Восьмая неделя. Девятая неделя

ВОСЬМАЯ НЕДЕЛЯ

На это занятие мать Джорджа пришла с загипсованной ногой. Она упала, сломала ногу и провела два дня в больнице. Сообщение восстановлено по записям.

Салли: Вы знаете, ночью меня увезли в больницу. Когда я вернулась домой, думаете, Джордж спросил: «Мамочка, как ты себя чувствуешь? » — или что-то в этом роде? Нет, первые слова из его уст были: «Знаешь, мы ведь с тобой не играли! » Как вам это нравится?!

Смех в группе.

Салли: Когда мы на этой неделе приступили к занятию, он сказал, что у меня будет сломанная рука, у мамы-куклы, а у его куклы будет сломанная нога. Фактически у всех кукол должны быть сломаны руки, ноги и тому подобное. Затем он стал играть, как-будто все куклы сидят в тюрьме и одна за другой сбегают оттуда.

Салли не пыталась шутить — скорее, она выказала раздражение по поводу того, что Джордж потребовал проведения игрового занятия вместо того, чтобы спросить о ее здоровье. Я сказал, что это хорошо — что она нашла в себе силы прийти в группу и высказать свои подлинные чувства и что чем более способна она сделать это, тем более будет способен к этому и Джордж. Она не взорвалась, не выбросилась за борт, но, по крайней мере, смогла спокойно констатировать неудовольствие. Это был шаг в правильном направлении. Потом я спросил, как она думает: почему Джордж спросил о «времени на игру», а не о ней самой. Она, разумеется, понимала, что его вопрос не означал, что ему нет дела ни до нее, ни до того, что она чувствует, но свидетельствовал просто о том, что он скучал о их тесном контакте — об игровом занятии. И снова мы убедились, что тридцать минут, когда мать и ребенок были вместе в относительно свободной атмосфере, имели мощный эмоциональный эффект. Джордж любил это занятие так, как-будто это был его единственный контакт с матерью, и она никогда прежде не обращала на него внимания. Удивительно, как дети относятся к игровым занятиям. Одна мать рассказывала, что после того как она начала заниматься с ребенком, он заявил друзьям: «Знаете, что? Мама будет играть со мной каждую неделю! »

Далее — что насчет сломанной ноги Джорджа, в то время, как у мамы была сломана рука? В этот раз Салли справилась. Она сказала, что ей кажется, что он хочет быть в точности таким же, как она — возможно, для того, чтобы быть ближе к ней. Я согласился. Действительно, создавалось впечатление, что он хочет быть главнее ее, поскольку у него более опасный перелом.

Что же стояло за тем, что у всех кукол были сломаны руки и ноги? Салли не знала. Я сказал, что это был просто способ прочувствовать ситуацию до конца. Дети проделывают это постоянно: собственно, именно этим они и занимаются, когда играют в «дочки-матери». Они лучше и лучше понимают ситуацию и снимают с нее покров тайны. Проживая жизнь, они изучают ее.

А что насчет узников, сбежавших из тюрьмы? Салли не понимала, что это значит, да и я тоже не понимал. Но что я начал понимать после предыдущего сообщения, из которого следовало, что Джордж, по-видимому, действительно начал раскрываться, и после этого, когда Салли открыто проявила свои чувства и продемонстрировала понимание чувств сына, — я начал понимать, что есть надежда на перемены в них обоих.

ДЕВЯТАЯ НЕДЕЛЯ

По записям.

Салли: На этой неделе мы занимались тремя вещами, и все они заканчивались погромом.

Смех в группе.

Салли: Сначала он сделал из глины мотоцикл, и для меня сделал тоже, и когда я его обогнала, он стал врезаться в меня и действительно меня сбил. Потом мы делали кирпичи. Он сказал: «Ты делай свои, потому что ты можешь сделать лучше, чем я». Ну, я сделала несколько кирпичей и он — несколько, мои были больше, и он сказал: «Смотри. Волны смывают твои кирпичи и оставляют только мои — красивые! ». Потом мы взяли игрушечных животных, и я сказала, что хочу собаку, а он сказал: «Тебе нельзя собаку». Потом собака и лошадь подрались и убили друг друга. И все время он громко распевал: «Моя малышка далеко за морями! ».

Смех в группе.

Салли: В этот раз муж был дома — это впервые, что он был дома, — и, я думаю, что Джордж специально шумел, чтобы отец услышал.

Ну-ну. Мышонок действительно изменился! Из былых робких попыток и «прощупываний» в начале нашего знакомства он восстал во всей полноте гнева, наверстывая упущенное! Это был чертовски прекрасный симптом!

Первое замечание матери, связывающее все три происшествия: «погром» — подсказало мне, что она постепенно преодолела путь от неприятия наличия гнева как такового до полного его осознания и спокойного и открытого его принятия. Она стала терапевтом Джорджа! Возникновение его гнева и ее принятие этого чувства связаны между собой, как курица и яйцо. Мне все равно, что возникло сначала; несомненно, они переплетались между собой, подпитывая друг друга.

Очевидно было, что, по крайней мере, частично, гнев Джорджа был индикацией соперничества с матерью. Он разбил ее мотоцикл, когда она обошла его. Он «смыл ее кирпичи», когда они оказались лучше, чем его. В этот раз я подумал: хорошо, что она ничего не сказала. Это было не то, что в первый раз, — когда она не нашла слов, чтобы ответить. Это было лучше, чем во второй раз, когда она заговорила, но не приняла его чувств («Собаке не убить корову»). На сей раз это было безмолвное, спокойное принятие.