеток размерностью 60 * 10 и выше оказывается уже слиш­ком трудоемким делом (требует в среднем от 1, 5 до 2 часов от одного испытуемого). Например, эксперимент по шкалированию учителями 24 учеников по 60 шкалам был организован только благодаря весьма высокой оплате испытуемых, обеспеченной со стороны американского соавтора исследования (Digman, Shmelyov, 1996). В результате требование кор­ректного измерения уровня и направленности сцепления факторов ограни­чивает само число факторов до двух.

Сцеппение и ПМШ

Нами был реализован лишь один эксперимент, полностью удовлетво­рявший этой схеме, — проведенный под нашим руководством в дипломной работе В. И. Похилько (Похилько, Шмелев, 1984). В этом эксперименте испытуемые выполняли репертуарный личностный семантический диффе­ренциал (ЛСД) с 14 стимулами и 60 личностными прилагательными, отоб­ранными строго на основе факторного анализа и сбалансированными отно­сительно полюсов двух интегральных факторов Моральная оценка и Сила (на базе работы Шмелев, 1982в). Было выявлено варьирование направлен­ности и интенсивности сцепления этих двух координат в очень широком диапазоне, хотя, несмотря на все наши предосторожности, сцепление типа «Моральный + Слабый — Аморальный + Сильный» возникало в три раза чаще. В дальнейшем оно получило условное название «слабого», или «не­вротического». Устойчивость зафиксированной тенденции проверялась че­рез параллельное проведение на тех же испытуемых и на том же лексичес­ком материале. объективной методики ПМШ — «пространственная мне-мошкала», позволяющей также зафиксировать сцепление с помощью про­порции ошибок в узнавании принадлежности лексических стимулов к край­ним семантическим классам — полюсам квазиреального экспериментально­го пространственного континуума («слева», «справа», «вверху», «внизу»). Значимая корреляция индексов сцепления но ЛСД и ПМШ подтвердила ожидаемую конвергентную валидность двух методик.

Сцеппение и бапп по вопроснику

В выполненной под нашим руководством дипломной работе Е. Л. Мединой (Модина, 1992) была обнаружена значимая связь между сцепле-

нием в ЛСП факторов Дружелюбия и Сознательности (В5. 2 и В5. 3 по нумерации Большой Пятерки), с одной стороны, и баллом 16ЛФ по фак­тору Q3 «Рациональный самоконтроль», с другой стороны: Знак корреля­ции оказался отрицательным. Это дает основания полагать, что трудности самоконтроля оказываются такими стойкими для некоторых импульсив­ных субъектов именно в силу того, что лица с высоким самоконтролем ими эмоционально отвергаются (как слишком «рациональные» бесчувст­венные, холодные, прагматичные»), и собственная импульсивность тем самым морально оправдывается и консервируется.                        .

По нашим собственным экспериментальным данным (неопубликован­ное исследование), «слабое» (или «невротическое») сцепление факторов Моральности и Силы в ЛСД коррелирует с пониженным самоуважением личности, экстерпальным локусом контроля, повышенной тревожностью и ранимостью, тогда как относительная независимость этих факторов («сильное», или положительное сцепление Силы и Моральности встреча­ется, как уже отмечалось выше, очень редко) может рассматриваться как весьма вероятное свидетельство противоположных, объективных психоло­гических черт субъекта: повышенного самоуважения, интернального локу-са контроля, высокой эмоциональной стабильности и защищенности. Ав­тор известного цикла исследований самосознания личности В. В. Столиц предложил нам интерпретировать «слабое сцепление» как защитную эго­центрическую трансформацию ЛСП, обеспечивающую компенсаторное по­вышение «самосимпатии» при дефиците «самоуважения» {Столик, 1983).

Таким образом, перечисленные в этом параграфе экспериментальные исследования дали достаточно разнообразную картину всевозможных сви­детельств потенциальной валидности психосемантических методик. Заре­гистрированы статистически значимые различия усредненных групповых показателей. Возможность использования психосемаптических методик для исследовательских целей (для исследования общих закономерностей фор­мирования структур сознания) и для диагностики групповых тенденций можно считать неопровержимо доказанной. Как мы указали, в перечис­ленных выше экспериментах использовались самые разнообразные крите­рии валидности:

— независимые объективные физиологические данные (показания ар-териального давления; Кондратьева, Шмелев, 1983);

— данные объективных когнитивных психологических тестов (таких, как ПМШ; Похилько, Шмелев, 1982);

— данные тест-вопросников {Габидулина, 1991);

— данные известных проективных методик (Бабина, Шмелев, 1987);

— данные независимого клинического диагноза (дети с невротически­ми симптомами; Шмелев, Спиваковская, Таги-Заде, 1985);

— данные гол-взаимных оценок включенных наблюдателей {Шмелев, 1979; Шмелев, Болдырева, 1982);

— данные о структуре сознания референтных других, заведомо оказы­вающих формирующее воздействие на испытуемых (супруги и родители; Петрова, 1983; Шмелев, Спиваковская, Таги-Заде, 1985; Чеснова, 1987);

— данные особого экспериментального или жизненного воздействия, формирующего заданные структуры личного опыта (опыт компьютерных игр: Фомичева, 1993; опыт исполнения театральной роли; Собкин, Шме­лев, 1986).

Казалось бы, все прекрасно, и мы в обольщении от полученной ра­дужной общей картины можем просто принять на веру гипотезу о досто­верности применения психосемантических методик для индивидуальной пси­ходиагностики. Но...

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ КРИТИКА СЕМАНТИЧЕСКИХ ТЕСТОВ

Наиболее показательными в отношении возможности применения пси­хосемантических методик для индивидуальной диагностики явились ряд проведенных под нашим руководством или при нашем прямом участии эмпирических исследований, в которых мы пытались напрямую проверять гипотезу о конкурентной валидности (ГКВ)¹ этих методик по отношению к традиционным многофакторным личностным вопросникам.

ТПКи 16ПФ:

опосредующая ропь самооценки?

В проведенном под нашим руководством неопубликованном диссерта­ционном эксперименте А. С. Соловейчика 60 испытуемых выполняли по­ел едо в ательно'4 процедуры:

• тест 16ЛФ в компьютеризированном варианте;

• самооценку по контрольному списку прилагательных, включавшему 32 пункта, соответствующих полюсам 15 факторов Кэттэлла (пункт со­держал несколько прилагательных, специально подобранных на основе нашего тезауруса для точного выражения смысле кэттэлловских факто­ров), а также 3 дополнительных «вызванных» личностных конструкта самого испытуемого;

¹ Строго говоря, когда нет третьего источника информации корректней говорить не о «конкурентной» а о «конвергентной» валидности.

• методику сокращенной оценки сходства 35 пунктов (для каждого пункта следовало подобрать 3 наиболее сходных и 4 максимально контра­стных);

• особую методику «постдиагностического диалога»: испытуемый оце­нивал по четырехбалльной шкале степень своего согласия с характеристи­кой, приписываемой ему компьютером на основании теста (первый этап-процедура); при этом характеристика формулировалась в той; ке форме, что и на этапах 2 и 3, и соответствовала диагностическому полюсу значи­мых факторов.

Список названий полюсов 16ЛФ представлен в таблице 30.

Таблица 30

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: