Глава 6. Карантин

Сборка потихоньку редела. Все пять человек, оставшиеся на сборке, так же как и Боря, прибыли из суда, где им избрали уже понятную без слов меру пресечения. Боря и Игорь – сидели впервые и многого не знали. Ещё были двое киргизов, которые общались на своём языке между собой, и почти не понимали, что говорят русские. Попытка разговора ребят с ними мало что прояснила. Получалось так: оба что-то украли, причём дела у них разные, не подельники. Познакомились два киргиза между собой уже здесь – на сборке. Они по-русски знают некоторые тюремные слова. Например, " пахан" или " хата". Но определить какая ходка у них не получилось ни у каких пацанов, хотя скорей всего первая. Был ещё один русский. Он был лысоват, курил, используя зажигалку, что считалось роскошью для зеков, которые подкуривали спичками. На вид лет двадцать, худощав. Он сказал, что два года сидел в колонии для несовершеннолетних, так называемой " Малолетке". И много узнал тогда, но прошло много времени, судимость первая уже была погашена, и стал постепенно забывать. Он увидел Борю без шнурков, и сказал: " Не переживай! Войдёшь в хату, шнурки себе сам свяжешь. Видал как у Лешего? ". А Леший уже давно удалился в транзитную камеру, так что обратить внимание, что за шнурки у него, Боря не успел. Оставшиеся здесь – все были только что из первого суда, и, соответственно, все без шнурков. Боря был наслышан, что зеки многое умеют делать. Почти у всех – золотые руки. И искренне надеялся, что за два месяца содержания под стражей приобретёт такие же.

Боря ни с кем не начинал разговора, лишь отвечал, когда к нему обращались. В основном он молчал, переживал. У него был внутренний страх перед тем, что скоро ему предстоит попасть в настоящую хату, и встретиться с воровским миром. Впрочем, то же самое читалось и на лице остальных. Хотя они и хорохорились, но всё равно страх перед будущим вхождением в камеру был виден в их глазах. Тормоза открылись, и в их проёме показался старшой, который взглянув на карточку начал что-то читать:

– Так, кто здесь остался? Байматов, Мурзаев, Пахомов, Лещёв, Харченко, выходим на продол, руки держим за спиной, вперёд!

Все присутствующие поднялись со своих мест, взяли сумки, пакеты, и выдвинулись из хаты. По продолу их вели через первый корпус, где из камер доносились какие-то крики. Услышав, из одной " Сипак, как житуха? ", Боря понял, что это зеки из разных хат таким способом общаются между собой. Пройдя первый корпус, они остановились у какого-то склада. Здесь очередной работник в чёрной робе и с таким же белым бумажным значком " отряда №1", каждому выдал по матрацу, скрученному в виде рулетки, и в который были завернуты: простыня, одеяло, подушка, наволочка, пододеяльник. На другом складе им выдали " рыльно-мыльные" принадлежности: маленький прозрачный пакет, содержащий кусочек белого мыла, набор одноразовых бритв, тюбик зубной пасты, зубную щётку, два вафельных полотенца, рулон туалетной бумаги. На третьем складе им была выдана посуда: железная кружка, железная глубокая миска, ложка – всё, что полагается арестанту иметь при себе. Всё это они понесли через все коридоры (" продолы" ) Бутырки на седьмой корпус, где располагалось карантинное отделение. Боря, идя по коридорам, с интересом успевал читать плакаты: «Мир – это свобода основанная на признании прав всякого человека», «Быть человеком – это чувствовать свою ответственность», «Человек творит себя выбирая мораль». Интересно для чего они? Наверное так Бутырка воспитывает уголовников к законопослушанию.

Плакат «Любовь к свободе цветок темницы и только в тюрьме чувствуешь цену свободы» ознаменовал начало карантинного отделения. Уфсиновец открыл одну камеру, и оттуда раздался голос:

– Старшой, долго я ещё здесь торчать буду? Я уже две недели на карантине сижу, неужели нельзя поднять в хату!?

– Не ко мне вопрос. Я вот тебе жильца ещё одного привёл – волосатого. Пострижёшь, а?

– А чем я его побрею? Я же не в хате. Вот попадём мы с ним в общую хату, там и побреем его.

