 |
Глава 20. Курортно‑туристическая. Продолжение. Эстонская
|
|
|
|
– Все просто, как детская задница, – бодро докладывал собравшимся в кабинете Бацунина утром следующего дня Саня Котов. – Есть тут на Москве одна устоявшаяся группа товарищей. Ребята промышляют наркотой. Товар гонят из Турции, оплата по бартеру – девчонками. Часть из них оседает там же, часть идет дальше, производителям товара. По полученным данным, Лариса сейчас в Турции, в Чиле, это такой городишко под Трабзоном. Там есть кабак, называется «Зеленая мурена», его любит посещать местная «знать» – контрабандисты, бандюки, прочий сброд. При кабаке имеется гостиница, она же бордель. Привезенные девчонки там некоторое время работают, а потом их отвозят в другие места.
– Он не соврал? – больше для проформы спросил Бацунин.
– Не думаю. Кроме того, вчера ночью я позвонил в Анкару. У меня там бывший сослуживец трудится, Толя Семенов. Он обещал съездить проверить, что там и как.
– Да, однако странная у ребят схема работы получается. Сколько же им отравы дают за одну привезенную девчонку? А если учитывать затраты на билеты, гостиницу и все прочее? Какой‑ то бизнес по‑ русски получается.
– Во‑ первых, эти девчонки оплачивают все сами, они же думают, что едут на отдых. Кроме того, этот самый Артур умудрялся возить их по нескольку человек сразу.
– Это как?
– А так, одна вылетает первого числа на один курорт, вторая – второго числа, на другой и так далее. Вылетают, заметьте, без него, у этого красавца в самый последний момент нарисовывается какое‑ нибудь страшно срочное дело по работе. Так что он подъезжает попозже и через денек‑ другой едет с девушкой на экскурсию. Дальше дело техники. И потом, наш пострел вообще многостаночник. Он, кроме всего прочего, владеет агентством по трудоустройству наших соотечественниц за рубеж: горничные, танцовщицы, сборщицы апельсинов и все такое. Девки еще платят ему, чтобы на работу устроиться. Кстати, перед выездом все они очень строгую медкомиссию проходят, как будто в космонавты нанимаются.
|
|
|
– И?
– Я немного попрессовал клиента...
– Немного?
– А тебе его жалко? Так вот, наиболее здоровых отвозят в Италию. Там их забирают албанцы. Артурчик признался мне, что слышал краем уха...
– Я правильно понял?
– Да, ты правильно меня понял. Подозреваю, что эти девчонки идут на органы.
– Серьезная команда.
– Точно, недаром же клиент меня с места в карьер кошмарить начал.
– Кто у них за главного?
– Главного он не знает. С ним работает, вернее работал, некто Тягунов Игорь. Слышал о таком, Гера? Мужчине около сорока пяти. Он, между прочим, выпускник военно‑ медицинской академии.
– Погоди, погоди, кажется что‑ то припоминаю. Да, точно, был у нас такой на курсе, кстати, жуткое говно по жизни.
– Сейчас он авторитетный бизнесмен, метит в депутаты.
– Значит, точно он. Ладно, наши действия?
– Еду к эстонцам.
– Это зачем? – удивился Сергей.
– А затем, мой юный, недостаточно образованный друг, что эстонцы проживают где вы думаете?
– Полагаю, что в Эстонии в основном.
– Садитесь, три с минусом. Эстонцы, чтобы вы знали, кроме всех прочих мест компактно проживают в бывшей советской Аджарии и, вы не поверите, в Турции, в районе Трабзона. Основной род деятельности этой почтенной публики – добыча рыбы и, да‑ да, вы правы, контрабанда. Эти милые ребята наладили там нехилый бизнес.
– А ты к ним каким боком?
– Было дело. Потом расскажу Я пошел, Гера?
– Давай.
– Уже в пути, я позвоню с твоего телефона?
– Валяй.
– Премного благодарен. Алло! Страфстфуйте, этта эстооонский националист Арво Риийк? – Саня включил громкую связь.
|
|
|
– Пошел бы ты в жопу, Саня, со своими приколами, – раздался ответный голос, – но все равно рад тебя слышать. Как дела?
– Твоими молитвами, Сема. Как сам?
– Нормально. Давно не виделись.
– Если не против, я подъеду, есть дело.
– Подъезжай, конечно, буду рад. Только...
– Только что?
– Шпроты только эстонские на закуску не покупай, как в прошлый раз, а то...
– Понял, а латвийские можно?
– Нельзя, у меня сало есть украинское, им и закусим. Усек?
– Усек. Еду.
– Всем до завтра, – попрощался Котов с присутствующими и испарился.
С человеком, которого он так нещадно доставал своим самодельным эстонским акцентом, Саня познакомился весной 1991 года в госпитале. В свете демократизации и перестройки туда приехала делегация министерства обороны для награждения раненых. Делегацию представляли несколько сытых дядечек в мундирах и какой‑ то жирный сюсюкающий тип, похожий одновременно на Егора Гайдара и булгаковского Варенуху в роли вампира‑ наводчика.
