 |
ИВАН КОСЕНКО 6 страница
|
|
|
|
– Мои! – уже угасающим голосом прохрипел Кадыр, из последних сил потянувшись за хурджином. – Мои!
Но слабеющие руки загребали лишь холодный песок. Последнее, что слышал он в своей жизни, – это чей‑ то знакомый до боли голос, разъяренный, властный:
– Смелее! Не отставать!
«Башир! – мелькнуло в его сознании. – Откуда ему тут взяться? Ведь сегодня только девятнадцатое…»
Так и затих Кадыр, унеся с собой несбывшуюся мечту стать богатым. Навсегда замер рядом с обмякшим, дырявым от пуль и горячим от крови хурджином.
* * *
В последнее время старый Гарип засыпал поздно. Не брал его сон. Годы ведь приносят не только мудрость, но и бессонницу. И в ту ночь старый Гарип долго не мог сомкнуть глаз. О многом ему думалось, многое вспоминалось. Но больше всего размышлял о сегодняшней жизни кишлака. Как она изменилась за последнее время! Кажется, только бы радоваться ей, а радости‑ то и нет. Который год льется кровь. На каждом дувале можно встретить следы пуль. Нет семьи, где бы не побывало горе. Дважды оно посещало и старого Гарипа. Первый раз, когда погибли старший сын и невестка. Ушли в поле и не вернулись. Только две мотыги и остались на взрыхленной меже. Увела их с собой налетевшая банда проклятого Башира. А вскоре погиб и младший. Подорвался на мине. Он был казначеем. Вез из провинции деньги для дехкан госхоза. Остался Гарип с внуком – единственным дорогим для него человеком. Да и того чуть было не потерял. Гарип знал, что ему осталось недолго жить. Но все оставшееся на его долю время он до последнего вздоха будет благодарить советских людей, спасших внука. Хоть и чужие они для него, из другой страны, а щедры на добро. Не врываются по ночам в дома, не жгут, не стреляют, не уводят с собой в безвестность, как это делают те, кто прячется по ущельям, рыскает по степи. Наоборот, сами помогают, строят, убирают урожай, лечат больных и раненых. Не зря так тянутся к шурави дехкане, не зря идут за советом, помощью – знают, шурави не откажут, не отмахнутся от просьбы. Обязательно помогут, поддержат. Особенно пришелся по душе старому Гарипу молодой офицер, которого звать Наби. Годами юн, а головой мудр, как мулла. И на доброту отзывчив. Ко всему Наби таджик. На одном с Гарипом языке говорит. Это он спас его внука. Приказал доктору, тот и спас. А не проникнись он болью за судьбу мальчишки, не откликнись сердцем – вряд ли сейчас Гарип мог бы радоваться, глядя на курчавую голову внучка. А как светлели глаза шурави, когда он рассказывал о своем родном городе Душанбе, его просторных улицах, скверах, площадях. Так могут рассказывать лишь те, кто по‑ настоящему счастлив, кто горячо любит отчий край и беззаветно ему предан. Как предан своему кишлаку и сам Гарип. Сколько раз он мог уехать в другую провинцию, подальше от этого, продуваемого со всех сторон места, от песков и камней. Звали и старший брат, и жена его. А он не мог решиться… И в мыслях не представлял себя вдали от кишлака, от этих вечно насупленных, но дорогих сердцу гор. Да и к чему срываться с насиженного? Это лишь кочевникам счастьем является дорога, а тем, кто с детства привык к арыку, полю, – она в тягость.
|
|
|
Еще одна причина тянула старика к советскому офицеру. Ему нужно было как можно больше узнать о Душанбе. Не ради любопытства. В том неведомом ему городе другой страны жила его младшая сестра. Лет двадцать как он с ней расстался. И сам толком не знает, как Зурна оказалась в Душанбе. Рассказывала, что вышла замуж за водителя. Да это не очень‑ то интересовало Гарипа. Больше волновало, как она там живет. Только Зурна была скупа на письма. А лет десять назад наведалась в гости. Как снег на голову свалилась. Красивая, нарядная, совсем не похожая на землячек. Такое рассказывала о своей жизни, что никто и не поверил. Гарип тоже. Да и разве может так жить человек, как выходило в рассказах сестры? В сказках вполне возможно, но только не на этой земле. Нет, Зурна не обиделась на то, что ей не поверили. Только покачала головой и заплакала. Жаль ей стало брата и земляков.
|
|
|
О своей сестре Гарип не сообщил Наби. Сделал это специально. Хотел проверить, что будет говорить о Душанбе сам офицер. И, к его удивлению, рассказ шурави очень походил на то, что поведала сестра. Да что там похож. Еще больше нового, интересного узнал он от Наби. Каждый раз после встречи с шурави старый Гарип возвращался в кишлак с тяжелой головой. Разные мысли не давали ему покоя. Не мог понять, какая это там, за горами, страна чудная, где люди чувствуют себя свободно, вольно, живут счастливо, одной дружной семьей. Как им это удалось? Как смогли добиться такой жизни? И почему у них все не так, как здесь? Ведь земля у них такая же. Те же горы, равнины, арыки. И небо над головой одно. Из одних облаков льется дождь, сыплет снег, а на самом деле все разное. Почему аллах так несправедлив? Помнит старый Гарип, как построжал лицом молодой шурави, когда он в который раз вслух поделился с ним своими мыслями.
– Не так сразу пришла эта новая, счастливая жизнь, – ответил он, вздыхая. – Много пришлось за нее постоять, крови пролить. Но люди знали, за что проливали кровь, на что шли.
Гарип и сам был готов не пожалеть себя ради счастливой жизни, но только годы у него не те, силы на исходе.
Вся надежда теперь на таких, как Мухамед Бари, Али Дерхан, Хамид, молодой Гасан. За такими нельзя не пойти в самое пекло, потому что они знают, на что идут. Они все делают ради людей, той самой счастливой жизни, дарящей дехканам свободу, радость. Только им тоже очень несладко сейчас. Не расстаются с оружием, забыли о сне, о семьях. Не одного уже обожгла бандитская пуля. А Дерхан стал калекой – ног лишился. Вот такой ценой достается счастливое будущее. Но, может, внуку повезет, не придется ему слышать крики убитых горем матерей, видеть скупые слезы на лицах мужчин, пробитые гранатометом стены домов, дувалов. Как в это хотел верить старый Гарип!
|
|
|
Где‑ то совсем близко простучала автоматная очередь. За ней другая. Тревожно залаял у соседей пес. Гарип тенью скользнул к окну. Цепко прислушался. Выстрелы повторились. «На северной окраине, – определил старик. – Что же там происходит? Неужели снова в кишлак спешит беда?.. »
* * *
О том, что в окрестностях объявились остатки разгромленной банды Башира, Наби узнал от Гарника. Тот возвращался из очередного агитрейса по отдаленным кишлакам. В пути задержался. Акрамов уже готовился лечь отдыхать, как Гарник вышел с ним на связь.
– Нас обстреляли неизвестные, – услышал Наби как всегда спокойный голос замполита батальона. – Они двигаются в сторону кишлака. По моим данным, это душманы Башира…
Наби уже было известно о разгроме банды Башира. Знал он и то, что некоторым бандитам удалось вырваться из огненного кольца, которым их зажали батальоны регулярной афганской армии. Обо всем этом Акрамову сообщил Махмуд Бари, когда Наби наведался в кишлак поговорить о строительстве новой школы.
– Дни их сочтены, – говорил партийный секретарь. – Сутки‑ другие – и с этими шакалами будет покончено. Жаль только, что в оставшееся время еще может пролиться кровь. Много крови…
– Где вы находитесь? – забыв об усталости минувшего дня, о сне, запросил Наби. – Сообщите, где находитесь? Сейчас же идем на помощь.
Но Гарник больше не отзывался. Радиостанция молчала. Это молчание было самым тяжелым в жизни Акрамова, раскаленным обручем давило виски, рождало смутные мысли. Радиостанция ожила буквально через пару минут, но Наби они показались вечностью.
– Сообщите… – чувствуя, как дрожит от волнения голос, повторил Наби и тут же замер.
В ответ раздался незнакомый басок. Акрамов попытался вспомнить, кому из офицеров батальона он мог принадлежать, но осекся, услышанное ошеломило его.
– Ранен Гарник?! – не веря себе, переспросил Наби.
– Что?! – метнулся к нему Куприн.
– Да, Антон, – отрешенно глядя в угол палатки, сказал Акрамов. – И причем тяжело.
|
|
|
Это было уже второе ранение замполита. Первый раз попав в засаду, Гарник отделался царапиной. Потом, когда сопровождал колонну, от пули снайпера его спас рядовой Оганисян. Заметив целившегося в политработника врага, в последний момент солдат успел прикрыть офицера своим телом. А теперь вот не уберегся.
– Засада? – быстро спросил Куприн.
– Нет, нападение, – жестко ответил Наби, нисколько не сомневаясь, что именно так и есть, и агитотряд попал не в засаду, а выдержал самое настоящее нападение банды душманов.
В палатке уже собрались все офицеры роты. Наби коротко рассказал об обстановке. Подчеркнул, что, по всей видимости, душманы не минуют кишлак, но, вполне возможно, рискнут испытать и силу гарнизона.
– Взвод Зарифова остается здесь, – приказал Акрамов. – Салий – срочно на помощь агитотряду. – Посмотрев на Куприна, добавил: – Антон, пойдешь с Салием. А я с третьим взводом на «десятку». Надо усилить пост, да и кишлак рядом. В случае чего не оставим в беде товарищей…
Акрамов уже покидал палатку, но его остановил звонок дежурного по контрольно‑ пропускному пункту. Тот сообщил, что из кишлака прибежал мальчишка.
– Какой еще мальчишка? – не понял Наби.
– Да вы его знаете, – пояснил дежурный. – Внук старика.
– Внук Гарипа? – спохватился Наби. – Давай его быстрее ко мне.
Вскоре за палаткой раздались торопливые шаги сержанта.
– Ну что скажешь, бача? – присев на корточки и вглядываясь в бледное лицо ночного гостя, спросил Наби. – Говори, дорогой, быстро, времени в обрез.
Мальчишка, шмыгнув носом, настороженно посмотрел на стоявшего рядом лейтенанта Зарифова.
– Говори смело, здесь опасаться нечего, – успокоил его Наби.
– Дедушка шлет шурави Наби свой привет и просит прийти на помощь, – произнес мальчуган. – Бандиты ворвались в кишлак.
– Ворвались?! – поразился Акрамов. – Ты это точно запомнил?
– Они были возле нашего дома. Их там много. Я видел сам, – глотая слова, заторопился внук Гарипа. – Дедушка просил передать, что без вас кишлаку будет трудно.
Наби резко выпрямился.
– Мальчишка остается здесь, – отчеканил, глядя на Зарифова. – Смотри за ним в оба. Не вздумай отпустить в кишлак.
Прислушавшись, помрачнел лицом. Со стороны кишлака, не смолкая, гремели выстрелы.
– Товарищ старший лейтенант, – раздался взволнованный голос рядового Седикова. – На связи «Ампула».
Наби бросился к радиостанции. «Ампула» – позывной комбата.
В эту минуту Акрамову очень хотелось услышать его голос, узнать, что скажет ему Царев.
* * *
Гасан не вошел – ворвался к Хамиду. Устало рухнул на стул.
|
|
|
– Ушел, шакал, – выдохнул со злостью и шапкой вытер с лица капли пота. – Весь кишлак облазил, за каждый дувал заглядывал, и вся зря. Словно и не было здесь.
Хамид слушал молча, стараясь не встречаться взглядом с взглядом Гасана. Он чувствовал за собой вину.
– Но ведь не мог же он испариться? – в сердцах бросил Гасан. – А тем более покинуть кишлак. Все тропинки перекрыты.
– Скорее всего как услышал о том, что Ахмед к нам пришел, сразу в бега пустился, – заметил Хамид.
– Какие могут быть бега, – махнул рукой Гасан. – Я ведь его, подлеца, еще утром видел. За час‑ другой до встречи с бывшим дуканщиком.
– Тогда затаился, ждет удобного случая покинуть кишлак.
Гасан посмотрел на Хамида.
– Нет, – усмехнулся недобро. – Этого случая он не дождется. Без устали буду кружить вокруг кишлака, но его не выпущу.
– Да‑ а, – протянул Хамид невесело. – Хороший урок мне преподала жизнь. Разве мог подумать, что Сайд способен на подлость? …
– Ничего себе подлость! – возмущенно воскликнул Гасан. – Самое настоящее предательство. За деньги нас продал.
– Знать бы раньше… – сказал Хамид и тут же пожалел об этом.
– А я разве вам не говорил? Не предупреждал вас? – удивленно поглядел на Хамида Гасан.
– Верно, – согласился Хамид. – И говорил, и предупреждал. Ну, ошибся я в человеке. Не смог разглядеть в нем негодяя. На будущее урок добрый. А пока оставим этот разговор. Не до раздоров сейчас. Время, сам знаешь, какое. Башир со своими головорезами по округе рыскает, за кордон хочет пробиться. А по пути еще раз о себе напомнить. Уже два кишлака кровью залил. Как бы и к нам не пожаловал. Здорово мы ему насолили. Захочет получить должок.
– Так мы его и отдадим, – нахмурился Гасан. – Сумеем за себя постоять. Не впервой с душманами встречаться.
– Все это так, – задумчиво произнес Хамид. – Но Башир стал совсем другим. Ему уже нечего терять, напролом идет. Да и сил у него еще немало. Из ХАДа за Ахмедом приезжали. Говорили, что около двухсот человек с ним ушло. Вот и представь, что будет, если они нападут на кишлак. Нас ведь горсточка.
– Но и мы другими стали, – возразил Гасан. – Прошли закалку и в мелких стычках, и в больших боях. Каждый знает, что защищает, за что идет в огонь. – Поглядев на молчавшего Хамида, продолжил: – Ты‑ то что предлагаешь?
– Пока не стемнело, надо оповестить всех из отряда самообороны, – произнес Хамид. – Побывать на полях, у арыка, в тракторной мастерской, но обязательно всем сообщить, что вечером общий сбор. Придет Махмуд с партийцами, обсудим план на случай нападения, уточним совместные действия. Думаю, надо привлечь всех мужчин, каждому вручить оружие, увеличить количество постов. Этого требует обстановка.
– Понял, – с готовностью ответил Гасан, закидывая за плечо автомат. – А заодно поищу Сайда. Глядишь, и нападу на след.
– Вряд ли, – усомнился Хамид. – Теперь он долго не даст о себе знать. Скорее всего, больше о нем и не услышишь.
– Это еще как сказать, – усмехнулся Гасан. – Лично я хочу не услышать, а увидеть этого шакала, посмотреть еще разок в его крысиные глазки.
– Только будь осторожен, – предупредил Хамид. – Такие встречи лишь одному из двоих оборачиваются удачей. К тому же Сайд из тех, кому не откажешь в смелости, находчивости.
– Знаю, – перебил Гасан. – Вот и хочу еще раз проверить эти качества. А заодно узнать, не он ли подстрелил Рехтана? Ведь в ту ночь именно Сайд проверял посты.
Вздохнул Хамид и вновь ничего не ответил. Стыдно ему было за себя. Сколько уже лет в партии, не один год борется с контрреволюцией, кажется, знает все повадки врага, а не разглядел предателя, с которым жил бок о бок. Заметив на столе крохотный бумажный листок, встрепенулся.
– Слушай, Гасан, я чуть не забыл. Час назад прибегала дочурка Али Дерхана. Принесла записку от отца. Тот просил, чтобы ему принесли оружие. Мол, время опасное, всякое может случиться. А он и без ног хочет оставаться бойцом. Надо уважить просьбу товарища. Как смотришь?
