 |
Пробираясь к своим
|
|
|
|
Ночью ополченцы тронулись в путь. Впереди – Петр Васильевич, за ним Маша, замыкающим Михаил. Идти было нелегко: потоки воды размывали поля, ночь выдалась беззвездная, темная. Два раза на пути вставали неясные очертания изб. Первую деревню обошли стороной – на окраине был слышен громкий разговор на чужом языке. Во вторую решили зайти, но, к счастью, блеснувшая молния вырвала из темноты развалины какого‑ то каменного строения и тягачи с орудиями.
Так двигались еще четверо суток. Шли по ночам в промокшей до нитки одежде: обсушиться было негде. Днем прятались в оврагах и перелесках. Питались вылущенным из колосьев зерном и ягодами.
Однажды под вечер Михаил ушел в разведку и вернулся с полными карманами вареной картошки и буханкой хлеба. Этими яствами его снабдила пожилая женщина в деревушке, куда он рискнул зайти. Крестьянка рассказала: накануне в деревне были гитлеровцы, грабили, бесчинствовали, развешали печатные приказы о задержании красноармейцев и отправке их в село, где размещалась военная комендатура. Женщина слышала, что недавно за соседней деревней большая группа красноармейцев напала на колонну фашистских грузовиков и потрепала ее изрядно.
– Пошукаем хлопцев. Вместе легче будет, – предложил Петр Васильевич.
Он по‑ прежнему держался бодро, но простреленное плечо доставляло ему во время ходьбы много страданий. Михаил и Маша на дневках растягивали свое дежурство, чтобы раненый мог побольше подремать в густых зарослях. Моряк сердился, но Маша оправдывалась:
– Петр Васильевич, миленький, ей‑ богу не я, а Михаил виноват: разбудил меня позже, а часов у нас нет.
На шестые сутки, держа направление на юго‑ восток, Маша и ее товарищи вышли к большому бору. Углубившись в него, расположились на дневку. Воздух напитался осенними ароматами. Казалось, ничто не предвещало беды. Но не прошло и часа, как в глубине леса послышались выстрелы и собачий лай.
|
|
|
– Фашисты! – вскочил Петр Васильевич.
– А может быть, наши? – возразил дежуривший Михаил.
– Стреляли из автоматов. У наших их нет. Да и собака… Видимо, прочесывают лес. Я задержу их. Попытаюсь убить пса. А вы бегом назад.
– Я останусь, – решительно сказал Михаил и шагнул в сторону.
– Не рассуждать, – жестко отрезал моряк. – Нужно миновать поле, пока они не вышли на опушку. Займете позицию на пригорке около спуска в овраг. Там меня подождете. Стрелять только тогда, когда я побегу через поле. Если вместо меня первыми выйдут на опушку фашисты – уходите, не открывая огня. Действуйте.
Порываеву поразило, как сумел Петр Васильевич на переходе разглядеть и овраг и высотку впереди, недалеко от леса. Не знала Маша, что старший ее спутник больше воевал на суше, чем на море, хотя и был, как говорили о нем друзья, настоящего флотского засола. Вступив на палубу боевого корабля в Севастополе весной 1917 года, он сошел потом по зыбким сходням на берег Новороссийской бухты. Черноморские моряки по приказу Владимира Ильича Ленина потопили тогда свою эскадру. Потопили, чтобы боевые корабли молодой Республики Советов не достались германским империалистам. С тех пор и до того дня, пока не свалился под Варшавой в тифозном бреду, Петр Панков бил белогвардейцев в предгорьях Кавказа, в степях Украины, на польской земле…
Едва Михаил и Маша добежали до оврага, как лес огласился криками. Гитлеровцы наткнулись на место дневки ополченцев. Зло надрывалась овчарка. Яростно и длинно заговорили несколько автоматов. Когда они на миг смолкли, раздались две короткие очереди.
– Это Петр Васильевич, – облегченно сказал Михаил.
|
|
|
– И пес уже не лает больше, – прошептала Маша.
Так несколько раз: сначала длинные очереди автоматного огня, затем короткие вспышки. Преследуемый бил наверняка, экономил патроны.