Игорь с матрацем  вошёл в эту камеру. Туда же проследовал и тот зек, который рассказывал Боре про шнурки. Открылась ещё одна камера, там было свободно. Она-то и досталась Боре и двум киргизам. Боря обратил внимание на номер: 253. Здесь было пусто. На восьми квадратных метрах располагалось практически всё, что не может вольный человек уместить и в свои тридцать два. Камера (" хата" ) выглядела как продолговатый прямоугольник, по левую стену находились, так сказать, санитарные построения. Туалет, огороженный ширмой по пояс взрослому человеку. Так же как и в ИВС, в туалете не был предусмотрен слив воды. Вода просто открывалась и текла бесконечно, пока её не закроешь. За ширмой, всё по той же стене находился умывальник над ним зеркало. После зеркала находилась какая-то полочка, на которой, видимо, предыдущие зеки исповедующие православие оставили какие-то иконки. После полочки шёл стол, прибитый к стене, к нему приварена лавочка. Стол был в длину от половины хаты до самой решётки (" решки" ), над столом к стене был прибит шкаф. Правая сторона хаты выглядела как жилая площадь. Там стояли три шконки, прибитые к стене, неподвижные. У окна двухъярусная кровать (" шконка" ), а ближе к двери (" тормозам" ) – одноярусная. То есть хата была расчитана на троих человек.

Боря зашёл последним, уфсиновец, видимо проникнувшись добрым отношением к Боре, дал ему последнее напутствие:

– Номер своей хаты знать обязательно. Выучи наизусть: два-пять-три. Когда тебя ведут на свиданку или к адвокату, могут не запомнить откуда тебя взяли, и спросить у тебя откуда ты. Так ты и отвечай: из два-пять-три.

Боря зашёл и тормоза захлопнулись. Осматривая помещение с типичной тюремной мебелью, он прошёл в конец хаты, и предложил зекам из Сердней Азии занять единственную в хате верхнюю шконку. Они, ответили, что хотели бы расположиться снизу, поэтому " пальма" досталась Боре. Тот же решил попробовать свою посуду сложить в шкаф, туда же и сумку с книжками и рыльно-мыльными принадлежностями. Случайно, он увидел, что заботливые предыдущие арестанты в шкафу оставили печенье и три спичечных коробка, один из которых некстати оказался пустым.

Разобравшись с содержимым шкафа, он решил прилечь на шконку, да не рассчитал силы. Он плюхнулся на неё со всего размаху, и сразу же ощутил насколько жесткие здесь железные прутья. Нет, даже не прутьями, это скорее можно назвать пластинами железными: относительная мягкость, конечно от них есть, но спать лучше на такой кровати на двух матрацах. А у всех вновь прибывших таковой был всего один. Он откинулся к стене, попытавшись уснуть, краем глаза заметил внизу оставшихся киргизов, которые принялись вести меж собой переговоры на своём тарабарском. Слушать их было неинтересно, и Боря закрыл глаза в надежде уснуть.

Разбудил Борю утром звук открывающегося отверстия чуть пониже глазка двери. Оттуда раздался голос:

– Хлеба надо?

Боря моментально вскочил с кровати, и принялся получать хлеб на троих. На их долю пришёлся один целый батон и одна половинка. Всё это Боря положил на стол и " кормушка" закрылась. Борис лёг подремать, однако сон не шёл. Здесь, как и в ИВС не выключали свет на ночь, поэтому определить что сейчас, день или утро было трудно. Однако, Боря догадался, что уже день. Он забрал себе наверх свою половинку хлеба и принялся потихоньку его подъедать, а целый батон оставил киргизам. " Кормушка" открылась ещё раз, и голос оттуда потребовал:

– Спичечные коробки давайте.

Один из киргизов (как их зовут Боря запомнить не мог), достал из кармана спички и протянул их работнику в белой робе.

– Слышь, ты не понял что ли? Пустой спичечный короб дай. Сахар получать будете. На каждого пайка: спичечный коробок.

И тут до Бори дошло, зачем здесь кто-то, видать очень зажиточный, оставил три спичечных короба. Киргиз из своего короба вытряхнул спички на стол и пошёл получать сахар. Боря достал из шкафа пустой коробок спичек и протянул киргизу со словами:

– На меня тоже возьми.

Киргиз взял и на него. Боря свою пайку убрал в шкаф. У второго киргиза при себе спичек не было, поэтому он достал из шкафа коробок, опустошил его, и тоже протянул, желая получить сахар. Когда процедура раздачи сахара была завершена, кормушка закрылась, и Боря в третий раз сделал попытку уснуть. Думать о Свете с работы ему уже надоело. Он вспомнил Лизу, которая снилась недавно. Подумал, не замужем ли она. В этот момент " кормушка" снова открылась:

– Давайте шлёмки!

– Чего-ма? – спросил один из киргизов.

– Ну, сечку есть будете? Если да, то давайте шлёмки.

– Получи на меня! – Боря первый догадался, что происходит. – Вон там моя тарелка.

Последний раз он принимал пищу на ИВС, во время завтрака. Вместо обеда его забрали на суд, не выдав сухого пайка. Так что до сегодняшнего завтрака, он всё ещё оставался голодный, поэтому от каши не отказался. Парни же из Кыргызстана есть не стали. На вкус сечка была как обычная геркулесова каша, тем не менее, без сахара, казалось, есть её не возможно. Благо на сечку ушло полкоробка сахара.

После завтрака сон как рукой сняло. Налив себе стакан водопроводной воды, Боря смочил кашу, и сожалел о том, что здесь в отличие от ИВС не дают чай, и не играет радио. От скуки Боря опять поместился на пальму, благо заправлять койку в этом заведении никто не требовал. Он достал уголовный кодекс, и вспомнил разговор с конвойным полицейским. Тот в свою очередь советовал найти главу " Категории преступлений". Раскрыв содержание кодекса, Боря увидел:

* – Общая часть

* – Раздел II " Преступления"

* – Глава 3. " Понятие преступления и виды преступлений".

И, наконец, нашёл нужную пятнадцатую статью уголовного кодекса, под названием " Категории преступлений". В первой части этой статьи сообщалось, что по тяжести преступления существует четыре категории: нетяжкие, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие. В последующих частях этой статьи каждая категория рассматривалась отдельно. Во второй части рассматривалась категория нетяжких преступлений, к которым относились такие, за которые максимальное наказание не превышало двух лет лишения свободы. Далее рассматривались преступление средней тяжести, текст почти слово в слово был повторен из прошлой части, только в качестве максимального наказания было указано пять лет. К тяжким преступлениям уголовный кодекс относил те деяния, за которые максимальное наказание десять лет. А всё, что свыше десяти, признавалось уголовным кодексом особо тяжкими преступлениями.

" По моей статье максимум четыре года, значит – средняя тяжесть" – подумал Боря. А ведь Алексей Сергеевич сказал, что будет переквалифицировать на вторую часть сто шестьдесят первой статьи, а там – восемь лет максимум, значит уже тяжкая. А вот интересно категория преступлений на что влияет?

Не успел он об этом подумать, как дверь открылась. В " хату" вошёл старшой, а другой остался на продоле. И первые слова, которые произнёс сотрудник, вошедший в камеру, были:

– Так, чего разлеглись! Встать, когда тормоза открываются! Кто дежурный сегодня?

– Здесь написано " Пахомов". – произнёс старшой из продола.

– Давай, Пахомов, выйди в коридор и распишись в журнале. И запомните, когда в хату заходят сотрудники учреждения, все должны подняться со своих шконок, заложить руки за спину, и выйти на продол. На первый раз прощаю, за повторное нарушение попадёте на кичу, ясно?

– Что такое кича? – Спросил Боря, не поняв, о чём говорит инспектор.

Уфсиновец сделал озлобленное лицо, и казалось, что сейчас ударит за такой вопрос. Но видимо он вспомнил, что стоит в карантине, с одними первоходами, и решил изменить свою политику:

– Для особо одарённых, вроде Пахомова, объясняю. Кича – это карцер. Причём это на вашем, мать вашу, зековском языке, как его там.. По фене!! Стыдно, гражданин! Вроде ты сидишь, а я тебя охраняю и феню лучше тебя знаю. Пошли дальше!

" Тормоза" закрылись, старшѝ е ушли, можно было выдохнуть спокойно. Узнав всё, о категориях преступлений, Боря не счёл нужным узнавать, на что это влияет. Он открыл Стивена Кинга на том месте, где остановился, когда читал его перед судом. Чтение кое-как скоротало время. Послышались звуки раздачи пищи на обед. На обед было и первое и второе. Но поскольку в камере было лишь три тарелки (" шлёмки" ), то пришлось каждому арестанту выбирать, что кушать либо первое, либо второе. Боря предпочёл суп из картошки и капусты, что-то вроде кислых щей. А киргизы предпочли второе. Покончив с трапезой, Боря залез обратно на пальму, и продолжил чтение. В " Зелёной миле" повествовалось о непростой тюрьме, а о такой, где содержались осужденные на смертную казнь. Поскольку действие происходило в США, то речь шла о казни через электрический стул. Автор написал книгу так, чтобы читателю больше всех понравился один из осужденных по фамилии Коффи. Распространённая фамилия в Штатах. Кажется, хоккеист такой был в восьмидесятые годы Пол Коффи, что-то про него отец рассказывал. И да, генсек ООН тоже был такой Коффи Аннан. Так что фамилия распространённая. И вот, когда Боря дошёл до самого конца. Уже и Коффи казнили, уже и дошло до наших дней, как глазок открылся, и голос оттуда проговорил:

– Пахомов!

