 |
18. Через год после его смерти
|
|
|
|
18. Через год после его смерти
(послесловие к первой части)
Звуки легких шагов разнеслись по туннелю. Молодая женщина с запавшими сиреневыми глазами несла штатив, в котором поблескивали пробирки. На пути распахнулась дверь отсека, стремительно вышел невысокий, полный мужчина. Они столкнулись. Женщина выронила штатив. Послышался звон стекла.
– Асда, Асда! – укоризненно проговорил мужчина. – Нельзя же так! Вы ходите, точно сомнамбула, ничего и никого не замечая. Сочувствую вашему горю, но сколько можно? Не вы одна потеряли близкого человека. Прошел год, пора бы утешиться!
По щеке женщины скатилась слеза.
– Ну, ладно! В конце концов, мы оба виноваты. Могло быть и хуже. Разбилось всего три пробирки. Это триста человек. Не так уж и много.
– Я не считаю эмбрионов людьми, иначе теперь не смогла бы жить!
– И все‑ таки они люди, – с несвойственной ему мягкостью сказал Орт.
– Миллионы пробирок с эмбрионами не стоят одного младенца, – возразила Асда.
Орт властным движением привлек ее к себе, но она резко отстранилась.
– Опять вы за свое!
– Неужели я не заслуживаю любви?
– Только не моей!
– Даже ради нашей великой цели?
– Узнаю слова Лоора, – резко сказала Асда.
– Я не разделял взглядов покойного вождя.
– Однако служили ему!
– Нет, это он, сам того не подозревая, служил мне! – надменно произнес Орт.
– Но ведь именно Лоор собирался заселить эмбрионами Гему!
– У меня был другой замысел. И он успешно осуществляется. Как видите, я вовсе не марионетка в руках диктатора, скорее наоборот.
– Чего это стоило! – нахмурилась Асда. – Из‑ за вас погибли десятки тысяч людей.
– А как бы мы их прокормили сейчас? Поверьте, то, что произошло, крайне огорчило меня.
|
|
|
– Огорчило? И тем не менее…
– Этого требовал эксперимент.
Гримаса отвращения пробежала по лицу Асды.
– Ради эксперимента вы убили бы родную мать. И еще хотите, чтобы я вас полюбила?
– Ради великой цели я не пощадил бы себя. Кстати, гемяне об этом знали.
– Не хотите же вы сказать, что действовали с ведома гемян?
– Они заинтересованы в моем успехе, хотя предпочитают не говорить об этом во всеуслышание. Исходя из своих высоких моральных принципов, – усмехнулся Орт. – А возможно, их коллективный разум пришел к выводу, что в данном случае цель оправдывает средства.
– Самая великая цель не оправдает столь гнусные средства! презрительно проговорила Асда.
– Что вы о ней знаете? – с убежденностью в своей правоте сказал Орт. – Если бы цивилизация Гемы погибла, а так чуть было не случилось, Вселенная, быть может, лишилась бы главного из своих богатств – разума. Самопроизвольное зарождение мыслящей материи… Когда и где оно повторится, ответьте мне!
– Не представляю…
– И никто не представляет. Так вот, я пришел на помощь природе в распространении разума. Пройдут годы, мы умрем, а эмбрионы будут жить. Их судьба доверена интеллект‑ автоматам, для которых коллективный мозг гемян выработал совершеннейшую из программ. В ней заключена мудрость нашей цивилизации. И как только будет найдена подходящая планета…
– Вы присвоили роль Бога?
– Бог, Демиург, Всевышний… Слова, придуманные людьми. Я же ученый, и этим все сказано… Итак, вы по‑ прежнему не согласны?
– И никогда не соглашусь, – твердо сказала Асда.
Орт поморщился.
– Не спешите говорить: «никогда»! Вы ведь мечтали о ребенке…
– Уже не мечтаю.
– Зато мне нужен сын. Помощник и единомышленник. Человек, который продолжит дело моей жизни. Как видите, наши интересы совпадают. А значит, мы можем стать партнерами. Что же касается любви… Я обходился без нее и как‑ нибудь обойдусь в дальнейшем.
|
|
|
– Нет!
– Я не бросаюсь словами, – со скрытой угрозой произнес Орт. – Будет по‑ моему, запомните это…
Часть вторая. Рождение Земли
1. Сверхчеловек
Они выглядели полной противоположностью: гибкая светловолосая девушка и могучий, хотя и стройный, юноша с мускулистым торсом, массивной шеей и нарочито медлительными движениями. Но, вместе с тем, великолепно дополняли друг друга, словно природа обозначила ими границы щедрого на вариации спектра человеческой индивидуальности: с одной стороны – предел женственности, с другой – мужественности.
– Догоняй, Фан‑ Орт! – задорно кричала девушка, перебегая от дерева к дереву. – Что, не получается?
Кроны деревьев перебирал легкий ветер, и блики рассеянного света то собирались в бесформенные пятна, то рассыпались брызгами, а листва казалась еще одной участницей извечной непритязательной игры.
– У меня получается все! – с юношеской самонадеянностью пробасил Фан‑ Орт.
– Хвастаешь, опять хвастаешь! – подтрунивала девушка, откровенно любуясь другом.
– Смотри, Орена!
Не сходя с места и без видимых усилий он сделал сальто назад, еще одно, затем двойное сальто. Мускулы на его обнаженных руках и груди бугристо перекатывались под бронзовой кожей, как приводные рычаги доведенного до совершенства механизма.
Но вот его движения вновь стали замедленными, позы скульптурными. Этот переход от динамики к статике, от действия к паузе как бы специально давал время оценить уникальное сочетание мощи и красоты.
И Орена застыла, завороженная, но через мгновение встрепенулась, и вновь ее тонкая фигурка замелькала между деревьями.
– Что же ты? Лови!
Фан‑ Орт рванулся, и деревья словно расступились.
– Пусти, сумасшедший, – забилась в его объятиях девушка, не очень, впрочем, стараясь высвободиться. – Ты же меня задушишь!
– Всего лишь поцелую, – подхватил ее на руки Фан‑ Орт. Разок, ладно?
– Ну все… Хватит… Ты же сказал: «разок», а сам?
– До каких пор терпеть? – капризно спросил Фан‑ Орт.
Сейчас он был похож на избалованного ребенка, который не привык, чтобы ему отказывали.
|
|
|
Орена выскользнула из его рук, расправила смявшееся платье.
– Ты же помнишь… Пока нам нельзя… Ну, успокойся…
– Я тебя люблю, ты меня любишь, так в чем же дело?
– Сам знаешь, милый. Потерпи еще немного. Думаешь, я не хочу этого?
Фан‑ Орт лег навзничь в траву. Орена присела рядом.
Вечерело. В дымчато‑ голубом темнеющем небе висели перламутровые облака. Яр скатывался за горизонт раскаленным чугунным шаром, а по обе его стороны расползалось малиновое марево.
– Хорошо‑ то как, – мечтательно сказала Орена. – Мы вместе, что тебе еще?
– Спрашиваешь, – проворчал Фан‑ Орт.
– Не хочется возвращаться, но надо. Нам пора.
– Уже? Вот так всегда. Одно лишь расстройство!
Синхронным движением оба провели рукой по лбу, будто стирая паутину. И враз исчезли деревья, мелькание бликов сменилось ровным рассеянным светом, пространство сузилось, замкнулось, шорох листвы сменился приглушенно‑ назойливым гудением серводвигателей.
– Фу, устала, – гомолог Орена сняла с головы матрицу биотоковых датчиков. – Даже вспотела немного. Не кажется ли тебе, милый, что мы начали злоупотреблять вылазками на природу?
– Вовсе нет, – возразил астронавигатор Фан‑ Орт. – Тем более, что это и не природа вовсе, а псевдоприрода!
– Какая разница!
– Я не могу забыть, что природное окружение, типичное для Гемы, предусмотрено программой психологической устойчивости. Для нас придумали мир иллюзий. Но не все по силам психологам! Можно, воздействуя на мозг, вызвать мираж, не отличимый от действительности, – воспроизвести зелень, запахи, шум ветра, дождь, раскаты грома. Можно, наконец, подделать восход Яра. Но просторы планеты, беспредельность неба все равно не поддаются имитации. Нас поместили в роскошную позолоченную клетку. Мне в ней душно!
– Я бы не удивилась, если бы это сказал гемянин, – улыбнулась Орена. – Возможно, он испытал бы приступ ностальгии, попав в нашу «клетку». Но мы же в ней родились. Псевдоприрода окружала нас с младенчества, настоящей природы мы не знаем.
|
|
|
– А если бы мы появились на свет не двадцать, а тридцать лет назад, ну как этот… задохлик?
– Ты имеешь в виду Эрро?
– А кого же еще? – пренебрежительно поморщась, произнес Фан‑ Орт.
– Ты несправедлив к нему. Он хотя и старше, но мудрее любого из нас.
– Мудрее? – возмутился Фан‑ Орт. – Да вся его мудрость почерпнута из книг! Старых, полуистлевших книг. И где он их только раскопал?
– Не будем спорить, – примирительно сказала Орена. – В одном с тобой согласна: Эрро в душе остается космополитянином. Вот кому псевдоприрода должна казаться чуждой! Возможно, ностальгию вызывают у него катакомбы старого Космополиса…
Фан‑ Орт насмешливо фыркнул.
– Да этого «мудреца» туда насильно не загонишь! Целыми днями что‑ то строчит!
– А ты бывал в катакомбах?
– Мне там нечего делать. Космополис – прошлое, не заслуживающее того, чтобы о нем вспоминали. Впрочем, и настоящее не лучше – безымянный сфероид… Клетка, в которой мы оказались не по своей воле!
– Не будь таким пессимистом!
– Завидую тебе, Орена. Ты можешь приспособиться к любым условиям. Я же на это органически не способен…
– А кто говорил: «У меня получается все»?
– Все, кроме нудного выжидания, бесцельного времяпровождения!
– Сейчас ты сам себе поставил диагноз. Займись настоящим делом, и вылечишься.
– Настоящим делом… А где оно?! – едко проговорил ФанОрт. – Я астронавигатор и, смею думать, хороший. Но курс прокладывают интеллект‑ автоматы, а мне остается только наблюдать и соглашаться.
– Они делают что‑ то не так?
– На первый взгляд, к их действиям не придирешься. Но если вдуматься, то все у них до отвращения правильно.
– До отвращения… правильно? – с изумлением повторила Орена. – Не понимаю тебя, Фан‑ Орт. Ты выражаешься слишком заумно.
– Как бы тебе объяснить… Интеллект‑ автоматы обладают гигантским потенциальным быстродействием. Однако они его не используют. В решениях неоправданно медлительны и осторожны. Не признают даже малейшего риска.
– Ну и чудесно!
– Не вижу ничего чудесного. Разумный риск необходим в любом деле!
– Утверждение по меньшей мере спорное. Но даже если ты и прав, то все равно ничего не изменить. От нас это не зависит.
– Вот‑ вот, – подхватил Фан‑ Орт. – Мы вроде пешек, тебя не возмущает такая несправедливость?
– Давай переменим тему, – уклонилась от ответа Орена. Неужели ничего больше тебя не интересует? Есть же спорт, искусство, интеллектуальные игры…
– Пустая трата времени!
– Придумай еще что‑ нибудь. Эрро говорит: была бы голова, а проблема всегда отыщется!
– Нашла, кого слушать!
– Опять! – укоризненно произнесла Орена. – Нехорошо так предвзято относиться к товарищу! Знай же, что я полностью с ним согласна и, как видишь, не сижу без дела. Иначе с ума можно сойти! Кстати, спасибо, что напомнил. Навещу‑ ка свое хозяйство…
|
|
|
– Чего ты так торопишься? – попытался удержать ее ФанОрт.
– Я не надолго. Только взгляну и вернусь. Хочешь пойти со мной?
– Не стоит. Подожду тебя здесь.
Фан‑ Орт, насупившись, проводил Орену глазами, потом перенес взгляд на экран светозара. Перед ним на фоне черного бархатного неба холодно и отрешенно сияли звезды.
Дурное настроение часто посещало молодого астронавигатора. В такие часы он испытывал томление духа, неудовлетворенность бескрылым существованием. Эти чувства нестерпимо противоречили его вере в свое особое предназначение.
Увлекшись Ореной, Фан‑ Орт на некоторое время заново обрел полноту жизни. Обрадовался тому, что способен влюбиться и что нашлась девушка, достойная его любви.
Орена, казалось, ответила ему взаимностью. Но ее любовь более походила на дружбу, а способностью дружить он, будучи от природы индивидуалистом, не обладал даже в малой мере. И вскоре чувство недовольства бытием возникло вновь, став даже еще более острым…
Когда, чуть запыхавшись, Орена опустилась в креслице, Фан‑ Орт спросил со скрытой иронией:
– Надеюсь, с твоими подопечными эмбрионами все в порядке?
– Да.
– Какой же смысл было идти?
– Чтобы убедиться в этом.
– Не доверяешь интеллект‑ автоматам?
– Ну что ты, после твоих слов…
– Смеешься? Думаешь, я против них? Смотря в чем… Ухаживать за эмбрионами – здесь им нет равных. Нуль с девятью девятками после запятой, такова вероятность того, что интеллект‑ автомат не допустит ошибку. А твоя надежность максимум три девятки!
– Свою надежность ты тоже определил? – обиженно поинтересовалась Орена.
– Конечно. Семь девяток, – с гордостью сказал Фан‑ Орт.
– Всего‑ навсего?
– По‑ твоему мало? Знаешь, чего это стоило? «Я сделаю из него сверхчеловека любой ценой! » – кричал отец, когда мама за меня заступалась. Мне вводили синтогормоны, облучали сигмаквантами.
– Но сверхстимуляторы смертельно опасны! – ужаснулась Орена.
– То же самое говорила мама. Но отец ее не слушал.
– Они… любили друг друга?
– Любили? Профессор Орт не был способен на это чувство.
«Наш брак – чисто деловое предприятие! » – подчеркивал он. А мама… В ее жизни была какая‑ то трагедия… Отца она с трудом выносила, это уж точно.
– А тебя… любила?
– Мне кажется, да. До сих пор помню, как прижимала меня к себе и шептала:
«Бедный мой Фан… Что он с тобой делает! Какую ошибку я совершила… Прости меня, Фан, родной мой…»
– Так ты Фан или Фан‑ Орт?
– Мое имя – результат неладов между мамой и отцом. Мама хотела назвать меня Фаном, а отец пожелал дать мне свое имя. Вот в конце концов и получилось: «Фан‑ Орт».
– Я слушала лекции твоего отца, – задумчиво сказала Орена.
– По анатомии генов? Это его конек!
– Он производил впечатление сильной личности.
– Еще бы… Отец считал себя сверхчеловеком и хотел, чтобы я стал таким же. «Я сделаю из тебя свое продолжение! » – эта фраза врубилась в мою память. При всей своей занятости он уделял мне массу времени. Но не как сыну… Я ни разу не слышал от него ласкового слова. И все же я ему благодарен несмотря ни на что: он добился своего, хотя я вовсе не желал быть его продолжением.
– Выходит, ты… сверхчеловек? – скептически спросила Орена.
– Это так, – подтвердил Фан‑ Орт.
– Не люблю хвастовства! – рассердилась девушка. – Какая в нем нужда? Я и так знаю, что ты умен, ловок и… красив, – добавила она с обезоруживающей прямотой. – И другие это знают. Но хвастовство отталкивает от тебя людей. Смотри, останешься один…
– И ты тоже от меня отвернешься?
– Я – нет.
– А на других мне плевать. Вот увидишь, они пойдут за мной. Отец говорил, что толпа всегда устремляется за самым сильным, самодовольно проговорил Фан‑ Орт.
– Слово отца для тебя по‑ прежнему закон!
– Я восхищаюсь профессором Ортом как личностью, а как отца ненавижу. Он лишил меня детства! Ненависть и благодарность… Как видишь, эти два чувства могут сочетаться. Да, именно так: восхищение, благодарность и жгучая ненависть!
– Бедный! – сочувственно сказала Орена.
– Если кто и ласкал меня, то одна лишь мама. А с отцом мы были чужими. Меня подавляли его жестокость и превосходство в интеллекте, которое он подчеркивал при любом более или менее подходящем случае. Впадая в раздражение, кричал:
«Проклятые гены! Весь в мать, такой же безмозглый! »
– Вот уж неправда!
– Спасибо, – признательно кивнул Фан‑ Орт. – Отец был несправедлив к маме. Более умной женщины я не встречал… Ты на нее похожа!
– Я этому рада, – смутилась Орена.
– В конце концов я сумел себя превозмочь. Профессор Орт добился своего и даже заразил меня величием своей цели. Но вот сейчас я недоумеваю: ради чего он со мной возился, к чему готовил? Быть придатком автоматов унижает мое человеческое достоинство!
– Сверхчеловеческое, – не удержалась Орена.
– Не иронизируй, – вспыхнул Фан‑ Орт. – В ранг людей возведены у нас интеллект‑ автоматы, мы же в положении машин, притом законсервированных до лучших… или худших?.. времен.
– Ты неправ, Фан… Можно, я буду тебя так называть? Нам отведена очень важная роль. Мы сопровождаем будущее человечество в качестве гарантов.
– Гарантов чего?
– Того, что эмбрионы станут достойными людьми.
– И как ты себе это представляешь? – усмехнулся Фан‑ Орт.
– При всей надежности интеллект‑ автоматов именно мы отвечаем за успех дела. Твой отец называл нас жизнетворцами.
– Красивые слова, рассчитанные на глупцов. Профессор Орт презирал вас, а жизнетворцем считал одного лишь себя!
– Прости, Фан, это в тебе говорит твоя ненависть. – Орена вздрогнула, почувствовав толчок. – Что‑ то случилось!
– Ничего особенного. Коррекция траектории. Интеллект‑ автоматы включали маневровый двигатель.
– Зачем?
– А я знаю? – со злостью сказал Фан‑ Орт. – Они с нами советуются? Ставят гарантов в известность о своих решениях?
– Но ты же сам…
– Что «сам»? Я должен идти к ним на поклон? Униженно просить, чтобы растолковывали несмышленышу каждый свой шаг? Не дождутся! Я не хуже их разбираюсь в астронавигации!
– И все же обратись к ним, – посоветовала Орена.
– Ни за что! Это они должны обратиться ко мне! – отрезал Фан‑ Орт.
– Тогда работай параллельно с ними, чтобы предвосхищать и контролировать их действия.
– Хочешь, чтобы я стал тенью интеллект‑ автоматов?
– Разве осуществлять контроль – значит быть тенью?
– Еще раз повторяю: они не допускают ошибок и не рискуют. Даже когда риск оправдан и ускорил бы поиски. Я не приемлю этой «безошибочной», а на самом деле трусливой стратегии.
– Но она ведь заложена в их программу коллективным разумом гемян.
– А я не уверен в разумности этого «разума», – запальчиво возразил Фан‑ Орт.
– Ты знаешь, что надо делать? – спросила Орена.
– Знаю. Я предлагал им!
– А они?
– «Информация принята к сведению». И ни слова больше. Ну как доказать им свою правоту, если они не желают ни обсуждать, ни, тем более, спорить!
– Попробуй еще раз.
– Бесполезно! Это же тупые, упрямые электронные машины. Они все равно сделают по‑ своему!
Орена взглянула на друга с сожалением.
– Ты сгущаешь краски, Фан. Впрочем, поступай, как считаешь нужным. А я пойду поработаю. Со мной интеллект‑ автоматы почему‑ то более общительны. Ну, до вечера!
Фан‑ Орт остался в одиночестве. Невидящим сосредоточенным взглядом смотрел на экран светозара и думал о том, что у Орены завидный характер: она умеет впрячься в работу, которую вовсе незачем делать, искренне считает ее полезной, хотя в действительности это такая же иллюзия, как псевдоприродное окружение, придуманное для них чудаками‑ психологами.
«Сходить в видеотеку? – мелькнула вялая мысль. – А может, вызвать на интеллектуальную дуэль электронного мыслителя? Раньше я неизменно побеждал, а в последнее время проигрываю… Однообразно, скучно, вот и проигрываю… А что если подкачать мышцы на биотренажере? Но сколько можно? Одно и то же каждый день. И повторяется с унылым однообразием. О чем ни подумаешь, все было, было, было… Орена советует заняться творчеством. Но могу ли я уподобиться старику Эрро? Да и что такое творчество в наше время, когда существуют интеллект‑ втоматы? Они отняли у нас все, кроме естественных отправлений. Но мы не животные…»
Углубленный в мрачные мысли, брел Фан‑ Орт по той части бывшего Космополиса, которая ныне стала жилой зоной сфероида. Она составляла лишь около сотой доли его объема, еще меньше зани‑ мали хранилища эмбрионов и инкубаторы для их последующего созревания. Там сейчас находилась Орена… Большая же часть сфероида включала в себя оставшиеся в наследство от Космополиса лабиринты переходов, шлюзы, отсеки, пустовавшие крошечные каюты…
Обитатели сфероида прозвали этот чуждый параллельный мир «катакомбами». Был он практически неподвластен людям, здесь господствовали интеллект‑ автоматы.
«Катакомбы» напоминали кровеносную систему, в которой роль сердца играл реактор ядерного синтеза. Здесь же располагались двигательные установки и комплексы, обеспечивающие жизнедеятельность людей и сохранность эмбрионов.
Трудно было представить, что в чреве Космополиса когда‑ то обитали десятки тысяч человек. Конечно, в сравнении с Гемой, которую населяли миллиарды, это была капля. Но капля предельно концентрированная и замкнутая со всех сторон колоссальным давлением. Оно‑ то и привело к взрыву, испарившему «каплю» и забросившему рукотворный спутник Гемы в невообразимые дали Вселенной.
Входов в «катакомбы» было несколько. По случайности ФанОрт оказался у одного из них. И непроизвольно вспомнил вопрос Орены: «А ты бывал там? » Этот вопрос, от которого он тогда, не задумываясь, отмахнулся, теперь внезапно сработал, как запоздавший взрывной запал, и натолкнул его на неординарный и еще минуту назад немыслимый авантюрный поступок: проникнуть в царство интеллект‑ автоматов, встретиться с ними лицом к лицу.
Ни правила, ни этические нормы не препятствовали этому. Скорее всего, от непосредственного общения удерживала традиция самоизоляции, то ли заложенная коллективным разумом гемян, то ли сложившаяся сама собой. Она равно устраивала обе стороны – и людей, и интеллект‑ автоматов. Так или иначе, но бок о бок сосуществовали две обособленных, хотя и взаимосвязанных, цивилизации. Общение между ними происходило исключительно через компьютерные модемы, обеспечивающие двухсторонний поток информации. Как правило, люди спрашивали, а интеллект‑ автоматы отвечали, – корректно, но не вдаваясь в подробности.
Не один лишь Фан‑ Орт относился к интеллект‑ автоматам с неприязнью. Но у большинства она оставалась приглушенной, стертой, словно застарелая простуда. В ее истоках все то же уязвленное самолюбие, но редко кто им не поступался: ведь именно интеллектавтоматам обитатели сфероида были обязаны удобствами и разнообразием псевдоприроды. Электронные «ангелы‑ хранители» не только заботились о людях и эмбрионах, не только прокладывали путь через «минные поля» космоса, но и избавляли людей от обременительной обязанности принимать решения, а значит, и нести за них ответственность.
В душе Фан‑ Орт не мог не сознавать, что без интеллект‑ автоматов замысел отца был бы заведомо обречен на неудачу, не мог не преклоняться перед ними, но в то же время не мог и признать за собой это позорное, унизительное преклонение. Двойственность отношения к интеллект‑ автоматам, которую он изгнал из сознания в подсознание, делало его особенно нетерпимым к мнимому пренебрежению с их стороны…
И вот он впервые погрузился в чуждый ему мир – мир сварных швов, заклепок и болтовых соединений, гулкого железа и прогорклых запахов машинного масла… Этот мир оказался столь архаичным, что напрашивался выбор: или счесть его всего лишь театральной декорацией, нагроможденной специально, чтобы сбивать посторонних с толку, или заведомо отбросить привычную мысль о тончайшей и сложнейшей молекулярной электронике, которая, будто бы, управляет всей жизнью сфероида. На самом же деле смутившая Фан‑ Орта техническая старина представляла собой как бы остов здания, построенного на века, а интерьер из быстротечных новшеств был непреднамеренно скрыт за толщей металла.
Сделав с полсотни шагов по скользкому трапу, Фан‑ Орт остановился в замешательстве. Что‑ то властно мешало ему продолжить путь. Никогда прежде он не испытывал паники, а сейчас был близок к ней. Но мог ли он в этом признаться? Тогда пришлось бы оправдывать перед собой уступку безотчетному страху – внезапное безоглядное бегство, даже не с полпути, а чуть ли не с порога, неизвестно от кого и от чего? Ведь ему ничто не угрожало, и внутренний голос не предупреждал об опасности, и рассудок молчал… И что вообще произошло: сработало ли какое‑ то древнее атавистическое чувство, воздействовало ли на мозг поле неведомого излучения?
Фан‑ Орт не стал анализировать причины панического бегства, он предпочел убедить себя в том, что, повернув назад, поступил единственно разумным образом.
«Не следовало поддаваться спонтанному порыву. А все Орена с ее романтическими выдумками. Это из‑ за нее я очертя голову ринулся в катакомбы. Хорошо, что вовремя исправил ошибку, которая могла привести к трагедии. Ведь я наверняка заблудился бы в лабиринте катакомб, и еще вопрос, пришли бы ко мне на выручку интеллект‑ автоматы. А моя жизнь принадлежит не мне, расплачиваться ею я не вправе! »
«Ну, ничего, – подумал он затем с чувством мстительного удовлетворения, – наступит день, и меня примут здесь как повелителя, со всей торжественностью, на какую способны носители машинного разума! »
А на втором плане сознания гнездилась мысль, что психологи оказались не так уж наивны, придумав псевдоприроду. Каково было бы существовать в железном склепе, из которого он только что вырвался!
Вылазка не была вовсе неудачной. Фан‑ Орт неожиданно почувствовал прилив энергии. И вновь мысли его обратились к Орене.
«А ведь она права. Терпение, вот что мне нужно. Сверхчеловек должен обладать и сверхчеловеческим терпением. Сколько раз об этом твердил профессор Орт! »
Мысленно он почти никогда не называл профессора отцом.
Подвергшись угрозе (Фан‑ Орт был уверен в этом), жизнь снова наполнилась смыслом. Играя скульптурными мышцами, шел он по аллее, уже не казавшейся ему псевдоаллеей, и блаженно вдыхал аромат цветов, ничем не напоминавший запахи машинного масла и старого титан‑ железа…
Вот идет навстречу Эрро. Видать, тоже потянуло на природу. Как всегда, задумчив. Короткие ручки заложил за спину, голова на тоненькой шейке покачивается взад‑ вперед в такт шажкам…
Старик Эрро, лет на десять старше остальных. Родился не вовремя, вероятно, мать нарушила запрет. Хилый, низкорослый, с явными признаками вырождения. Странно, что такому сохранили жизнь.
Впрочем, сейчас, настроенный благодушно, Фан‑ Орт готов был признать, что астрофизик Эрро первейший. Но все равно книжный червь, а вовсе не мудрец, как убеждена Орена!
– Салют, – первым поздоровался Эрро.
– Салют. Выглядите усталым. С чего бы? – притворно посочувствовал Фан‑ Орт (еще час назад он не снизошел бы даже до этого).
Эрро взглянул с удивлением.
– Заработался. Анализировал результаты наблюдений.
– Интеллект‑ автоматов?
Большелобое личико Эрро сложилось в довольную улыбку.
– Не угадали, своих собственных. У нас же идеальные условия для работы! И знаете, очень любопытные получились выводы. Теперь надо обобщить материал. Вот, задумал монографию. Тома на три, не меньше. В первом томе…
– Я спешу, – перебил Фан‑ Орт. – Доскажете в другой раз. – И, не удержавшись, добавил: – Думаете, кому‑ нибудь нужна ваша монография?
– Вам вряд ли, – холодно ответил Эрро.
|
|
|
