Глава LXXIV. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Странное зрелище, о котором только что шла речь, былонастолько страшным, что не казалось нелепым. На него нельзябыло смотреть без содрогания и ужаса. А смотрел ли на него кто-нибудь, кроме койотов на земле икоршунов в небе? Да. Его видел человек, который -- единственный во всемТехасе -- отчасти уже разгадал эту тайну. Но и для него не все еще было ясно. Он знал только, чтовсадник без головы не был ни чучелом, ни дьяволом. Но и этотчеловек испытывал ужас при виде страшного всадника. Он знал,кто перед ним, и все-таки дрожал. Он смотрел на всадника без головы с опушки лесногоостровка, прячась в тени деревьев. Несмотря на страх и желание остаться незамеченным, он,словно притягиваемый каким-то магнитом, все время следовал завсадником без головы по внутреннему кругу, не обгоняя и неотставая. Более того, ведь он увидел страшного всадника до того, каксам въехал в дубраву. Он заметил его издалека и мог бы легкоизбежать встречи с ним. Но вместо этого он решительно повернулк нему. Он продвигался осторожно, держась за деревьями, словноохотник, выслеживающий пугливого оленя, с той только разницей,что охотник за оленем никогда не испытывает такого страха.Очутившись среди деревьев, он, несмотря на свой страх, вздохнулс облегчением -- теперь он, по крайней мере, перестал боятьсянеудачи. Вряд ли он проехал десять миль по прерии без всякой цели;недаром он продвигался столь осторожно, по самой мягкой траве,под прикрытием кустов чапараля -- так, чтобы никому непопасться на глаза и не выдать своего присутствия хрустомветок. Стоило немного понаблюдать за человеком, передвигавшимсяпо опушке лесного островка, чтобы понять смысл его поведения.Его глаза были устремлены на всадника без головы, он напряженноследил за его передвижениями и сообразовался с ними. Сначала казалось -- его главным чувством был страх. Черезнекоторое время страх сменился нетерпением, которое заставилоего действовать смелее. Такая перемена в настроении человека,прятавшегося в дубраве, произошла оттого, что всадник безголовы упорно не приближался к ее опушке ближе чем на двестиярдов. Это настолько раздражало преследователя, что он то и делоначинал бормотать ругательства. Впрочем, он всегда уснащал имисвою речь. -- Ах ты, чертова тварь! Подойди она поближе хотя бы надвадцать ярдов, я бы мог в нее попасть. Выстрелить сейчас --значит только спугнуть ее, а второго такого случая можетникогда больше не представиться. Черт побери! Если бы не этидвадцать ярдов! Как будто желая проверить свой расчет, говорящий еще разприкинул расстояние, отделявшее его от всадника без головы.Свое короткое охотничье ружье он все время держал наготове совзведенным курком. -- Нет смысла, -- пробормотал он после некоторогоразмышления.--Пуля будет на излете и не ранит лошадь, а толькоиспугает ее. Надо набраться терпения и подождать, пока онаподойдет поближе. Проклятые волки! Все из-за них... До тех пор,пока они ходят за ней, лошадь будет держаться вдали от леса.Такова повадка всех техасских мустангов, черт бы их побрал!.. Анельзя ли ее как-нибудь приманить? -- продолжал он, немногопомолчав.-- Может быть, она пойдет на мой зов?.. Сомнительно.За последнее время она отвыкла от звука человеческого голоса итолько испугается, пожалуй. И от моей лошади она тожешарахнется, как в тот раз. Правда, тогда это было при лунномсвете, и, кроме того, за ней гналась собака. Не мудрено, чтолошадь одичала, таская на себе черт знает что. Ведь это же неможет... нет! В конце концов, это чья-то проделка... чья-тодьявольская проделка! При этих словах говоривший натянул поводья. Наклонившисьвперед, чтобы лучше видеть, он продолжал всматриваться встранного всадника, медленно огибавшего дубраву. -- Это, несомненно, его лошадь. Его седло, серапе -- всеего. Как же они попали к другому? После нескольких минут молчания он снова заговорил: -- Фокус или нет, но дело плохо. Тот, кто это подстроил,должен знать все, что произошло тогда ночью. Если пуля там, еенадо достать. Какой я был дурак, что хвастал этим! Вот уждействительно везет, как утопленнику... Нет, она ближе неподойдет. Она явно боится леса. Все мустанги чувствуют себяувереннее на открытом месте. Что же делать? Может быть, лошадивсе же приятно будет услышать человеческий голос? Если бытолько она подошла на двадцать ярдов ближе, все было бы впорядке. Черт побери, попробую... Подъехав немного ближе к опушке, он стал подзывать лошадь: -- Поди-ка, умница! Подойди, хорошая лошадка! Из этого ничего не вышло -- лошадь не только не подошла,а, наоборот, испугалась; едва она услышала этот зов, каквыронила траву изо рта, затрясла головой и испуганно захрапела;казалось, она боялась этого звука гораздо больше, чем койотов икоршунов. Ведь она была мустангом, и для нее человек был злейшимврагом -- особенно человек верхом на лошади; и теперь онапочуяла близость этого врага. Она не остановилась, чтобы рассмотреть, что это за человеки что это за лошадь. Для нее это были враги. По-видимому, и всадник думал так же, потому что он ненатянул поводья и не остановил ее; предоставленная самой себе,она умчалась в прерию. С грубым ругательством незадачливый преследователь выехализ дубравы. Он снова выругался, увидев, что выпущенная им пуля непопала в цель, а всадник без головы уже вне досягаемости.
Глава LXXV. ПО СЛЕДУ
Зеб Стумп недолго оставался на том месте, где обнаружилотпечатки сломанной подковы. Шести секунд ему оказалось достаточно, для того чтобысличить подкову с отпечатком. Затем он сейчас же поднялся наноги и пошел по следу. Он шел пешком. Старая кобыла послушноследовала за ним на почтительном расстоянии. Зеб прошел больше мили, замедляя шаг там, где отпечаткибыли мало заметны, и опять ускоряя его, когда следы становилисьяснее. Как археолог, найдя в развалинах древнего города глинянуютабличку, читает иероглифы, которые понятны только ему, так иЗеб Стумп читал таинственные знаки на земле прерии. Поглощенный этим занятием, охотник, казалось, ничего незамечал. Он не смотрел ни на безграничную зеленую саваннувокруг, ни на синее, безоблачное небо над головой. Онсосредоточенно вглядывался в траву под ногами. Внезапно раздавшийся звук заставил его поднять голову. Это был выстрел из ружья, но настолько далекий, чтопрозвучал он как осечка. Зеб инстинктивно остановился и поднял глаза, но невыпрямился. Старый охотник быстрым взглядом осмотрел горизонт в тойстороне, откуда донесся звук. Голубоватый дымок, все еще сохраняя шарообразную форму,медленно поднимался к небу. Под ним темнела полоска далекойдубравы. С того места, где стоял Зеб, и темное пятно леса, и дымокот выстрела, и звук его могли быть замечены только опытнымследопытом. Но Зеб видел дымок и слышал выстрел. -- Чертовски странно! -- пробормотал он, продолжая стоятьв позе огородника, сажающего капустную рассаду. -- Чертовскистранно, чтобы не сказать больше. И кому это вздумалосьохотиться в таком месте? Ведь там же никакой дичи не водится --не оправдаешь пороху и на один выстрел. Я бывал в этом леске.Кроме койотов, там ничего нет. И чем только они там питаются?..А-а! -- продолжал он после некоторого молчания. -- Какой-нибудьлавочник из поселка, уехавший в "экскурсию", как онивыражаются, лупит по этим тварям, а потом будет хвастать, чтоохотился на волков. Что ж, пусть охотится -- это меня некасается... Э! Сюда кто-то едет! Шпорит лошадь, словно за нимчерти гонятся... Что? С места не сойти, это безголовый! Старый охотник был прав. И кто не узнал бы всадника,который только что отделился от облачка порохового дыма искакал во весь опор к тому месту, где стоял Зеб! Это был не кто иной, как всадник без головы. И не было сомнений, что он скачет прямо к Зебу, словноувидел его. В пределах Техаса едва ли можно было найти более отважногочеловека, чем старый охотник. Он не боялся встречи ни сягуаром, ни с пумой, ни с медведем, ни с бизоном; не пугали егои индейцы. Он, пожалуй, не растерялся бы при встрече с отрядомкоманчей, но при виде этого одинокого всадника Зеб потерялсамообладание. Закаленный жизнью среди дикой природы, верный ученик этогомудрого учителя, Зеб Стумп, однако, не был лишен некоторыхсуеверных предрассудков. И у кого их нет! Старый охотник не боялся ни человека, ни зверя, но передсверхъестественным он отступил. Да и кто угодно испугался быпризрачного всадника, который неудержимо мчался вперед, словнонеся с собой смерть. Зеб Стумп не просто отступил -- дрожа от ужаса, он сталискать, где бы спрятаться. Задолго до того, как всадник без головы мог его заметить,он укрылся в росших неподалеку кустах. Но ведь его могла выдать оседланная кобыла. Нет, преждечем скорчиться в своем убежище, Зеб принял мерыпредосторожности. -- Ложись! -- крикнул он своей верной лошади, которая хотяи не умела говорить, зато прекрасно понимала его. -- На землю,живо, а то смотри провалишься в преисподнюю! Словно испугавшись этой угрозы, кобыла сразу же опустиласьна передние колени, а затем, подобрав задние ноги, улеглась натраве, словно расположившись на отдых после трудового дня. Едва только Зеб и его лошадь успели спрятаться, как мимоних галопом проскакал таинственный всадник. Он мчался во весь опор и, по-видимому, не собиралсяостанавливаться, чему Зеб был очень рад. Всадник без головы поехал в этом направлении совершеннослучайно, а вовсе не потому, что увидел охотника или его тощуюкобылу. Но, как ни испугался Зеб, он все же успел рассмотретьзагадочного всадника, прежде чем тот скрылся из виду. И то, что было тайной для всех, перестало быть тайной дляЗеба Стумпа. Когда лошадь поравнялась с кустами, где спрятался Зеб,ветер отогнул край серапе, и под ним охотник увидел хорошознакомый ему костюм. Это была голубая блуза со складками нагруди; несмотря на покрывавшие ее багровые пятна, старыйохотник узнал эту блузу. Но он не был уверен, что узнал лицо, упиравшеесяподбородком в бедро всадника. В этом не было ничего странного. Даже любящая мать, такчасто любовавшаяся прекрасным лицом сына, теперь не узнала быего. Зеб тоже не узнал его -- он догадался. Лошадь, седло,полосатое серапе, небесно-голубая куртка и такие же брюки, дажешляпа на голове -- все это было знакомо ему; он узнал и фигурувсадника, который сидел, выпрямившись в седле. Голова должнабыла принадлежать этому же человеку, несмотря на своенепонятное смещение. Это не было мимолетным видением -- Зеб хорошо рассмотрелстрашного всадника; хотя он мчался галопом, но зато проехалвсего в десяти шагах от старого охотника. Но он ни словом, ни движением не попытался остановитьудалявшегося всадника; только потом, поняв, кто этот всадник,он с грустью прошептал: -- Иосафат! Так, значит, это правда! Бедный паренек! Убит!
Воспользуйтесь поиском по сайту:
