Мы замкнулись в себе и стали бояться людей и авторитетных лиц

Для многих взрослых детей алкоголиков одиночество и страх были самой естественной, почти непроизвольной реакцией на жизнь с сердитыми, придирчивыми, применяющими насилие родителями. Наши родители были нашими первыми авторитетными лицами, и они угрожающе возвышались над нами, почти как боги.

Алкоголизм искажает человеческие отношения и последствия алкоголизма чрезвычайно губительны для маленького ребенка, который по своей природе ищет любви, принятия, уважения и постоянства. Вербальное или физическое насилие в течение самых уязвимых и невинных лет может создать как страх, так и враждебность по отношению к авторитетам и повышенную чувствительность к разгневанным, деспотичным людям. Многие взрослые дети продолжают уходить в изоляцию, избегать отношений и не доверять людям, чтобы обеспечить выживание. Во взрослом возрасте многие дети алкоголиков обнаружили, что у них наблюдаются такие реакции на авторитетных лиц — или пасть к их ногам, или вцепиться в глотку. Как сказал один член сообщества: «Я хотел их то целовать, то убивать».

Обретение более сбалансированного похода к тем, кого мы считаем авторитетными лицами, — трудная задача. Пока мы не научимся отделяться и видеть, что мы реагируем в настоящем во многом так же, как в нашей семье с жестоким обращением, мы обречены иметь неблагополучные отношения. Именно наблюдение за своими типичными реакциями — будь то избегание, ужас или враждебность — и изменение этого реагирования требует настоящих усилий, но это существенный шаг в выздоровлении.

Не рассчитывайте, что знания сами по себе чудесным образом произведут новый комплект здоровых реакций. Многим требуются месяцы или даже годы мучительных попыток.

Нас пугают разгневанные люди и любые критические замечания в наш адрес

Наиболее разрушающая и губительная особенность алкогольной семьи — это ярость и непрерывная критика, применяемые для контроля над поведением ее членов. В опыте многих взрослых детей фактам насилия часто сопутствовали проявления гнева. Когда я был ребенком, яростные, злобные движения и жесты приводили меня в полный ужас. Наши родители были непредсказуемыми и неконтролируемыми. Мы, беспомощные жертвы, мало чем могли защититься. Мы были полностью в их власти и полны страха за свою жизнь.

Когда мы были совсем маленькими, мы были также болезненно чувствительны к ежедневному бесконечному вербальному насилию. Нас «определяли» наши родители и у нас не было другого выбора, кроме как верить в то, что они говорили нам о нас. Этот жуткий шаблон вербального притеснения вынудил многих из нас испытывать постоянный стыд и сокрушительное чувство неадекватности. Непосредственность, доверие и уверенность сгинули от этих повторяющихся словесных оскорблений. Став взрослыми, мы можем периодически вновь переживать это чувство беспомощности, когда нас критикуют, или чрезмерно напрягаться при эмоциональных проявлениях злости. Годами непрекращающаяся травля ребенка может, к сожалению, вызывать сопротивление в выздоровлении. Во взрослом возрасте наши реакции на критические, пусть даже мягкие замечания, могут быть отталкивающими или неуместными.

Мы стали искателями одобрения, утратив при этом способность быть собой

С самого раннего детства я очень внимательно наблюдал за отцовским выражением лица. Благодаря этому я мог быстро определить, в каком он настроении, и соответственно подстроить под него свое поведение. Мои реакции на отца всегда преследовали цель «удерживать его довольным». Когда только возможно, я применял юмор, чтобы не обострять его мрачное настроение.

Поиск одобрения стал мощным защитным механизмом, которым я пользовался всегда, когда сталкивался с людьми, которые представлялись мне потенциально опасными или злобными — и мой отец возглавлял этот список. Я был очень глубоко убежден, что если я смогу получить одобрение от людей, они не станут причинять мне боль.

Сегодня я знаю, что когда я впадаю в состояние искателя одобрения — а иногда мне трудно этого не сделать — я теряю способность быть собой. Я покидаю истинного себя. Я настоящий сползает под дверь, потому что я сосредоточен на реакции и поведении, которое доставит удовольствие другому — не мне. Таким образом, я говорю «нет» подлинному себе и «да» чьим-то чужим желаниям.

Мы либо стали алкоголиками, либо вступили в брак с алкоголиком, либо и то и другое, либо нашли другую зависимую личность, например трудоголика, чтобы удовлетворить нашу болезненную потребность в покинутости

Если мы внимательно рассмотрим свое ближайшее окружение, членов семьи и не только, скорее всего не потребуется больших усилий, чтобы заметить, что мы сближаемся, становимся друзьями или притягиваем алкоголиков или других зависимых личностей. Эмоционально здоровые люди, с крепким самоуважением обычно не связываются с алкоголиками, компульсивными или эмоционально нездоровыми индивидами. Иногда "улучшатели" и спасатели, которые очень искусно замаскировали свои собственные личностные проблемы, вступают в брак или встречаются с алкоголиком в напрасной попытке получить контроль или обрести самоуважение, занимаясь спасением.

И наоборот, многие зависимые и привязчивые люди добиваются, чтобы их спасали, обращаясь к тем, кто имеет тесное сходство с их оскорбляющим родителем. Пока разумный мир ожидает, что ребенок, переживший плохое обращение, не станет вступать в романтические отношения с партнером, склонным к насилию, опыт говорит обратное. Боль и оскорбления знакомы и привычны многим детям алкоголиков, и часто они чувствуют себя почти комфортно в жестоком окружении, которое напоминает то, что они пережили в детстве.

Алкоголики и трудоголики редко способны поддержать другого человека, потому что их комупульсивное/зависимое поведение направлено на блокировку чувств. Для многих зависимость — это способ не чувствовать чувства. А значит родитель или партнер, который намеренно напивается, по сути заявляет: «Я сейчас эмоционально покидаю себя, своего партнера и /или детей». Когда мы вовлекаемся в отношения с зависимой личностью, мы на каком-то уровне ищем ту знакомую покинутость, которую пережили, будучи детьми.