Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Этническая идентичность 6 глава




У каждого субъекта межнациональных отношений должно стать правилом поведение, состоящее в уважении к тем чертам психологии народов, которые проявляются в контактах между представителями различных этнических общностей, хотя бы на первый взгляд они и казались отжившими, даже смешными.


 

3.2. Зависимость коммуникации от культурного контекста

 

И в научной, и в художественной литературе можно встретить множество примеров того, сколь существенны межкультурные вариации систем коммуникации, т.е. обмена информацией между людьми, и как эти различия мешающим понимать друг друга. В этом проявляется специфика именно человеческой коммуникации, поскольку:

«Коммуникативное влияние как результат обмена информацией возможно лишь тогда, когда человек, направляющий информацию (коммуникатор), и человек, принимающий ее (реципиент), обладают единой или сходной системой кодификации и декодификации. На обыденном языке это правило выражается в словах: «все должны, говорить на одном языке»«(Андреева, 1996, с. 85).

Более того, в процессе коммуникации представителей разных культур непонимание может возникнуть даже в том случае, когда они говорят на одном языке, так как «понимание текста предполагает не только знание языка, но также и знание мира» (ван Дейк, 1989, с. 161). Неосведомленность в реалиях культуры может привести к полному непониманию текста при знании отдельных слов. Например, герои романа А. Макина, которые говорили по-французски, но знали только русские деревни, так представляли себе деревню Нёйисюр-Сен под Парижем: «При слове «Нёйи» перед нами тотчас возникала деревня с бревенчатыми избами, стадом и петухом», и деревня эта была населена колхозниками (Makine, 1995, р.39).

Кроме того, чтобы избежать непонимания, люди должны не только говорить на одном языке, но и понимать «молчаливый язык» друг друга, поскольку помимо вербальной коммуникации, при которой используется естественный звуковой язык – речь, существует и невербальная коммуникация на основе неречевых знаковых систем. Чаще всего невербальная коммуникация сопровождает речь, но она может быть и автономной, т.е. фактически заменять текст.

Иными словами, речь является лишь частью единого процесса коммуникации, и в реальной жизни вербальная и невербальная коммуникация тесно взаимосвязаны. Единственная разница между ними в том, что люди не задумываются о своем невербальном поведении так же часто и настолько же осознано, как о тех словах, которые используют. Но это вовсе не означает, что невербальное поведение, которое способно расставлять определенные акценты на передаваемой информации, выявлять или скрывать эмоциональное состояние говорящего, менее важно в процессе коммуникации, чем поведение вербальное.

Произнесенные слова и сопровождающее их невербальное поведение могут и противоречить друг другу. Выражая идею словами, индивид способен в то же время невербальными средствами выражать прямо противоположное.

Между культурами существуют значительные различия в том, как используются средства коммуникации в межличностном общении. Представители индивидуалистических западных культур больше внимания обращают на содержание сообщения, на то, что сказано, а не на то – как;, их коммуникация в слабой степени зависит от контекста. Для таких культур, называемых низкоконтекстными, характерен когнитивный стиль обмена информацией, при котором значительные требования предъявляются к беглости речи, точности использования понятий и логичности высказываний коммуникатора. Чтобы выделиться внутри группы и «блистать в обществе», представители подобных культур стремятся развивать свои речевые навыки.

Содержание коммуникации высоко ценится в американской культуре. Большинство американцев в повседневном общении используют «small talk» («короткий разговор»): они задают друг другу вопросы типа: «Как дела?», «Прекрасный денек, не правда ли?», – и вовсе не ждут на них ответа. В дискуссиях американцы предпочитают высказываться ясно и четко и стремятся в первую очередь выдвинуть основной аргумент, чтобы вызвать у оппонентов желание услышать остальную информацию (см. THandis, 1994).

В высококонтекстных культурах при передаче информации люди склонны в большей степени обращать внимание на контекст сообщения, на то, с кем и при какой ситуации происходит общение. Эта особенность проявляется в придании особой значимости форме сообщения, тому как, а не тому, что сказано.

Высокая зависимость коммуникации от контекста, характерная для многих восточных культур, проявляется в расплывчатости и неконкретности речи, изобилии некатегоричных форм высказывания, слов типа «может быть», «вероятно» и т.п. Так, японцам соблюдать вежливость и сохранять гармонию межличностных отношений помогает сам строй родного языка, в котором глагол стоит в конце фразы: говорящий, увидевший реакцию на свои первые слова, имеет возможность смягчить фразу или даже полностью изменить ее первоначальный смысл. Японец старается говорить так, чтобы избежать слова «нет», вместо этого он использует мягкие обороты-отрицания:

«Я прекрасно понимаю ваше идущее от сердца предложение, но, к несчастью, я занимаю иное положение, чем вы, и это не позволяет мне рассмотреть проблему в нужном свете, однако я обязательно подумаю над предложением и рассмотрю его со всей тщательностью, на какую способен» (Цветов, 1991, с. 287).

В деловых взаимоотношениях японцы обычно ведут разговор «вокруг да около», долго рассуждая обо всем, только не об основном предмете дискуссии. Эта стратегия позволяет им лучше узнать о намерениях партнеров, чтобы либо подладиться к ним, либо противостоять, не уронив при этом достоинства противоположной стороны.

Анализируя особенности русского языка, мы обнаружим большое количество признаков того, что и русская культура является высококонтекстной. Лингвисты отмечают, что: «в русском языке гораздо богаче, чем во многих других, поле неопределенности....На месте одного разряда неопределенных местоимений имеется три – местоимения на -то, -нибудь и кое- (если не четыре, учитывая некий,некто)*. А расплывчатые формы высказывания – «бесконечные почему-то, что-то, должно быть и проч., как правило, опускаются при переводе, скажем, Чехова на европейские языки» (Падучева, 1997, с. 23).

Как тут не вспомнить и самое распространенное в настоящее время в русском языке слово-сорняк как бы, которое, на наш взгляд, не случайно пышным цветом расцвело на поле лингвистической неопределенности именно в ситуации социальной нестабильности, характерной для современной российской действительности. Россия действительно как бы отказалась от наследия прошлого и как бы строит как бы новое общество.

Для коллективистических культур характерна и большая, чем для индивидуалистических, дифференциация эмоциональных категорий, что отражается на стиле межличностных отношений (см. Triandis, 1994). Внимание к контексту сообщений проявляется в богатстве языковых средств для выражения эмоций, в стремлении передавать все оттенки возникающих между людьми чувств и все колебания в отношениях между ними. Так, в японском языке имеется намного больше терминов для межличностных эмоций, например симпатии, чем в английском. Японцы имеют множество слов для разных типов улыбок и смеха, различая их как по звукам, так и по функциям (улыбка, за которой кроется печаль, надменная неопределенная улыбка, «социальная улыбка», которая изображается для соблюдения благопристойности, профессиональная улыбка, довольная улыбка человека в возрасте и т.п.) (см. Пронников, Ладанов, 1985).

Впрочем, высококонтекстные культуры могут существенным образом различаться по проявленности эмоций в речи. Если для японской культуры нормой является сдержанность при обмене информации; то «русская культура относит вербальное выражение эмоций к одной из основных функций человеческой речи» (Вежбицкая, 1997, сл. 43). При этом русский язык, как и японский, имеет исключительно богатый репертуар лексических и грамматических выражений для разграничения эмоций и придания особой окраски межличностным отношениям.

Еще в XIX веке П. Хохряков, считая.особым качеством русской беседы задушевность, связывал с ним особенности русского словообразования, непереводимого на другие языки: множество «задушевных слов» (заветный, ненаглядный, родимый, душа-человек и т,п.) и слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами (голубчик, душенька, зазнобушка, светик мой, миленький, хорошенький) (см. Хохряков, 1889). Современные исследователи показателями высокой эмоциональности русского языка считают также его богатство «активными» эмоциональными глаголами (тосковать, грустить, огорчаться, хандрить, ужасаться, стыдиться, любоваться, негодовать, томиться и т.д.), величайшее разнообразие производных форм русских имен и многое другое (см. Вежбицкая, 1997).

Вежбицкая высказывает предположение, что выбор окрашенных в определенные эмоциональные тона слов, в том числе и вариантов имен, в современном русском языке «может в большей степени зависеть от сиюминутного настроения говорящего и от особого отношения, которое он хочет выразить именно в этот момент, чем от каких-то постоянных жестких соглашений» (Там же, с. 107). Иными словами, зависимость коммуникации от контекста проявляется в русской культуре не только в открытости, но и в спонтанности проявления эмоций.

Впрочем, в традиционной русской культуре XIX – начала XX века вариантность называния человека определенным именем намного более четко зависела от времени и места контакта, социального статуса собеседника и его возраста. Так, во время праздников и на общественных сходах избегали «уличных» прозвищ, имевшихся почти у каждого взрослого. К зажиточным и уважаемым односельчанам намного чаще, чем к ровне, обращались по имени-отчеству. Общаясь с подростками, использовали полуимя – Машка, Ванька, а получение полного имени – Марья, Иван – «являлось важным показателем признания перехода в совершеннолетие» (Берштам, 1988, с. 41).

Современная японская культура, служащая образцом высокой зависимости от контекста, сохранила больше традиционных, стереотипных элементов поведения, в том числе и вербального, чем русская. Вербальная коммуникация японцев и в наши дни больше зависит не от сиюминутной ситуации, а от относительного статуса говорящих, например от подчиненного положения одного и превосходства другого: «Не далее как полвека назад в японском языке употребляли шестнадцать слов для обозначения «вы» и «ты». На сегодняшний день сохраняется до десятка форм личного местоимения второго лица единственного числа при обращении к детям, ученикам, слугам. Имеются девять слов для обозначения понятия «отец», одиннадцать – «жена», семь – «сын», девять – «дочь», семь – «муж». Правила употребления всех этих и ряда других слов коренятся в социальном окружении и связаны с устоями» {Пронников, Ладанов, 1985, с. 221-222).

Чем больше в культуре прослеживается зависимость коммуникации от ситуации, тем большее внимание в ней уделяется невербальному поведению – мимике, жестам, прикосновениям, контакту глаз, пространственно-временной организации общения и т.п. Например, в Японии, с одной стороны, молчание не рассматривается как вакуум общения и даже оценивается как проявление силы и мужественности, а с другой стороны, «органом речи» для японца является взгляд, а глаза говорят в той же мере, что и язык. Именно встретив взгляд другого человека, японец понимает движения его души и может на ходу перестроить свое вербальное поведение.

Видимо, и в этом русская культура имеет сходство с японской. Так, Э. Эриксон приписывал русским особую выразительность глаз, их использование «как эмоционального рецептора, как алчного захватчика и как органа взаимной душевной капитуляции» (Эриксон, 1996 а, с. 519).

Но на этом сходство кончается. В Японии не принято смотреть прямо в глаза друг другу: женщины не смотрят в глаза мужчинам, а мужчины – женщинам, японский оратор смотрит обычно куда-то вбок, а подчиненный, выслушивая выговор начальника, опускает глаза и улыбается. Так как в японской культуре контакт глаз не является обязательным атрибутом коммуникации, жителям этой страны подчас трудно выдержать «нагрузку чужого взгляда» (см. Пронников, Ладанов, 1985). Иными словами, японская культура – одна из наименее «глазеющих».

Русская же культура – «глазеющая», по крайней мере по сравнению с англосаксонскими культурами. Сравнивая США и Англию, Э. Холл отмечает, что американцы смотрят в глаза лишь в том случае, когда хотят убедиться, что партнер по общению их правильно понял. А для англичан контакт глаз более привычен: им приходится смотреть на собеседника, который моргает, чтобы показать, что слушает (см. Холл, 1995). Но преподаватели лингвострановедения предупреждают российских учащихся, что в Англии считается неприличным столь пристально смотреть в глаза, как это принято – и даже поощряется – в России.

Отражение «русского» обычая смотреть прямо в глаза Э. Эриксон обнаружил и в литературных произведениях. Действительно, герои классической русской литературы в доверительной беседе, раскрываясь перед собеседником, не отрывают друг от друга взгляда. Тем самым, писатели не просто отмечают обычай смотреть в глаза, а подчеркивают неразрывную связь теплоты и откровенности в отношениях с контактом глаз.

В романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» Долли, желая вызвать на откровенность Каренина, говорит, глядя ему в глаза. Но собеседник, которого она считает холодным, бесчувственным человеком, вначале отвечает, не глядя на нее, затем почти закрыв глаза, и наконец, не глядя ей в глаза. И только решившись на откровенность, Каренин говорит, прямо взглянув в доброе взволнован-, ное лицр Долли, Именно тогда, когда Каренин взглянул в лицо, Долли стало его жалко. И после этого глаза Каренина еще глядели прямо на нее. Но это были мутные глаза: краткий момент искренности закончился для Алексея Александровича, он опять стал холоден, как и при начале разговора (см. Толстой, 1952, с. 416-419).

Контакт глаз – лишь один из элементов невербального поведения, основанного на оптико-кинетической системе знаков (или кинесике). В эту систему входит все богатство экспрессивного поведения человека – мимика, жесты, поза, походка. Именно на примере некоторых видов экспрессивного поведения мы рассмотрим основную проблему, встающую перед исследователями невербального поведения в целом – проблему степени его универсальности и обусловленности культурой, а значит, возможностей взаимопонимания при коммуникации представителей разных народов.


 

10.1. Сущность, предпосылки возникновения и виды этнических конфликтов

 

Этнические конфликты представляют собой одну из форм политических отношений — конфронтацию между двумя или несколькими этносами (или между их отдельными представителями, между конкретными субэтническими элементами), характеризующуюся состоянием взаимных претензий и имеющую тенденцию к нарастанию противостояния вплоть до вооруженных столкновений, открытых войн. Эти конфликты возникают, как правило, в многонациональных государствах и имеют форму противостояния «группа —группа», «группа — государство».

Современные западные концепции социального конфликта рассматривают в качестве его источника подавление человеческих потребностей. Например, одна из этих концепций, теория «межэтнического реконструирования жизненного мира» считает, что этнический конфликт возникает как следствие различий, существующих у разных миров. Каждый этнос, этническая группа, по мнению зарубежных ученых, представляет собой особый мир, отличающийся от других, и при взаимодействии различных миров возможно возникновение сложных, конфликтных ситуаций. Отличительной особенностью «миров» является их некритическое отношение к своей этнической общности, а попытка рефлексии означает выход за пределы этого мира.

Специфическая особенность конфликтов между «мирами» заключается в принципиальной невозможности их различения с помощью логики, путем рациональным. Основной причиной, способствующей сохранению «миров», является потребность в значении, т. е. потребность в создании собственного «мира» как условия безопасности, жизнедеятельности, самореализации, идентификации. Любой другой «мир» рассматривается как враждебный и угрожающий существованию данного «мира». Конфликт «миров» означает столкновение способов реализации человеческих потребностей [264. - С. 135].

Традиционные аналитические методы урегулирования конфликтов в рассматриваемой ситуации неэффективны, так как субъекты конфликта не желают ни при каких условиях идти на компромисс, уступки, полагая, что происходит посягательство на их жизненно важные ценности и потребности. Подобные конфликты могут быть разрешены с помощью метода межэтнического реконструирования жизненного «мира» — путем создания нового «мира» или в ходе постепенных структурных изменений общества.

Российские ученые считают, что одной из главных предпосылок этнического конфликта выступает идеология национал-экстремизма — теории и практики национального превосходства (неприятия культуры, традиций, религии, обычаев другого народа). Национал-экстремизм, как правило, спекулирует на объективных противоречиях, трудностях экономического, социального, экологического, духовного характера, «белых пятнах» истории, несовершенстве национально-государственного устройства, правовой защиты чести и достоинства граждан, перегибах в кадровой политике. Всему этому придается «национальная» окраска, центр тяжести переносится на противопоставление народов, проповедь исключительности «своей» нации и возложение вины на инонационального соседа.

Отечественная наука подчеркивает и тот факт, что искусно подогреваемые национальные чувства как бы накладываются на реально существующие проблемы, затем включается такой универсальный механизм всякого национал-экстремизма, как политическое хамелеонство и «всеядность», способность вступать в коалицию с самыми полярными идейными течениями и откровенными преступниками, коррумпированными кругами, в том числе из структур официальной власти, «кланами», где каждый преследует чаще всего далеко не национальные интересы, а свои собственные. В определенный момент межнационального конфликта национал-экстремизм приобретает характер «национального единства», временного межнационального союза для борьбы с общественной системой, блокирования властных, правительственных решений [18].

Обычно этнические конфликты выступают, с одной стороны, следствием проявления негативных стереотипов взаимного восприятия контактирующих (соперничающих) народов, с другой -порождением конфликтных ситуаций, возникающих как результат предъявления представителями в чем-либо ущемленных этнических групп определенных требований, а именно:

гражданского равноправия (от прав гражданства до равноправного социального статуса и экономического положения);

права на культуру (от символического использования родного языка на дорожных указателях и вывесках до языковой политики, признающей использование языка этнического меньшинства в суде, в государственных учреждениях, в школьном и университетском образовании);

институционализированных политических прав (от символических элементов автономии местных органов власти и символического представительства в государственных органах управления до полномасштабного конфедерализма);

права на осуществление определенных изменений, включая изменения границ, создание новых государств или присоединения к другому государству [93].

 

Этнические конфликты сопровождаются определенной динамично меняющейся социально-политической ситуацией, которая порождается неприятием ранее сложившегося положения существенной частью представителей одной (нескольких) местных этнических групп и проявляется в виде хотя бы одного из следующих действий данной группы:

а) начавшейся ее эмиграции из региона, определяемой общественным мнением данной группы как «исход», «массовое переселение» и т.п., существенно изменяющей местный этнодемографический баланс в пользу «других» остающихся этнических групп;

б) создания политической организации («национального» или «культурного» движения, партии), декларирующей необходимость изменения положения в интересах указанной этнической группы (групп) и тем самым провоцирующей ответное противодействие органов государственной власти;

в) спонтанных (не подготовленных легально действующими организациями) акций протеста против ущемления своих интересов со стороны представителей другой (других) местной этнической группы или органов государственной власти в виде массовых митингов, шествий, погромов [93].

Об этническом конфликте как реальном феномене чаще всего можно говорить тогда, когда организационно оформляется и приобретает определенное влияние национальное движение (или партия), ставящее своей целью обеспечение «национальных интересов» определенной этнической общности и для достижения этой цели стремящееся изменить прежде бывшее терпимым или привычным положение в культурно-языковой, социально-экономической или политической сфере жизни.

Этнический конфликт всегда представляет собой явление политическое, ибо даже если инициаторы перемен стремятся к изменению ситуации только в культурно-языковой или социально-экономической области, они могут достичь своих целей лишь путем обретения определенных властных полномочий. Под властными полномочиями, к перераспределению которых всегда стремятся участники этнических конфликтов, обычно понимаются способность и возможность одной группы людей распоряжаться деятельностью других групп.

Этнические конфликты можно классифицировать по различным основаниям.

Во-первых, самой общей классификацией служит деление этнических конфликтов на два вида по особенностям противостоящих сторон:

1) конфликты между этнической группой (группами) и государством. Примером могут служить события в Чечне, Абхазии или Нагорном Карабахе, результатом чего явилось создание там самопровозглашенных и де-факто независимых государств при полном вытеснении из местных органов власти русских, грузин и азербайджанцев соответственно;

2) конфликты между этническими группами (между ассоциациями групп). Примерами могут служить события еще советского времени в Фергане — погромы турок-месхетинцев узбеками или в Ошской области — столкновения киргизов и узбеков.

Эти два вида конфликтов ученые часто обобщенно называют межнациональными, понимая под ними любые противоборства между государствами и субгосударственными территориальными образованиями, причиной которых является необходимость защитить интересы и права соответствующих наций, народов или этносов.

Во-вторых, возможна классификация этнических конфликтов по приоритетным целям, сформулированным одной из сторон, а следовательно, и по возможным последствиям для полиэтничного социума, в котором конфликты развиваются.

По этому признаку обычно различают:

1) социально-экономические конфликты, возникающие на основе требований выравнивания уровня жизни, социально-профессионального состава и представительства в элитных слоях (со стороны представителей «отстающих» этнических групп) или прекращения льгот, субсидий и экономической помощи «другим» (со стороны членов «лидирующих» групп). Такие конфликты являются следствием неудовлетворенности своим правовым статусом той или иной нации, не имеющей собственной государственности или имеющей ее в усеченной форме. По сути это конфликты с властными структурами государства, в составе которого находится данная нация, но зачастую эти структуры отождествляются с народом, давшим наименование этому государству (например, абхазо-грузинский и осетино-грузинский конфликты, события в Чечне, Приднестровье, ряде других регионов);

2) этнотерриториальные конфликты, которые, как правило, имеют глубокие исторические корни. С учетом того что в России национально-территориальные границы по существу отсутствовали, а в СССР они зачастую были произвольны, неоднократно сдвигались, и ареал расселения многих народов весьма широк и пестр, — конфликты такого рода особенно опасны и трудноразрешимы. Чрезвычайно остро они протекают в местах насильственного переселения депортированных народов и на их исторической Родине при реализации права на возвращение прежних территорий (борьба между ингушами и осетинами за Пригородный район, конфликты крымско-татарский, нагорно-карабахский, в пограничных районах среднеазиатских государств, России и Казахстана, Украины и Молдовы — всего таких спорных территорий в бывшем СССР специалисты насчитывают около 100);

3) этнодемографические конфликты, которые возникают там, где реальна опасность размывания, растворения этноса в результате быстрого притока иноязычного населения. Приоритетным требованием в таких случаях становится защита прав «коренной нации», введение разного рода ограничений для «пришлых». Такого рода конфликты характерны для Прибалтики, Молдовы, ряда республик Российской Федерации.

В-третьих, по формам проявления этнические конфликты могут быть насильственными (депортация, геноцид, террор, погромы и массовые беспорядки) и ненасильственными (национальные движения, стихийные шествия, митинги, эмиграция), а по продолжительности — долговременными и кратковременными.

 

Существующие противоречия социальных интересов в случае их осознания людьми и проецирования в сферу политических процессов порождают конфликтную ситуацию.

ЭнтониГидденс, английскийсоциолог

 

Этнические конфликты носят уникальный характер. Они являются следствием распада или дезинтеграции социума, дискриминации одной нации другой, нарушения соглашений, разрыва социальных отношений и связей между людьми. Причиной межэтнических конфликтов является борьба за распределение и перераспределение материальных и культурных ценностей между этносами, этническими группами. За каждым конфликтом — человеческие трагедии, драмы народов и, что не менее опасно, неизбежность перенесения в память новых поколений старых обид, несправедливостей, которые, если они не были сняты или не получили должной правовой оценки, не нашли соответствующего общественного порицания и наказания, могут подталкивать впоследствии на решение даже простых противоречий неправедными действиями.

Предпосылки этнических конфликтов достаточно многообразны и в латентном состоянии присутствуют в любом полиэтничном обществе. Объективизация этих существовавших ранее предпосылок в общественном сознании значительной части народа превращает их в действительные причины этнического конфликта и тем самым делает его реальностью.

Среди многообразных предпосылок, выступивших в качестве причин реальных этнических конфликтов и конфликтных ситуаций в СССР и постсоветских государствах, можно, например, выделить следующие:

социально-экономические (неравенство в уровне жизни, различное представительство в престижных профессиях, социальных слоях или органах власти);

политические (возрождение этничности в любой стране сопровождается появлением новых политических лидеров меньшинства, которые добиваются большей политической власти в центре и в автономии на местном уровне; они расторгают прежние идейно-политические союзы, подвергают сомнению легитимность существующей государственной системы, отстаивая право на самоопределение меньшинства как равноправного члена международной политической системы, как нации среди наций);

культурно-языковые (недостаточное, с точки зрения представителей этнического меньшинства, использование его языка и культурных символов в общественной жизни);

Под объективизацией понимается процесс осознания конкретными людьми существующего порядка вещей в окружающей социальной действительности и появление стремления к его изменению, если он чем-то их не устраивает. Например, представители интеллигенции, как правило, первыми осознают несправедливое ущемление национальных интересов своего народа. Начало деятельности этнонациональных движений и партий (а следовательно, и зарождение этнических конфликтов) как раз и характеризуется активной пропагандой фактов подобного рода ущемления. При этом такие факты трактуются как результат целенаправленной деятельности другого народа или государственных институтов, выражающих его интересы.

этнодемографические (сравнительно быстрое изменение соотношения численности контактирующих народов вследствие миграционных процессов и различий в уровне естественного прироста);

экологические (ухудшение качества окружающей среды и используемых природных ресурсов в результате их загрязнения или истощения вследствие использования представителями иной этнической группы или государством, ассоциируемым с другим народом);

этнотерриториалъные (несовпадение государственных или административных границ с границами расселения народов);

исторические (прошлые взаимоотношения народов — войны, отношения политического господства —подчинения, депортации и связанные с ними негативные аспекты исторической памяти);

конфессиональные (включая различия в уровне религиозности населения);

культурные (культурные различия в широком смысле слова, от особенностей бытового поведения до специфики политической культуры);

психологические (угроза насильственного разрушения привычного образа жизни, материальной и духовной культуры, эрозия системы ценностей и традиционных норм по-разному воспринимаются социальными группами и индивидами в этносе; в целом все это вызывает в этнической общности защитные реакции, так как отказ от привычных ценностей предполагает признание превосходства ценностей доминирующего этноса, порождает чувство второсортности, представления о национальном неравенстве) [88].

 

10.2. Содержание этнических конфликтов и специфика их разрешения

 

В любом обществе социально-экономическое развитие и культурная трансформация протекают неравномерно в территориальном и социальном плане, что закономерно порождает, с одной стороны, противоречия в интересах различных региональных или социально-классовых (в том числе и национальных) групп, а с другой — необходимость постоянного поиска нового баланса властных полномочий между их представителями.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...