– Узнаю Дерхана, – улыбнулся Гасан. – Вот настоящий характер! Конечно, нельзя отказать в просьбе. Обязательно зайду к нему.
– Так что, до вечера? – спросил Хамид, всматриваясь в усталое лицо Гасана.
– До вечера, – кивнул тот, тоже пристально глядя на старшего товарища.
Что‑ то заставляло их так глядеть друг на друга. А что – и сами не могли понять. Так порой смотрят люди, подсознательно предчувствуя долгое расставание. Еще не знают о нем и даже не подозревают, но где‑ то там, глубоко внутри, уже пробивается, тревожа сердце, беспокойное чувство разлуки. Ни Гасан, ни Хамид не ведали в ту минуту, что им оставалось быть вместе считанные часы. Не могли они знать и то, что ближайшая ночь разлучит их навсегда.
* * *
Первым насторожился Дерхан. Схватившись рукой за подоконник, он рывком приподнялся с постели.
– Ты что, Али? – удивленно спросил Гасан.
– Слышал? – кивнул тот в темный квадрат окна. – Кажется, стреляют?
Гасан прислушался.
– Показалось, – успокоил друга.
Но сам заторопился уходить. И так долго задержался в доме Дерхана. Принес автомат, поинтересовался здоровьем товарища, поделился новостями – слово за слово, и вот уже полночь. А ему еще посты проверять.
– Мне пора, – сказал он Дерхану. – Нужно на северной окраине побывать. Знаешь, какое сейчас время, а там люди неопытные.
– Спасибо тебе, – дрогнувшим голосом произнес вдруг Дерхан. – Пришел, поговорил, и тепло на душе стало.
– Да брось, Али, – смутился Гасан. – Нашел за что благодарить.
– Тебе не понять, что значит приход друга, – с грустью сказал Дерхан. – Особенно к таким, как я. – И со злостью мотнул укрытыми простыней культяшками.
Гасан хотел успокоить, подбодрить товарища, но не успел. За окном, совсем близко, тишину разорвала автоматная очередь. За ней другая.
– Слышишь! – воскликнул Дерхан. – Говорил же тебе, что стреляют.
– На северной окраине, – прошептал Гасан. – Что же там произошло?
Он бросился было к двери, но ему вдогонку раздался крик Дерхана:
– Стой!
Гасан резко обернулся. Свесившись с низкой кровати, на него смотрел Дерхан. И было в его глазах что‑ то такое, что Гасан невольно вернулся.
– Это Башир, – взволнованно произнес Дерхан. – Решил напоследок отомстить нам за все, чем мы ему насолили. Спеши, Гасан, к своим и прощай!
– Эх, Али! Не узнаю тебя. К чему это – прощай? Да мы с тобой через час встретимся.
– Хорошо бы твои слова сбылись. Хорошо бы, – вздохнул Дерхан. – Но аллах к нам давно не прислушивается. С того дня, как сам появился на этой земле. Ты лучше к моим прислушайся – выполни одну просьбу. Быть может, самую последнюю и самую главную для меня.
– Семью укрыть? – быстро спросил Гасан.
– О семье я сам позабочусь, – махнул рукой Дерхан. – Сейчас же отправлю по соседям, другим укромным местам. Всякое может быть, а ты лучше дай мне еще пару автоматных рожков. Тоже на всякий случай. Знаешь, мне с ними будет немного спокойней.
– Али, у меня же у самого… – начал Гасан, но осекся под пристальным взглядом друга. – Ладно, только для тебя. – И полез в подсумок.
– Спасибо! – оживился Дерхан. – Я знал, что ты не откажешь. Теперь пусть приходят ко мне. Я их встречу как следует. Они еще узнают, кто такой Али Дерхан. А теперь прощай, друг. И не волнуйся за меня…
Гасан выскочил на ночную улицу и замер от неожиданности. Кишлак уже наполнился грохотом выстрелов, криками женщин и детей. На окраине бушевало пламя пожара. Ошеломленный увиденным, услышанным, Гасан невольно растерялся. Он не знал, что ему теперь делать, куда бежать. Только мгновение длилось его замешательство. На считанные доли секунды растерялся он. А еще через мгновение бежал навстречу выстрелам.
* * *
Оставшись одни, Али не долго раздумывал:
– Ты, – сказал он жене, – бери младшую и беги к Гарипу…
– Я остаюсь здесь, с тобой, – не дав ему договорить, твердо произнесла Зурфа.
По голосу жены Али понял, что не уйдет она из этой комнаты, не оставит его в пугающем одиночестве. Но Али понимал и другое – какой опасности он подвергает жену, оставляя возле себя. Нет, он должен, обязан заставить ее уйти, отвести беду от себя, детей. Тут нужно действовать иначе.
– Хорошо, – вздохнув, сказал он. – Будь по‑ твоему. Только сначала займись все же детьми. Младшую отведи к Гарипу, а старшую направь к Фатиме. Там им вряд ли что станет угрожать. А после можешь возвращаться.
«Вряд ли ты успеешь вернуться, – подумал он. – Если душманам удалось ворваться в кишлак, здесь такое начнется – на улицу не выйти».
Али еще раз взглянул на такие дорогие ему лица. «Неужели я их больше не увижу? » – мелькнула мысль, и от нее заныло сердце. Заметив, как по детским щекам побежали слезы, он вымученно улыбнулся, махнул на прощание рукой и тут же отвернулся, чтобы не выдать своих повлажневших глаз.
– Али, жди, я скоро, – донесся до него уже с порога голос Зурфы.
– Береги детей! – бросил ей вдогонку, чувствуя, что она его уже не слышит.
…Эхо боя все сильнее накатывалось на дом Держана. Все ближе становились автоматные выстрелы. Али уже отчетливо различал топот десятков ног, чьи‑ то злобные выкрики. Собравшись с силами, он дотянулся до лампы, до отказа прикрутил фитиль. Тонкий язычок огня несколько раз отчаянно дернулся и погас, погружая комнату в тревожную темноту. До боли закусив губу, Дерхан поднялся на своих обрубках, грудью налег на подоконник. Поудобнее положил автомат. Так же не спеша, аккуратно разложил на кровати запасные рожки.
– Вот теперь, кажется, все, – устало выдохнул он, вглядываясь в ночь.
Дом Дерхана стоял на углу. Окно, возле которого устроился, выходило на перекресток. Сейчас он пустовал. Лишь в дальнем конце улицы темноту рвали всполохи частых выстрелов.
Вот на перекрестке мелькнула одна тень, другая, дробно простучал пулемет. Дерхан до рези в глазах всматривался в темноту. Кто там, за окном, в нескольких шагах от него? Свои? Чужие? Где‑ то за углом ударила автоматная очередь. По оранжевой цепочке трассера определил – стреляют в сторону окраины, туда, откуда накатывался шум боя. Значит, свои, отстреливаются. Выстрелы стихли, но после донеслись возбужденные крики. Перекресток заполнился новыми тенями. Али теперь знал, кто маячит перед его окном.
– Пора, – скомандовал он сам себе, и тут же внезапно появившийся голос предостерег: – Постой! Что ты делаешь? Подумай, что с тобой будет через несколько минут. Разве тебе справиться с такой ордой? Она же тебя сметет мгновенно. Да и тебе ли, калеке, с ней тягаться. Отсидись молча, не напоминай о себе, и все обойдется. Неужели тебе не хочется жить?
– Пора! – жестко повторил Али, стыдясь минутной слабости.
Никто из душманов не расслышал звона разлетевшегося на мелкие кусочки оконного стекла. Его заглушила дробная автоматная очередь. Дерхан бил почти в упор. Перекресток вмиг опустел. На нем остались лишь те, кого сразили выстрелы. Али хорошо слышал их крики, стоны в наступившей тишине. Отброшенные к дувалам душманы быстро опомнились. И вот уже как призраки закружили вокруг дома их согнутые фигуры. Ветхие стены старого строения приняли на себя всю ярость душманского огня.