Чествование раненых героев проходило в ленинской комнате госпиталя. Приехавшие чины, в форме и в штатском, толкнули речи, затем началось собственно награждение. Герои, по возможности, вставали, ковыляли к столу президиума, получали свое из закромов отчизны и садились на стулья в первом ряду. В этот день Саня получил последнюю правительственную награду в жизни, орден боевого Красного Знамени. Рядом с ним присел, получив свое (медаль «За боевые заслуги», кажется), какой‑ то темноволосый курчавый тип с вековой печалью в глазах.
– А у меня на родине, – гордо сообщил он Котову, рассматривающему свой орден, – награды красивее.
– Где твоя родина, сынок? – естественно, полюбопытствовал Саня. – В...
– В Эстонии.
Конечно же, Саня не упустил возможности поближе познакомиться со столь экзотическим прибалтом. Семен Малкин служил там же, где и Котов, то есть в ГРУ, носил звание «майор» и был очень неплохим техническим специалистом. До известного времени служба его протекала тихо и размеренно, начальство ценило его золотые руки, служба шла по накатанной колее, все было ясно и предсказуемо. А потом стала рушиться страна, и вместе с ней рухнула к чертовой матери вся его привычная, налаженная годами жизнь. Семен, как и многие другие офицеры, начал искать, куда бы приткнуться. В дворяне по известным причинам он записываться не стал. Компанию папе Григорию Давидовичу Малкину, возжелавшему убыть на землю предков, составить тоже не захотел. Он возжелал стать эстонцем, как его мать Кайя Риийк.
|
|
|
Да‑ да, именно эстонцем, одним из жителей маленькой, но гордой страны вековых сосен, голубых прозрачных озер, омываемой суровым Балтийским морем, родины спокойных и отважных людей.
К обретению родины Малкин отнесся с чисто эстонской основательностью. Он раздобыл где‑ то и чуть ли не наизусть вызубрил «Калевалу», сборник легенд теперь уже его народа. С упорством и терпением прочел все, что можно было, по истории и географии Эстонии, а потом взялся за изучение родного языка.
Выписавшись из госпиталя, Семен к чертовой матери уволился из рядов имперской армии и вышел из рядов КПСС, не желая иметь ничего общего с поработившими его страну захватчиками. От пенсии, правда, отказываться не стал. Свел дружбу с людьми из эстонского землячества в Москве, жадно впитывая в себя рассказы о стране, народных обычаях, нравах. Он даже пытался говорить с ними по‑ эстонски. Получалось, правда, не ахти, способностей к языкам у Малкина не оказалось, единственное, чему он смог научиться, – это говорить по‑ русски с непонятным акцентом. По‑ западному вежливые прибалты, общаясь с новым земляком, как могли, терпели эти филологические пытки, но при упоминании о нем крутили указательным пальцем у виска. Заходящий иногда проведать новорожденного иностранца Котов тихо похрюкивал от всего увиденного.
Уезжающие на Землю обетованную отец с матерью закидоны сына оценили по‑ разному: отец высказался нелицеприятно и нецензурно, мать поцеловала его в наметившуюся лысинку на макушке и кротко посоветовала не быть идиотом.
Но Семена было уже не остановить. Он начал собирать документы на получение эстонского гражданства и подал заявление в ЗАГС, желая отречься от полученных при рождении имени и фамилии и стать Арво Риийком. Фамилию он позаимствовал у матери, а имя выбрал сам, очень уж оно ему понравилось.
|
|
|
Жена поначалу на чудачества мужа смотрела сквозь пальцы, так как он по‑ прежнему приносил деньги в дом и в походах налево замечен не был. Когда он отказался есть сало и борщ, а вместо них попросил приготовить ему вере пакеогид (блины с кровью) и непременно кааликалартулипудер (брюквенно‑ картофельную кашу), спросила, не хочет ли он посетить психиатра Появившаяся у него привычка разговаривать с ней на неизвестном науке языке («Торокаая, кте моии прююкки? »), через каждые два слова спрашивая: «Каак этто пуутет по‑ руски? » – уже начала ее доставать. Чаша терпения переполнилась, когда бывший Семен обрадовал ее новостью, что она в ближайшее время станет не Галиной Малкиной, а Хелью Риийк и сменит жалкую азиатскую Москву на процветающий западный мегаполис Таллинн. Не желающая превращаться в Хелью Галина обозвала супруга кретином, психом и почему‑ то бандеровцем, забрала детей и уехала к родителям в Харьков.
Он не больно‑ то и огорчился, купил билет и поехал на свидание с родиной, повторяя под стук колес ставшие родными слова: Сааремаа, Хийумаа, Найсоор, Валга, Коннаоя. Больше всего понравилось Коннаоя («Лягушачий ручей» – речка на границе Эстонии и Латвии), так и повторял почти всю дорогу.
Реальность оказалась жестокой и даже немного гадкой. Столица его новой родины по размерам оказалась много меньше подмосковных Мытищ и встретила ёго, как говорится, мордой об стол. Никто не бросился новообретенному соотечественнику на шею, его просто не замечали. Весь день он ходил по столице, все больше разочаровываясь, а вечер завершился на полном миноре – трое поддатых пузатых блондинов обозвали его на ломаном русском «пархатым жидом» и крепко побили. Прибывший через некоторое время на место происшествия наряд полиции признал его виновным (в получении побоев, очевидно), и ночь он провел в обезьяннике местной полиции, вонючем и грязном, как, очевидно, все подобного рода заведения во всем мире. А утром его, ко всему прочему, заставили заплатить довольно ощутимую сумму денег в качестве штрафа «за нарушение общественной нравственности».
Крушение идеалов оказалось под стать тяжелому утреннему похмелью, тяжелым и омерзительным. Бормоча под нос матерные проклятия в адрес «гребаных чухонцев», несостоявшийся Арво быстренько покинул независимую Эстонию и бросился на Украину, вымаливать у супруги прощения. Что и сделал, хоть и не без труда.
На этом разброд и шатания у Семена закончились. В конце девяносто первого он открыл небольшую частную типографию, и дела пошли неплохо. Залогом этому стали золотые руки эстонца‑ расстриги, очень кстати образовавшийся талант организатора и, конечно же, профессиональные навыки жены Галины, выпускницы Львовского полиграфического института. Что интересно, связи с эстонской диаспорой Малкин продолжал поддерживать и даже печатал несложившимся соотечественникам разную разность к эстонской Троице и Иванову дню с небольшой скидкой.
|
|
|
Вечером следующего дня состоялся военный совет. Водя раздобытой где‑ то указкой по карте Черноморского побережья, Саня докладывал присутствующим обстановку, прямо как маршал Жуков на совещании в ставке верховного:
– От Хосты до Батуми три часа ходу морем. Обстановка спокойная, доблестный российский военно‑ морской флот сидит без горючки и занимается самоохраной. У аджарцев своего флота нет, изредка встречаются лихие люди, но на вооруженных не нападают.
– Как мы доберемся до Хосты? – прервал докладчика Бацунин.
– Поездом. Оружие и рации пусть везет кто‑ нибудь из нашей службы безопасности. Из Хосты в Батуми лодки бегают как трамваи по Москве, без задержек и опозданий. Нас шестерых переправят туда всего за триста долларов. В Батуми у меня есть выход на главу тамошней эстонской диаспоры, некоего Марти Круля. Этот тип еще тот контрабандист, гоняет из Турции товары рядами и колоннами. Кстати, его уже предупредили о нашем визите.
– Дальше?
– Дальше просто. Эти славные ребята мотаются в Турцию морем и, вы не поверите, по воздуху.
– Даже так?
– Именно. Судя по всему, в том районе у Турции вместо ПВО – просто дырка от бублика. Или, во что верится больше, ребята грамотно засылают в оркестр, и у них есть абонемент.
– Что, в Турции?
– В Турции имеется еще одно эстонское сообщество. Базируется, кстати, в Трабзоне. Оттуда до Чиле около пятнадцати километров.
– Что из себя представляет этот Чиле? – полюбопытствовал Сергей.
– Докладываю, городок расположен на побережье. Население около пятнадцати тысяч. Говорят на каком‑ то диком наречии, именуемом «черноморским», во всяком случае во всей остальной Турции их почти не понимают. Народ весьма своеобразный. В Турции о нем даже анекдоты сочиняют, как у нас о чукчах. Основное занятие населения – рыбная ловля, слегка виноделие и, конечно же, контрабанда. Интересующее нас заведение, «Ешиль мурена» («Зеленая мурена»), находится приблизительно в пятистах метрах от пристани на улице Каръягды (Снежная).
– Ну, ты и филолог, Саня, – восхитился Квадратов.
– Что сделаешь, интеллект не пропьешь, – скромно ответил докладчик и продолжил: – Итак, улицу я назвал, дом пятнадцать. К нему вплотную примыкает длинный такой дом семнадцать, где, по предположению моего человека, и расположен бордель.
– Сколько этажей?
– Два этажа, как во всех маленьких турецких городках. Комнаты на втором этаже. На первом охрана, два янычара.
– Когда закрывается кабак?
– В полночь выгоняют всех посторонних, потом дверь запирают, и оставшиеся веселятся приблизительно до четырех утра.
– Внутри охрана есть?
– А зачем? Там народ специфический, сам себе охрана. Правда, есть и хорошая новость: при входе туда принято сдавать огнестрельное.
– Запасные входы‑ выходы?
– По одному на каждый дом.
– Иностранцы там бывают?
– До полуночи туда любят заглядывать в поисках экзотики интуристы. Аборигены их стараются не обижать.
– Сколько дорог ведет на улицу, как ее?
– Три: одна от пристани и две от прилегающих гор.
– Транспорт?
– Думаю одолжить у турецких эстонцев или, в крайнем случае, позаимствовать у посетителей – в «Мурену» модно подкатывать на крутых авто. Вот, собственно, и все. Вопросы есть?
– Остальное – в рабочем порядке, – подвел итог Гера. – Выезжаем сегодня в ночь.
|
|
|