Боря обернулся на зов. Голос продолжил:

– Одевайся слегка.

 Боря отложил книгу, в которой осталось дочитать примерно страниц десять. Поднялся с кровати (" шконки" ), и напялил на ноги ботинки, куртку одевать не стал. Вышел на продол в одной рубашке, и пошёл вслед за сотрудниками. Его привели не в кабинет, а во что-то типа вахты. Перед входом в неё видел плакат «Ничто не обходится так дёшево и не ценится так дорого как вежливость». Здесь сидел маленький смурной мужичок, в уфсиновском камуфляже, и что-то Боре подсказывало, что к нему не следует обращаться словом " Старшой".

– Как тебя зовут? – зачем-то спросил тот мужичок.

– Пахомов Борис Григорьевич, – решил ответить Боря своим полным именем.

– Боря стало быть, да? Здесь написано, что ты – Борислав, хотя Борис я думаю то же самое. Знаешь почему, я не стал никого вызывать из твоего продола, а остановился только на тебе?

– Понятия не имею – признался Боря.

– Ты ведь знаешь, где ты? – Решил уточнить на всякий случай сотрудник учреждения. И получив кивок Бори, продолжил: – Меня зовут Михаил Алексеевич, я начальник отряда хозяйственного обслуживания этого следственного изолятора. Я распознаю среди подследственных более-менее нормальных людей. Здесь же всякие сидят, есть и бандиты, есть и насильники, и маньяки. Я вижу ты не бандит, один раз оступился, ничего, бывает. Я хочу тебе предложить остаться здесь, после суда. Как ты на это смотришь?

– Я ничего не понял из сказанного вами. Что значит остаться здесь?

– Смотри. Все, кто сидит под следствием, они ждут окончательного суда, когда получат срок. После того, как каждому из них дают срок, они садятся в столыпинский вагон, и едут в лагеря. Но некоторым я предлагаю остаться на хозяйственное обслуживание. Ты наверняка видел людей в робе здесь чёрной?

Боря поморщил лоб, начиная потихоньку соображать о чём ему говорит тот, кто представился начальником отряда. Свои соображения он выразил в словах:

– Кажется, один такой кровь из вены у меня брал, другой постельные принадлежности выдал.

– И третий в белом халате тебе сегодня баланду раздавал, правильно? – Боря кивнул, услышав знакомое слово " баланда", что-то типа этого объяснял Толик на ИВС. – Так вот всем им дали небольшие срока лишения свободы. И они остались отбывать наказание, здесь в Москве. А те, кто отказался, уехали чёрт знает куда. Этапы разные у нас есть. Можно в Кострому уехать – это близко, можно в Архангельск – уже чуток подальше, а можно и в Магадан – совсем далеко. К тебе мать на свиданку приходила? Нет ещё, а придёт. Знаешь, как ей удобно к тебе сюда в Москву приходить? А знаешь, как будет трудно ездить, если будешь в Магадане отбывать? Выбирай.

Вообще-то предложение этого мужичка дельное. Однако, Боря не опытный зек, и не знает, что его ждёт в колонии, может лучше сначала спросить адвоката или зеков, какой выбор лучше делать. А можно ли вообще выбирать, если ты второй день всего лишь в тюрьме?

– А как я могу выбирать, если я не знаю, где лучше работать, и где больше платят. И вообще не знаю, осудят ли меня? Может, оправдают. Может, условно дадут.

– А может быть дадут колонию–поселение, – продолжил перечисление начальник отряда. – Тогда мы тоже не можем тебя у себя оставить, поскольку мы оставляем только тех, кто получает отбывание в колонию общего режима, и только тех, у кого срок меньше пяти. Если тебе дадут три года строгого, я тоже тебя не возьму в отряд. Так что, твоя подпись на бумаге мало даёт шансов, что ты всё-таки останешься, но хотя бы гарантию, что останешься в Москве, а я ещё рекомендую, чтобы вдруг тебя на посёлок сошлют, чтобы в этом случае в Зеленоград этапировали. Ну что?