Али не испугался, когда одна из очередей прошлась по подоконнику, осыпав его лицо острой крошкой. Не дрогнул сердцем, когда прямо перед собой увидел искаженное страхом и злобой лицо бандита. Полоснул по нему короткой очередью и потянулся за новым рожком. А когда израсходовал и этот, понял, что минуты его сочтены. У него оставался всего один магазин. Последний из тех двух, которые ему отдал Гасан. Вот теперь Дерхану стало жаль себя. Жаль, потому что рано приходилось умирать. Слишком мало он продержался. Не так много отправил на тот свет ненавистных душманов. Но самое скверное еще ждало впереди. Наклонившись за рожком, Али сделал резкое движение, и магазин скользнул с кровати. Али похолодел, услышав негромкий стук металла о глиняный пол. Сколько трудов ему нужно затратить, чтобы поднять рожок. А время не ждет. Каждое мгновение на счету…
За стеной, в соседней комнате, на женской половине, зазвенели выбитые стекла. Дом задрожал от взрыва.
«Гранату бросили», – понял Али, пробуя дотянуться до рожка, но так и не смог.
– Возьми, – вдруг расслышал он до боли знакомый голос.
– Зурфа! – ахнул Дерхак и не поверил себе. Да и откуда ей здесь взяться, в окруженном со всех сторон душманами доме?
– Возьми! – вновь требовательно прозвучал голос жены, и Али почувствовал, как на его ладонь лег магазин автомата.
– Зурфа! – воскликнул он, пораженный появлением жены. – Как ты здесь оказалась?
– Потом, – хриплым от волнения голосом ответила она, и тут Дерхан еще раз поразился. На плече у Зурфы разглядел автомат. Он скорее почувствовал, чем увидел, как белесая полоска ремня впилась в покрытое паранджой плечо жены.
– Откуда? – ахнул он.
– У Гарипа выпросила, – быстро ответила Зурфа. – И вот еще что.
Звякнув, на кровать упало несколько рожков.
– Стреляй, Али! – требовательно прокричала Зурфа и, пригнувшись, отбежала к соседнему окну. – Стреляй же! Не медли!
Но Дерхан медлил. Он как завороженный смотрел туда, в темный угол своей лачуги, где ему была знакома каждая выемка на глиняном полу, на обшарпанных стенах и где сейчас в. слабых руках Зурфы неистово бился автомат, со звоном выплевывая град пустых гильз. Неужели это была его Зурфа? Робкая, послушная, не перечившая ему даже взглядом, боявшаяся раскатов далекой грозы. Да, ему был известен ее характер: твердый, упрямый. Он, правда, редко проявлялся. Но чтобы Зурфа взяла в руки оружие… Такого Дерхан не мог и представить. А теперь она рядом, в двух шагах от него. Каким чудом проникла в окруженный душманами дом? Как сумела побороть в себе страх? Нет, плохо он знал свою жену…
Что‑ то горячее ужалило его в плечо. Вскрикнув, он потянулся к окну, в одно мгновение сменил в автомате магазин и открыл огонь. Вторая пуля отбросила его от подоконника, заставила вздрогнуть всем телом, перекосила от боли в кривом изломе рот. Он попытался дотянуться до окна, но откуда‑ то из гудящей выстрелами ночной темноты по глазам его ударил яркий свет. Дерхан не заметил, как следующая очередь душманского автомата прошлась над его головой. Широко раскинув руки, словно стремясь в последней, решающей попытке схватить за горло невидимого врага, он всем своим телом, искореженным взрывом мины, рухнул назад, в бездонную пропасть.
– Али! – пронзительно закричала Зурфа, и от ее леденящего душу голоса невольно застыли в проеме окна две тени, еще секунду назад готовые броситься в дом.
Тигрицей рванулась к мужу Зурфа. Ее уже не пугали те, кто прилип к стенам дома, кто завис на подоконниках разбитых окон. Страх прошел. Да и не было в эти минуты у нее страха. Припав к Дерхану, то нежно гладила его колючие от щетины щеки, не замечая своих слез, то, напрягаясь изо всех сил, пыталась приподнять мужа, не веря, что тот уже никогда не поднимется.
– Али! – звала в надежде, что он хоть отзовется стоном, вздохом. – Али!
Рядом прогремела автоматная очередь. Одна, другая… По лицу больно стеганула отлетевшая рикошетом от близкой стены горячая гильза. Но Зурфа даже глазом не повела.
– Али! – все просила мужа подняться.
И только когда чьи‑ то сильные руки подхватили ее за плечи и потянули за собой, опомнилась. Напряглась всем телом, готовясь к схватке, и тут же услышала знакомый голос.
Сколько раз она его слышала, а кому принадлежал, не могла вспомнить.
– Скорее, – вновь донеслось до нее.
– Хамид! Ты?! – неуверенно спросила она и, приблизив лицо к тому, чьи руки лежали у нее на плечах, поняла, что не ошиблась.
– Бежим! – раздалось в ответ.
– Нет, – яростно мотнула Зурфа головой. – Не могу. Здесь Али!
Она хотела сказать еще что‑ то, но Хамид резко толкнул ее к стене, и Зурфа увидела, как на кончике ствола его автомата забилось пламя. Бросившись на усеянный пустыми гильзами пол, она дотянулась до своего автомата. Прижавшись друг к другу плечами, они поливали огнем ворвавшихся в дом бандитов.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Но каждый знал: им уже не расстаться, они до конца будут вместе…
* * *
Оставив позади себя не один проулок, задыхаясь от бега, Гасан неудержимо мчался туда, где гремели выстрелы, где наверняка падали сраженные бандитскими пулями его боевые товарищи и где им сейчас так нужна была его помощь. «Только бы успеть. Только бы они продержались», – билось в его сознании.
Гасан не заметил, как оказался возле старых, заброшенных лачуг. Весь взмыленный, остановился, прислушался. Выстрелы теперь слышались отовсюду. Гасан в замешательстве огляделся. Куда бежать? Где искать своих? Казалось, в кишлаке сражался каждый дом, стрелял каждый дувал, камень. Значит, душманам удалось ворваться в кишлак. Где Махмуд Бари? Где все остальные мужчины кишлака, которые вчера вечером поклялись биться с врагом до последней капли крови? Как их найти в этой огненной свистопляске?
Горько усмехнулся Гасан. Вот ведь как получилось. Хотел первым встретить бандитов, а что вышло? Вздохнув, Гасан еще раз огляделся. С разных концов кишлака до него доносились выстрелы, крики, детский плач, какие‑ то команды. От услышанного на сердце стало невыносимо тоскливо. Проверив автомат, Гасан направился дальше. Туда, где чаще всего раздавались всплески боя.
Ему не удалось пройти и ста метров. Впереди послышался топот десятков ног, и навстречу ему выбежало несколько человек. Гасан отпрянул в сторону, прижался спиной к стене дувала. Но его уже заметили. Не рухни он на землю, не вожмись всем телом в податливый песок, остался бы лежать на пыльной полночной улице кишлака, перерезанный автоматной очередью…
Гасан отстреливался одиночными – берег патроны. Выстрел – и бросок в сторону. Выстрел – он уже в другом месте. Ничего, что изрезаны в кровь острыми камнями ладони, что горячий пот застилает глаза и сердце вот‑ вот выскочит из груди: главное, что его миновали душманские пули, значит, еще не одного бандита отправит к аллаху.
Но так продолжалось недолго. Душманы осмелели. Уже с двух сторон раздавались их выстрелы. Гасан понимал – скоро они прогремят и с третьей. Ведь бандитам ничего не стоит пробраться по дворам и атаковать его прямо из‑ за дувала, который чернеет напротив и до которого всего пять шагов.
Гасан сдвинул планку с отметки одиночного выстрела. Почувствовал – начинается самое важное: и к чему экономить боеприпасы? А когда улицу вновь заполнили выстрелы, топот ног – он ударил по набегавшим длинной очередью. Воспользовавшись секундным замешательством врага, схватился за колючий гребень дувала, подтянулся и рывком перевалил на другую сторону.
|
|
|
