 |
Письма Л. Н. Толстого А. А. Ернефельту.
|
|
|
|
I 1).
Письмо, полученное от вас, доставило мне большую радость. Я получил и ваши книги 2) и благодарю вас за них, но, к сожалению, не мог прочесть их; о чем истинно сожалею, так как судя по той главе, кот[орую] вы перевели и по названию глав, книга ваша должна быть не только интересна, но и очень значительна.
В России я думаю, что книга эта не будет допущена цензурой, но если бы мы имели перевод ее, мы бы поместили его в издающемся у нас рукописном журнале 3).
Желаю вам неперестающего движения вперед на том пути, на который вы вступили. Желаю этого вам, п[отому] ч[то] радость жизни на пути Христовом приобретается только неустанным движением вперед, стремлением к бесконечному совершенствованию и вследствие того все большим и большим осуществлением в этой жизни учения Христа, т. е. установлением Царства Бога. Очень рад общению с вами и буду еще больше рад, если буду в состоянии чем-нибудь служить вам.
Любящий вас Лев Толстой.
1-13 Февраля 1895.
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. Это, первое, письмо Л. Н-ча Ернефельту было ответом на первое же письмо финского писателя ко Л. Н-чу. По поводу этого письма Ернефельта Л. Н. в феврале же 1895 г. писал Г. А. Русанову: „Радуют особенно загорающиеся в разных местах Европы центры священного огня, который Христос свел на землю... На днях получил из Финляндии письмо и книги от Арвида Эрнфельда, который весь горит огнем христианского учения и проповедует в Финляндии и Швеции".
Печатаем выше целиком упоминаемое здесь первое письмо Ернефельта.
2. См. предыдущее примечание.
3. Л. Н. имел в виду рукописное издание, выходившее в немногих экземплярах в 1894—1896 гг. под заголовком: „Архив Льва Николаевича Толстого"; переведенная глава из книги Ернефельта была помещена в № 4 этого издания.
|
|
|
—————
II.
Дорогой Арвид Ернефельт, я очень виноват перед вами. Перевод ваш 1) я получил и передал его друзьям моим. Многие читали вашу книгу и получили от нее пользу и радость. В наш Архив мы еще не поместили ее. Номера Архива постараюсь прислать вам; пишу постараюсь, п[отому] ч[то] не знаю, есть ли готовые 2). Пожалуйста же простите меня за то, что не известил вас о получении вашей рукописи. Сделалось это по разным причинам, но только не по той, чтобы я не ценил вас и не дорожил общением с вами. В книге вашей есть драгоценные черты правдивости и серьезности и потому она действует на людей. Как идет теперь ваша жизнь? Напишите мне. Увидаться же с вами я буду очень рад, только не советовал бы вам предпринимать стоющее время и денег путешествие нарочно в Москву. Коли Бог велит и так свидимся, а нет, то переговоримся письмами. Если что знаю и сумею сказать, подробно отвечу на ваши вопросы.
Любящий вас. Л. Толстой.
22 Дек[абря] 1895.
————————
1. Мать А. А. Ернефельта, Е. К. Клодт перевела с финского на русский язык всю книгу его — „Мое пробуждение". — Ее рукопись вскоре после того была отобрана у В. Г. Черткова во время произведенная у него перед высылкой его заграницу обыска. И только в 1914 г. рукопись эта, вместе с некоторыми другими отобранными тогда же бумагами, поступила из Департамента Полиции в Рукописное Отделение Библиотеки Академии Наук. С этой именно рукописи и печатается в настоящем издании исповедь Ернефельта.
2. „Архив Л. Н. Толстого" переписывался на пишущей машине или гектографировался в очень небольшом количеств экземпляров, которые в настоящее время являются поэтому музейной редкостью.
———
III 1)
[17 Июля 1898].
Хотя мы и никогда не видались, мы знаем и любим друг друга и потому я смело обращаюсь к вам с просьбой оказать мне большую [помощь]. Дело, которое [я имею к вам] должно [остаться никому неизвестным], кроме вас [и по]этому никому не говорите и про это письмо, а ответьте мне (Моск. Кур. дор., ст. Козловка), где вы теперь и готовы ли помочь мне? 2).
|
|
|
Пишу так кратко, п[отому] ч[то] мало надеюсь, чтобы при недостаточном адресе; письмо дошло до вас.
Лев Толстой.
————————
1. Дата этого письма установлена по Дневнику Л. Н. Толстого. — Слова, включенный в прямые скобки в оригинале трудно разбираемы из-за его порчи; они переданы здесь со слов А. А. Ернефельта.
2. В пояснение этого письма Л. Н-ча, А. А. Ернефельт сообщает: „На вопрос Л. Н-ча я ответил немедленно. Я
быль уверен в том, что он хочет оставить Ясную и устраивает бегство. Но когда мы потом в 1899 г. увиделись в
Москве, Л. Н. сейчас же сказал „Да, да, вы поняли меня, но соблазн минован на этот раз". И потом, оглянувшись,
XXI
с глубочайшим вздохом скорби сказал: „Вы извините мне, А. А., что я так живу, но должно быть так надо". И больше мы об этом деле ничего не говорили". — В тот день, когда было написано печатаемое здесь письмо, 17 июля 1898 г., Л. Н записал в свой Дневник, между прочим, следующее: „Внутренняя борьба. Мало верю в Бога. Не радуюсь экзамену, тягочусь им, признавая вперед, что не выдержу. Всю ночь нынче не спал. Рано встал и много молился.. Взялся за „Воскресенье", и сначала шло хорошо, но с тех пор, как встревожился (два дня) ничего не могу делать. Ходил гулять очень хорошо. Написал письмо Iернфельду и приготовил добавление. Это одно важно. А силы нет противостоять привычному соблазну. Приди и вселися в ны. Возбуди воскресенье во мне!" — Через нисколько дней, 20 июля; он записал в своем Дневнике: „Все так же не сплю, но в душе укладывается и, как всегда, страдания на пользу". — Какое „добавление" (очевидно к письму к Ернефельту) приготовил Л. Н., к сожалению неизвестно.
———
IV.
Дорогой Арвид,
Благодарю вас за то, что вы написали мне о себе. Все это мне очень интересно. Хотя я и не читал вашу книгу о плотском и духовном рождении Иисуса 1), я думаю, что книги такого рода: религиозные размышления, приуроченные к священному писанию, мало полезны. Я думаю, что время, когда такие книги имели значение, прошло и что теперь нужно писать книги (если уже писать религиозные книги), проникнутые духом Христова учения, независимо от текста писания, опираясь не на писание, а на разум и любовь, свойства общие всем людям. Содержание вашей драмы 2) нравится мне, но, не вижу внутренней связи между обращением начальн[ика] крепости и его отречением от насилия. Впрочем это вероятно ясно в самой драме. Во всяком случае желаю ей успеха, и даже успеха материального, кот[орый] для вас вероятно не нужен для роскоши, а для свободы от нужды, и которым вы воспользуетесь вероятно только в этой мере. Если увижусь с вами когда, чего
|
|
|
XXII
желаю очень, то расскажу вам, какой я ждал от вас помощи. Теперь соблазн, кот[орый| заставлял меня искать этой помощи, минован 3). Все это последнее время, полгода, я занят очень содействием духоборам в их переселении в Канаду и исправлением и расширением повести, кот[орую] я отдал в печать для этой цели 4). Если проживу еще хочется написать многое, но стараюсь жить настоящим, вечным, готовясь к переходу в другую форму жизни, стараясь в этой делать волю пославшего.
Получил два письма О[льги] К[онстантиновны) 5). Передайте ей мой привет. Пишите мне изредка.
Любящий вас Л. Толстой.
16 дек[абря] 1898.
————————
1. В то время А. А. Ернефельт начал писать книгу под заглавием: „Начало Евангелия или рождение Иисуса из человека и Бога". Следуя совету Л. Н-ча, он не продолжал после этого письма Л. Н-ча, начатую работу.
2. А. А. Ернефельт в письме своем ко Л. Н-чу вкратце изложил содержание своей драмы — „Samuel Cröell" („Самуил Крёэль").
3. См. выше письмо III и примечания к нему.
4. В то время Л. Н-ч усиленно работал над романом „Воскресение", который был им продан еженедельному журналу „Нива" — с целью пополнить сумму, необходимую для переселения в Америку нескольких тысяч духоборов. Духоборы, как известно, стремились из России в виду воздвигнутого против них жестокого гонения за их смелое осуществление в жизни своих религиозных взглядов сожжения оружия, отказ от военной службы и т. п.
|
|
|
5. О. К. Клодт, близкая родственница А. А. Ернефельта, единомышленница Л. Н-ча.
———
XXIII
V.
[Вероятно июнь 1900 г.] 1).
Дорогой Арвид,
Очень рад был получить ваше письмо. То, что вы пишете, что чувствуете как будто перестали двигаться вперед по пути равенства с людьми, испытываю и я в последнее время. Утешаюсь тем, что эта остановка мучает меня не меньше, чем прежде. Это я испытал особенно сильно в последнее время; последствием этого и была статья о рабстве 2). Я все поправлял ее и только теперь думаю, что кончил, но не посылал еще Черткову 3). Вы от него возьмите ее для перевода. У него есть еще статья: Патриотизм и правительство 4), к[оторая] тоже мож[ет] б[ыть] пригодится вам. — Еще утешаюсь тем в своей остановке — вероятно в вами тоже — что стремясь к приведению свою жизнь в соглашение с своей верой, выдвигаешь сначала одну сторону — и большей частью самую легкую и видную внешнюю форму жизни и оставляешь в прежнем положении, а иногда и ослабляешь, укорачиваешь другое, иногда более важные, как доброжелательство к людям, смирение и др.; и потом, заметив эту неравномерность, останавливаешься в начатом и стараешься соответственно с этим выровнять и отставшее. Так было со мною. Так я думаю и с вами. Иногда бывали и просто остановки от слабости и гадости, но бывало и так. Если внутри зажжен настоящий огонь, он не может потухнуть.
Получил я хорошее письмо от Ольги Конст[антиновны] и хотел ответить ей, но не нашелся адрес; если будете писать ей, скажите, что люблю ее и радуюсь на ее душевную твердость. Прощайте.
Любящий вас. Л. Толстой.
Брату вашему 5) мой привет. К вам приедет, вероятно мой друг и ваш, хотя вы его не знаете, англичанин St. John, бывший капитан английск[ой] службы, оставивший по убеждениям военную службу, провожавший духоборов на Кипр и в Канаду и живший с ними. Он хочет видеть учебные заведения в Финляндии, помогите ему в том, что ему может понадобиться. Вы рады будете узнать его 6).
XXIV
1. Дата эта только приблизительно верна; она установлена по Дневнику Л. Н-ча, в котором упоминается посещение его англичанином St. John'ом и из которого видно, что в это же время Л. Н чем обрабатывалась статья „Рабство нашего времени".
2. Статья „Рабство нашего времени", законченная Л. Н-чем в августе 1900 г. и тогда же напечатанная в издании А. и В. Чертковых „Свободное Слово" (Англия, Christchurch); в России же эта статья полностью впервые напечатана лишь в 1917 г.
В письме к родственнице Ернефельта, О. К. Клодт, от 2 августа 1900 г. Л. Н., между прочим, писал: „Я сижу дома и все время был занят статьей „Рабство нашего времени", которую на днях отослал в Англию. Мне кажется, что мне удалось сказать кое-что новое о тех экономических вопросах, которые так занимают теперь общество и которым посвящена эта статья. Очень рад буду, если она понравится Арвиду и он переведет ее. Рад был узнать из вашего письма, что вы возвращаетесь в ту рабочую семью, в которой жили. Я, вследствие своей старости и других условий, лишен этого близкого общения с рабочим людом и очень больно чувствую это лишение, в особенности теперь, когда я писал мою статью, и все более и более уяснял себе всю преступность и жестокость нашей барской жизни... Привет Арвиду и его брату".
|
|
|
3. Друг Л. Н-ча В. Г. Чертков в то время жил в Англии и занимался изданием тех из его писаний, которые из-за цензуры не могли появиться в России. И Л. Н. имел обыкновение посылать ему свои новые писания и для напечатания в издании „Свободного Слова" и для передачи их лучшим переводчикам на разные европейские языки. К тому же Л. Н. особенно высоко ценил критические замечания В. Г. Черткова на свои религиозно-философские и политико-общественные статьи, и также в виду этого посылал ему первому свои рукописи.
4. Статья эта появилась в 1898 г. в издании „Свободного Слова", а после 1905 г. и в России — в издании „Обновление", которое впоследствии было конфисковано; после переворота 1917 г. статья эта появилась в нескольких отдельных изданиях.
5. Известный финский художник Эро Ернефельт, побывавший у Л. Н-ча в Москве в 1899 г. вместе с А. А. Ернефельтом.
6. St. John (или Артур Карлович Синджон) у А. А. Ернефельта не побывал.
XXV
VI.
Арвиду Ернефельт. 14 марта 1902 г. Гаспра.
Хотя я еще лежу и не могу писать, милый Арвид, не хочу оставить вашего письма без ответа. Как хорошо que vous persévérez l). Претерпевый до конца спасен будет. Как часто мы губим хорошее дело именно тем, что отчаиваемся в середине, а часто и в конце его. Особенно это хорошо у вас, в вашем матерьяльно трудном положении, хотя, собственно, самые трудные и сложные матерьяльные условия ничего, ровно ничего не весят в сравнении с требованиями духовной жизни для того, кто живет ею.
Как бы хорошо было, если бы ваши Финляндцы перенесли средства борьбы из патриотических интересов в общие, вечные3): не отказывались бы от военной службы в известных условиях, а совсем, как от дела противного не только христианству, но и самой нетребовательной совести. Отказы от военной службы все чаше и чаще повторяются, как распускающаяся в разных местах почки весной. Я так и умру с уверенностью, что „близко, при дверях" изменение всего существующего строя от лжи и насилия к разуму и любви, не только в Финляндии или России, но и во всем христианском мире. Вы верно знаете про отказы во Франции и в Болгарии 3).
Рад был узнать про Ольгу Константиновну. Я хотел несколько раз ей отвечать, но не знал ее адреса. Хотелось бы знать, как ей живется. Передайте ей мою любовь. Прощайте, пишите хоть изредка.
Искренно любящий вас Лев Толстой.
————————
1. Настойчиво идете вперед.
2. В начале 1900-х гг. царское правительство решило изменить финляндские законы. Значительная часть финляндцев, возмущенная грубым вмешательством русского правительства в дела Финляндии, стала решительно протестовать против его распоряжений, сделанных помимо финляндского сената. Протесты финляндцев выразились, главным образом, в отказе подчиниться закону о введении в Финляндии воинской повинности;
они заявили массовой отказ от этой повинности. При этом
XXVI
руководящими мотивами этого „пассивного" сопротивления были соображения чисто политического характера, что и отмечает в своем письме Л. Н.
3. Про отказы от военной службы во Франции (Гутодье, Граслэна, Пети, Дэрессоля и др.) и в Болгарии (Шопова) сообщалось в заграничных русских изданиях — „Свободная Мысль" (под ред. П. И. Бирюкова, Женева, 1901, № 16) и
„Свободное Слово" (под ред. В. Г. Черткова, Англия, 1901—1902, №№ 1—3).
—————
VII.
Ясная Поляна. 28—7—1902.
Спасибо вам, дорогой Арвид, за ваше радостное письмо. Отказы от военной службы все чаще и чаще повторяются. На днях узнали, что в Москве сидит в тюрьме 279 чел[овек] солдат за высказанное ими решение не стрелять в своих братьев 1). Как много нужно времени и усилий для того, чтобы люди поняли, что то, что они давно знают, они знают для того, чтобы поступать сообразно с тем, что они знают. Здоровье мое поправляется. Но это поправление напоминает мне лампу, в которую подлили масло в то время, когда, уже начинает светать и быть видно и без лампы. Братски целую вас. Передайте мою любовь Савандеру 2) и вашему брату.
Лев Толстой.
————————
1. В печати нигде нами не найдено сообщений, подтверждающих это интересное сообщение Л. Н-ча.
2. Среди финляндцев, заявивших о своем отказе отбывать воинскую повинность, которую пыталось ввести в Финляндии царское правительство, нашлось несколько человек, обосновавших свой отказ нравственными мотивами. Среди этих лиц был также некто Нестор Савандер, передавший в воинское присутствие интересное заявление, в конце которого он, между прочим, писал: „В этом отказе от военной службы моя совесть вполне согласна с заповедью Бога". Заявление это напечатано в „Свободном Слове", № 4, 1903. Позднее Савандер примкнул к секте адвентистов.
XXV
VIII.
Большая к вам просьба, милый Арвид. Прежде всего то, чтобы никто не знал того, что я пишу вам. Просьба вот в чем: Бирюков1) сказал мне, что по словам Кони 2), может случиться, что премию Нобеля 2) присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться и поэтому я очень прошу вас, если у вас есть — как я думаю — какие-либо связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии. Может быть, вы знаете кого-либо из членов, может быть можете написать председателю, прося его не разглашать этого, чтобы этого не делали.
Конечно, я бы сам мог, узнав его адрес, написать председателю с просьбою держать это в секрете, но мне неудобно вперед отказываться от того, чего может быть они и не думают назначать мне. От этого очень прошу вас сделать что вы можете к тому, чтобы они не назначали мне премии и не ставили меня в очень неприятное мне положение — отказываться от нее 4).
Имею очень неподробные сведения о вас через Наживина5). Желал бы иметь более подробные о внешних условиях вашей жизни. О внутреннем же мире вашем сужу по своему — все большая и большая ясность и радость.
Любящий вас Лев Толстой.
1906. 25 Сент[ября].
————————
1. Павел Иванович Бирюков, друг и известный биограф Л. Н-ча.
2. Анатолий Федорович Кони, известный судебный деятель, давнишний знакомый Л. Н-ча.
3. Альфред Нобель, шведский инженер, изобретатель динамита, умерший в 1896 г., завещал часть своего огромного состояния в распоряжение Стокгольмского университета для периодической выдачи ряда премий, между прочим — премии по 100,000 рублей „поборникам мира" за труды, ведущие к осуществлению идеи мира и к сближению народов.
4. А. А. Ернефельт исполнил просьбу Л. Н-ча, переслав в Швецию дословный перевод этого его письма.
XXVI
5. Иван Федорович Наживин, писатель, в то время разделявший взгляды Л. Н-ча, но позднее, после его смерти, вовсе оставивший их. Наживин в то время жил в полуверсте от А. А. Ернефельта.
—————
IX.
Очень рад был получить ваше письмо, милый Арвид, хотя и грустно было узнать, что вам тяжело было. Будем крепиться, милый друг: для христианина не может быть ничего дурного, кроме того, что в нем самом. А то что в нем самом в его власти.
Что же касается письма ваших журналистов1), то я никак не могу исполнить их желания, так как не знаю и не могу знать никакой Финляндии, так же как не знаю и не могу знать никакой России. Знаю я людей, живущих в разных местах земного шара, более или менее близких мне, никак не потому, что они по странному заблуждению считают себя подданными такого или иного правительства и привыкли говорить на том или ином языке, а потому, насколько мы соединены с ними одним и тем же пониманием жизни и взаимной любовью, вытекающей из такого понимания.
Нет никакого условия жизни, при котором люди — добрые люди — могли бы совершать такие ужасные преступления, как те, которые совершаются во имя патриотизма 2). Понимаю я, что угнетенные народности, как польская, финляндская, могут особенно легко поддаваться этому страшному искушению, но все-таки не могу без жалости думать о людях, которые поддаются ему. Вот все, что могу сказать им.
Прощайте, милый друг Арвид, пожалуйста, почаще пишите мне. Очень рад буду иметь общение с вами, потому что душевно люблю вас.
Лев Толстой.
1908. 28 Февр[аля].
————————
1. Некоторые финские политические деятели, зная про дружеские отношения А. А. Ернефельта со Л. Н-чем, неоднократно посылали его ко Л. Н-чу с просьбой убедить его высказаться
XXIX
в печати относительно разных притеснительных мер русского правительства против Финляндии; при этом они рассчитывали, что Л. Н. сможет оказать некоторое влияние на высших властей. При первом посещении А. А. Ернефельтом Л. Н-ча, в 1899 г., Л. Н., по словам Ернефельта, дал определенные советы насчет желательного поведения финнов в их крайне затруднительном положении и с жаром одобрил мысль пассивного сопротивления. Его слова были переданы Ернефельтом, насколько позволили тогдашние цензурные условия, в книжке, изданной на финском языке под заглавием „Дневник во время моей поездки в Россию в 1899 г." (Гельсингфорс). В 1908 г. те же финские политические деятели просили Ернефельта уговорить Л. Н-ча выступить против отделения от Финляндии Выборгской губернии, сильно взволновавшего в то время всех финляндцев.
2. Намек на террористические акты (напр., на убийство финляндского генерал-губернатора Бобрикова и др.).
—————
X.
Ясная Поляна. 25 августа 1908.
Статья ваша, милый Арвид, прекрасна и хорошо было бы напечатать ее в русской газете 1). Рад всегда общению с вами, потому что люблю и помню вас. Прошу передать мою любовь и память О[льге] К[онстантиновне] Клодт. Об одном жалею, что мало знаю про вас, про вашу и внешнюю и главное внутреннюю жизнь.
Любящий вас
Л. Толстой.
————————
1. Статья А. А. Ернефельта по поводу 80-летия Л. Н-ча была напечатана в финском журнале „Päivä", 1908, № 35 (печатаем ниже эту статью в редакции, исправленной автором в 1915 году).
—————
XXX
XI 1).
Я и разочарован и огорчен, милый Арвид Александрович, что вы не приехали к нам нынче. Если возможно пожалуйста, пожалуйста 2) приезжайте к нам хотя на часок. Очень хотелось бы еще повидаться с вами. Под „вами" само собой разумею и ваших детей.
Л. Толстой.
22 мар[та] 1910.
————————
1. Эта записка Л. Н-ча относится к времени, когда А. А. Ернефельт гостил в Телятенках (в 3-х верст. от Ясной)
у Чертковых. Он приезжал с старшими своими детьми: сыном—студентом и 16 летней дочерью.
2. Это слово и в оригинале повторено дважды.
—————
Толстой
(статья А. А. Ернефельта).
Существует пять не-толстовских мировоззрений.
1) Церковное, по которому настоящее время и весь этот видимый мир является долиной скорби, от которой человек должен отвернуться для приобретения загробного, будущего блаженства, с верой в учения церкви и повинуясь церковным и государственным властям. Настоящее же время и мир
остаются навсегда злом.
2) Мировоззрение государственное, по которому мир не только не улучшается, по впал бы в величайшие бедствия войны всех против всех, если бы не было государственного насилия, благодаря которому, при помощи армии и духовенства, жизнь мира доводится до той высшей возможной степени совершенства, которая проявляется в существующем общественном строе. Для достижения же загробного блаженства требуется повиновение не только государственным властям, но еще и требованиям церкви.
3) Мировоззрение так называемых „реальных политических деятелей" или „либералов", по которому существующий
XXXI
строй вовсе не наилучший возможный, а должен свободно развиваться в прогрессивном направлении на исторических началах. Для этого надо предоставить народу свободу развития и в то же время конституцией установить такой порядок, чтобы руководителями этого развития избирались не государственники консерваторы, а либералы. Тогда дела веры будут отделены от государства. Все веры будут терпимы. Нетерпимым будет только неверие в „Конституционное" правительство, охраняемое воссозданной на новых началах армией и переустроенными тюрьмами.
4) Мировоззрение „социально-революционное", по которому общественный строй должен измениться отнюдь не путем исторического, постепенного развития, а осуществлением совершенно вымышленного идеала товарищеских отношений между людьми, выраженного в учениях, социализма о переходе средств производства к государству. Потому сам переворот будет совершаться не постепенно, сам собою, а разом, внезапным под'емом народной энергии, т. е. революцией. Приближение этого момента зависит от усиления пропаганды в народе и от перехода политической власти в руки социалистов. Власть эта будет охраняться не армией, а милицией. Вера же или неверие дело вполне частное, ненужное. Нужна только вера в социалистический идеал будущего. В настоящем же улучшения жизни людской не только не желательны, но прямо вредны, так как отвлекают от веры в полное улучшение порядка в будущем.
5) Мировоззрение анархическое, по которому все зло, мешающее естественному общежитию мира, происходит от духовенства, государственников, либералов и революционеров, считающих каждый по отношению к себе необходимым достижение и удержание власти над людьми посредством организованного вооруженного насилия, Улучшение мира может произойти только уничтожением всех властителей. Средством же этого уничтожения властителей не может служить ни армия, ни милиция, так как обе обусловливаются опять-таки командующей ими властью; но уничтожение должно совершаться все возрастающимся числом отдельных, никому неподвластных террористов. Религия же или нравственное
XXXII
чувство, запрещающее такое насилие ради будущего, ничто иное, как бред мозга.
Вот пять не-толстовских мировоззрений. В них замечается общая черта: противоречие между идеалом будущего и средствами осуществления этого идеала в настоящем. Все эти средства: церковная нетерпимость, войны, борьба за власть, революция, бомбы — все они возбуждают в настоящем враждебность между людьми, то есть нечто не приближающее к идеалу будущего, а отдаляющее от него.
По толстовскому же пониманию жизни, именно настоящее время есть та единственная вечность, в которой люди могут найти истинно освобождающую их жизнь, и потому стремление к добрым делам в настоящем никак нельзя заменить дурными делами во имя какого бы ни было будущего. И потому для свободной жизни в настоящем необходимо отказаться не только от употребления всякой власти над людьми, но и от повиновения всем таким повелениям властителей, которые во имя будущего требуют от человека дел, сейчас возбуждающих между людьми враждебность. Мир же улучшается только по мере просветления в людях этой истины.
Таким образом толстовское жизнепонимание является между мировоззрениями единственным, в котором цель совпадает со средствами. И именно благодаря этому совпадению оно и является для человечества религией.
Живший среди нас Толстой подобен башне, верхушку которой мы, его современники, не видим только потому, что стена башни поднимается как раз у наших ног и мы принимаем ее за стену обыкновенного сарая. Но отойдут грядущие поколения, и они увидят высоту этого жизнепонимания, царящую над миром.
Арвид Ернефельт.
1908, 1915.
Введение.
Как утреннее солнце светом своим пробуждает нас от сна, так три года тому назад все мое бытие пробудилось великим духовным светом.
Событие это я потому и называю своим пробуждением. И так же, как при пробуждении ночь забывается, и все мысли обращаются к наступившему дню, так же и я не помнил более прошедшего и не думал о нем, начав сейчас же делать первые, непривычные мне движения в своей новой, освещенной светом жизни.
И только теперь, когда я решил написать о своем пробуждении, я должен, ради читателя, опять вернуться к своей прежней жизни.
И отыскивая путевую нить ее, я вначале блуждаю как бы среди темных, спутанных грез, в которых трудно найти последовательность и связь. Кажется, будто все время какие-то случайные, слепые силы кидали меня, овладевали мной оставляли меня, независимо от моей воли.
Но когда я углубляюсь в эту жизнь, то я постепенно начинаю видеть ее смысл. Большинство из тех случаев и обстоятельств, которые, при поверхностном взгляде на жизнь, казались мне важнейшими, теряют теперь все свое значение. А значение получают напротив отношения и обстоятельства, которые, как смутные воспоминания, едва мерещутся в сознании, которые я должен с большим усилием оживлять в памяти своей, но которые, раз ожив, поразительно растут и разливают свет во тьме.
Посещение школы, студенческие и юридические экзамены, свадьба, поездка за границу и тому подобные важные события, которые, как я думал, слагали всю мою жизнь, сту-
— 2 —
шевываются, а вместо них выступают самые маловажные: детские молитвы и мечты, мысли и страдания, о которых я думал, что они умрут со мною и предадутся вечной тайне. Назначением моей жизни не было исполнение тех беспокойных, часто полных страстей и противоречащих друг другу стремлений, которые наполняли жизнь мою от юношества до возмужалого возраста. Все эти стремления и желания были не для того, чтобы осуществиться, но напротив, чтобы вызвать и дать созреть своей собственной противоположности, подготовить свое собственное разрушение и мое пробуждение к той новой жизни, которою я живу теперь.
Спящий принимает сновидения за жизнь. Но проснувшийся знает, что оно только ускорило его пробуждение к жизни.
Вряд ли какая-либо литературная задача представляет столько трудности, как дать верное, вполне честное изображение самого себя.
Описать верно свою наружность не трудно, потому что я могу иметь ясное представление о том, каким я кажусь другим. Я могу стать вне себя, на ту точку зрения, с которой смотрят на меня другие, и писать то, что вижу. Таким образом могу видеть также разные привычки свои, даже черты своего характера — что я, например, мнителен, вспыльчив, честолюбив и т. д. Но дело совсем другое, когда я должен описать свое собственное я, взятое изнутри себя, показать причины особенностям моего характера. Представить себя таким, каким я могу быть только в своих собственных глазах.
Когда я принялся за эту работу, я был поражен ее трудностью. Чем более я старался приблизиться к своей цели, тем более чувствовал свое бессилие. Едва мне удавалось после долгого размышления описать какую-нибудь черту и едва я успевал радоваться и сходству ее и удаче, как мне начинало, казаться, что эта была сущая ложь. Собственная критика в ту же минуту перевертывала вверх дном все, что было обдумано и с большим трудом облечено в слова.
— 3 —
Основываясь на воспоминаниях молодости, я хотел между прочим описать себя так:
„Я люблю более всего в мире деревенскую природу, березы, сосны, облака, люблю земледелие, лошадей, люблю воду, лодки, люблю машины, токарную работу, кузницы, железопроизводство и разную ручную работу, которая требует телесного упражнения и ловкости. В то же время я люблю одиночество и грезы, люблю писать повести и рассказы, люблю размышлять и строить философские теории. Всякая общественная должность и принудительная власть мне противны, я ненавижу публично выставляться, ненавижу всякое стремление к власти и влиянию на общество, но в особенности терпеть не могу соперничества, которое есть естественное следствие всего вышесказанного. Мне хотелось бы бежать от всего этого. Я уверен, что природа, белый ствол березы или просвечивающая из-за туя вечерняя заря оттого так и манит меня к себе, что они свободны от того беспокойного духа соперничества, чувствуя который сердце бьется так мучительно".
Но продолжая описание свое в этом направлении, я изумился его неверности. Я почти покраснел, когда представил себе, что кто-нибудь, кто знает меня, прочтет этот лживый рассказ. И мне хотелось написать совершенно другое:
Я городской тип с головы до ног; люблю широкие улицы, толпу людей; ношу дорогое платье, придающее мне репрезентабельный вид; люблю бывать в освещенных залах, появляться на кафедрах; стараюсь изучить всевозможные общественные учреждения; избираю практическую карьеру юриста, которая может дать мне высшее общественное положение; страстно предаюсь жизни партий; в соперничестве вся моя жизнь; в стремлении к влиянию на общество и к отличию вся моя вера.
Но ведь тут предо мною являются два образа, почти противоположные друг другу. Первый безусловно верен, когда я смотрю на себя изнутри себя своими собственными глазами, но он разбивается тотчас же, как только я пред-
— 4 —
ставляю себя в глазах других. Второй напротив верен, когда я смотрю на себя глазами других. Единственно как представление обо мне других, оно и мое представление о самом себе.
Как бы для избавления себя от этого затруднения, я наконец стал доискиваться причины, почему именно эта задача была так трудно разрешима. И тогда я заметил, что затруднение производит именно та странная двойственность во мне. Я имею представление о себе такое, каким чувствую себя внутренне и такое, каким я хочу представиться другим.
Таким образом значение этого обстоятельства ничуть не в том, что это мешает дать верное и целое представление о себе, а напротив, именно понимание этой двойственности и помогает мне познать себя.
Так что вместо того, чтобы отвернуться от своей двойственности, я буду стараться проследить ее во всей моей жизни, рассказать о ее происхождении, развитии и уничтожении.
Рассказ этот должен ответить на вопрос, что я был до пробуждения.
—————
I.
|
|
|
