(Русское богатство. СПб., 1913, № 6, с. 353–355)

(Русское богатство. СПб., 1913, № 6, с. 353–355)

Л. Юровский

«В основу, этих очерков, — пишет автор в предисловии, — положен курс лекций, читаемый студентом Московского коммерческого института». Курс не вполне обычен по своей программе. Не тем, что С. Н. Булгаков много внимания уделяет писателям и общественным течениям того времени, когда политической экономии как особой дисциплины не существовало; первый выпуск — единственный, который до сих пор из литографированной формы перешел в печатную — заканчивает изложение на «реформации и ее значении для экономического миросозерцания». Курс необычен в другом отношении. Он ставит себе оригинальную и глубоко интересную задачу. Иногда формулирует ее так: «Рядом с вопросом о целесообразности методов хозяйства встал вопрос о самом смысле хозяйственной деятельности, о ее ценности. Хотя человек борется за свое существование, но по свойству своему он борется не просто за свое существование, но за достойное существование, не за животное прозябание, а за человеческую жизнь, и хотя он скован нуждой, но не отдается ей в плен, не спрашивая и не рассуждая, — он действует всегда как разумное существо, способное к рассуждению, оценке, к построению идеалов. Другими словами, человек всегда имеет известную философию хозяйства, т. е. известную систему оценки, норм и идеалов в применении к хозяйственной жизни» (стр. 33). И далее: «Политическая экономия изучает фактическую сторону хозяйства, философия же хозяйства изучает хозяйство как ценность, как задачу, как добро или зло. На основании сказанного вытекает ближайшее определение задачи нашего курса — “истории экономических учений”… В более узком смысле история экономических учений понимается как изложение различных течений в науке политической экономии. Политическая же экономия как наука существует не более 150–100 лет. Но возможно более широкое трактование этого предмета — изучение истории не только политической экономии, но экономических мировоззрений. Мы будем понимать историю экономических учений именно во втором, более широком и общем смысле, как историю социально–политических мировоззрений или историю философии хозяйства, причем история политической экономии как наука войдет сюда лишь как отдельная глава» (стр. 39).

Этим поставлена задача. Она не отличается, правда, абсолютной новизной. У большинства курсов и исследований по истории политической экономии мы находим не только оценку отдельных теоретических построений, но и характеристику того, что С. Н. Булгаков называет «философией хозяйства». Оригинально в курсе Булгакова то, что экономические мировоззрения он выдвигает на первый план и даже более того: для времени до XVIII века он стремится сделать их единственным предметом изложения. Нам думается, что история экономических мировоззрений, полно и проникновенно написанная, составила бы действительно одну из интереснейших книг в экономической и исторической литературе. Этого С. Н. Булгаков, однако, не дал. Его курс — только шаг в указанном направлении, только попытка, которая заслуживает признания, но еще далека от поставленной цели. Автор намечает общие очертания картины. Но на полотне остается слишком много незаполненных мест.

Охарактеризовать экономическое миросозерцание нации — это значит разрешить огромной сложности психологическую проблему. Обозреть авторов, писавших на экономические и социальные темы, для этого, конечно, недостаточно. Для того, кто хотел бы уразуметь экономическое мировоззрение англичан средины прошлого века, проштудировать Диккенса было бы не менее важно, чем изучить Милля. Вся литература и, может быть, беллетристика даже в большей мере, чем какая–либо другая часть ее, должна служить материалом для историка «философии хозяйства». И первый недостаток очерков С. Н. Булгакова, на наш взгляд, заключается в том, что привлеченный им материал недостаточно широк.

Затем С. Н. Булгаков как будто сам не вполне проникся своею основной задачей. Глава V его очерков носит заголовок: «Экономическая мысль у римлян». Начинается она так: «Римские писатели по экономическим вопросам не дают систематически разработанного учения о народном хозяйстве». И ровно страницею дальше автор продолжает: «Гораздо больший интерес, нежели экономическая теория, представляют экономические судьбы римского государства. Большой очерк этих судеб пусть восполнит недостаточный материал по истории экономической мысли». С. Н. Булгаков словно упускает из виду, что обещана была не история экономических теорий, а история экономических миросозерцаний. У римлян могло не быть писателей–экономистов в современном смысле слова. Но экономическое миросозерцание–то у них, во всяком, случае было. И даже не одно. Тысячелетняя история античного Рима бесспорно видела смену различных «философий хозяйства». Ссылка на отсутствие «систематически разработанного учения» не является поэтому законным ответом, так как читатель ищет в книге другого, другое ему было обещано. И отчасти обещанное могло быть выполнено более полно: так, например, об экономическом миросозерцании творцов римского права в монографической литературе можно было найти достаточный материал.

Нам, кажется, наконец, что недостаточно оттенено в очерках С. Н. Булгакова следующее обстоятельство. Всякая эпоха, знающая социальные противоречия, имеет не одно экономическое мировоззрение. Господствующие и подчиненные классы живут и хозяйствуют, руководясь различными экономическими идеями. Речь идет, конечно, не о социально–экономических программах тех и других. Самый «дух» может быть различен и претворяться в различные «философии хозяйства». Булгаков же лишь изредка противопоставляет одно другому мировоззрения одной и той же эпохи, одновременные философии хозяйства.

Мы отметили несколько дефектов новой книги Булгакова. Но мы тем более настойчиво считаем необходимым подчеркнуть ее достоинства. Они лежат не только в глубоко интересной постановке задачи, они лежат и в ее выполнении. Главы о раннем христианстве и средних веках написаны превосходно. И по всей книге разбросаны ценные характеристики и замечания.