Говорил этот начальник с такой интонацией, с которой когда-то Боря с одногодками-старшеклассниками разводил малолеток на сигареты. Они тоже много чего обещали им, чтобы те отдали свои карманные расходы на обеды. А иногда ничего не обещали, просто силой отбирали всё, что находили. Плохой опыт. Став постарше, Боря отказался от такого способа заработка. Но чем этот опыт был полезен, так это тем, что с юношеского возраста он стал улавливать тон в голосе, когда разводят его самого. И сейчас, когда начальник отряда обещал ему всякие золотые горы, он подсознанием чувствовал в этом какой-то обман.

– Нет, я не могу согласиться. Я должен сначала всё увидеть, а потом только решать можно оставаться в СИЗО или нет. Вот вы пугаете меня тем, что здесь бандиты сидят, а ведь я видывал бандитов на свободе и не раз. Таковые у меня на районе живут. Я пять лет в ночном клубе проработал, там часто бандиты тусуются. Так что в принципе я знаком с этим контингентом, чего мне бояться?

– Младший инспектор говорит, что ты даже по фене не ботаешь?

Железный аргумент, ничего не скажешь. Действительно, как можно входить в хату, если ты даже языком не владеешь? И тем не менее, на ИВС ничего страшного не произошло. На сборке хоть и попытались ему что-то предъявить, но он выдержал этот удар. В карантине ничего страшного не происходит, и чего бы плохого не произошло в хате, казалось теперь и там выдержит.

– Так это потому что я второй день в тюрьме всего, конечно я не знаю феню. Хотя нет, кое-какие слова я уже выучил: баланда, тормоза, шлёмка, шконка, и этот как его там..

А вообще, Боря думал, согласиться, но почему-то решил, что со своим согласием лучше повременить. Пока всех зеков не увидишь, лучше вообще не соглашаться ни на какие условия администрации.

– С таким словарным запасом в общей хате тебя быстро изобьют, если вдруг скажешь не то. Они же не говорят на гражданском языке. Те слова, к которым ты раньше относился как к нормальным, здесь означают другое, возьмут череп проломят, если не то скажешь.

И тут вдруг Боря вспомнил, что хотел съехать от родителей. Если мать будет часто ходить на свиданку, чем это будет отличаться от постоянного проживания с ней? Поэтому, лучше уехать этапом куда подальше. Нет, он в принципе рад видеть мать, но лучше испытывать такую радость как можно реже. Так что окончательный ответ Боря дал «Нет! »

– И тем не менее, я не боюсь этого. Бывало я на свободе отгребал, ничего позорного нет для мужика получить по башке лишний раз и отлежаться потом в больнице. Все через это проходили.

– Ладно, уговаривать больше не буду. Пойдёшь в общую хату, а так я тебя хотел на Большой Спец посадить, там люди поприличней и бандитов поменьше. Иди. И смотри никого из зеков " мужиками" не называй. У них это слово что-то другое обозначает.

Начальник отряда подмигнул, а Боря заложил руки за спину и вышел из кабинки на продол. Младший инспектор, который его дразнил во время проверки, повёл его в хату.

– Где ты живёшь, я забыл?

– На Калужской – машинально ответил Боря.

– Так я тебя и повёз на Калужскую! – Передразнил Борю старшой. – Какая хата, спрашиваю?

– А, вы это имеете ввиду? – Догадался Боря. – Два-пять-три.

– Можешь ко мне на " ты" обращаться. – Смягчился младший инспектор, – Просто скажи " Извини, старшой, не понял тебя с первого раза".

Он открыл хату, и Боря вернулся к своим соседям по камере из Средней Азии. Один из них, обратился к нему с явным среднеазиатским акцентом:

– Брат, куда вели тебя?

Боря решил, что с сокамерниками лучше всё-таки общаться и ответил:

– Хотели, чтобы я после суда здесь остался.

– На хозработы, что ли? Не, брат, не надо. Лучше в лагерь ехать, там у меня братишка тринадцать тысяч зарабатывает. А здесь все бесплатно работают. Да и то, ты что, баландёром хочешь стать? Не надо, брат.

Борю уже перестало удивлять, что все здесь друг друга " братом" называют. Да и что удивительного, наверное, поэтому мафия и зовётся в народе братвой, что все они – " братья". После ужина Боря лёг на свою пальму. Кинга дочитывать уже не хотелось. А раз читать не охота, остаётся только спать. Вернулись мысли о его уголовном деле. Единственный вопрос, который мучил его теперь, был " А кто же всё-таки сообщил полиции об ограблении? ". Наверное, следователь специально не говорит, хочет послушать нелепые Борины отмазки.

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: