 |
15. Террор
|
|
|
|
14. «Сон»
Мне редко снятся сны. А если и снятся, то плоские, серые, расплывчатые. И я их моментально забываю.
Иное дело – Асда. Она иногда рассказывает мне о своих снах. Ее сны не похожи на мои. Они яркие, объемные, цветные, насыщенные действием. Мне даже завидно: по словам Асды, сон это скачок в запредельный мир, отличный от нашего, как свет Яра от тусклого свечения ламп в туннелях Космополиса.
– Мне бывает жалко просыпаться, – говорит она с сожалением, и ее сиреневые глаза мечтательно сияют.
– Но в твоем запредельном мире нет меня, – ворчу c притворной обидой.
– Неправда! Ты постоянно в моих снах. Только иной, похожий и совершенно не похожий на себя…
– Красавец, богатырь, герой?
– Дурачок, – ласково шепчет Асда. – Разве это главное?
Мне становится грустно: уж я‑ то никогда не буду таким, каким представляет меня в своих цветных загадочных снах моя любимая…
И вот наступила ночь, когда я впервые увидел сон, поистине сказочный при всей своей реалистичности. Но было ли это сном?
Меня навязчиво преследовал диалог с «призраком». Мысленно я то и дело возвращался к нему, придумывал все новые реплики свои и Кея. Мне все казалось, что, найдя нужные слова, я сумел бы убедить его, если бы снова представилась такая возможность. В тот вечер «разговор» был особенно долгим. Увлекшись, я с какого‑ то момента начал воспринимать его как реальность.
– Не внушает мне доверия твой друг, – говорил «призрак». – Опасаюсь тех, кто ведет двойную игру.
– Урм поступает так поневоле. Он вынужден жить под маской. Однажды и я упрекнул его в этом, а потом мне стало стыдно.
– Ты молод, Фан. Твой жизненный опыт невелик. Мне же есть с чем сравнивать. В истории Гемы были люди того же склада, что и Урм. Революционеры, исповедовавшие принцип: «цель оправдывает средства». Цели бывали и святыми, великими, а вот средства… В конце концов они брали верх над целями. На смену бескорыстию, приверженности идеалам приходили жажда власти, а затем стремление удержать власть, опять‑ таки, любой ценой. И то, что задумывалось как царство свободы, становилось всеобщей тюрьмой.
|
|
|
Кей говорил не тем суховатым, официальным тоном, который неприятно задел меня при нашей первой встрече, а доверительно, свободно, на «ты», словно давно знал меня и испытывал ко мне симпатию. За грубыми чертами его лица угадывалась доброта…
– Но Урм, действительно, не такой! – с жаром воскликнул я.
– Да, пока не такой. Он искренен в стремлении принести космополитянам свободу. Готов сознательно пожертвовать жизнью. Ненавидит тиранию.
– Вот именно!
– Но и те революционеры на первых порах были «не такими». Их перерождению предшествовала и способствовала «двойная игра», подобная той, что ведет Урм. Сперва с врагами, затем с друзьями и, наконец, с самими собой. Ведь любой диктатор, и Лоор не исключение, оправдывает себя «великими целями», хотя они диаметрально противоположны провозглашенным вначале.
– Значит, человек неизбежно перерождается?
– Я имел в виду людей определенного склада. Ты к ним не принадлежишь.
– Откуда вы знаете? – буркнул я смущенно.
– Мы не вмешиваемся в ваши дела, однако наблюдаем за вами.
Я рассмеялся, хотя было не до смеха.
– То‑ то у нас ловят агентов Гемы!
– Их как раз и нет. Мы не нуждаемся в агентах.
– Подглядываете в замочную скважину?
– Нам приходится это делать по необходимости, – признал Кей.
– Вы оправдываетесь совсем как Урм, даже его словами!
– Разве дело в словах? Своим незримым присутствием мы никому не вредим, а помочь можем.
– Не вмешиваясь? Странная помощь…
|
|
|
Кей опустил мне на плечо тяжелую руку, и я вздрогнул, потому что не ожидал этого от «призрака».
– Мы могли бы приобщить тебя к нашему коллективному разуму.
– Я не уверен, что нам от него будет польза.
– И зря. В нашем обществе интеллектуальный потенциал каждого сделался достоянием всех. Осуществилась мечта философов о гармонии между личностью и обществом. Равенство стало возможным!
Едва ли Кей был склонен к пафосу, но с какой же гордостью произносил он эти слова!
А мной овладел дух противоречия:
– Какое может быть равенство между глупым и умным!
– Но ведь человек не виноват, что глуп. Таким уж он родился. И умный не вправе поставить себе в заслугу свой интеллект.
– Выходит, формула «от каждого по способностям, каждому по потребностям» не так уж плоха? – спросил я с подковыркой.
– А кто говорит, что плоха? Такими‑ то формулами Лоор и завоевывал популярность, – парировал Кей. – Только задача эта, при всей своей привлекательности, не имеет решения.
– И у вас тоже?
– Мы избрали другой путь: уравняли способности людей.
– У одних повысили интеллект, у других понизили?
– Нет, всех подняли до интеллектуального уровня гениев.
Я был обескуражен.
– Но ведь это могло привести к всеобщей унификации не только способностей, но и вкусов, интересов, склонностей, словом, к унылому единомыслию!
– Думаешь, появились миллионы гениальных инженеров и ни одного гения‑ врача? – добродушно усмехнулся Кей. – Ну нет, каждый утверждает свою гениальность в той сфере, которая ему по душе. И каждый мыслит по‑ своему, но одинаково эффективно.
– Эффективность мышления… Это что‑ то новое!
– В нашем коллективном мозгу сопоставляется множество мнений, порою исключающих друг друга. Эффективность мышления состоит в их обобщении, синтезе оптимального варианта.
– И вам удается примирять непримиримое? – спросил я недоверчиво. – Или все сводится к подчинению меньшинства большинству?
Кей снова усмехнулся.
– Между прочим, чаще бывает право не большинство, а меньшинство!
– Так ведь можно оправдать Лоора и кучку его приспешников! – возмутился я.
– Диктатура не в счет, – поморщился Кей, – она‑ то как раз опирается на «большинство». «Да здравствует великий Лоор! » это разве выкрикивали фанатики‑ одиночки? Нет, я говорю о демократическом обществе. Так вот, истина озаряет сначала немногих. И лишь затем ее постигают все. Решение у нас считается принятым, если нет ни одного несогласного с ним человека.
|
|
|
– Но ведь споры могут продолжаться бесконечно!
– Коллективному мозгу присущ ускоренный отсчет времени. Да и спорить не с кем: в это время все объединены в сверхличность, для которой не существует вкусовщины, амбиций, упрямства. Единственный критерий – целесообразность.
– А как же мораль?
– То, что противоречит морали, не может быть целесообразным. Коллективное сознание опирается на правовые акты и этические нормы, – пояснил Кей. – Но не хочу сказать, что все у нас идеально, что мы достигли того, к чему стремимся. А если бы это произошло, то худшей беды нельзя и придумать: наше общество превратилось бы в замкнутую систему. Надеюсь, так не случится, и мы сохраним в себе вечное стремление к совершенству…
Я молчал. «Призрак» не торопил меня.
– В условиях Гемы ваш… коллективный разум… может быть, очень даже хорош… – сказал я наконец, – но нам он не подходит.
– Верно, – подтвердил Кей. – Его нужно выстрадать. К системе коллективного мышления надо прийти сознательно и добровольно. Мы вовсе не собираемся экспортировать ее на Космополис. Речь идет лично о тебе. Ты сможешь воспользоваться ею для решения ваших проблем. Ну, что скажешь?
Мое молчание затянулось, и Кей повторил вопрос в лоб:
– Ты согласен?
– Нет, – отказался я. – Спасибо за доверие, которого не заслужил и вряд ли заслужу. Я никогда не смог бы стать агентом Гемы, да и вы в этом не нуждаетесь.
– Неужели ты так меня понял? – с обидой спросил «призрак».
– А вы не понимаете, в какое двусмысленное положение я бы себя поставил, согласившись?
– Вовсе нет! Ты бы всего лишь воспользовался нашей интел‑ лектуальной мощью.
– Почему же вы не хотите наделить ею Урма? Я ведь тоже человек и могу пойти по стопам Лоора!
– Мы бы этого не допустили, – возразил Кей.
|
|
|
– Вот! – торжествующе воскликнул я. – Кого пытаетесь ввести в заблуждение? Меня или себя? Кому хотите внушить, что, войдя в коллективный мозг, я буду независим в поступках?
– Странный ты человек… – раздосадованно произнес «призрак». – Прошлый раз настаивал на том, чтобы мы вмешались, а теперь опасаешься нашего вмешательства?
Я стиснул руками голову.
– Не знаю… Ничего не знаю! Что‑ то мешает мне принять ваше предложение. Не могу…
– Ну что ж… Наверное, я слишком хорошо убедил тебя во вреде вмешательства… Не пришлось бы нам обоим пожалеть об этом.
– Вероятно, вы ошиблись во мне.
– Нисколько. Ты именно таков, каким я тебя представлял. Не буду уговаривать. Действительно, между вмешательством и невмешательством слишком зыбкая грань. Ты прав, мы пытались обмануть самих себя. Пытались найти лазейку, чтобы помочь вам, не поступаясь собственными принципами. Хорошо, что это лишь сон.
– Как сон?!
– Сны иногда бывают очень похожи на явь. Спи, тебе предстоит трудный день…
Сном это было или нет, но уже на следующее утро я ощутил в себе перемену. И она не прошла мимо внимания Асды:
– Что с тобой, Фан? Ты словно стал старше. У тебя взгляд умудренного жизнью человека!
Я умолчал о своем «сне». Это был секрет, которым я не мог поделиться даже с Асдой…
15. Террор
Бесследно пропал Той. Его исчезновение вызвало переполох, тем более, что вместе с ним исчезли два «верняка»‑ телохранителя. Думаю, здесь не обошлось без деструкции. Только кто мог на нее осмелиться, ведь речь шла не о каком‑ нибудь Фане, а об одном из «малых вождей»…
Допустим, Лоор решил отделаться от Тоя, как раньше от Тиса. Состоялся бы еще один показательный процесс: мол, вынашивал коварные замыслы, но их вовремя пресекли, обезвредили гнусного предателя! Лоору не было ни малейшего смысла в бесследном исчезновении сподвижника, ведь это могло быть воспринято как признак его слабости: не уберег. Но если не он, то кто? Еще один таинственный «невидимка», сведший с Тоем личные счеты? А «верняки»‑ телохранители, не отходившие от «малого вождя» ни на шаг и сгинувшие вместе с ним? Одиночке с ними не справиться!
Остается одно: заговор, задуманный и осуществленный террористической группой. Но откуда ей взяться?
Задал я себе этот вопрос, и сердце неожиданно сжалось: Урм, не иначе, как он!
Я спросил Асду:
– Скажи, это ваших рук дело?
Она возмутилась:
– С чего ты взял?
– Ты говоришь правду?
– Разве я тебя когда‑ нибудь обманывала?
– Не обманывала, но скрывала. Может, и сейчас что‑ то скрываешь?
– Неужели ты считаешь, что я способна на такое? – обиделась Асда.
|
|
|
– А Урм тебе ни о чем не говорил?
– Да нет же! Хочешь, пойдем к нему?
– Сходи сама, – предложил я. – Мне кажется, последнее время он меня сторонится.
– Выдумываешь!
– Очень может быть. А ты все‑ таки сходи.
Никогда я не видел ее такой подавленной.
– Как Урм мог? Как мог?! – повторяла она.
– Значит, я был прав…
– Операцию провела группа боевиков, втайне от остальных. Спрашиваю Урма: «Какое ты имел право решать, не согласовав с нами? ». А он: «Время рассуждений кончилось, пора действовать! »
Возмущенный, я кинулся к Урму.
– Чего ты добьешься таким образом?
– Думаешь, мне самому это нравится? – нахмурившись сказал он. – Террор – крайнее средство, к нему прибегают, когда все остальное исчерпано. На Гему надеяться не приходится, ты же помнишь, что сказал Кей: «Рассчитывайте только на себя».
– Он еще советовал расшатать лооризм изнутри. И у нас есть организация, с помощью которой можно это сделать, не прибегая к террору.
– Я убедился, что от нее мало проку. Игра в конспирацию, пустые споры и никаких действий. Нас горстка, половина – слабы и безвольны. И на каждого, сам знаешь, добрая сотня «верняков». Рано или поздно до нас доберутся.
– И ты решил опередить события?
– А что еще делать? После разговора с Кеем мне стало ясно, что гемяне отразят нападение. Но что будет с нами? Нас попросту сотрут в пыль!
– Гемяне никогда так не поступят, – возразил я.
– Ты неисправимо наивен, Фан. Мы для них ничего не значим!
– А что может изменить террор?
– О, многое! Ты бы видел Лоора, он вне себя от бешенства!
– Ты собираешься его убить?
– Сделать это вряд ли удастся. Он очень осторожен. Окружил себя кольцом охраны. Всех, кто к нему допущен, просвечивают с головы до пят.
– Вот видишь, – жестко сказал я. – Уничтожить Лоора – руки коротки. Остальные – мелкая сошка. Убьете двух‑ трех, на их места тотчас усядутся другие. А «вождь и учитель» на террор ответит террором. Нет, насилием ничего не добиться. Оно лишь породит встречное насилие. В результате пострадают простые люди.
– Ты называешь это стадо людьми? – вырвалось у Урма.
– Что ты говоришь! – одернул я его гневно. – Опомнись!
– Но как еще назвать тех, кто покорно переносит унижения, мирится с рабством, готов подчиняться самым вздорным приказам?
– Люди пошли за Лоором, потому что его обещания на первых порах сбывались. Некоторые продолжают верить ему до сих пор, остальные уже не верят, но ничего не могут поделать. Допустим, тебе удастся уничтожить Лоора. Ну и что? За тобой все равно не пойдут ни те, ни другие. Ведь в их глазах ты один из выкормышей диктатора. Думаешь, космолец, который слушал твои речи, поверит, что ты враг лооризма? А в искренность твою тоже поверит?
Мне было больно говорить Урму эти жестокие слова, но и промолчать я не мог.
Казалось, он раздавлен моими доводами. Но нет, его брови упрямо сдвинулись, взгляд стал свинцовым.
– Ты прав, Фан. Ко мне не прислушаются. Следовательно, кроме террора надеяться не на что. Я вынужден поставить космополитян перед свершившимся фактом. А там – будь, что будет!
– Мое мнение ничего для тебя не значит! – воскликнул я в отчаянии. – Ты погубишь нас всех!
– Я не собираюсь тебя неволить. Однажды ты уже уходил, за‑ тем возвратился, теперь уходишь снова. На этот раз окончательно!
Что я мог ответить ему?
– Я готов сражаться рядом с тобой. Но это должна быть честная борьба. И я должен знать, за что отдаю жизнь. Так за что, Урм? Только без лозунгов. Хватит с меня «счастливого будущего». Что мы предложим людям сегодня? Конкретно. Простыми, доходчивыми словами!
– Что может быть конкретнее слов: «свобода, равенство, братство! »?
– Тогда объясни мне, что такое «свобода». И в чем должно заключаться «равенство», не говоря уже о «братстве». Нет, я не кощунствую. Это святые слова. Но каждый понимает их по‑ своему. Так убеди меня, что твое понимание единственно правильное.
– Это невозможно, Фан!
– По какому же праву ты собираешься навязать людям свое толкование «свободы», «равенства» и «братства», да еще средствами террора?
– Я перепробовал все другие средства, – холодно сказал Урм. – Мы расклеивали листовки, чтобы правда о Геме дошла до всех. Кто их читал? «Верняки» и осведомители. Пытались подсоединяться к всесвязи, – она автоматически отключалась. Остался единственный путь, и я с него не сверну. Это все, Фан. Прощай…
В ближайшие дни исчезли еще два сподвижника Лоора. По Космополису поползли тревожные слухи…
|
|
|