– Миша, смотри! – Порываева заметила, как от большого дуба на опушке леса отделилась фигура в черном.
Петр Васильевич бежал зигзагом, пересекая поле широкими прыжками: «Как краснофлотцы у железнодорожной насыпи», – подумала Маша. И в тот же миг у дуба показались три гитлеровца. Остановившись у края поля, вскинули автоматы. Моряк оглянулся и, словно споткнувшись, упал. Было трудно определить, убит он или приземлился нарочно. Что‑ то горланя, фашисты бросились в его сторону. И тут открыл огонь Дымов. Первые выпущенные им пули легли у подножия дуба. От неожиданности гитлеровцы остановилась. Воспользовавшись этим, Михаил длинной очередью прошил двух преследователей.
– Хорошо! – похвалил подоспевший Петр Васильевич. – Умно действовал. Разыграли как по нотам.
Маша посмотрела на него и ужаснулась: он был бледен, левая рука висела плетью.
– Будем отходить, – предложил Михаил.
– Пока нет, – ответил Петр Васильевич, – оставшаяся в живых гнида расскажет своим, что я не один. Они тотчас же ринутся в погоню, там их десятка два. А если мы навяжем маленький бой, докажем, что не боимся их, – может, и удастся спастись.
Так и поступили. Когда фашисты показались на опушке, ополченцы открыли по ним огонь. Отходили оврагами и кустарниками. Начавшийся дождь помог оторваться от преследователей. В полдень переправились через неглубокую речку. Петр Васильевич в изнеможении опустился на землю и тихо распорядился:
– Отдохнем малость.
Минут пять лежал с открытыми глазами, затем забылся в тяжелом сне. Маша села поблизости, прижавшись спиной к стволу невысокого дуба. Михаил устроился рядом. Говорить не могли – устали смертельно.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. В небе показалось солнце.
– Хорошо там, – вздохнула Маша.
– Где? – не понял Михаил.
– Вон там, под облаками, – показывая вверх глазами, ответила Маша.
– А ты откуда знаешь, хорошо или плохо?
– Хорошо, Миша. Ой как хорошо! Я там бывала. И не раз.
– Под облаками?
– Да, под самыми облаками. Училась в школе, а по вечерам в аэроклубе занималась. Стала планеристкой. Прошлым летом и поднялась ввысь.
|
|
|
* * *
Порываева встала с земли.
– Эх, планёр бы сюда. Умчала бы я вас прямо на наш подмосковный аэродром.
Но планёра у них не было. А за речкой вот‑ вот могли появиться фашисты. С двумя патронами, оставшимися в Машином браунинге, много не навоюешь. И снова шагали они в неизвестность, шли, таясь, по родной земле.
И все же идти всю ночь они не смогли. До рассвета оставалось еще добрых два часа, когда кусты ольшаника привели их к полуразрушенному сараю. Задневали без разведки, не ведая об опасности – вблизи сарая проходил большак на Ельню. Сморенные усталостью и голодом, Маша и Петр Васильевич заснули. Утром задремал и Михаил… Чуток матросский сон – Петр Васильевич первым услышал у дверей непонятный говор. Но было уже поздно. В дверях стояли два гитлеровца: один с автоматом, другой с парабеллумом в руках.
– Вставайт! Шнель! Шнель!
В сарай фашисты зашли случайно, по‑ видимому, за досками: на дороге маячила их машина, застрявшая в грязи. Увидев спящих, они привели в готовность оружие, бушлат Петра Васильевича и Машина гимнастерка без слов рассказали, кто в сарае.
Понукаемые гитлеровцами, ополченцы вытащили «опель». Офицер осклабился:
– Москау ваш капут! Сегодня я буду Москау… Водка, фрау… А вы, как это? Благодарствуй, спасибо.
С этими словами он дважды выстрелил в Петра Васильевича и взял на прицел Порываеву.
– Беги, Маша! – заслонив ее грудью, крикнул Михаил.
Офицер, испугавшись прыжка юноши, отпрянул в сторону. Это и спасло девушку.
|
|
|
